Глава 13

Либерти провела остаток дня в суете и хлопотах. Бедного Уикерса едва не хватил апоплексический удар, когда на сегодняшний вечер она выбрала прием в доме Фуллертона. Все, кто Дэрвуда знал более или менее близко, был в курсе того, что он питает к Фуллертону глубочайшую неприязнь.

Остаток дня у Либерти не шли из головы слова Гаррика, а приглашение в дом к Фуллертону не давало покоя. Может, нет ничего удивительного в том, что Эллиот не нуждается в ее любви? Но с другой стороны, если честно признаться самой себе, ему теперь вроде вообще ничего не нужно.

Собственно говоря, он стал таким, как есть, именно благодаря людям типа Фуллертона.

Стоило Либерти задуматься о лицемерии всех этих людей, как ее сердце наполнялось праведным гневом. Возможно, отец Эллиота тоже был нечист на руку, но его единственным прегрешением, насколько она могла судить, стало то, что он испытывал угрызения совести. И тогда все те, кому он безоговорочно доверял, тотчас превратились в его злейших врагов. И нет ничего удивительного в том, что ради своего спасения эти люди растоптали его.

Именно тогда и было решено создать «Сокровище» как некий реестр их черных дел. Все до единого подозревали друг друга и прилагали все усилия, чтобы оградить себя от предательства противника. Каждый получил свой экземпляр, а вместе с ним и гарантии, что их круговая порука не даст сбоя. То есть до тех пор, пока каждый имеет возможность разоблачить остальных, никто не осмелится сделать это первым.

И эта правда известна только ей одной, считала Либерти. По словам Гаррика, Эллиот подозревал, что круг недругов гораздо шире и включает не только Уиллиса Брэк-стона. Однако Либерти не предполагала, как далеко дотянул клан щупальца своих преступных финансовых операций. И сегодня она попытается заручиться содействием Аддисона Фуллертона. Как только он согласится помочь ей, она сможет покончить с тиранией Ховарда. И тогда Эллиот вздохнет свободно.

Либерти провела день в делах и заботах, занимаясь обновлением своего скудного гардероба и пытаясь не думать при этом о предстоящем вечере. Вспоминая свой утренний разговор с Гарриком, она ощущала прилив энергии. Она представляла себе Эллиота в юности: вот он, одинокий, подавленный, сломленный потерей родителей, доверчивый и наивный, бродит по улицам Лондона без пенни в кармане. Стоило Либерти вспомнить их разговор в карете, когда они с Дэрвудом ехали на венчание, как тотчас перед ее глазами возникало его лицо, она вспоминала его желчные слова, и ее сердце переполняла боль. Интересно, думала Либерти, а как он выглядел до того, как трагедия наложила на него свой жестокий отпечаток?

Ведь, несмотря на все то, чего он сумел добиться в жизни, несмотря на его положение и богатство, Эллиоту неведомо, что значит быть любимым — просто любимым человеком, а не обладателем титула и богатства. Более того, он вообще не верил, что такое возможно.

Готовясь к выходу в свет, Либерти решила, что если и способна чем-то одарить Дэрвуда, то прежде всего уважением к нему как к личности. И пусть он не доверяет ей настолько, что отказывается поверить в ее любовь к нему! Зато уважение он наверняка не посмеет отвергнуть, ведь он подарил ей свое уважение. И никогда, ни при каких обстоятельствах она не даст ему повода усомниться в ее преданности. Светское общество когда-то отвергло его по своему недомыслию, хотя Дэрвуд и был гораздо честнее и благороднее, чем окружавшие его люди.

Сегодня, поклялась себе Либерти, она покажет этим людям, как глубоко они заблуждались, недооценивая этого человека. Сегодня вечером они с Эллиотом вновь окажутся в центре всеобщего внимания, дадут пищу для пересудов. Ведь вряд ли кто ожидает их присутствия на званом вечере. Пусть видят, как она танцует с Эллиотом в самой гуще его врагов, как вдвоем они укажут Фуллертону, да и не только ему, их истинное место. Ховард относил Аддисо-на Фуллертона к числу своих самых близких друзей. Теперь, когда у Либерти открылись глаза на сущность бывшего благодетеля, это ее почти не удивляло. Все они друг друга стоили.

И к концу вечера у Эллиота не останется сомнений в том, что она относится к нему с величайшим уважением. Либерти твердо решила, что наконец совершит этот судьбоносный шаг — из круга знакомых Ховарда она навсегда перейдет в неприступную цитадель Дэрвуда.

От этой мысли ей стало легко на душе, как никогда.

Ловким движением рук Дэрвуд хитроумным узлом завязал галстук. А тем временем, развалясь в кожаном кресле, в углу устроился Гаррик.

— Во имя всего святого, Мосс, ни за что не поверю, что Либерти убедила тебя отправиться на званый вечер к Фуллертону! Черт возьми, интересно, что она задумала? Хотел бы я знать!

Но Эллиот и сам весь день мучился тем же вопросом.

— Понятия не имею, что у нее на уме, — пробормотал он. — Но с другой стороны, я уже устал объяснять, почему упорно отказываюсь принимать их приглашения. Так что будь что будет. Уж если этот мерзавец Фуллертон так жаждет видеть мою жену, что согласен на то, что вместе с ней в его дом нагряну и я, то пусть пеняет на себя. Не собираюсь перед ним расшаркиваться. — Дэрвуд проникновенно посмотрел на друга. — Уверен, у моей жены веские причины на то, чтобы мы отправились прямо в пасть к этому чудовищу.

— Знаешь, — отозвался Гаррик, предварительно сделав внушительный глоток виски, — я искренне завидую твоему хладнокровию. Тебе совершенно наплевать на то, что говорят злые языки в Лондоне о твоей женитьбе. Тебе наплевать, что сама королева выразила неудовольствие по этому поводу. Нет, ты бросаешь им всем вызов и делаешь то, что тебе хочется.

Эллиот сделал вид, будто занят булавкой на лацкане. Откуда Гаррику знать, скольких душевных сил ему будет стоить этот вечер. Весь день его преследовал голос Либерти. Эллиот словно наяву слышал, как она говорит, что любит его. Она любит его, а он по своей же глупости вот-вот может ее потерять. От этих мыслей он сходил с ума.

Наконец булавка с изумрудом заняла положенное ей место, и Дэрвуд вновь повернулся к другу:

— Думаю, не ошибусь, если скажу, что ее величеству и ее венценосному супругу нужны мои деньги. Надо сказать, что королева отнеслась к моей скоропалительной женитьбе весьма снисходительно. Более того, она даже поздравила меня.

— И как долго собираешься делать вид, будто тебя не волнует, что о тебе говорят?

— Меня это действительно не волнует, — возразил Эллиот. — Уж кто-кто, а ты, Гаррик, должен это знать. Мне на самом деле все равно, будут меня принимать в обществе или нет. Кроме того, можно подумать, я не знаю, что стану делать, если общество от меня отвернется.

— У меня такое впечатление, что тебе нравится осложнять себе жизнь. Не понимаю, почему ты отказываешься играть по правилам?

— Почему же? Можно, конечно, но как это скучно! — Дэрвуд наклонился к зеркалу, проверяя, насколько гладко он выбрит. — Боюсь, без бритья не обойтись, — произнес он, проводя рукой по подбородку. Либерти прислала ему записку, в которой говорилось, что, прежде чем она присоединится к нему на званом вечере у Фуллертона, ей придется по пути заехать кое-куда по делам. Дэрвуд же мог приехать к Фуллертону в любое удобное время. От секретаря Дэрвуд сумел узнать лишь то, что Либерти необходимо сделать покупки. Так что Эллиот не имел представления, где она и чем занимается, и от этого не находил себе места. Возможно, Либерти по-прежнему считает, что угрозы исходят от Уиллиса Брэкстона. Дэрвуд же до сих пор в этом не уверен. Более того, размышляя над этой загадкой, он все более убеждался, что коварный план, разработанный Ховардом, выходит за рамки обыкновенных финансовых операций.

А еще ему не давал покоя вопрос, почему из всех приглашений Либерти выбрала именно званый вечер у Фуллертона. Она наверняка осведомлена, как неприятен ему этот человек, ведь вражда Дэрвуда с Фуллертоном была такой же притчей во языцех, как и его вражда с Ренделлом. Эллиот пытался подавить в себе раздражение. Нет, Либерти на его стороне, в этом Дэрвуд не сомневается. Возможно, она не знает или не до конца понимает, почему Фул-лертон столь опасен для них обоих. Однако Дэрвуд уверен в одном — Либерти ни за что не предаст его. Ведь она его любит.

И если Либерти находит нужным отправиться к Фуллертону, она объяснится с ним сегодня вечером. Дэрвуд был так погружен в свои размышления, что не заметил, что опаздывает и у него не остается времени завершить переодевание. Более того, у него не осталось времени, чтобы побриться, а темная щетина, к досаде, самым откровенным образом напоминала о себе.

— Очень заметно? — спросил он Гаррика.

— Наконец-то у тебя появилась возможность откликнуться на новые веяния в моде и отрастить себе бороду.

— Не люблю я бороды.

— Нет, ты не любишь другое: что каждый хлыщ в городе уже успел отрастить себе бороду.

— И это тоже. Согласен с тобой. — Дэрвуд отступил от зеркала, чтобы в последний раз посмотреться перед уходом.

Вечерний наряд сидел на нем безукоризненно, хотя фасон его вот уж несколько лет как вышел из моды. Дэрвуд потянул за полы фрака, чтобы он удобнее облегал плечи, после чего повернулся к другу.

— Гаррик, скоро дело дойдет до того, что ты станешь спасать меня от моих же прихотей.

Гаррик поставил стакан на стол и поднялся.

— Не уверен, что твою женитьбу на Либерти можно отнести к прихотям.

— Кажется, ты к ней неравнодушен, — заметил Дэрвуд. У него все еще перед глазами стояла утренняя сцена: его лучший друг нежно держит за руку его жену. Дэрвуд почувствовал укол ревности. Как легко и непринужденно общаются между собой его законная половина и лучший друг, как быстро они нашли общий язык!..

— Угадал, — ответил Гаррик и пристально посмотрел на Дэрвуда. — Любой на моем месте был бы к ней неравнодушен.

— Но ведь она моя жена.

— Никто не спорит. Но со стороны может показаться, что ты относишься к ней не как к своей законной супруге, а как к секретарю. Интересно, где кончается одно и начинается другое, хотел бы я знать.

Эллиот замер на месте, так и не надев плаща.

— Что ты сказал?

— То, что ты слышал.

— Гаррик, если ты собрался соблазнить Либерти, обещаю, я тебя убью. Лучше даже не пытайся.

— Не волнуйся, у меня и в мыслях нет ничего подобного, — заверил его Гаррик. — Она мне просто нравится, если, конечно, не считать одной ее склонности, которая жутко действует мне на нервы.

— К чему ты клонишь, черт тебя побери?

— Она любит тебя. А это, должен признаться, меня ужасно раздражает в женщине.

Эллиот не верил собственным ушам. Господи, даже Гаррик и тот уже знает об этом. Нет, не видать конца его злоключениям. Но случись ему потерять Либерти, у него ничего не останется в этом мире.

— Не говори глупостей. У нас с ней деловое соглашение, и ничего более. Как только Либерти передаст мне Арагонский крест, она может быть свободной. Я не стану ее удерживать. Я получу то, что мне нужно, и мое отмщение Ренделлу свершится.

— И тогда ты будешь наконец-то счастлив?

— Естественно.

— А как же Либерти? — Гаррик даже выругался себе под нос.

— А при чем здесь она? — вопросом на вопрос ответил Дэрвуд.

— Значит, считаешь, Либерти только и мечтает получить пять тысяч фунтов и навсегда исчезнуть из твоей жизни?

— Но ведь это условие нашего договора. Мне кажется, она будет более чем довольна.

— Боже милостивый, Дэрвуд, ты и впрямь намерен погубить самого себя?

Слова друга неприятно поразили Эллиота.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, Фрост.

— Ты столько лет всячески отгораживался от людей, что теперь робеешь признаться даже себе в собственных чувствах к женщине. И боишься, что Либерти непременно предаст тебя, точно так же как все другие.

Дэрвуд почувствовал, как бешено забилось его сердце, готовое выскочить из груди. Гаррик даже не догадывался, что страх предательства преследовал его, не давая ни минуты покоя, вот уже две недели. Впервые за пятнадцать лет бурливший в его душе котел успокоился, и вдруг на смену ему пришел страх, что Либерти лишит его того единственного, что было для него дороже всего в жизни.

— Не говори глупостей.

— Это я говорю глупости? Подумай сам — почему это последние две недели ты ходишь чернее тучи?

— Потому что кто-то угрожает моей жене. Покушается на ее жизнь. Извини меня, Гаррик, но тот инцидент порядком отравил мне жизнь.

— Однако отнюдь не потому, что ей якобы угрожал Брэкстон. Даже не потому, что тебе кажется, будто ее жизнь в опасности. А потому, Дэрвуд, что возомнил, то есть почему-то вбил себе в голову, что при первом же удобном случае она тебя предаст. Когда же этого не случилось — она согласилась отдать свой экземпляр «Сокровища», — это страшно напугало тебя. Ты ведь сам сказал, что Либерти ничего не стоило использовать эту книгу с выгодой для себя. Брэкстон охотился за этим томом, был готов заплатить сколько угодно, но твоя жена использовала эту книгу во благо твоей персоне, а не себе. И вот ты злишься на нее, потому что теперь к ней неравнодушен.

Дэрвуд подумал, что Либерти стала для него просто необходимой. Она была самой разной — противоречивой, упрямой и в чем-то наивной, но вовсе не той интриганкой, какой ему представлялась когда-то. Эллиоту тотчас вспомнился счет, который сегодня утром представил ему секретарь. За те несколько недель, что они стали мужем и женой, Либерти истратила на свой гардероб смехотворную сумму. На ливреи своих лакеев он истратил гораздо больше.

Дэрвуд почувствовал, что Гаррик не сводит с него изучающего взгляда.

— Насколько я понимаю, — Эллиот нервно прокашлялся, — ты собрался читать мне нотации на сей счет. Я тебя об этом не просил.

— Да. Мне кажется, ты продемонстрировал свое обычное упрямство и по этой причине кое-что проглядел. Либерти не безгласная вещь, Эллиот. Она живой человек.

— Человек, который некогда помогал Ховарду Рен-деллу, — произнес Дэрвуд и протянул руку, чтобы взять шляпу.

— Скажи, а давно ли ты был готов лечь в постель с кем угодно, даже с самим дьяволом, лишь бы приблизиться к намеченной цели? Подумай как следует, был ли у нее выбор.

— Выбор есть у каждого, — сказал Дэрвуд и надел шляпу. — Правда, чаще мы совершаем совсем не то, что нужно, и идем наперекор судьбе.

— Как ты сейчас, например.

— Послушай, Гаррик, признайся честно: что тебе от меня нужно?

— Чтобы ты разнообразия ради подумал о Либерти, а не о себе. Это, конечно, нелегко. Но, черт возьми, если хочешь выставить себя этаким правдоискателем, вспомни и о ее чувствах. Можно подумать, ты не знаешь, что будет с ней, когда она узнает о твоем намерении стереть с лица земли выстроенную Ренделлом империю.

Гаррик на мгновение смолк, глядя, как Дэрвуд надевает плащ.

— Либерти понятия не имеет, в каком состоянии тот оставил после себя дела. Если я ей скажу, она просто не поверит.

— Но ты хотел бы, чтобы все-таки поверила? Дэрвуд на минуту задумался.

— Не спорю, я отчасти приложил к этому руку, и не собираюсь идти на попятную, — осторожно произнес он и пристально посмотрел на друга. — А теперь я буду премного благодарен тебе, если ты прекратишь этот пустой разговор и прямо сейчас отправишься к Фуллертону. Мне надо еще кое-куда заехать, и потому я попросил бы тебя присмотреть за Либерти. Так мне будет спокойнее.

— Ты в этом уверен?

— Я лишь повторю то, что сказал. Только посмей волочиться за ней, и я вызову тебя на дуэль.

— Скажи, что я такого сделал, что ты сомневаешься в моей дружбе?

— Ничего, — был вынужден признать Эллиот, надевая перчатки. — Но я тебя знаю как свои пять пальцев, и меня не проведешь. Я знаю, когда у тебя глазки загораются. Ты хочешь ее.

— Как и ты. Дэрвуд стиснул зубы.

— Какая разница, чего я хочу?.. — раздраженно процедил он и вышел из комнаты.

Спустя двадцать минут карета Дэрвуда подкатила к портику лондонского особняка Аддисона Фуллертона. При мысли о том, что ему придется провести в этом доме целый вечер, Эллиот почувствовал боль в висках. Бомонд все это время только тем и был занят, что обсуждал его женитьбу на Либерти, и Фуллертон поддался искушению проверить выдержку Дэрвуда, как если бы не устоял перед выгодным капиталовложением. Дэрвуд не сомневался — все до единого ждали, когда же Либерти его покинет.

От этой мысли внутри у него все закипело. Нет, он своей собственности просто так не отдаст.

Еще никогда в жизни не был он столь одержим непреодолимым желанием обладать человеком. Объектом его страсти раньше были лишь неодушевленные предметы. И теперь он понял, почему его как магнитом тянет к Либерти. В свое время гнев и раздражение наполняли его кипучей энергией, столь необходимой для выполнения поставленных целей. Пока был жив Ренделл, вся энергия Дэрвуда была направлена против Хаксли. Когда же графа не стало, былой огонь начал постепенно угасать. По крайней мере мысль об отмщении больше не подстегивала Дэрвуда, не гнала его вперед. Подобно измученному голодом человеку, который думает только о еде, Эллиот не сумел обрести новый смысл жизни. И лишь теперь обрел его в лице Либерти Мэдисон.

Она полюбила его — воистину подарок судьбы.

С такими мыслями Дэрвуд собрал в железный кулак нервы и ступил в логово заклятого врага. Он тотчас отыскал глазами Либерти и, заметив ее, почувствовал, как в нем вновь мощной волной нарастает желание. На Либерти белое платье, украшенное бриллиантами. Темные локоны уложены, прическа подчеркивает красоту лица. Ее венчает золотая диадема, усыпанная драгоценными камнями. В этот момент Либерти была не просто неотразима, а божественно прекрасна и, что самое главное, принадлежит ему.

Заметив Дэрвуда, она озарилась улыбкой.

Со стороны могло показаться, что для нее нет ничего естественнее, чем, увидев Эллиота, через весь зал устремиться к нему с радостной улыбкой. И ничего страшного, что гости сразу настороженно притихли, ожидая, что произойдет дальше. И ничего страшного, что Аддисон Фуллертон не смог скрыть свой злобный взгляд. Главное, что Либерти одарила его улыбкой светской львицы. Дэрвуд отдал лакею плащ и шляпу и зашагал навстречу супруге.

Он шел, и толпа гостей расступалась перед ним, как волны перед носом корабля. Голубые глаза Либерти светились лукавым огоньком, и Эллиот понял, что ей здесь нравится. Более того, она отлично понимает, какое впечатление они вдвоем должны произвести на публику, и с удовольствие играла роль примы. Что касается Дэрвуда, то он открыл для себя в Либерти не ведомую ему ранее сторону ее натуры. А еще от него не укрылось, с каким вожделением смотрит на ее обнаженные плечи Гаррик Фрост. Однако стоило Эллиоту приблизиться к ней и заглянуть ей в глаза, как он тотчас забыл, что зол на своего лучшего друга. Потому что, посмотрев в глаза этой женщине, никто на свете не посмел бы заподозрить ее во лжи или измене.

— Добрый вечер, Либерти.

— Милорд. — На его приветствие она ответила легким кивком. — Надеюсь, вы получили мою записку?

— Разумеется, — ответил он, ощущая неловкость из-за того, что слишком пристально на нее смотрит. И тем не менее не смог отвести глаз. Внезапно до Дэрвуда дошло, что он впервые видит Либерти в роскошном вечернем туалете. Дома она предпочитала простые платья. И хотя ее скромные наряды подчеркивали стройность фигуры, они, конечно, не шли ни в какое сравнение с элегантным атласным платьем, в котором она явилась к Фуллертону на званый вечер. Платье придало ей обольстительность и привлекательность, противостоять ее чарам было преступно. Дэрвуд с трудом удержался от того, чтобы не коснуться ее. Ему страстно хотелось прижать ее к себе, ощутить, как она тает в его объятиях. Когда до него донеслись негромкие звуки вальса, он про себя поблагодарил небеса. Она улыбается ему! Он медленно протянул Либерти руку.

— Я только сейчас вспомнил, что мы еще ни разу с вами не танцевали. Уж если мы собрались произвести фурор, почему бы нам не начать с вальса?

— Сейчас моя очередь, Мосс, — подал голос Гаррик. — Тебе придется подождать следующего танца.

Дэрвуд, не удостоив беднягу Фроста даже взглядом, положил руку Либерти на талию.

— Катись к дьяволу, Фрост, — пробормотал он и повел Либерти на середину зала.

Либерти рассмеялась его выходке. После нескольких недель напряженного молчания между ними этот смех едва не лишил его остатков самообладания. Пальцы Либерти легли на его рукав.

— Вам не следовало проявлять неучтивость по отношению к Гаррику. Он может обидеться и перестанет считать себя вашим лучшим другом.

— В данный момент меня меньше всего интересует, что подумает обо мне Гаррик Фрост, — ответил Дэрвуд, приготовившись к танцу. — Кстати, вы сегодня на редкость хороши, просто обворожительны.

— То есть вы довольны?

— У вас еще остались сомнения на сей счет?

— Вам нравится платье? Боюсь, обнаженные плечи — это чересчур смело и откровенно.

Эллиот начал двигаться в такт музыке, увлекая за собой Либерти и чувствуя неземное блаженство.

— Я предпочитаю смелые решения, — прошептал он ей на ухо. — Более того, могу заявить со всей категоричностью: что для вас смело — просто потрясающе!

Либерти одарила его счастливой улыбкой:

— Должна ли я понимать, что удостоилась очередного комплимента?

— Неужели я так скуп на них?

— Откровенно говоря, в последнее время если вы и видели меня, то не в лучшем виде. Подозреваю, вы наверняка прониклись уверенностью, что мои излюбленные украшения — это пыль и грязь.

— На тот случай, если это ускользнуло от вашего внимания, я сам не слепо следую за модой.

— Милорд, может, ваш наряд и отстал от моды на несколько лет, зато в вас есть природная грация и элегантность, которым позавидуют многие. — Ее пальцы нежно побарабанили по его плечу. — Я так счастлива, что танцую с вами. Уверена, любая женщина в этом зале завидует мне сейчас.

Дэрвуд закружил ее так, что у Либерти зал поплыл перед глазами. Чтобы она не потеряла равновесие Эллиот крепко прижал ее к себе.

— Мне кажется, мадам, вы дразните меня. Она посмотрела ему в глаза:

— А не кажется ли вам, что дразнить все-таки лучше, чем выяснять отношения? Дэрвуд весь напрягся.

— Хотите сказать, что в последние дни я был невыносим?

— Думаю, вернее сказать — мы оба наделали ошибок. И я хочу, чтобы между нами восстановились прежние отношения, какими они были в первые дни медового месяца.

При этих словах Дэрвуд воспарил.

— Мне тоже этого хочется. — Он убрал руку с ее талии и сунул в карман. — Более того, должен сказать, что сегодня я чуть задержался, потому что заехал за одной вещицей. Я дарю ее вам.

— Мне?.. — Либерти в изумлении подняла брови.

— Да-да. Сегодня днем я понял, что своей жене совсем не уделял внимания, — произнес Эллиот, доставая из кармана изящную золотую цепочку, на которой был подвешен сине-зеленый эмалевый крестик. Прелестная цепочка сверкала в свете свечей. — Мне давно пора было преподнести вам какое-нибудь украшение. Право, я сожалею, что не сделал этого раньше.

На глаза Либерти навернулись слезы.

— Милорд, право, я в смущении.

Они продолжали кружиться по залу, и он сжимал в руке крестик.

«Интересно, — думал он, — поймет ли Либерти значение подарка?» Дэрвуд будто экслибрис хотел на ней оттиснуть. Впрочем, он действительно желал бы наложить на нее печать поцелуя.

— Надеюсь, вам нравится. Мне думалось, вы предпочтете нечто единственное в своем роде.

Либерти посмотрела на цепочку и крест:

— Красивая вещь.

— И вы будете носить? — Эллиот даже затаил дыхание, ожидая, что она ответит.

Пальцы Либерти пожали ему руку.

— С превеликим удовольствием!

Эллиот аккуратно надел длинную цепочку через голову Либерти, не расстегивая застежки. Поправив цепочку у нее на шее, он откинул голову, любуясь декольте. Крестик оказался как раз в ложбинке! Приличия ради Эллиот сдержал радостное восклицание и вновь положил ей руку на талию.

— Великолепно! — прошептал он, зажмурившись.

— Вы правы, — раздался ее шепот, и Дэрвуд вновь открыл глаза.

Либерти нежно погладила его плечо.

— Благодарю вас, милорд. Ваш подарок доставил мне истинное удовольствие.

— И мне тоже.

Казалось, в зале стало чересчур душно. Дэрвуд едва не задыхался. Либерти наверняка уловила эту смену настроения, и лицо ее залил легкий румянец.

— А вам жарко? — спросил ее Дэрвуд. Она тут же ухватилась за возможность сменить тему разговора.

— Не волнуйтесь. Здесь так много народу, и для всех мы стали очередным поводом для разговоров.

— Вряд ли на балу у Аддисона Фуллертона ожидали увидеть меня. И еще меньше — танцующим с собственной женой.

— И делающим ей подарок.

— Надеюсь, вы в курсе того, что мы с Фуллертоном в весьма натянутых отношениях?

— Однако он пригласил нас.

— Он пригласил вас. В этом вся разница.

— Констанция Фуллертон ни за что не пригласила бы меня к ним в дом одну. Какого бы мнения ни были обо мне эти люди, они теперь совсем не одобрят, если я стану разъезжать по балам одна.

— Как мне кажется, Аддисон решил, что ваша верность Ховарду сыграет ему на руку. Как вы понимаете, к собственности Ренделла Фуллертон имеет самое непосредственное отношение.

— Разумеется. Или вы думаете, я, несмотря на то что так долго была вовлечена в дела Ховарда, не поняла, какую роль играет в них Фуллертон?

— В таком случае вы должны быть осведомлены о моей давней вражде с ним.

Лукавые глаза Либерти показались Эллиоту бездонными голубыми океанами.

— Милорд, мне известно ваше отношение к Адцисону Фуллертону. Именно по этой причине я и решила посетить бал в его доме.

— А поподробнее, Либерти? Вы ведь представления не имеете, как я себя чувствовал, когда Уикерс сказал мне, что вы выбрали именно этот бал.

Ее улыбка померкла.

— Эллиот, признайтесь, вы не подумали, что я решила приехать сюда, потому что меня привлекает общество Фул-лертонов?

— Фуллертон был в числе ближайших друзей Ховарда. Вот почему я подумал, что вам приятно находиться в их семье.

— Те, кто был близок с Хаксли, в свое время ни во что меня не ставили. Надеюсь, вам это известно?

Дэрвуд подумал, что те, кто входил в окружение Ховарда, наверняка на редкость жестоко относились к женщине, которая в глазах всего общества была его любовницей. Поскольку Ренделл сам не выказывал ей знаков уважения, то таковых нечего было ожидать от его друзей. Впервые Дэрвуд со всей отчетливостью осознал, что в этом отношении они с Либерти ужасно похожи. Более того, она единственная во всем мире, кто может понять глубину его, Эллиота, одиночества.

— Простите меня, Либерти.

— Ничего. Теперь вам понятно, почему я хотела, чтобы мы приехали сюда вдвоем?

— Я начинаю проникаться уверенностью, что, судя по всему, вам нравится дразнить высший свет. Вспомните злополучную сигару и наше бракосочетание. И то и другое — ваша затея.

Пока они с Либерти вальсировали под заключительные аккорды, от Дэрвуда не укрылись любопытные взгляды кое-кого из гостей.

— Однако, признайтесь, даже слух о том, что вас якобы видели курящей сигару в одной комнате со мной, и даже необычные обстоятельства нашего бракосочетания не идут ни в какое сравнение с событиями этого вечера. Мы с вами не только танцуем в доме человека, который, будь у него такая возможность, пристрелил бы меня на месте, но, более того, производим впечатление счастливейшей пары.

— А разве это не так?

Дэрвуд пристально посмотрел на Либерти:

— О чем вы, мадам?

Вальс закончился, и Эллиот отвел Либерти подальше от посторонних глаз в укромный уголок возле дверей, что вели на террасу. Прежде чем посмотреть ему в глаза, Либерти поправила булавку у него на лацкане.

— Мне кажется, милорд, вашим знакомым давно пора понять одну простую вещь — на меня больше нельзя смотреть как на бывшую любовницу графа Хаксли. Я — виконтесса Дэрвуд. И если у кого еще остались сомнения относительно того, кому я храню верность, сегодня они скорее всего перестанут сомневаться.

Дэрвуду показалось, будто внутри его что-то взорвалось. Либерти даже не догадывалась, какое впечатление произвели на него ее слова.

— Либерти!.. — Он смотрел на нее, и от волнения у него перехватило дыхание. Она покачала головой:

— Сегодня я поняла, что до сих пор относилась к вам очень несправедливо. Лишь только после разговора с Гарриком мне стало ясно, что я наделала. Вы же сделали все, чтобы быть по отношению ко мне честным и справедливым. А я дала вам повод усомниться в моих благих намерениях. Нет ничего удивительного в том, что вы прониклись подозрением ко мне после моей встречи с Брэкстоном.

— Неправда.

Либерти прижала палец к его губам.

— У меня и в мыслях не было оскорбить вас, дав повод усомниться в моей честности. Более того, Дэрвуд, я поклялась стать для вас верной и преданной женой. Нет-нет, я отлично понимаю, что отношения между нами складывались непросто. Со мной подчас бывает нелегко. Однако я предупреждала вас, что не привыкла, когда за меня кто-то принимает решения. Но тем не менее, я надеюсь, вы знаете: ни при каких обстоятельствах я вас не предам.

Слушая ее страстную речь, Дэрвуд даже растерялся. В какой-то момент ему захотелось схватить ее на руки и отнести домой, чтобы тотчас упасть с ней в постель. Ему стоило немалых усилий сохранить самообладание.

— Мадам, вынужден сказать, вы всегда выбираете крайне неподходящий момент для признаний. Либерти посмотрела ему в глаза:

— Так, значит, вы верите мне?

— А как же иначе?

— И еще, надеюсь, вы догадываетесь, что я не позволю, чтобы Аддисон Фуллертон использовал меня в качестве оружия против вас.

— Никогда в этом не сомневался.

— Неужели? — изумилась Либерти.

— Признаюсь, поначалу я недоумевал, почему из всех приглашений вы выбрали именно это. Однако чего у меня и в мыслях не было, так это предположения, что вы строите козни против меня.

К его великому восторгу, Либерти крепко обхватила его за талию.

— Благодарю вас, милорд. Вы даже не представляете, сколь значимы для меня ваши слова.

Но тут в их приятный разговор вмешался Гаррик:

— Послушай, Мосс, неужели ты решил, что можешь весь вечер не выпускать даму из своих объятий?

— Она моя жена.

— Слава Богу! Наконец-то ты это уразумел! — воскликнул Фрост, протягивая Либерти руку. — Однако, если ты не возражаешь, я все-таки приглашу ее, тем более что мне обещан танец.

— Вы разрешите? Ведь наш разговор закончен, милорд? — спросила Либерти.

Дэрвуд поднес ее руку к своим губам.

— О нет, уверяю вас, это только начало. Желаю вам приятно провести время. А меня ждут кое-какие дела.

Дэрвуд подождал, пока Гаррик вышел с Либерти на середину зала. У него из головы не шли только что сказанные ею слова, отчего все его существо наполнила прежде не ведомая ему радость. Тот страх, что неотступно следовал за ним с того момента, как он переступил порог дома своего злейшего врага, наконец отступил. Дэрвуд с радостью думал, что ему больше не надо терзаться подозрениями и недоверием в отношении Либерти. Она сказала, что верна ему, и в ее словах не было ни грана фальши. Наоборот, теперь он спокойно может лелеять в душе бесценный дар ее любви. И если он будет беречь это сокровище, у него не будет причин опасаться его потерять.

Дэрвуд торжествовал, что так удачно выбрал для себя спутницу жизни. Но вместе с тем ему стало ясно, что за последние несколько недель он наделал немало ошибок. Например, зачем ему было замыкаться в себе? Но с другой стороны, признание Либерти ошеломило его, лишив возможности трезво и рассудительно взглянуть на их отношения. И если ему нужно ее сердце, она должна быть уверенной в нем.

С такими мыслями Дэрвуд решил взяться за решение важной задачи: ему предстояло убрать последние преграды, которые все еще стояли у него на пути. На протяжении всего вечера он то и дело ловил Либерти глазами в толпе гостей. Она выглядела счастливой. Высший свет, который поначалу отказывался признать ее, стал оказывать ей знаки благосклонности. Неудивительно, ведь Дэрвуд сделал все для того, чтобы общество приняло ее в качестве его супруги. Он ни за что, ни при каких обстоятельствах не потерпит пренебрежительного отношения к ней.

Ему осталось лишь решить последнюю проблему. Засунув руку в карман, Дэрвуд нащупал там скомканный листок бумаги. Сегодня днем на имя Либерти пришла очередная угроза, и Эллиот поклялся, что как только выведет мерзавца на чистую воду, сделает все для того, чтобы вновь добиться от Либерти признания в любви.