Глава 17

Лусиан невидящим взглядом уставился в досье на одного опасного французского агента. Он не понимал ни слова из того, что читал. Работа его в основном состояла в анализе докладов, донесений, иной довольно скучной информации, в которой он по крупицам выискивал совпадения или несовпадения, скрытые намеки, складывая из этих разрозненных сведений целостную картину, рабочую версию. Увы, мозг его отказывался работать в нормальном режиме. Он не мог думать о врагах государства, когда всеми помыслами был с собственной женой.

В течение прошедшей недели большую часть времени он проводил в Уайтхолле, стараясь по мере возможности дистанцироваться от Бринн. Ему еще предстояло решить, что предпринять в связи с ее ложью. Она так и не сказала ему о своей беременности, что утвердило его в мысли о том, что и так достаточно непрочный фундамент их брака дал изрядную трещину.

К тому же его не оставляли ночные кошмары. Видения стали еще более яркими и запоминающимися, и всякий раз в его снах присутствовала Бринн – она смотрела, как он погибает, и ничего не предпринимала. Вполне возможно, погибал он от ее руки. Лусиан не знал точно, как трактовать этот сон, но хорошего настроения он ему не прибавлял, как не прибавлял и доверия к жене.

Лусиан вдруг понял, что не один в кабинете, и поднял голову. В дверях стоял Филипп Бартон. Лусиан вымучил улыбку и пригласил коллегу зайти.

К удивлению Лусиана, Филипп не сел, как обычно, а остался стоять. Поза у него была напряженная, выражение лица тоже. Он нервно мял в руках шляпу из бобрика.

– Я весьма сожалею о том, что вынужден разочаровать вас, милорд. Если вы пожелаете, чтобы я подал в отставку, вам стоит лишь сказать об этом.

В голосе молодого коллеги Лусиана звучало отчаяние. Но в чем причина? Лусиан озадаченно поднял бровь.

– О чем, черт возьми, вы говорите? Насколько мне известно, вам не в чем себя упрекнуть.

– Я знаю о том, что вы мне не доверяете. Вы изменили график последней поставки золота, не известив об этом меня.

Лусиан почувствовал, как грудь его сжал ледяной обруч. Последнее время все было тихо. Пожалуй, слишком тихо.

Две партии золота были благополучно доставлены союзникам в Европу, и о лорде Калибане ничего не было слышно.

– Я не менял даты поставки, – медленно проговорил Лусиан. – Может, вы объясните мне, что происходит.

На лице юного помощника лорда Уиклиффа отразилось смущение.

– Но письмо…

– Что за письмо? – с некоторым раздражением спросил Лусиан.

– Письмо, в котором вы изменили дату поставки.

– Я такого письма не писал.

– Господи… – Лицо Филиппа застыло от ужаса. – Тогда золото пропало. Оно было передано вчера, по вашему приказу.

Лусиан поднялся. К горлу подкатил ком тошноты.

– Я думаю, что мне следует взглянуть на это письмо.

Процедура передачи и доставки золота для финансирования военных нужд была отработана до мелочей. Ничего особо сложного в ней не было. Монетный двор в Лондоне чеканил золотые монеты или выплавлял слитки, которые доставлялись в соответствующий банк, а оттуда под солидной охраной золото переправлялось на континент, где его встречал военный эскорт. Далее проводились платежи странам союзникам, выступавшим в войне против Наполеона в альянсе. До последнего времени эта процедура чрезвычайно редко давала сбои.

Служащий банка при виде Лусиана заметно разнервничался. Узнав о том, что золото могло быть передано не по назначению, он побледнел, как смерть.

– Но письмо, санкционировавшее поставку, выглядело как… как настоящее, – заикаясь, пробормотал он.

– Позвольте мне на него взглянуть, – потребовал Лусиан.

Служащий банка велел своему подчинённому принести письмо, расстроено бормоча что-то себе под нос. Когда письмо принесли, Лусиан пробежал его глазами.

«В целях национальной безопасности я санкционирую изменение даты очередной поставки золота. Мои агенты придут утром пятого октября в десять утра для получения сейфов.

Лусиан Тремейн, граф Уиклифф».

Лусиан передал письмо своему подчиненному. Его тошнило. Все ясно – золото сгинуло. Больше тысячи фунтов золотом украдено. Без всяких усилий, без борьбы, без кровопролития. «Пока без кровопролития», – мысленно поправил себя Лусиан. Он был в ярости. Этих денег хватит Наполеону на то, чтобы убивать и разрушать не одну неделю. Сколько жизней уничтожит это золото?

– Письмо написано не вами, милорд? – дрожащим голосом спросил Филипп.

– Да, – процедил сквозь зубы Лусиан, – отличная подделка.

Служащий в отчаянии заломил руки, казалось, он вот-вот расплачется.

– Должен признаться, что мне показалось странным это распоряжение, но письмо было исполнено по форме, и на нем была ваша печать.

Лусиан забрал у банкира письмо и принялся внимательно изучать теперь уже сломанную сургучную облатку. На ней действительно была печать Уиклиффа. Смутная догадка посетила Лусиана, но еще до того, как мысль его оформилась во что-то конкретное, служащий банка разразился потоком извинений.

Лусиан оборвал его и, сухо поблагодарив, отослал прочь взмахом руки.

– Полагаете, тут не обошлось без Калибана? – спросил Филипп, когда они остались одни.

– Разумеется, – мрачно откликнулся Лусиан. – Но у него явно есть сподручный, работающий у нас в министерстве. Только два человека, не считая нас с тобой, знали, когда ожидается следующая поставка, и им обоим я доверяю как самому себе.

– Но кто мог получить доступ к информации о датах поставки? И кто мог так виртуозно подделать документ?

Лусиан нахмурился.

– Пожалуй, одному из наших клерков это было бы под силу, – медленно проговорил Лусиан. – Кто переписывал расписание поставок?

– По вашему приказу я делал это лично, но в банк я его еще не приносил. Оба расписания хранятся у меня в столе.

– Замки можно вскрыть, Филипп. Кто из клерков обычно переписывает документы?

– Обычно Дженкинс, – пробормотал Филипп.

– Выходит, он знал сроки отправки золота? Того, что было украдено? До того, как его отстранили от переписки документов?

– Похоже на то.

Лусиан стремительно направился к двери.

– Куда вы, сэр?

– За предателем.

К тому времени как им стал известен адрес проживания мистера Чарлза Дженкинса, клерка, работавшего в департаменте разведки министерства иностранных дел, уже наступил вечер. Лусиан считал, что не следует делать поспешных выводов относительно вины подозреваемого до тех пор, пока не будет проведен допрос по всем правилам, но никакого допроса не потребовалось: хозяин дома бросился наутек, едва завидел непрошеных гостей.

Дженкинс уже успел распахнуть окно и ступить одной ногой на подоконник, когда Лусиан, ухватив беглеца сзади, стащил его на пол и, развернув лицом к себе, прижал к стене, крепко взявшись за шейный платок.

– Вам никто не говорил, что неприлично поворачиваться спиной к посетителям? – вкрадчиво спросил Лусиан.

Лицо Дженкинса исказила гримаса ужаса. Он трудно и часто дышал.

– Чего… чего вы хотите, милорд?

– Полагаю, вам есть, в чем признаться.

– Признаться? Я не знаю, что… что вы имеете в виду. Лусиан крепче натянул шейный платок и намотал его на руку. Дженкинс схватился за горло, но более уступчивым не стал.

– Кто заплатил вам зато, чтобы вы подделали письмо? – спросил Лусиан, теряя терпение.

– Какое… письмо? Взбешенный увиливанием клерка, Лусиан толкнул его к окну и высунул его голову наружу, чтобы тот мог вдоволь налюбоваться булыжной мостовой с высоты третьего этажа.

– Падать вы будете долго.

Дженкинс издал звук, похожий на жалобное мяуканье.

– Скажите, кто вас нанял.

– Я не могу. Он убьет меня…

– А я, по-вашему, что собираюсь с вами сделать?

Но клерк лишь всхлипнул и замотал головой. Тогда Лусиан приподнял его за пояс брюк и толкнул наружу, так что теперь из окна торчала не только голова, но и весь торс. Затем наружу высунулись и бедра несчастного. Вскоре Дженкинс уже весь свисал из окна головой вниз. Лусиан держал его за одну лодыжку.

И тогда Дженкинс, почуяв скорую смерть, завизжал от ужаса:

– Ладно! Я расскажу вам, что я знаю!

Лусиан еще немного подождал перед тем, как затащить Дженкинса обратно. Клерк скорчился на полу, держась за горло, с животным страхом в глазах глядя на своего мучителя.

– Советую говорить только правду, – сказал Лусиан, когда гнев его немного утих. – Вас повесят за измену, если я не вмешаюсь и не потребую для вас снисхождения.

Клерк судорожно сглотнул и закивал.

– Это вы разгласили информацию о поставках золота несколько месяцев назад?

– Да, милорд, – с запинкой произнес Дженкинс.

– Полагаю, что у вас имелась на то серьезная причина? Вы понимаете, что из-за вас погибли люди? Много людей.

Лицо клерка исказилось мукой.

– Я никогда не думал… Мне, очень нужны были деньги, чтобы расплатиться с долгами… и моя мама… Они сказали, что убьют ее, если я не подчинюсь. Клянусь, я не знал, что золото окажется у французов.

– Вы этого не понимали? – презрительно переспросил Лусиан.

– Нет! Мне всего лишь велели сообщить сроки поставок. – Но после того как в министерстве разразился скандал, вы поняли, в чем состоит ваше преступление, не так ли?

Дженкинс повесил голову.

– Да, – прошептал он. – Но было уже поздно. Я слишком глубоко увяз.

– Хорошо. Тогда скажите, кто организовал те кражи.

– Не знаю, честное слово, не знаю, милорд, – с мольбой в голосе сказал Дженкинс, преданно глядя Лусиану в глаза. – Я всего лишь мелкая сошка. Я слышал, как упоминали имя главного. Дважды слышал. Лорд Калибан. Но я никогда его не видел.

– Кто-то должен был отдавать вам приказы.

– Да. Я получал инструкции от одного джентльмена. Его зовут сэр Джайлс Фрейн.

У Лусиана защемило сердце при звуке этого имени, но Филипп избавил его от необходимости отвечать. Он заговорил впервые за все время, пока они находились в доме Дженкинса.

– Сэр Джайлс вот уже несколько месяцев как мертв. Лусиан невольно перевел взгляд на Филиппа. Филипп был одним из немногих, кто знал, как на самом деле принял смерть сэр Джайлс.

Лусиан посмотрел на свои руки, которые вдруг стали дрожать. В памяти его всегда будут живы те ужасные мгновения. Убийство друга пробуждало в его душе что-то темное и дурное, то, что он стремился забыть. И все же он готов был убить еще раз, если такой ценой можно было остановить Калибана и его приспешников.

– Удобное признание, – сказал, наконец, Лусиан, – если учесть, что сэр Джайлс уже не в состоянии постоять за себя и свое доброе имя. И после этого вы рассчитываете на то, что я вам поверю?

– У меня есть доказательство, милорд. Хотите его увидеть?

– Да.

Боязливо оглядываясь на Лусиана, клерк с трудом поднялся на ноги и прошел в угол комнаты. Лусиан окинул взглядом спартанское жилье Дженкинса: койка, стол, стул и лампа для чтения, да еще шкафчик и жаровня, чтобы готовить еду. Если Дженкинсу и платили за измену, то по обстановке его жилья этого не скажешь.

Обойдя стол, клерк стал на колени и вытащил из пола доску. Достав кожаный мешочек, он протянул его Лусиану:

– Они все здесь – все указания, что сэр Джайлс давал мне за этот год.

Лусиан бегло просмотрел содержание посланий, нацарапанных на мелких листках бумаги.

– Не вижу ничего, что указывало бы на сэра Джайлса. Вы могли подделать эти записи так же, как подделали мое письмо.

– Но я их не подделывал, милорд! Клянусь! И почти все деньги, что он передавал мне, тоже тут. Сто фунтов. Как только я понял, я… я не смог их потратить. Я сказал сэру Джайлсу, что больше не буду помогать. Я умолял… но он настаивал. Он сказал, что Калибан убьет мою мать, если я не сделаю того, что он требует.

У Дженкинса был такой несчастный вид, что Лусиан был склонен, ему поверить. Более того, Лусиан знал, на что способен Калибан. Он бы выполнил угрозу.

– Если тот, кто оставлял вам распоряжения, мертв, то, как вы сейчас поддерживаете связь с бандой Калибана?

– Донесения оставляют для меня в цветочном горшке у входной двери. Я никогда не видел того, кто их оставляет.

Лусиан впился в него взглядом. Он мог бы запугать любого. Дженкинса трясло, но от своих слов он отступаться не стал.

– Хорошо, – сказал Лусиан. – Расскажите мне о последнем письме. Вы подделали мой почерк?

– Да, милорд. У меня было несколько ваших писем, и я тренировался не одну неделю.

– И как вам удалось завладеть моей печатью?

– Никак. Я не имею доступа к вашей печати, и вы об этом знаете. Мне предоставили несколько восковых оттисков с вашей печатью. Изготовить сургучную облатку труда не составило. Для этого нужен всего лишь очень острый и тонкий нож.

– Должно быть, кто-то завладел вашим кольцом с печатью, – предположил Филипп.

Лусиан хранил печать в сейфе в Уайтхолле, и еще одно кольцо с печатью он держал дома в кабинете. И вдруг с неожиданной ясностью ему припомнилось то утро, когда он, войдя в кабинет, обнаружил там Бринн и ее брата. А на следующее утро она оказалась там одна. Говорила, что искала пропавшую серьгу.

Господи… Неужели то была очередная ложь? Лусиан не удивился бы, если бы узнал, что сэр Грейсон украл печать. Но Бринн?! Неужели и она в этом замешана?

Первым его побуждением было с ходу отмести такую возможность, вторым – отчаянное желание защитить ее, не дать, делу ход, спасти от обвинения в государственной измене. Бринн была его женой! Она носила под сердцем его ребенка! Она была женщиной, завладевшей его сердцем. Выбирать между ней и долгом? Тогда лучше выбрать смерть.

Лусиан сжал зубы. В том, что касалось Бринн, на его объективность можно было не рассчитывать. Даже если он и подозревал ее, то Филипп знать об этом не должен. По крайней мере, до тех пор, пока вина ее не будет доказана. Придется выяснить правду у самой Бринн. А тем временем ее братец мог уже запросто готовить золото к отправке во Францию…

Лусиан тряхнул головой, отгоняя наваждение, и посмотрел на дрожащего клерка:

– Надеюсь, вы понимаете всю серьезность вашего преступления против государства? Вы понимаете, что лучшее, что я могу для вас сделать – это добиться, чтобы повешение вам заменили тюремным заключением или высылкой из страны?

– Да, милорд, – прошептал Дженкинс. – Я понимаю. Я был бы вам благодарен, если бы вы сохранили мне жизнь.

– Мистер Бартон возьмет вас под арест. Предлагаю вам собрать вещи – все то, что поможет вам пережить тяготы заключения до суда.

– Спасибо, милорд, – заикаясь, проговорил Дженкинс. Когда клерк отвернулся, Лусиан оттащил Филиппа в сторону.

– У меня есть соображения по поводу того, кто мог иметь доступ к моей печати, – тихо сказал он. – Сэр Грейсон Колдуэлл.

Филипп в недоумении уставился на своего начальника:

– Но это же…

– Брат моей жены. Я знаю. Если сэр Грейсон преступник, то, возможно, последняя партия золота доставлена в Корнуолл, и во Францию ее будут перевозить оттуда. Возможно, выследив его, мы сможем перехватить золото до того, как его отправят во Францию.

– Я согласен, – медленно проговорил Филипп.

– Я хочу, чтобы вы взяли человек шесть своих лучших людей и отправились в Корнуолл. Наблюдайте за сэром Грейсоном издали. Не спугните его. Я не хочу, чтобы вас заметил он или кто-то из его подельников. Ясно?

– Я понял, милорд. Вы тоже отправитесь в Корнуолл?

– Да, вскоре я подъеду. Но вначале мне нужно закончить кое-какие дела, – мрачно добавил Лусиан. – Дела, которые не ждут.

От Лусиана потребовалось все его актерское мастерство, чтобы сдержать эмоции и воздержаться от объяснения с Бринн сразу по приезду домой. Ему одинаково сильно хотелось схватить ее за плечи и трясти так, чтобы вытрясти из нее правду, и, упав перед ней на колени, молить ее о том, чтобы она убедила его в своей невиновности. Но применить к ней насилие он никогда бы не смог, а умолять ее о чем-то не было решительно никакого смысла. Лусиан уже понял, что она склонна ко лжи, и рассчитывать на то, что она будет с ним откровенна, даже если он станет умолять ее об этом, он не мог. Лусиан понимал, что не должен идти напролом, что должен наблюдать за ней, за ее реакцией. Если ей есть что скрывать, рано или поздно она себя выдаст. Он мог лишь молиться о том, чтобы самые мрачные из его подозрений не оправдались.

Вернувшись, домой, Лусиан направился прямо к себе в спальню и принялся упаковывать саквояж, не прибегая к помощи слуги. Ему не нужны были свидетели.

Он почувствовал присутствие Бринн еще до того, как она заговорила. В его спальню она вошла из своей смежной с его спальней гостиной.

– Что-то случилось, Лусиан? Уже поздно. Я начала волноваться.

– Да, кое-что случилось. Нечто очень и очень плохое, – сказал он, не удостоив ее и взглядом. – Еще одна партия золота украдена.

Бринн нахмурилась:

– Еще одна?

Лусиан прекратил собирать саквояж и пристально посмотрел ей в глаза.

– Обстоятельства этой кражи отличаются от тех, предыдущих. На этот раз все еще хуже. Моей печатью воспользовались для подделки письма, санкционировавшего передачу золота. Золото короны беспрепятственно попало прямо в руки воров.

– Ваше кольцо с печатью? – Голос ее понизился до еле слышного шепота.

Лусиан сделал все, чтобы сохранить бесстрастное лицо.

– Да, мое кольцо с печатью. И теперь в измене могут обвинить меня.

Бринн схватилась рукой за горло:

– Нет… Не может быть! Никто не поверит, что вы можете быть причастны к краже золота из государственной казны!

– Может, и так. Но тогда я просто обязан поймать воров.

Вот он, повод признаться во всем. Он сам давал ей карты в руки. У Лусиана сжалось сердце в ожидании, пока Бринн заговорит.

Она шагнула к нему. На красивое лицо ее легла тревожная тень. Но вдруг Бринн замерла. Он видел, что ей удалось взять себя в руки.

– Вы уезжаете сегодня? Словно кто-то сжал его сердце.

– На самом деле мы не знаем, где искать воров. Я отправлюсь сегодня же в Дувр. С наибольшей вероятностью золото во Францию может быть отправлено оттуда. Расследование может занять несколько дней. Так что прости меня, если я вернусь не скоро.

– Я… понимаю.

– Согласна побыть немного одна? Скучать не будешь?

– Не волнуйтесь, – пробормотала Бринн. – Мне есть, чем заняться. Помогу Рейвен с приготовлениями к свадьбе.

Закрыв саквояж, Лусиан быстро поцеловал Бринн в лоб, не решаясь на большее. Но Бринн, очевидно, даже не заметила его холодности, настолько ее потрясло сообщение о пропаже золота… или подделке письма с его печатью?

Он уже успел взять в руки саквояж и отойти к двери, когда она, наконец, пришла в себя.

– Лусиан, пожалуйста, берегите себя, – сказала она, казалось бы, с вполне искренней теплотой.

– Обещаю. И ты береги себя, любовь моя.

Затем он повернулся и вышел из комнаты. Сердце его словно сковало холодом.

Бринн продолжала стоять там, где стояла, не в силах пошевельнуться, леденея от страха и сгорая от ярости. Грей так ни разу и не ответил ни на одно из ее писем, в которых она требовала от него объяснений по поводу его странного поведения во время визита в Лондон, случившегося несколько недель назад. Теперь она точно знала, что Грей ее предал. Он солгал ей, когда сказал, что печать Уиклиффа понадобилась ему для того, чтобы санкционировать перевозку партии бренди с тем, чтобы можно было не платить на нее налог. Нет, не бренди собрался он перевозить. С его помощью совершилась кража невероятной суммы в золоте, причем это золото должно попасть в руки врагов страны!

И что еще хуже, теперь над Лусианом нависла тень подозрения. Подозрения в государственной измене. Господи…

Бринн в смятении вернулась к себе в спальню. Вышагивая из конца в конец комнаты, она пыталась придумать, что делать.

Лусиан вознамерился схватить предателей. Если в Дувре он золота не найдет, то станет искать его в другом месте. И рано или поздно логика поиска приведет его в Корнуолл, к Грею.

Бринн передернуло при мысли, что случится, когда Лусиан и Грей столкнутся лицом к лицу. Лусиан его не пощадит. Грея арестуют и, возможно, повесят… А что, если Грей окажет ему сопротивление, как в свое время оказал ему сопротивление Джайлс? Бринн легко могла представить смертельную схватку между ними – все могло бы случиться, как в том навязчивом кошмаре, что с завидной регулярностью снился ей. Но на этот раз Лусиану может не повезти. Или не повезет ее брату.

По спине, пробежали ледяные мурашки страха. Мысль о том, что кто-то из них двоих погибнет, была невыносима.

Бринн не хотелось, чтобы Грея повесили, и в то же время она понимала, что человек, совершивший такое преступление, заслуживает наказания, пусть и не такого сурового. Грей был ее братом. Плоть от плоти, кровь от крови. Она должна была его спасти. Или хотя бы попытаться. Но как? Господи, почему она не остановила Грейсона тогда, когда он приезжал сюда? Тогда ей не в чем было бы винить себя сейчас. А сейчас ей было невыносимо стыдно перед Лусианом. Стыдно за то, что она позволила брату зайти в его кабинет. Ей надо было настоять на том, чтобы Грей немедленно вернул кольцо, даже если бы для этого пришлось закатить сцену перед мужем. Тогда, по крайней мере, она не дала бы совершиться ужасному преступлению.

Надо что-то предпринять. Если бы только она могла убедить Грея вернуть золото…

Бринн резко остановилась. Вот он – выход. Она должна попытаться урезонить брата, убедить его сменить курс.

Бринн позвонила горничной и дворецкому. Надо вызвать карету. Она немедленно поедет в Корнуолл, времени терять нельзя.

Однако место своего назначения она разглашать не могла, дабы не вызвать подозрений у Лусиана. Надо придумать что-то правдоподобное. Например, что Тео заболел. Точно. Так она и скажет. Она намерена ехать к Тео, чтобы ухаживать за больным. К тому времени как Лусиан узнает о ее отсутствии, она успеет переговорить с Греем…

Чуть поодаль, на темной улице, Лусиан наблюдал за собственным домом из кареты без опознавательных знаков. Сердце его превратилось в тяжелый камень, но, как тянет поковырять больной зуб, так и его тянуло узнать правду. Убедиться в том, что женщина, которую он называл своей женой, на самом деле изменница и предательница. Но так же отчаянно он желал прямо противоположного – убедиться в том, что все его подозрения беспочвенны, что она честна и невинна.

Ему не пришлось ждать слишком долго. Он видел, как Бринн спустилась по ступеням к экипажу. Как только карета с гербом двинулась, Лусиан постучал по крыше, давая знак вознице ехать следом.

Затаив дыхание, он следил за тем, как карета с гербом Уиклиффов, проехав по темным улицам Мейфэра, свернула на юг. Сомнений не осталось – Бринн направлялась в Корнуолл.

Он скрежетал зубами от ярости и боли. Злости на свою такую красивую и такую вероломную графиню. Злости на себя.

Он позволил себе увлечься красотой Бринн, позволил ей околдовать себя. Позволил желанию плоти взять верх над разумом. Позволил себе влюбиться в нее. Он женился на молодой невинной леди в надежде, что она родит ему сына. Но Бринн не была той, за которую он ее принимал, не была той, какой он хотел ее видеть.

Он совсем не знал эту красивую женщину, с которой вознамерился провести вместе остаток дней. Он не знал, что пригрел на своей груди змею.