Глава 12

Коннор придерживал лестницу, пока Мэгги взбиралась на чердак. Помог ей залезть через люк.

— Ты проделала это довольно грациозно, — заметил он.

— Не лги. Я толстая, как корова, и вдвое более неуклюжая.

Мэгги заползла на матрац, таща за собой ночную сорочку.

— Я не могу всю ночь напролет ползать вверх-вниз по лестнице, — сказала она. — Тебе придется позаботиться о Дансере, когда ему понадобится еще чай.

— Именно это я и имел в виду. Тебе необходимо отдохнуть. — Покрутил фитиль единственной на чердаке керосиновой лампы, отрегулировав его так, что остался только слабый намек на пламя. Темнота дала Мэгги возможность уединения, которого ей так хотелось.

— Хочешь, чтобы я помог тебе расстегнуть пуговицы? — спросил Коннор.

— Нет, — коротко ответила Мэгги. — Ты меня сегодня уже один раз раздел. Этого достаточно.

— Как ты понимаешь, я думаю иначе. Но она не поняла.

— Я считала, ты больше не хочешь иметь со мной ничего общего, — сурово сказала она.

— Никогда этого не говорил.

Мэгги начала было спорить, но внезапно широко зевнула, потеряв запал.

— Пора спать, — сказал Коннор, снимая рубашку. Он совсем погасил лампу и заполз на матрац. Зашуршала солома. Мэгги закончила переодеваться в ночную сорочку и последовала за ним. Повернулась на бок, подтянув колени и приняв позу, удобную при беременности. Когда Коннор свернулся рядом, приспособившись к контурам ее тела, она не оттолкнула его. Его грудь и ногн служили желанной опорой ее спине и бедрам.

— Чай уже разлит на дозы, — сказала она ему, подавляя очередной зевок. — Можешь давать его Дансеру холодным каждые четыре часа. Он на столе рядом с ним.

— Я позабочусь об этом.

— Не сломай ногу, когда будешь спускаться и подниматься по лестнице.

Он хихикнул, и ее волосы шевельнулись от его дыхания.

— Ты и правда любишь командовать. — Он заявил это с нежностью в голосе.

— Утром я никуда с тобой не поеду.

На этот раз Коннор не ответил. Обнял ее рукой и закрыл глаза. Почувствовал, как она напряглась, потом расслабилась. Через несколько минут оба уже погрузились в приятные сновидения.

На следующий день около полудня Мэгги ехала верхом в направлении ранчо «Дабл Эйч». Она не совсем понимала, как это получилось. Лучшим из объяснений, которые пришли ей в голову, было то, что Коннор Холидей просто не принимал никаких возражений. Все утро он предпочитал ее игнорировать, а не спорить. Паковал припасы и одежду, грузил их на мула Дансера и на коней. Поскольку у них не было повозки для Дансера, он соорудил индейскую волокушу и привязал ее к лошади старателя, Дансер, прикованный к постели, все время просил Мэгги принести ему ружье, чтобы застрелить этого ублюдка. Она заметила, что Коннор изредка следил за ней уголком глаза, на тот случай, если ее одолеет искушение внять просьбам Дансера. Были мгновения, когда ей казалось, что он получил бы по заслугам.

Мэгги полагала, что могла бы категорически отказаться уезжать, но властное поведение Коннора лишало такой поступок смысла. Упаковав все вещи, он поднял на руки Дансера и перенес его на волокушу. У Мэгги, если она действительно собиралась ухаживать за старателем, пока у него не заживет нога, не оставалось выбора, как только следовать за ним. Другим поводом остаться могли быть ее травы и лекарства, но Коннор осторожно упаковал все горшочки и бутылочки, которые она собрала и приготовила с помощью Дансера. Он даже сходил в сад и нарвал свежих растений. Коннор обещал прислать одного из своих рабочих на следующий день, чтобы забрать те вещи, которые они не смогли взять с собой. Мэгги отметила, что он очень хорошо все спланировал, и упомянула об этом несколько раз. Коннор отметил, что ее комплименты не так приятны, как подозрительны. Он ответил на них загадочной улыбкой, которая соответствовала его мрачному и отчужденному выражению лица.

Они направились вдоль ручья на север, поворачивая налево на каждой развилке. Коннор часто делал остановки, как для удобства Мэгги, так и ради Дансера. и двигался медленно. Хотя он и сказал, что хотел бы добраться до ранчо к полудню, Мэгги понимала, что он воспользовался этим предлогом, чтобы поторопить их. Она понимала, что они с Дансером нуждаются в отдыхе. Во всем остальном, думала Мэгги, ее муж подходил к путешествию с той же целеустремленностью, с которой, наверное, перегонял скот.

Было уже далеко за полдень, когда они подъехали к долине. Здесь он придержал коня и подождал, пока подъедет Мэгги. Он ничего не сказал. По виду ранчо она должна была дать ему высокую или низкую оценку.

Мэгги ничего не ждала от «Дабл Эйч». Она не предполагала когда-нибудь его увидеть и, по правде сказать, избегала думать о нем. Теперь, стоя у въезда в долину, она поняла: что бы она ни вообразила, это не могло в достаточной степени передать великолепия открывшегося перед ней вида. У нее просто дух захватило.

Цвета земли были насыщенными, цвета неба — яркими. Все оттенки зеленого: изумрудный, нефритовый, темной хвои — менялись местами и сливались воедино, когда ветер гнал тени по склонам гор. Единственными цветами неба были белый и голубой. Ни в легких облаках, ни на горизонте не было ни малейшего оттенка серого цвета. В отдалении виднелись острые пики гор, белые шапки которых сверкали на солнце. Там, где река становилась шире и вода бежала по камням и стволам упавших деревьев, во все стороны разлетались алмазные брызги.

Дом расположился на земле так, словно и сам был частью земли. Он не поднимался величаво вверх, как окружающие горы, а приникал к земле каменным цоколем и деревянными стенами из сосны. Коровы и лошади свободно выходили из кораля и бродили по всей долине. Всадник, едущий по западному краю, заметил их и помахал рукой. Коннор поднял руку в ответ.

— Это Люк, — сказал он Мэгги. Она не слышала его.

— Совсем не похоже на дом Дансера, — произнесла она с благоговением в голосе.

Коннор улыбнулся, но ей ответил сам Дансер:

— Черт возьми, милая, да у Коннора уборная больше моей хижины.

Это было преувеличением, но, исходя из того, что увидела Мэгги, не слишком большим.

— Это все твое? — спросила она Коннора.

— Теперь мое, ответил он, в его голосе смешались удовлетворение и гордость. — Мой дед приехал сюда, когда Пайк занимался разведкой перед покупкой Луизианы в 1906-м. Он был самым молодым в экспедиции. Откололся от них и женился на одной из индейских девушек племени, которое служило им проводниками, и, не слушая ничьих советов, решил сделать долину своим домом. Большую часть того, что они узнали о ведении хозяйства на ранчо, сообщила им бабушка. Они отловили диких лошадей в каньонах, что положило начало их стаду. Выращивали для себя овощи и зерно и менялись припасами с индейцами. Для того, что они производили, не было рынка. Он занимался этим потому, что это доставляло ему удовольствие, так он говорил и думал, что когда-нибудь цивилизация снова догонит его и он будет готов к этому.

Коннор обвел рукой долину.

— Он оставался здесь и через сорок лет, когда пришел Фремонт, чтобы составить карту этой территории. Бабушка к тому времени уже умерла, но с ним были три сына и дочь, которые помогали на ранчо.

Мэгги проделала в уме подсчеты.

— Твои отец входил в групру Фремонта?

Коннор кивнул:

— Мои дяди уехали, когда экспедиция Фремонта двинулась дальше, а Раштон остался. Он женился на маме в тот же год, а через несколько лет родился я.

— Примерно в то же время, когда в Калифорнии нашли золото.

— Правильно. — Его улыбка стала шире. — Тогда цивилизация не совсем догнала старого Сэма Харта, но точно прошла через эти места. Эта земля оказалась одним из лучших путей через Парк-Рейндж.

— И поэтому Ренни так заинтересовалась ею для Северо-Восточной железной дороги.

Дансер хрюкнул, привлекая к себе внимание:

— У вас вся жизнь впереди, успеете наговориться о семейной истории. А что до меня, то будь я проклят, если не устал тащиться на этой волокуше за плохо воспитанной лошадью, которая через каждые двадцать шагов хлещет меня по лицу своим хвостом. Я даже не вижу, о чем вы там говорите, вижу только, где мы стоим. А это не то же самое, — проворчал он. — Совсем не то же самое.

— Кажется, Нам пора двигаться дальше, — сказал Коннор, подмигнув Мэгги. Он видел, что она пытается прикрыть ладошкой улыбку. И подумал: это добрый знак, что они начинают свой путь по земле Холидеев с общего смеха.

К тому времени, когда они добрались до дома, Люк уже доехал туда с противоположного края и присоединился к остальным работникам, чтобы приветствовать их. Коннор помог Мэгги слезть с коня и познакомил со всеми. Он заметил, что все мужчины старательно избегают смотреть на большой живот его жены, словно считали, что он еще не смирился с мыслью о своем отцовстве.

Мэгги прислонилась к Коннору, ища поддержки, когда он повел ее по ступенькам на крыльцо и в дом. Несмотря на частые остановки, ноги не совсем уверенно ступали по твердой земле. За дверью Коннор подхватил ее на руки.

— Но я хочу посмотреть дом, — запротестовала она, Позади раздалось громкое ворчание Дансера, которому Бен с Баком попытались помочь выбраться из волокуши.

— Можешь посмотреть, — сказал Коннор, — но сделаешь это на моих руках.

— Если ты собираешься командовать мною, то мы не поладим.

— Я рискну, — сухо ответил он.

Мэтти заметила, что он улыбается одним уголком рта. Эта полуулыбка преобразила его лицо. Он стал казаться больше озорным, чем опасным, и сверх того более красивым, чем имел право быть. Она не могла отвести от него глаз.

— Что-то не так? — спросил он. Она мигнула.

— Нет, — ответила она, задохнувшись. — Пошли дальше.

Его усмешка стала шире.

— Ладно. Вот здесь — гостиная. — И он прошел под широкой аркой из прихожей. На деревянном полу были разбросаны коврики с бахромой. Мебель вырезана из сосны, простая и удобная, изготовленная умелыми руками. Туго набитые подушки, обтянутые тканью тех же цветов, которые преобладали в долине, лежали на деревянных рамах, чтобы удобно было сидеть. Над камином висела толстая деревянная полка, вделанная в камень, и на ней стояли многочисленные фотографин в самодельных рамках.

Коннор вышел из комнаты и nepeceii прихожую:

— Это мой кабинет.

Он медленно повернулся, чтобы она могла рассмотреть встроенные полки, уставленные книгами в кожаных переплетах.

— Когда был жив дед, это была спальня, а гостиная служила кухней. Даже когда мама была девочкой, запад нее Миссисипи еще не было столько книг, чтобы заполнить такие полки. Большинство из них появилось после золотой лихорадки. Путешественники оставляли одну-другую в качестве платы за ночлег на нашей земле. Позднее, когда отец уехал в Нью-Йорк, он обычно присылал ящик книг на Рождество или на мой день рождения. Когда был жив Старый Сэм, мы держали их на чердаке, потому что он не очень-то любил все, что связано с Раштоном. Я переделал эту комнату в свой кабинет после смерти деда. Он вышел из комнаты и пошел дальше, показывая ей спальню, где будет жить Дансер, столовую, кухню и в задней части дома большую спальню, где спал Коннор.

— Здесь раньше было несколько маленьких спален, но мне все они не нужны были, поэтому Бен помог мне снести стенки.

Мэгги пожалела, что он не оставил их на месте.

— Я не ожидала, что у тебя такой большой дом.

— Этот дом менялся с тех времен, как дед поселился здесь и заложил первый камень. Каждые несколько лет что-то добавляется или меняется. — Коннор понес Мэгги на большую кровать и опустил на яркое клетчатое одеяло, — Старый Сэм говаривал, что его тяга к перемене мест испарилась в тот момент, как он увидел эту долину. Он пустил здесь корни и никогда не помышлял о том, чтобы жить где-то в другом месте. — Он присел на край кровати, взял из рук Мэгги соломенную шляпу и положил на стул. — Тебе что-нибудь принести?

Она покачала головой:

— Все хорошо.

— Тогда я помогу разгрузить наши сумки, а ты пока поспи.

— Я не устала.

— Лгунья. Ты практически засыпала в седле. — Он потянулся за легким хлопчатобумажным одеялом, лежащим в ногах кровати. — Ложись, я тебя этим накрою.

Она сделала, как он предложил, думая о том, что чересчур уж покорна. Наверное, действительно устала.

— Нам еще надо о многом поговорить, Коннор.

— Но не обязательно делать это прямо сейчас. — Накрыв, ее одеялом, он нагнулся и поцеловал в лоб.

— А ты слишком уж фамильярен.

На этот раз он положил ладонь на ее живот и слегка похлопал.

— Я твой муж.

— Это как раз один из тех вопросов, которые мы должны обсудить.

Коннор решил, что сейчас подходящий момент для ухода.

— Я тебя разбужу к обеду, — пообещал он и вышел из комнаты прежде, чем Мэгги успела возразить.

Но случилось так, что Мэгги поднялась вовремя, чтобы приготовить обед. Никто не предлагал ей этим заняться; собственно, кухня была пуста, когда она начала готовить, но никто и не остановил ее. У Коннора, когда он обнаружил ее на кухне, был такой, вид, словно он собирается приказать ей идти отдыхать дальше, но потом он приподнял крышку горшка с рагу, понюхал и, по-видимому, передумал. Мэгги заметила, что вскоре после его ухода через заднюю дверь, началось настоящее паломничество работников.

Они приходили под разными предлогами. Бен показал ей палец, обожженный искрами, вылетевшими из горна в кузнице. Патрик вошел, хромая, и присел за кухонный стол, чтобы вытряхнуть несколько камешков, попавших ему в сапог. Бак сказал, что ищет свою шляпу, которую забыл, когда помогал переносить вещи Дансера. Люк попросил глоток воды из насоса.

Мэгги позаботилась о каждом из них, радуясь случаю немного поговорить. Однако она также заметила, что они все как один подбирались бочком к плите, вдыхая аромат морковки, лука, картошки и мяса, которые тушились в собственном соку. Люк остался и помог ей вырезать печенье и подготовить духовку.

Когда на кухне стало слишком жарко, Мэгги присоединилась к Дансеру на переднем крыльце. Коннор вынес раскладушку из дома и уложил на нее старателя. Это было приятней, чем быть запертым в курятнике, словно какой-то чертов цыпленок, как выразился Дансер.

— Вам что-нибудь принести? — спросила Мэгги прежде, чем сесть. Дансер указал на ступеньку и решительно посмотрел на нее. Она села. Ее глаза были прикованы к коралю, где Коннор беседовал с Баком и Патриком, облокотившись о верхнюю жердь.

Жеребец дымчато-серого цвета вышагивал вдоль загона, бросая нервные взгляды в сторону мужчин.

— Что они делают? — спросила она.

— Решают, чья очередь падать, — хихикнул Дансер. — Бак свалился дважды, а Патрик только что в третий раз поцеловался с землей. Не могу тебе сказать, когда лучше проводил время, бездельничая и наблюдая, как пара глупцов пытаются перехитрить вспыльчивое животное.

— Если они такие умные, пусть теперь постараются заставить Коннора попробовать, — сухо сказала она.

Радостный хохот Дансера испугал коня, а мужчины взглянули в сторону крыльца.

— Тебе бы это понравилось, да? — хлопая себя по здоровой ноге, спросил Дансер.

Улыбаясь, Мэгги помахала мужчинам и ответила сквозь зубы:

— Мне очень хотелось бы посмотреть, как Коннор Холидей получит хороший пинок под…

— Похоже, ты получишь такую возможность, — радостно заметил Дансер. — Он собрался сесть на него.

С лица Мэгги исчезла улыбка. Она села прямее, на самый край ступеньки, следя за тем, как Коннор приближается к жеребцу. Она могла разглядеть, что он говорит что-то коню, но не слышала, что именно. Да это и не имеет значения, подумала Мэгги, потому что знала, что тон Коннора важнее слов. Легко было представить себе мягкие, успокаивающие интонации его голоса. Она по собственному опыту знала, насколько они могут быть действенными.

Немного раздражало сознание того, что, возможно, он использует те же мягкие, как пух, модуляции для укрощения лошадей. Надо будет помнить это в следующий раз, когда она услышит те же напевы в шепоте у своего уха.

— Надеюсь, этот конь перебросит его через ограду, — сказала она Дансеру.

Он рассмеялся над ее напускной игривостью — даже в профиль он видел на лице Мэгги тревогу.

Мэгги наблюдала, как Бак помогал придержать пугливое животное, пока Коннор забирался ему на спину. Работник умудрился отбежать на безопасное расстояние прежде, чем жеребец попытался сбросить седока. Коннор держался только одной рукой, используя вторую в качестве балансира. Его тело двигалось в такт прыжкам коня, яростно пытающегося сбросить его. Бак и Патрик что-то ободряюще кричали. Дансер вопил от радости. Мэгги затаила дыхание.

Жеребец всхрапнул и брыкнул, подбросив вверх комья грязи и взметнув пыль. Шляпа Коннора свалилась на землю и была растоптана. Бак и Патрик перепрыгнули через ограду, когда конь рванулся к ней, а затем поскакал по периметру загона. Коннор покачнулся в седле, подпрыгнул и подлетел вверх, когда жеребец выгнул спину, но ухитрился остаться в седле.

— Будь я проклят, если у него не стучат зубы, — сказал Дансер.

Мэгги вскочила, увидев, что Коннор опасно сполз на одну сторону. Он мгновенно выправился, устоял против еще одной попытки сбросить его, почти стоя в стременах, а затем полетел вперед через голову, когда жеребец резко остановился. Мэгги уже бежала к коралю, когда Коннор совершал свое бесславное сальто из седла. Патрик распахнул перед ней ворота.

Мэгги упала на колени рядом с Коннором, когда он попытался подняться.

— Не смей двигаться, — сказала она, кладя руку в центр его спины.

Застонав, Коннор послушно рухнул назад. Он чувствовал, как ее руки передвигаются по его плечам, предплечьям, затылку, затем по ногам. Он знал, что ничего не сломал, но позволял Мэгги самой убедиться в этом. Кон-нор просунул одну руку в перчатке под щеку и украдкой бросил взгляд на Мэгги. Она прикусила нижнюю губу, лицо ее было бледным. Коннор понял, что она не просто озабочена, она испугана.

— Вероятно, я выживу, — сообщил он, пытаясь внести нотку юмора.

Мэгги свирепо посмотрела на него.

— Нет, не выживешь, — сурово ответила она. — Я тебя убью. — За ее спиной хихикнул один из работников. Она не обратила на него внимания, поднимаясь на ноги. Отряхнулась, повернулась спиной к Коннору и пошла к дому.

Глядя ей вслед, Коннор медленно сел. Взял протянутую Баком измятую шляпу, выбил о бедро пыль и сделал слабую попытку восстановить ее форму.

— У-ух ты! — пробормотал себе под нос Бак. — Смотри, как идет. Как она на тебя разозлилась.

Но Коннор вовсе не выглядел обеспокоенным. Даже ухмылялся.

— Знаю, — ответил он.

— На этот раз ты ударил в грязь лицом, — заметил Патрик.

Жеребец отошел в дальний угол кораля. Коннор взглянул на него со смесью благодарности и уважения. Он встал, отряхнулся и быстро взглянул в сторону дома. Дверь за спиной Мэгги закрылась.

— На этот раз дело того стоило, — сказал он. Широким жестом нахлобучил шляпу на голову и большим пальцем указал на жеребца. — Ваша очередь.

Патрик потер подбородок тыльной стороной ладони и нахмурился.

— Только она не прибежит, чтобы проверить, целы ли у меня кости, — проворчал он.

Бак рассмеялся, а Коннор серьезно ответил:

— Лучше тебе надеяться, что не прибежит. Патрик покачал головой и зашагал к жеребцу, бормоча:

— Трудно сказать, кого из них больше достало.

За обедом Мэгги сидела подавленная. Вокруг нее шла беседа, а она только слушала вполуха, как Бак с Патриком всем рассказывали о падении Коннора и последующем успешном укрощении жеребца Патриком. Несколько раз хвалили ее рагу и печенье, но Мэгги принимала похвалы довольно рассеянно, ее мысли явно витали где-то далеко.

Когда мужчины отодвинули стулья и стали потягиваться, она начала собирать посуду.

— Это сделают Люк с Баком, — остановил ее Коннор, легонько кладя руку ей на запястье.

— Мне не трудно, — ответила она. Коннор покачал головой.

— Сейчас их очередь.

Люк уже вскочил на ноги, таща за собой Бака:

— Коннор прав. Сегодня наша очередь.

Мэгги скептически поглядела на мужчин. Бак, по-видимому, ничего не знал о своей очереди, и его внезапный энтузиазм имел какую-то связь с полученным от Люка тычком под ребра. Мэгги сама себе удивилась, не заострив внимания на этом факте.

— Тогда прошу меня простить, — тихо произнесла она. Рука Кониора соскользнула с ее талии, и Мэгги вышла из кухни.

Она устроилась в кабинете Коннора. Звон посуды и смех из кухни перестали доноситься туда, когда она закрыла дверь, перестали существовать, как только она осталась наедине со своими мыслями.

Ей приходило в голову, что она, вероятно, любит его. Эта мысль одновременно возбуждала и пугала ее и выворачивала наизнанку желудок. Она чувствовала себя слабой и робкой и сама над собой смеялась. Приказывала себе быть благоразумной, убеждала, что не понимает своих истинных чувств и вряд ли сможет понять чувства Коннора. Ничто не указывало на то, что он вообще способен на тонкие чувства, и с неожиданным прозрением Мэгги поняла, что это не имеет значения. Что бы она ни чувствовала, Мэгги знала — ее чувства не зависят от того, что он думает о ней или какие чувства испытывает к ней.

Уголком глаза Мэгги заметила на крыльце движение. Она подняла глаза от нераскрытой книжки на коленях и увидела, как Коннор пересек двор перед домом и направился к конюшне. Она отложила книгу и подошла к окну. Через несколько минут она увидела, что он ускакал верхом, и внезапно, неожиданно на нее волной накатило невероятное одиночество.

К тому времени, когда Коннор вернулся, уже спустилась ночь. Работники ушли в свой домик, а Дансер в свою комнату. Мэгги на кухне грела воду на плите. Обитая полосами меди бадья для купания была придвинута к самому насосу, но, несмотря на близость к источнику воды, пол был покрыт лужицами.

Коннор удивился, но сразу ничего не сказал. А потом он слишком заинтересовался. Он стоял в дверях и наблюдал, ожидая, когда Мэгги его заметит. Пар от кипятка разрумянил ее щеки и окружил розовой дымкой щеки и лоб. Прядки волос влажно вились у затылка и на висках. Кожа ее сияла. Она тихо напевала про себя колыбельную, как он подумал, а губы изогнулись в нежной улыбке. Кон-нору захотелось знать, думает ли она сейчас о младенце, затем решил, что этого не может быть. Она не стала бы поднимать большой чайник, полный горячей воды, если бы помнила о ребенке.

Мэгги обернула полотенцем ручку чайника и приготовилась нести его к бадье.

— Не смей, — сказал Коннор.

Мэгги чуть не обварилась, уронила полотенце и ударилась бедром об плиту. Она поднесла ладонь ко лбу и слабо улыбнулась Коннору.

— Ты меня напугал, — сказала она. — Я видела, как ты ехал в этом направлении, но не слышала, как ты вошел.

— Что это ты делаешь?

Улыбка Мэгги стала неуверенной, в ней отразилось смущение.

— Я считала, что это очевидно. Готовлю ванну.

— Это-то очевидно, — сухо произнес он. — Я спрашиваю, почему ты делаешь это одна?

— Так бы и спросил, — чопорно ответила она. Подняла полотенце и снова обернула им ручку. Но не успела поднять чайник: Коннор очутился рядом с ней и перехватил его.

— Ради Бога, позволь мне. Ты обожжешься. — Он вылил воду в бадью. — Тебе следует быть более осторожной с ребенком.

Мэгги испытала искушение утопить его. Но вместо этого взяла пустой чайник и поставила его в раковину.

— Со мной все в порядке, — сказала она и обернулась к нему, уперев руки в бока. — И с ребенком все в порядке. Немного тяжелой работы никому из нас не повредило.

— Она быстро прошла мимо него. — Я иду спать.

— А как же твоя ванна?

— Моя ванна? — переспросила она, остановившись в дверях. — Я приготовила ее для тебя.

Коннор понял, что это был прощальный выстрел. Он не пытался позвать ее или пойти за ней. Ему с внушающим тревогу постоянством удавалось выводить Мэгги из себя. И не всегда намеренно.

Грустно покачав головой, Коннор разделся и бросил одежду на пол. Медленно погрузился в воду, подтянув колени к груди. Вода плескалась о края бадьи. Он набрал несколько пригоршней горячей воды и поплескал на плечи, затем погрузил голову под воду, как следует намочил свои черные волосы и затряс головой, вытряхивая лишнюю воду с естественностью промокшего щенка.

Стоя в дверях, Мэгги рассмеялась.

— Я думал, ты пошла спать, — сказал Коннор, с удивлением поднимая глаза. Он пальцами взъерошил мокрые волосы и смущенно ей улыбнулся.

Я и пошла, а потом вспомнила, что у тебя нет полотенец. — Она положила пару полотенец на стол, откуда Коннор мог их достать, и собралась уходить. Почувствовав, что Коннор схватил ее за подол и дернул, остановилась. Посмотрела на него через плечо:

— Что?

— Ты все еще на меня злишься? — спросил он.

— Я возмущена, — заявила Мэгги. — Раздражена. Я в отчаянии.

— Не злишься? — с надеждой спросил он.

— Нет, — секунду помолчав, ответила она и слегка вздохнула. — Не злюсь. — Но для Мэгги это не было добрым знаком. За один-единственный вечер, даже всего за несколько часов, она перешла от вывода, что могла бы полюбить его, к пониманию того, что, кажется, действительно его любит.

Коннор разжал кулак. Отпустил подол Мэгги.

— Наверное, ты не захочешь потереть мне спину?

— Могла бы, — ответила она, — если ты не считаешь, что это повредит ребенку.

Коннор вздрогнул, поняв наконец, чем вызвал ее раздражение.

— Прости меня, — запоздало попросил он прощения. Мэгги пожала плечами. Встала на колени рядом с бадьей и взяла у него щетку и мыло.

— Мне правда очень жаль, — сказал Коннор. Мэгги начала намыливать ему спину, а он наклонился вперед.

— Я бы не сделала ничего, что может повредить моему ребенку, — тихо сказала она. — Не думала, что придется говорить это тебе. Мне казалось, что ты уже должен был это понять.

— Я еще не привык, — ответил он. — Мысль о том, что у тебя ребенок… это все еще новость для меня. У тебя было много времени привыкнуть. А я узнал только вчера.

Вероятно, она слишком многого от него хочет, подумала Мэгги, хочет, чтобы Коннор осознал, что она хочет стать матерью, всегда хотела ею быть. Она очень сильно постаралась, чтобы он поверил в обратное, и теперь тихо призналась ему в этом.

— Почему? — спросил он.

Движения Мэгги стали медленными.

— Я не знала тебя, — ответила она. — И не знала, что ты можешь сделать. Ты ведь мог жениться на мне по совершенно невероятным соображениям.

Слегка повернув голову, Коннор скептически взглянул на Мэгги:

— А ты считаешь, мы поженились по правильным соображениям?

Она легонько постучала по его спине щеткой, достаточно сильно, чтобы дать понять, что она думает по поводу его замечания.

— Ты понимаешь, что я хочу сказать, — ответила она. — Тогда брак был бы заключен из-за ребенка и не было бы соглашения его расторгнуть. — Она не упомянула о том, что он так и не прислал ей документы на развод.

А он не упомянул о том, что она не подписала тех бумаг, которые он ей послал.

Мэгги снова принялась тереть ему спину.

— Ты был прав, когда назвал меня эгоистичной, — сказала она. — Я не хотела, чтобы кто-то помешал мне стать врачом. В том числе и моя семья, и ребенок, и особенно — ты.

— А сейчас?

Она ответила не сразу:

— А сейчас я здесь. И все еще не знаю, что это значит.

Коннор протянул руку за спину и забрал у нее щетку. Повернулся в тесной бадье, чтобы лучше видеть ее.

— А что тебе хочется, чтобы это значило? Прояви хоть немного мужества, сказала себе Мэгги.

Скажи ему, что думаешь о том, что тебе может захотеться стать его женой, что внутри у тебя все трепещет от возможности любить его. Мэгги опустила глаза и пожала плечами, обзывая себя трусихой.

Коннор не нарушал затянувшегося молчания. Наконец сказал:

— Все в порядке, Мэгги. Я тоже не знаю, что это должно означать.

Не смея взглянуть на него, Мэгги кивнула. Коннор дотронулся до ее руки, лежащей на краю бадьи.

— Иди спать, — сказал он. — Я приду через несколько минут.

Мэгги неуклюже поднялась на ноги. Уронила мыло в воду.

— Спасибо за ванну, — произнес он, когда она уже повернулась к выходу.

— Я подумала, что у тебя могут быть боли после падения с коня.

— Ты угадала. Мэгги поколебалась.

— Я приготовила мазь. — Она указала на коричневую бутылочку на столе. — Дала немного Баку и Патрику и тебе оставила достаточно. Будет лучше, если ты намажешься, пока еще не остыл после ванны.

— Спасибо. Так и сделаю. — Он смотрел ей вслед, потом снова погрузился в бадью, вытянувшись, насколько смог. В какое-то мгновение ему показалось, что Мэгги была готова предложить самой намазать его. Коннор закрыл глаза, улыбаясь. Об этом стоило подумать.

Оказавшись в спальне, Мэгги быстро переоделась в ночную сорочку, прикрутила фитиль керосиновой лампы так, что остался только слабый огонек, затем забралась в постель и натянула плед до самого подбородка.

— Я знаю, что ты не спишь, — произнес Коннор, входя в комнату. Он нес мазь, вокруг его талии было обернуто полотенце. Другое было свернуто и переброшено через шею, чтобы впитывать воду, капающую с волос. Когда Мэгги не открыла глаза, он уже тише подошел к кровати. Она не шевельнулась.

— Мэгги? — тихо позвал он. Ответа не последовало. — Будь я проклят. Она и правда уснула.

С печальной улыбкой Коннор сел на край кровати и откупорил бутылочку с мазью. Ожидая сильного запаха, который заставит его вздрогнуть, он был приятно удивлен лекарством Мэгги. Коннор втер его в руки и плечи, затем в ноги. Лекарство приятно обжигало кожу. Втер немного в шею сзади, не спеша, все еще надеясь, что Мэгги проснется и предложит свою помощь. Трудно было отказаться от этой мысли, думая о ее прикосновениях к его обнаженному телу. Он все время оглядывался через плечо, чтобы поймать ее на притворстве.

Вздохнув, Коннор закрыл бутылочку и отставил в сторону. Более тщательно высушил волосы, затем приподнял одеяло и скользнул в постель рядом с Мэгги. Сдернул полотенце, повязанное вокруг талии, швырнул его на стул, затем погасил лампу. Коннор слегка подтолкнул Мэгги, и она послушно повернулась во сне, подставив ему спину. Он прижался к ней, повторяя изгибы ее тела, словно ложечка, и тихо застонал, когда она прижалась к нему потеснее.

Думая о том, что ночь будет долгой и мучительной, он уснул.

Каждый день из последующих четырех недель Мэгги ловила себя на том, что наблюдает за Коннором. Ее глаза приветливо встречали его, когда он приходил домой поесть, и смотрели ему вслед, когда он уходил на работу. Она обнаружила, что ей нравится его походка, нравится уверенность, с которой он переставляет свои длинные ноги, и то, как он взбегает по ступенькам крыльца, чтобы первым явиться к обеду.

Еще она заметила, что он любит прислоняться. Он прислоняется к, ограде кораля, словно ему все равно, что происходит. Прислоняется к дверному косяку, и его сильная, мускулистая, тугая, как струна, фигура вырисовывалась на фоне дверного проема в небрежной позе. Прислоняется к кухонному столу, опираясь на него бедром и вытянув вперед длинные ноги, когда медленно допивает последнюю кружку кофе после завтрака. Вечерами, когда все собираются на переднем крыльце, чтобы рассказывать друг другу истории или послушать, как Бен играет на гармонике, Коннор прислоняется к грубо обтесанному столбу и легонько постукивает ногой об пол.

Мэгги нравилось смотреть, когда он едет верхом. Иногда она выходила из дома только затем, чтобы мельком увидеть Коннора верхом на Урагане, снующих среди деревьев на горном склоне. Иногда конь со всадником мчались через долину с дикой непредсказуемостью ветра, Коннор сидел, пригнувшись в седле, погоняя Урагана, и тогда человек и животное сливались в одно смутное пятно в свете солнца или в наступающих сумерках.

Он был трудолюбив. Почти каждое утро вставал первым и часто последним лоншлся спать. Осматривал ограждения, считал поголовье, спасал запутавшихся коров, сгребал сено, ухаживал за осенним садом и чистил стойла. Был готов участвовать в любой работе, которой занимались нанятые им помощники. Он отвечал за все и за всех и относился к этому серьезно, просматривая счета, следя за безопасностью своих людей, планируя улучшения на ранчо.

Она узнала, что ему нравится запах поджаривающегося, бекона, но он редко съедал больше одной полоски, однако мог умять полдюжины блинчиков, пока закипал кофе. Любил картофельное пюре, клубничный джем с хлебом и хорошо прожаренный ростбиф. Мог съесть два яблока, запеченных в тесте, но отказывался от пирога с ревенем. Редко досаливал еду на столе, но Мэгги едва успевала намолоть перцу, так быстро он его расходовал.

Ночью он спал рядом с ней, их тела соприкасались, но ни разу не сливались воедино. Иногда Мэгги просыпалась среди ночи и обнаруживала, что его нет. Обычно она находила его в кабинете за чтением. Он приглашал ее присоединиться к нему, но она всегда отказывалась, уважая его стремление посидеть спокойно в одиночестве.

Когда он смотрел на нее, его черные глаза больше не казались ей совершенно отчужденными или непроницаемыми. Она научилась распознавать промелькнувшую в них насмешку, теплый юмор. Понимала, когда он чувствует подозрение, когда обеспокоен, когда сдерживается, чтобы не сорваться. Любила слушать его смех.

И еще ей хотелось, чтобы он ее поцеловал.

Мэгги сидела у стола, поставив локти на край и положив подбородок на сплетенные пальцы. Пальцы ее были в муке, мука попала на щеки и припудрила волосы, когда она отводила их с висков. Край пирога на сковородке перед ней был завернут только с одной стороны, а она сидела, уставившись в пространство и позабыв о нем.

Она даже не моргнула, когда задняя дверь хлопнула и в кухню вошел Коннор.

— Мэгги?

При звуке его голоса ее локтя соскользнули со стола, голова дернулась, подбородок соскочил с рук. Щеки залились румянцем, ей стало стыдно, что он застал ее, когда она грезила наяву. А румянец был результатом того, о чем она грезила.

— Мне бы хотелось, чтобы ты не подкрадывался ко мне, Коннор.

Его глаза удивленно распахнулись, один уголок рта приподнялся в насмешливой улыбке.

— Я три раза повторил твое имя.

— Вот как, — сказала Мэгги, остывая. — Ну, что ты хочешь?

— Люк говорит, что надвигается буря. Обычно он не ошибается в таких вещах.

Мэгги кивнула. Она была благодарна за предупреждение, хотя жалела, что не смогла скрыть свой страх перед грозами.

— Со мной все будет в порядке, — сказала она. — Ты можешь вернуться к работе. — И поскольку он не двинулся с места, спросила: — Что-нибудь еще? Ты боишься, что речка выйдет из берегов?

Коннор присел на край стола и кончиками пальцев стряхнул муку с волос Мэгги.

— Это не такая буря. Начинается снегопад. По словам Люка, снега будет много.

— Много? — с надеждой спросила она. — Ты хочешь сказать, три или четыре дюйма?

Ее серьезность показалась ему смешной и наивной.

— Я хочу сказать — три или четыре фута.

Брови Мэгги сошлись у переносицы, а глаза метнулись к окну. Небо было совершенно серым, и поднимался ветер. Она была так занята собственными мыслями, что даже не заметила перемены.

— Футов? Он рассмеялся.

— Да, — произнес он и похлопал пальцем по кончику ее носа. — Это еще чудо, что снег задержался так надолго. Или ты думаешь, мы обманывали тебя, что зима здесь начинается в октябре?

Она жила на ранчо уже почти месяц, и единственный снег, который она видела, лежал на горных вершинах, поэтому Мэгги именно так и считала.

— Завтра первое ноября, — сказала она. Коннор сделал вид, что вытирает пот со лба.

— Слава Богу, значит, мы успели в последний момент. — Он надеялся, что Мэгги улыбнется. Так как этого не произошло и она продолжала мрачно смотреть в окно, он спросил: — Что случилось? Я почти могу гарантировать, что не будет ни грома, ни молнии.

Мэгги оторвала взгляд от надвигающихся туч.

— Не в этом дело, — покачала она головой. — Наверное, я только сейчас окончательно поняла, что мой ребенок появится на свет здесь. Дансер в последнее время так бойко хромает по дому, что я думала, мы скоро сможем уехать.

— Уехать? — Коннор слегка выпрямился, когда Мэгги сказала «мой ребенок», но следующая фраза заставила его застыть. — О чем это ты? С чего ты взяла, что я бы позволял тебе уехать?

При этих словах Мэгги вздрогнула, глаза ее засверкали.

— С чего ты взял, что можешь помешать мне? Счет сравнялся, но в этот момент на кухню вошел Дансер, опираясь на один костыль.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал он. — Вижу, здесь тоже надвигается буря. — Он повернулся, собираясь вернуться в гостиную.

— Не уходи, — сказал Коннор. — Мне надо опять бежать на улицу и помочь собрать скот. — Он многозначительно посмотрел на Мэгги: — Наш спор еще не окончен.

Снег начал падать как раз перед полуднем. Он летел маленькими обжигающими хлопьями, кружился по долине мощными вихрями, и кораля уже не было видно из дома. Через два часа на земле уже лежало четыре дюйма, а у крыльца намело сугробы. Дансер следил за бушующим снегом из окна в гостиной. Мэгги ходила по всему дому, от кухни до передней двери, выглядывала в окна спальни и кабинета.

Люк и Бен вернулись первыми после поисков отбившихся животных в северном конце долины. Они промерзли и промокли, их брови и ресницы покрылись инеем и стали такими белыми, что они выглядели стариками, но они задержались в доме всего лишь настолько, насколько потребовалось, чтобы согреться. Потом протянули веревки от дома к пристройке и оттуда к уборной, чтобы никто не отклонился слишком далеко от дороги. К конюшне и коптильне протянули такие же спасательные веревки.

Бак с Патриком ввалились позже, с их сапог и штанин осыпались комья снега, когда они топали по кухне, пытаясь согреться. Сугробы уже достигли подоконника кухонного окна, и они по очереди сметали снег с крыльца и ступенек для Мэгги.

Коннор явился в дом последним, перед самым обедом, и Люк с Баком уже собирались пойти его искать. Стряхнул снег с куртки и только потом снял ее.

— Все в доме? — спросил он Люка.

— Ты последний, — ответил Люк, снимая, в свою очередь, куртку и вешая ее на крючок рядом с курткой Коннора. — Мы уже начали беспокоиться.

Взгляд Коннора сейчас же отыскал Мэгги. Она доставала из духовки пирог. Если Люк включил ее в число тех, кто беспокоился, то явно ошибся.

— Мы с Ураганом наткнулись на волчью стаю, — сообщил он, снимая шляпу. — Они какое-то время преследовали нас, пытаясь добраться до отставших коров, которых я вел домой.

Мэгги поставила яблочный пирог на подоконник остывать.

— Бен, помешай, пожалуйста, бобовый суп, — попросила она. — Я пойду прилягу. — И вышла из кухни, никто даже не успел спросить, как она себя чувствует.

В спальне Мэгги сняла туфли и свернулась калачиком на середине кровати. Когда Коннор час спустя вошел на цыпочках, она все еще лежала в той же позе и не спала; глаза ее оставались сухими, она прижимала к животу подушку.

Коннор поставил сапоги за дверью и прошлепал к кровати.

— Бен послал сказать тебе, что обед готов, — сообщил он. — И очень горд тем, что не сжег твой суп.

— Скажи всем, чтобы обедали без меня, — равнодушно ответила она. — Я не очень голодна.

Коннор окинул ее взглядом, пытаясь понять причину такого равнодушия.

— Ладно, — наконец ответил он. Вышел из комнаты, молча съел обед и ухитрился вызвать у всех остальные ощущение, что они за столом лишние. Наемные работники удалились в свою пристройку, а Дансер вымыл посуду. Коннор резко встал из-за стола, почти не притронувшись к своему любимому десерту.

— Я собираюсь поговорить с Мэгги начистоту, — сказал он.

Дансер пожал плечами:

— Меня это не касается.

— В том случае, если разговор выйдет громкий, постарайся об этом не забыть. — Он не мог бы доказать этого, но ему показалось, что старатель улыбается.

Когда Коннор вернулся в спальню, Мэгги уже сидела. Подушка, которую она прежде прижимала к себе, теперь поддерживала ее поясницу. Она выглядела королевой, сидя в центре кровати с поднятым подбородком; волосы ее были сзади гладко стянуты в узел.

— Лучше закрой дверь, — спокойно произнесла она. — Не хочу, чтобы другие нас услышали.

Сначала Коннор подумал, что она услышала его слова, обращенные к Дансеру, но потом понял, что она пришла к той же мысли независимо от него.

— Дансер убирает на кухне, — ответил он, — Ему нас не слышно. Все остальные ушли в пристройку. — Придвинул единственный в комнате стул поближе к кровати и сел, поставив ноги на железную раму. — Хочешь начать? — спросил он. — Или мне начать?

Она мгновенно утратила свою уверенность:

— Ты мне хочешь что-то сказать?

Коннор кивнул. Изменившееся выражение лица Мэгги сказало ему о том, что она готовила свою речь, пока он обедал.

— Собственно, довольно многое, но начинай ты первая. Думаю, ты больше думала об этом, а что я могу выпалить, никогда нельзя предсказать.

— Раз так — ладно, — произнесла она, притворяясь, что полностью владеет собой. — Я считаю, что мы должны иначе распределить наше жилое пространство. Я больше ни одной ночи не могу делить с тобой эту кровать и эту спальню, и поскольку я не могу жить в пристройке и мы оба не хотим выставить Дансера из его постели, то уйти придется тебе.

— Понимаю, — медленно произнес он. — И это новое распределение произойдет из-за… — Вопросительно подняв брови, Коннор замолчал. Так как Мэгги не ответила, а лишь отвела глаза, он закончил вопрос: — …из-за ребенка?

Ее голова резко дернулась, она гневно взглянула на него:

— Ребенка? Почему ты думаешь, что все на свете связано с ребенком?

Он открыл было рот, чтобы ответить, но Мэгги не слушала.

— Ты меня больше вообще не видишь, да? Просто меня. — Она ткнула себя в грудь пальцем, — Отдельно от ребенка. Боишься, что, если я буду работать слишком много, или ходить слишком далеко, или спать слишком долго, или спать слишком мало, я нанесу вред ребенку. — В ее глазах заблестели слезы, и она нетерпеливо смахнула их, сердясь на себя за то, что не может удержаться. — Я и правда эгоистка. Иногда мне хочется, чтобы это была просто я.

— Это всегда была ты, — тихо ответил Коннор.

Не уверенная, что правильно расслышала, Мэгги перестала вытирать слезы и замерла.

— Что?

— Это всегда была ты, — повторил он. — Я просто не знал другого способа сказать тебе об этом. — Он спустил ноги с кровати и нагнулся вперед на стуле. — Ты и правда думаешь, что я вижу только ребенка, которого ты носишь? — Он покачал головой, не веря в это. — Я все время наблюдаю за тобой. Знаю, сколько раз ты проводишь щеткой по волосам, когда расчесываешь их на ночь. Знаю, что когда ты задумываешься или чувствуешь неуверенность или тревогу, то втягиваешь нижнюю губу и покусываешь ее. Вижу, как ты улыбаешься по утрам Люку, когда ставишь перед ним яичницу, и с каким терпением относишься к Дансеру, когда он неуклюже двигается на костыле. Ты щадишь Бака, когда он не сразу понимает шутку.

— Иногда мне просто нравится следить за твоими руками, когда ты разговариваешь, — продолжал он, слегка улыбаясь. Перед его мысленным взором мелькнула грациозная жестикуляция ее ладоней. — Иногда мне просто нравится слушать твой голос. — Он пожал плечами. — Я знаю, как ты поднимаешь брови, как вздергиваешь подбородок в гневе и как решительно сжимаешь губы. Знаю каждый изгиб твоего тела — и помню, какими они были до ребенка. Что бы ты ни думала, неправда, что я тебя не замечаю.

Прежде чем Мэгги осознала, что собирается сказать, у нее вырвалось:

— Но ты меня больше не хочешь. Кониор слегка прищурил глаза:

— Откуда ты это взяла? — Голос его стал хриплым. — Каждую ночь с тех пор, как я привез тебя на ранчо, мы спим, прижавшись друг к другу. Мне приходится уходить посреди ночи, потому что иногда я просыпаюсь и хочу тебя так сильно, что меня трясет от желания.

За окнами ветер бушевал в долине, сгибая тополя и теребя сосны. Стекла дребезжали в оконных рамах, когда на дом обрушивались снежные заряды. В отличие от шума природы голос Мэгги был тихим.

— Тогда почему же ты не протягиваешь ко мне руки? — спросила она, изо всех сил стараясь не опустить глаза. — Я бы тебе позволила. Я ведь позволила у Дансера.

— Знаю, — тихо ответил он, почти на вздохе. — Но я больше не хочу, чтобы это было желание.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю.

— Разве ты не знаешь? — спросил он. — В следующий раз, когда я протяну к тебе руки, я хочу, чтобы это была любовь.