Глава 12

Спустя три часа Либерти, натянув одеяло под самый подбородок, пыталась успокоиться. Ее трясло, и она никак не могла согреться. Ее чистосердечное признание, что произошло между ней и Брэкстоном, ей мало чем помогло. Дэрвуд уложил ее в постель и велел оставаться в ней и даже не пытаться встать, после чего быстро ушел из дому.

«Наверное, отправился на поиски тела Брэкстона», — подумала Либерти.

В спешке Эллиот вторые бухгалтерские книги оставил в библиотеке. Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, Либерти принесла их и в течение нескольких часов сравнивала цифры с официальными гроссбухами Ховарда. Постепенно у нее перед глазами начала проступать картина грандиозного надувательства и чудовищного обмана.

Либерти испытывала невыразимую муку, разрываясь между горячим желанием узнать правду и боязнью, что эта правда откроет. Все больше она убеждалась в том, что подлый Брэкстон все-таки прав — Ховард действительно пытался использовать ее как инструмент, чтобы сокрушить Дэрвуда. И если то, что она узнала из бухгалтерских книг, верно, Эллиоту вскоре грозит полное разорение. Ее единственная надежда — поскорее обнаружить Арагонский крест. Как только Эллиот освободит ее от брачных уз, он перестанет нести всякую ответственность по ее долгам.

И в это мгновение ей пришла в голову страшная мысль — именно по ее вине произошло то, что никак не должно было произойти: она полюбила Эллиота Мосса. Тогда, выходит, перед ней неопровержимые факты, что именно она является причиной несчастий Дэрвуда. Когда-то ее охватывал страх оттого, что он обретет над ней власть. Сейчас же она со всей ясностью осознала, что любовь к нему сделала ее сильнее, придала ей смелости и решительности. Любить Эллиота не значит утратить свободу. Либерти поклялась, что не допустит, чтобы он из-за нее пострадал. И пусть для этого ей придется распотрошить всю коллекцию Ховарда, она обязательно найдет для него крест. Ведь это единственная ее надежда.

От этих мыслей ей расхотелось спать. Отложив в сторону гроссбух, Либерти поднялась с постели. Крест наверняка где-то среди вещей Ховарда в его письменном столе. Иначе она давно бы его обнаружила. Движимая страхом и волнением, Либерти на ощупь отправилась в бывший зал приемов, превращенный в склад коллекции Ховарда. В темном и холодном помещении уставленные книгами и разными безделушками полки и стеллажи казались привидениями.

Либерти зажгла несколько свечей, после чего принялась основательно перебирать вещи, ранее находившиеся в столе Ховарда. Ничего не найдя, она переключила свое внимание на книжные полки. Интересно, где же все-таки крест? Мысленно Либерти перебирала все известные ей привычки бывшего благодетеля. Сначала проверила самое очевидное — ей не раз приходилось становиться свидетельницей того, как Ховард составлял тот или иной план действий. Если в его планы действительно входило разорить Эллиота, то куда он мог запрятать этот злополучный крест?

Когда же поиски не принесли никаких результатов, Либерти принялась сбрасывать с полок все подряд; она искала крест везде — рылась среди книжных страниц, среди содержимого ящиков. Неудивительно, что, когда в комнату, плотно закрыв за собой дверь, вошел Дэрвуд, она вся перепачкалась, а вокруг нее царил полный беспорядок. От Либерти не укрылось, что вид у Эллиота едва ли не измученный.

— Добрый вечер, милорд.

— Я велел вам оставаться в постели. — В его голосе не было упрека. Увидев разбросанные по полу книги, Дэрвуд нахмурился. — Думал, вы уже спите.

— Не могла уснуть. — Либерти бросила в груду очередной фолиант. — Он мертв?

Ее вопрос Дэрвуд воспринял на редкость спокойно. У Либерти тотчас отлегло от сердца. И верно, случись ей убить человека, Эллиот сейчас метал бы громы и молнии. Он же спокойно снял перчатки и бросил их на стол.

— Нет. Хотя рана на плече довольно глубокая. Но в остальном с ним все в порядке.

— Я рада. — Либерти облегченно вздохнула. Дэрвуд пристально смотрел на нее.

— Чего нельзя сказать обо мне. — Было в его голосе нечто такое, что заставило ее поежиться. — Хотя, честно говоря, я бы предпочел, чтобы вы убили этого мерзавца.

— Эллиот, надеюсь, вы не совершили никаких необдуманных поступков?

— Необдуманных?.. Мадам, я бы хотел, чтобы вы объяснили мне, что такое в вашем понимании «необдуманный поступок», особенно если учесть вашу привычку тайком ускользать из дому под покровом темноты на свидания с такими скользкими типами, как Брэкстон.

— У меня не было с ним никаких свиданий, — возразила Либерти, снимая с полки еще несколько книг. Тщательно осмотрев переплеты, она бросила их на пол. — Мы совершили с ним обмен.

Дэрвуд презрительно фыркнул и указал на книги.

— Чего ради? Чтобы получить подтверждение скандалу, имевшему место пятнадцать лет назад? И ради этого вы рисковали своей жизнью? А вам не приходило в голову, на какие преступления мог пойти Брэкстон, лишь бы заполучить экземпляр «Сокровища»? Боже милостивый, ведь ему ничего не стоило вас убить!

«Да, и вам не о чем было бы беспокоиться», — подумала она про себя. Она почувствовала себя никому не нужной и несчастной.

— Что ж, наверное, мог бы, — произнесла она. — Тем более что он угрожал мне. Поэтому я решила, что будет лучше, если отдам ему то, что он от меня требует.

— Но ведь вы знали, что он захочет получить экземпляр «Сокровища» уже в ту ночь, когда проникли к нему в библиотеку.

— Нет. Я не знала, какая из книг ему нужна. Поняла это лишь тогда, когда распаковывала коллекцию Ховарда. Мне подумалось, что это наверняка нечто такое, что Ховард хранил в своем столе. И до недавнего времени эта книга не попадалась мне на глаза.

— Что же мешало вам отправить ее Брэкстону по почте и забыть обо всем? Вместо этого вы предпочли поставить под удар собственную жизнь. И чего ради? Чтобы раздобыть дополнительные доказательства нечестности Ховарда?

— Я рисковала своей жизнью, а не вашей, — тихо заметила Либерти.

— Не скажите! — воскликнул Дэрвуд. Он смотрел на нее, и в его взгляде читались самые противоречивые чувства. — В тот день, когда вы стали моей женой, ваша жизнь стала и моей тоже. Я просил бы вас об этом никогда не забывать.

Либерти изумленно посмотрела на него. В его глазах читалась ненасытная жажда обладания, отчего ей стадо не по себе. Она всегда знала, что Дэрвуд человек импульсивный, но до этого момента ей не приходилось сталкиваться с темными сторонами его натуры. Сейчас он более чем когда-либо напоминал ей хищника, вцепившегося в свою добычу.

— Эллиот…

Пробормотав проклятие, он шагнул к ней.

— Вы даже не представляете, во что ввязались. Или вам это непонятно?

— Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать, — прошептала Либерти, не в силах отвести взгляд от его лица.

— Хочу сказать, что Уиллис Брэкстон мечтал заполучить отнюдь не только фолиант с зашифрованной в ней цифирью. Нет, ему нужно было нечто большее. Ему нужна власть, ибо она поможет ему прибрать к рукам всю финансовую империю Ховарда.

Дэрвуд говорил взволнованно. Его длинные волосы разметались. Не сводя глаз с Либерти, он провел по ним рукой, убирая со лба.

— Брэкстон готов на все, лишь бы заполучить предприятия Ховарда в свои руки.

— Неужели? — не поверила ему Либерти.

— Да. Однако можете не волноваться. Не думаю, чтобы он решился снова надоедать вам.

— Что вы с ним сделали? — в ужасе спросила Либерти, заподозрив самое худшее.

— Вы спрашиваете меня, не убил ли я его? Что ж, такая мысль у меня была.

— Я бы не пережила, если бы вас отправили на виселицу!

— Можете не переживать по этому поводу. Гаррик убедил меня предпринять в отношении Брэкстона вполне здравые и разумные действия.

— Напомните мне, чтобы я его поблагодарила.

— А я убедил Брэкстона, что для него же лучше, если он проведет остаток своих дней за пределами Англии. Останься он здесь, я бы проследил за тем, чтобы каждый банкир, каждый инвестор в Лондоне узнал о нем правду.

— Но ведь теперь улики у него.

— Которые вы, как я понимаю, запомнили, прежде чем отдать ему том.

Как всегда, он видел ее насквозь.

— И вы сказали ему об этом?

— Я сказал ему, что том «Сокровища», который он получил в свои руки, не единственный. И если он в этом сомневается, я могу к утру добыть для него все цифры. Полагаю, он подумал, что я блефую, однако все же счел разумным не рисковать.

— В таком случае угрозы должны прекратиться, — заметила Либерти и посмотрела внутрь древнеегипетской погребальной урны, после чего отставила ее в сторону. — Право, я сожалею, что понапрасну дала вам повод для беспокойства, но, с другой стороны, теперь наверняка все уладится. Брэкстон уехал, значит, больше никаких угроз. Я стараюсь отыскать для вас Арагонский крест, и тогда вы отпустите меня на свободу.

Либерти осматривала фарфоровую китайскую вазу времен династии Мин.

Негромко выругавшись, Дэрвуд в несколько шагов преодолел расстояние, отделявшее его от Либерти, и, вырвав у нее из рук вазу, швырнул об стену. На пол посыпались осколки тончайшего фарфора. Либерти смотрела на него, не веря собственным глазам. До этого она не видела Дэрвуда в яростном неистовстве. Задумавшись над этим обстоятельством, сделала вывод, что при ней он ни разу не позволял себе дать выход необузданным страстям. Даже в самые бурные моменты их близости он всегда контролировал свои действия. И вот в нем проснулся дикарь…

— Эллиот…

Он грубо схватил ее за плечи:

— Так вот что вам нужно, мадам? Вы ищете свободы?

— Ошибаетесь, милорд. Меня в первую очередь заботит ваша свобода. Мне казалось, только этого вам и надо!

— Но что я… — он не договорил, чтобы не выругаться, а затем наклонился, чтобы поцеловать ее. — Судя по всему, мадам, вы плохо представляете себе мои желания.

Его поцелуй был властным и жадным. Либерти тотчас поникла в его объятиях. Казалось, его руки теребят каждую клеточку ее тела. Либерти почувствовала, как он потянул пояс халата, как ладонь его легла ей на грудь. Молниеносно он разорвал на ней ночную сорочку. Но ощущение его холодных рук на ее разгоряченной коже наполнило ее страстным желанием. Либерти поняла — ей никуда не деться от того, что она полюбила Дэрвуда. Эта любовь, эта страсть подсказывали ей, что она должна помочь ему избавиться от невыносимой муки, таящейся где-то в глубинах его естества. Она хотя бы на мгновение может подарить утешение человеку, которого когда-то считали изгоем. И тогда ей самой станет легче. Откинув голову, Либерти всем телом прильнула к нему, предлагая себя его губам, его рукам.

— Больше никогда!.. Слышите? Никогда не пугайте меня так, как сегодня! — прохрипел Дэрвуд и со сдавленным стоном прижал ее к себе.

Либерти подставила ему губы для поцелуя. Руки Дэрвуда сорвали с нее остатки одежды, он швырнул их на пол, после чего принялся ласкать ее тело. Либерти казалось, будто Эллиот, как ваятель, придает ей новые формы — от плеч до бедер, чтобы ближе прижать ее к своему телу.

Ей самой хотелось вжаться в него, раствориться в нем, отказаться от собственного «я».

— Прошу вас, милорд, — умоляла она, — возьмите меня.

— Либерти, неужели? — На мгновение Дэрвуд оторвал от нее губы. Лицо его было искажено нескрываемым желанием.

— Прошу вас. Я больше не могу ждать, — простонала она, ероша ему волосы.

Сделав несколько шагов, Дэрвуд прижал ее к двери. Ее пальцы уже вели борьбу с пуговицами на его брюках. Когда же те отказались поддаться ее усилиям, Дэрвуд пришел ей на помощь.

— Вот здесь, — прошептал он, и одним движением расстегнул пояс.

Ее пальцы тотчас сомкнулись на его набухшей, горячей плоти. Либерти со стоном откинула назад голову.

— Прошу вас, Эллиот, не мучайте меня… Он отнюдь не намеревался вступать с ней в пререкания.

— Обхватите меня ногами за талию. Либерти подняла дрожащие ноги и обвила ими талию Дэрвуда. В следующее мгновение он плотно вошел в нее.

— Никогда, — проговорил он, пронзая ее все глубже и глубже, — никогда больше не пугайте меня так, как сделали это сегодня!

И каждое произнесенное им слово сопровождалось властным толчком.

Либерти утратила способность мыслить. Ощущение Эллиота внутри ее тела пронизало каждую ее клеточку, еще мгновение — и она полностью растворится в нем. Его имя то и дело слетало с ее горячих губ, а вместе с ним и слова, которые отзывались эхом в ее сердце, разливались по жилам вместе с потоком крови.

«Я люблю!»

Дэрвуд вонзился в нее в последний раз. Из его горла рвался глухой стон.

— Ты моя! — прошептал он, и она почувствовала, как он взорвался внутри ее мощным фонтаном семени, а в еледующее мгновение и сама затрепетала в мучительно-сладостных судорогах.

Какое-то время спустя Дэрвуд наконец поднял голову и в течение нескольких секунд, показавшихся ей вечностью, пристально смотрел на Либерти. В его глазах она видела отблески все того же огня.

— Я не сделал вам больно? — спросил он, оправляя брюки.

— Нет, — прошептала она, не будучи в силах даже пошевелиться.

Дэрвуд подал ей халат, но пальцы ее не слушались, и она выронила его. Эллиот помог ей одеться.

— Вы уверены? — спросил он еще раз, завязывая ей на талии пояс.

— Да.

— Надеюсь, вы простите мне мою несдержанность?

— У меня нет причины сожалеть о ней, — ответила Либерти, чувствуя, как Дэрвуд вновь замыкается в себе, — точно так же, как это случалось утром, когда вставал с их супружеского ложа. Либерти догадывалась, что он всегда терзается сомнениями. И какой бы бурной и страстной ни была их ночь, к рассвету Дэрвуд все равно замыкался в себе, не обращая на жену ни малейшего внимания. Ей казалось, она произнесла это вслух, однако, погруженный в собственные мысли, Эллиот наверняка ничего не заметил.

Он стоял, глядя на нее в упор, словно пытался проникнуть в ее душу. В конце концов под этим взглядом ей стало совсем не по себе. Дэрвуд будто раздевал ее, его взгляд проникал ей едва ли не под кожу. Либерти инстинктивно сложила руки на груди, словно отгораживаясь от него. Дэрвуд задумчиво потер подбородок.

— Прошу прощения, Либерти. Даю вам слово, что ничего подобного больше не произойдет.

— Эллиот, прошу вас, не надо! — В умоляющем жесте она протянула к нему руку.

Но он, даже не удостоив ее взглядом, взял со стола перчатки.

— Боюсь, вы правы: чем скорее вы найдете крест, тем лучше для нас обоих. — С этими словами он вышел из комнаты, оставив ее одну посреди пустой и холодной комнаты. Либерти ощутила, как холод тотчас проник и в ее сердце.

Значит, он все-таки слышал, что она прошептала. Теперь з этом нет никаких сомнений. Услышав из ее уст невольное признание в любви, он тотчас поспешил отвергнуть тот единственный дар, который у нее был. Либерти и представить себе не могла, что когда-нибудь полюбит такого человека, как Эллиот. Она буквально таяла в его объятиях. Осознав, что теперь ее сердце исполнено любовью к нему, она поняла также, что это новое для нее чувство накладывает на нее и новые обязательства. В последние дни ей уже казалось, что они с Дэрвудом постепенно приходят к взаимопониманию. Либерти понимала, чего он хочет от нее. Он же, в свою очередь, казалось, прекрасно понимал ее. Более того, они оба черпали в этом безграничную радость.

Брэкстон утверждал, что она станет виновницей финансового поражения Дэрвуда, и эти слова испугали ее не на шутку. Ничего удивительного, ведь это была правда. Но куда страшнее и тревожнее оказались свидетельства, обнаруженные ею в бухгалтерской книге. В воображении Либерти рисовались жуткие картины. Та же самая сила, что вытолкнула ее из постели на поиски Арагонского креста, теперь заставила ее повести борьбу со слезами.

И ей тотчас стало ясно, какую чудовищную ошибку она совершила. Сама того не желая, она раскрыла Эллиоту тайный план Ховарда. Ведь если ее бывший благодетель действительно задумал сокрушить своего соперника, она уже бессильна предотвратить надвигающуюся катастрофу. Из-за своего упрямства она дала Дэрвуду ключ к его же собственному падению. До сих пор Эллиот сохранял твердость духа, зная, что Ховард стал причиной позора, павшего когда-то на его отца. Теперь же ему известно, как, впрочем, и ей, что отец Дэрвуда знал о махинациях Хаксли. Более того, многие из них произошли при его непосредственном участии, а следовательно, Эллиот потерял ту последнюю соломинку, за которую еще мог цепляться ради сохранения собственного достоинства. То есть теперь он лишился даже доброго имени, на котором, как на фундаменте, выстраивал свое будущее. А произошло это по ее вине. Осознание своей чудовищной ошибки лишило Либерти последних сил, и она с рыданиями упала на пол, на груду книг.

Выходило, Ховард поставил себе целью уничтожить их обоих.

На протяжении двух последующих недель жизнь их приняла неожиданный оборот. Либерти проводила дни в безрезультатных поисках Арагонского креста, пытаясь внутренне приготовиться к надвигающейся катастрофе. Как и предсказывал Брэкстон, ее финансовые дела с каждым днем шли все хуже. Либерти убедилась, что ее средства тают едва ли не на глазах.

После таинственного исчезновения Брэкстона деловые партнеры Ховарда забеспокоились, принялись то и дело наносить ей визиты. Лишь Эллиот, казалось, оставался невозмутимым. После бурной сцены в зале приемов, он совершенно замкнулся в себе и избегал ее общества. Более того, если не считать вечерних обедов, на которых неизменно присутствовал Гаррик Фрост, могло показаться, что он начисто забыл о ее существовании.

Иногда Либерти случалось столкнуться с Дэрвудом в коридоре. Порой за обеденным столом, сидя напротив нее со странным выражением лица, он доводил ее молчанием до умопомрачения, сердце ее начинало бешено колотиться. Дважды Либерти поймала его на том, что он стоит у дверей и наблюдает за ней. Но стоило ей заметить на себе загадочный взгляд его зеленых глаз, как Дэрвуд тотчас разворачивался и уходил. Исполненные одиночества, дни ее тянулись однообразно и уныло, как, впрочем, и ночи, и единственным спасением от тоски стали беседы с Гарри-ком Фростом, которые в последнее время случались все чаще. Не зная почему, Либерти с удовольствием проводила время в обществе человека, который был Эллиоту преданным другом.

Одним дождливым днем она сидела, погрузившись в изучение очередной партии книг.

— А это что такое? — неожиданно поинтересовался Гаррик, беря в руки медную урну.

Либерти подняла глаза от инвентарного списка.

— Это останки царя Махатмута Хан-Мадена.

— Понятно.

Гаррик нахмурился и поставил урну на письменный стол.

— Не бойтесь, — рассмеялась Либерти. — Вряд ли они все еще внутри. Как мне кажется, Ховарда откровенно надули при этой покупке.

Сунув руки в карманы, Гаррик наблюдал за собеседницей.

— Либерти, — наконец произнес он. — Надеюсь, за последние две недели я сумел завоевать ваше доверие.

— Разумеется, Гаррик. Я к вам отношусь с глубочайшей симпатией.

— Но ведь не с большей, чем к Эллиоту? — осмелев, задал он вопрос.

Либерти с завидным спокойствием отложила в сторону перо.

— Мне кажется, это неприличный и нескромный вопрос.

Гаррик уселся на стул напротив ее письменного стола.

— Разумеется. Но поскольку я все-таки осмелился задать бестактный вопрос, то позвольте задать еще один, в высшей степени личный вопрос и, возможно, еще более неблагопристойный и взыскательный.

— Боюсь, вы уже начали…

— Либерти, что произошло между вами и Эллиотом?

— Разве он не говорил с вами об этом? — спросила она и поспешила отвести глаза.

— Прямо — нет. Но у меня такое подозрение, что между вами произошла ссора, причем в ту самую ночь, когда вы встречались с Брэкстоном.

— «Ссора» — не совсем точное слово для того, что в действительности имело место.

— Хорошо, пусть будет спор. Правда, он не сказал мне, по какому поводу. Единственное, что мне известно, что с тех пор он сам не свой от злости.

— Эллиоту не понравилось, что я отправилась на встречу с Брэкстоном, не спросив у него согласия.

— А он говорил вам, что в тот же вечер мы встречались с Карлтоном?

Либерти подняла на него изумленный взгляд:

— Нет.

— Представьте себе. Эллиот пытался выяснить, откуда исходят угрозы.

— И он подумал, что это, возможно, дело рук Карлтона?

— Нет. Но он был почти уверен, что Брэкстон тут тоже ни при чем. Я думал, вы в курсе, — Гаррик понизил голос едва ли не до шепота, — что он до сих пор сомневается, что угрозы — дело рук Брэкстона.

— Да, но ведь угрозы прекратились. Значит, отъезд Брэкстона — единственное тому объяснение.

— Позволю себе не согласиться. С самого начала в этой истории было нечто такое, что плохо поддавалось объяснению. Вот почему Эллиот до сих пор опасается, что ваша жизнь под угрозой.

Либерти на минуту задумалась.

— Он сказал почему? — все-таки поинтересовалась она.

— Нет. Как вам известно, Дэрвуд умеет хранить секреты.

— Ясно.

— Что возвращает меня к исходному вопросу. — С этими словами Гаррик склонился над ее рабочим столом. — Мне очень любопытно узнать — вы с Эллиотом любовники или нет?

Либерти оставалось только надеяться, что он не заметит, как она покраснела.

— Думаю, мне не пристало отвечать на подобные вопросы.

— Значит, ваш ответ — да?

— Гаррик!

— Черт! — раздраженно воскликнул Фрост и откинулся на спинку стула. — Я так и знал!

Он рассеянно провел ладонью по лицу. Могло показаться, что он погружен в собственные мысли.

— У меня такое чувство, что за последние две недели я неплохо узнал вас. И потому готов спорить на что угодно, что вы никогда не были любовницей Ховарда Ренделла. Более того, — Фрост многозначительно посмотрел на Либерти, — я готов поспорить, что до Эллиота вы не были в любовных отношениях ни с одним мужчиной.

Либерти окаменела:

— Вы это серьезно?

— Но ведь я прав, не так ли?

Либерти на мгновение задумалась, а потом кивнула:

— Да. Вы правы.

Фрост печально вздохнул:

— Неудивительно, что Эллиот в таком состоянии. Черт, вы бы посмотрели на него! Он выиграл столько денег за карточным столом, что теперь с ним сядет играть только полный идиот. Если бы он потребовал с меня все проигранные суммы, я бы уже давно пошел по миру. Если не ошибаюсь, я должен ему восемнадцать тысяч.

— Он играет в карты на деньги?

— А куда, по-вашему, он отправляется каждый вечер? Либерти не была намерена обсуждать свои подозрения на сей счет.

— Не знаю, трудно сказать. Гаррик не поверил в ее искренность.

— Вы решили, что он завел себе любовницу?

— Что в этом удивительного, если учесть его репутацию?

— Но это не так. Еще до знакомства с вами у него была связь с женщиной по имени Мари-Клер Понше. Но он порвал с ней в тот же день, когда сделал вам предложение.

— Ясно, — произнесла Либерти, не зная, что сказать. Гаррик несколько секунд внимательно наблюдал за ней.

— Позвольте задать еще один не вполне благонравный вопрос?

— Мы с вами и так уже слишком далеко зашли, — вынужденно улыбнулась Либерти.

— Вы действительно сказали Эллиоту в ту ночь, что для вас самое главное — освободить его от брачных уз?

— Да.

— Почему?

Либерти задумалась, подбирая слова. Хотя Гаррик — лучший друг Эллиота, чересчур откровенное признание может повредить им обоим.

— Он с самого начала дал мне понять, что рассматривает наш брак как временное деловое партнерство. Вот почему я решила, что он по достоинству оценил мою готовность к сотрудничеству и желание завершить все как можно раньше.

— И вам действительно хочется, чтобы все поскорее завершилось?

— Мне хочется, чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло, — тихо произнесла Либерти.

— То есть стала такой, какой была до вашего брака с Эллиотом?

«О нет, — подумала по себя Либерти, — только не это». Вслух она не решилась это произнести.

— Да, — еле слышно прошептала она, глядя на Фроста из-под полуопущенных ресниц.

— Тогда скажите мне вот что. Зачем вам понадобилось расставаться с весомой уликой, которая могла бы сыграть на руку вам самой, в обмен на бухгалтерскую книгу, которая если на что и годится, так только обелить репутацию отца Эллиота?

Своим вопросом Фрост попал едва ли не в самую точку. Либерти опустила глаза.

— Я ни с чем не расставалась. Я запомнила все цифры. И при желании могу восстановить их все до единой.

— Да, конечно, понимаю, — замахал руками Гаррик. — Мне известно о ваших удивительных способностях. Но ведь вам известно не хуже меня, что просто воспроизведенные по памяти эти цифры отнюдь не та весомая улика, что сам гроссбух. То есть то будут лишь голословные обвинения в адрес Брэкстона, а не письменные свидетельства, сделанные рукой самого Ховарда.

— Думаю, и этого достаточно.

— Позвольте с вами не согласиться.

Фрост в три шага обошел стол и взял ее за руку.

— Либерти, вы ведь на редкость умная женщина, наделенная отзывчивым сердцем. Зачем вы лжете самой себе? Вы ведь знаете, что подтолкнуло вас на этот шаг.

— Уверяю вас, вы ничего не понимаете. На самом деле все гораздо сложнее.

— Признайтесь, ведь вы пытаетесь защитить его. Я прав?

— Не знаю. Мне трудно ответить на ваш вопрос.

— Понимаете, не будь Эллиот моим лучшим другом и не знай я наверняка, что он меня за это убьет, я бы не удержался и попытался вас соблазнить.

— Гаррик, вы отдаете себе отчет в том, что говорите? — Либерти вспыхнула от смущения и гнева.

— Можно подумать, вы сами об этом не догадывались, — произнес он и потер большим пальцем тыльную сторону ее ладони. — Но в который раз Эллиот первым нашел сокровище. — И Гаррик улыбнулся грустной улыбкой. — Что ж, мне не привыкать!..

— Гаррик, вы его верный и надежный друг. Вряд ли найдется кто-либо еще, кто был бы столь великодушен по отношению к Эллиоту. Думаю, ему вскоре понадобится ваша поддержка.

— И именно потому, что Эллиот мне друг, я и хочу, чтобы у вас с ним все было хорошо. Но что-то между вами произошло. Меня не проведешь.

— Нас с Дэрвудом разделяет всего одно — обида.

— Либерти, послушайте меня. Вы не представляете, что все это значило для Эллиота. Мне известно, что он вам рассказал о том, как Ховард поступил с его отцом.

— Да.

— А он говорил вам, что никто — ни один человек из тех, кого он привык считать своими друзьями, — не захотел протянуть ему руку помощи?

— Он говорил, что был вынужден пойти на работу в судоходную компанию.

— Где за гроши полгода гнул спину в Индии? Боже мой, ему даже не предложили приличного места! У него за душой не было ни пенни. Он ходил на поклон то к одному, то к другому, униженно прося о помощи.

— Мне казалось, он обратился только к Ховарду.

— Нет. Сначала к Брэкстону, затем к Аддисону Фуллертону, затем к Верджилу Константину. И все они, как один, отвернулись от него.

Сердце Либерти сжалось от ужаса. Это были имена, упоминаемые в томе «Сокровища». Доведенный до отчаяния, Эллиот по неведению обратился за помощью к тем, кто предал его отца.

— И потому он их всех ненавидит?

— Скажем так, у него к ним нет уважения. Теперь же, когда он вращается среди сильных мира сего, они его боятся. Потому что знают — Эллиот может сделать с ними все что угодно.

— Вы хотите сказать, что все последние пятнадцать лет он вынашивал план мести?

— Какое-то время — да. Мысль об отмщении словно подстегивала его. Мне ли вам объяснять, что обида — мощная сила? И после смерти отца Эллиоту требовалось нечто такое, что не позволило бы ему сломаться.

— А теперь?

— Теперь, как мне кажется, он точно знает, чего хочет. Вы изменили его. Когда вы отправились на встречу с Брэкстоном, чтобы получить в свои руки пресловутый гроссбух, Эллиот, честно говоря, растерялся. За долгие годы он привык полагаться только на самого себя. Когда он на вас женился, то по привычке полагал, что вы непременно его предадите. Вы ведь были любовницей Ховарда! Разве мог он на что-то надеяться?

Вопрос задел Либерти за живое. Она отнюдь не давала Дэрвуду поводов заподозрить ее в предательстве и измене.

— Он мог быть уверен, что это не так.

— Возможно, но он даже не предполагал, что вы готовы ради него отправиться на встречу с Уиллисом Брэкстоном. Эллиот до сих пор не может прийти в себя. Надеюсь, вы это поняли?

— В ту ночь я узнала слишком многое. И помимо всего прочего, что Дэрвуд желает как можно скорее от меня избавиться.

— Неправда, Либерти. Умоляю вас, поразмыслите над всем, , что вам известно. Откуда у вас такая уверенность?

Либерти тотчас вспомнился холодный взгляд зеленых глаз, то, как посуровело лицо Дэрвуда после того, как она призналась ему в своей любви.

— Он отверг все, что я могла ему дать…

И надо же, чтобы в этот момент в комнату вошел не кто иной, как сам Дэрвуд. Увидев руку Гаррика, которая все еще покоилась на руке Либерти, он тотчас окаменел.

— Вижу, Гаррик, ты здесь занимаешься тем, что развлекаешь мою жену. Фрост нахмурился:

— А я вижу, что твое настроение такое же скверное, как и утром, когда я уходил от тебя, — заметил он, однако отпустил руку Либерти и поднялся на ноги. — Либерти, прошу вас, подумайте на досуге хорошенько обо всем, что я вам сказал. Надеюсь, мы скоро с вами увидимся.

Либерти нервно покосилась на Эллиота.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, Гаррик. И обещаю подумать.

Лицо Дэрвуда по-прежнему сохраняло хмурое выражение. Он стоял, не проронив ни слова до тех пор, пока Гаррик не вышел из комнаты.

— Что ему нужно? — спросил он, как только друг скрылся за дверью.

Либерти вытерла руки о юбку.

— Он заглянул, чтобы узнать, желаете ли вы сегодня вечером съездить с ним в клуб. Но поскольку вы были заняты с адвокатами, попросил меня передать вам, что будет там в обычное время.

— Понятно. — Эллиот подошел к ее рабочему столу. — А с какой стати Гаррик вдруг стал проявлять столь несвойственное ему беспокойство, где и с кем мне проводить время?

— Он ваш друг. И, как мне кажется, переживает за вас. Дэрвуд расхохотался:

— Уверяю вас, у него нет причин переживать. Я как раз на пути к тому, чтобы иметь все, что мне нужно, — сказал он и обвел взглядом импровизированное хранилище. — Как вы недавно весьма удачно заметили, как только вы найдете для меня крест, моя коллекция будет полной.

— Милорд, у меня и в мыслях не было сердить вас. Более того, если не ошибаюсь, вы надеялись получить крест как можно скорее.

— Естественно, — отозвался Дэрвуд ледяным тоном. — Каковы же ваши успехи?

— Пока никаких.

— Ясно, — произнес он и замолчал.

В наступившей гнетущей тишине Либерти нервно заламывала руки, словно пыталась тем самым облегчить душевные муки. Взгляд Эллиота блуждал по комнате, от одной груды книг и вещей к другой, пока не остановился на аквариуме у нее на столе.

— Как я понимаю, это ваши рыбки? Либерти не поняла его вопрос.

— Они не из коллекции Ховарда, а из числа ваших личных вещей?

— О да. Они мои.

Дэрвуд наблюдал за ними некоторое время.

— Осмелюсь заметить, несколько странный выбор для домашних питомцев. Холодны и бесстрастны, не так ли?

В душу Либерти закралось подозрение, что разговор идет о чем-то большем, нежели просто об аквариумных рыбках.

— Я их хорошо понимаю, — тихо возразила она. — И за это люблю.

— Разумеется, как это я сразу не сообразил!

Он продолжал в задумчивости рассматривать рыбок, и Либерти прочитала на его лице самые противоречивые чувства. Когда же она наконец решила, что ей лучше оставить свое занятие, Дэрвуд молча сел на стул напротив нее.

Прошло несколько минут, но он так и не проронил ни слова.

— Вы что-то хотели? — решилась задать вопрос Либерти.

На сей раз ей стало предельно ясно и понятно, что означает выражение его лица. Словно он произнес это вслух, словно у него на лбу было написано: «Я хочу тебя». Пронзившая ее мысль наполнила трепетом и волнением ее тело. Но Либерти замечала в последнее время на его лице только суровость. Длинные пальцы, которые ласкали ее в этой самой комнате, неподвижно застыли на подлокотниках кресла. И хотя Дэрвуд сидел, словно окаменев, Либерти едва ли не кожей ощущала его внутреннее напряжение.

— Да, — произнес он. — Я действительно кое-что хочу. Либерти, чтобы не выдать волнения, нарочно сосредоточилась на разбросанных по столу вещах и книгах.

— Чем я могу быть вам полезна, милорд?

— Как вам, надеюсь, известно, через неделю состоится открытие выставки.

— Разумеется. — Либерти выстроила в линию три чернильницы и пресс-папье. — Я слежу за тем, как развиваются события.

— В таком случае вам должно быть также известно, что у меня есть обязательства, касающиеся этого события.

— Разумеется. — Она все еще не решалась посмотреть на Эллиота.

— И как бы ни хотелось мне избежать выполнения некоторых из них, я тем не менее вынужден просить вас сопровождать меня на открытие выставки.

— Ах вот как? — подняла она наконец глаза. Дэрвуд изумленно выгнул бровь:

— Естественно. В конце концов, вы моя жена. И я бы хотел видеть вас рядом с собой.

Либерти пристально посмотрела на Дэрвуда — в его глазах больше не читалось никаких эмоций.

— Ясно.

— Надеюсь, у вас достаточно времени, чтобы обзавестись по этому случаю надлежащим гардеробом.

Либерти растерялась, не зная, что ответить. В последнее время она приобрела себе кое-какие обновки, однако они предназначались отнюдь не для официальных приемов. Тем более что они отклоняли любые приглашения, которые им поступали. И потому Либерти отменила свой очередной визит к модистке. И вообще, в последние две недели она не думала ни о чем другом, кроме необходимости поскорее разыскать крест.

— У меня есть несколько платьев. Однако, если вы настаиваете, я могу заказать новые.

— И все они черные?

— Прошу прощения?..

Дэрвуд в упор рассматривал ее платье.

— Ваши платья… они черные?

Его вопрос насторожил ее. В дневное время она надевала платья, привезенные из Хаксли-Хауса. Кроме того, разбирать коллекцию Ховарда не слишком чистая работа, и Либерти не считала необходимым носить дома свои лучшие наряды. Ведь Эллиот не замечал ее присутствия в доме, не говоря уж о том, что не обращал внимания, во что она одета.

— Нет, милорд, не черные.

— Что ж, благодарю и за это. Не хотелось бы объяснять всем моим знакомым, почему моя супруга носит траур по поводу нашего брака.

— Милорд…

Дэрвуд поднял руку, не дав ей договорить.

— У меня и в мыслях нет критиковать вас. Говорю это из чисто практических соображений. Поверьте, вы будете чувствовать себя крайне неловко, если придете в черном. Хочу лишь предостеречь вас от непродуманных решений.

— Я поняла.

Он сделал вид, что не расслышал и продолжал:

— Я попросил Уикерса выбрать несколько приглашений, на которые вы должны дать ответ. Это не значит, что мы примем все из них. Однако я был бы вам весьма признателен, если вы возьмете на себя эту обязанность. Если вы не против, Уикерс может подсказать вам, какие предложения принять, а какие отклонить.

— Ничуть не сомневаюсь, что его помощь окажется мне полезной.

— И если не имеете ничего против, — добавил Дэрвуд, поднимаясь с кресла, — я бы хотел, чтобы сегодня вечером мы с вами посетили званый вечер.

— К какому времени я должна быть готова?

— К восьми.

— Обещаю, что не задержу вас, милорд. Дэрвуд не ответил и, бросив на прощание взгляд на аквариум, вышел из комнаты.