Глава 37
Вне всякого сомнения, любезный читатель, вы уже знаете, что пламя моей похоти затопили отчаяние и печаль. На время это подействовало: я принял решение обзавестись новой женой. По правде говоря, это было единственным, что могло меня спасти от уготованного мне проклятия, ибо я прочувствовал всю боль утраты моего Горчичного Зернышка. После приличного случаю траура я снова отправился в Лондон, приняв твердое решение найти жену.
И тут я увидел ее.
Из мемуаров графа Хеллгейта
Солнце безжалостно светило в окно, и, чтобы избежать его лучей, Джози перекатилась на край кровати с намерением зарыться головой в одеяло и накрыться подушкой. Но стоило ей потянуть за одеяло, как она окончательно пробудилась. Оказалось, что поверх ее руки расположена другая – мускулистая рука мужчины.
Джози в недоумении уставилась на нее, дожидаясь, когда память возвратит ей события прошлой ночи.
Внезапно тело вздрогнуло.
Итак, она больше не девственница – ни immaculata, ни какая-нибудь другая.
Сейчас Гаррет мирно спал рядом, и Джози, едва осмеливаясь дышать, придвинулась к нему на дюйм ближе. О, как он был прекрасен! Во сне его лицо выглядело счастливым; его кудри блестели в солнечном свете, как куски угля в свете лампы.
При одном взгляде на его губы у Джози сжалось сердце. Она снова испытала жгучее, столь необычное для нее желание.
Неужели, подумалось ей, она теперь всегда сможет получать наслаждение в его объятиях, как только этого пожелает? Она и не представляла, что такое возможно.
Когда он открыл глаза, Джози вскинула голову:
– Доброе утро!
Мейн приподнялся, опираясь на локоть, и изумленно огляделся вокруг. Простыня соскользнула с него, обнажив до талии.
– Теперь я точно твоя жена, – сообщила Джози, перебрасывая через плечо тяжелые волосы. – Будем знакомы: Джозефина, графиня Мейн.
Изумление на его лице сменилось унынием.
– Черт! – Гаррет провел рукой по глазам.
Что ж, по крайней мере он не послал к черту ее.
– Надеюсь, ты меня помнишь?
– Конечно, помню.
– Очень любезно с твоей стороны.
– Я переспал с женщиной, годящейся мне по возрасту в племянницы. Что, черт возьми, на меня нашло?
– Может быть, виновата я? – ехидно спросила Джози. Мейн ответил стоном.
– Хотя, откровенно говоря, скорее это ты нашел меня, чем я нашла тебя. – Джози сладко потянулась и подумала, что теперь он не сможет сбежать от нее еще долгие-долгие годы.
– Ты говоришь как невинный младенец. – Не открывая глаз, Мейн протянул Джози к себе, и она упала ему на грудь со своим обычным изяществом. Вероятно, другая женщина примостилась бы возле него, свернувшись калачиком, как делают грациозные и гибкие котята, но она была застигнута врасплох и ничего не могла с этим поделать.
Мейн пах восхитительно – это был пряный, свежий запах. Она сделала еще один глубокий вдох, когда его рука оказалась в ее волосах и он попытался их распутать.
– Ты так и спала, уткнувшись мне в грудь? – спросил он.
– Не знаю, – ответила Джози невнятно. – Сейчас я пробую тебя на вкус... – Она нежно прикоснулась к его коже кончиком языка. – Вроде неплохо...
Мейн ничего не сказал на это, но Джози уже доводилось слышать о том, какими мужчины бывают утром – угрюмыми и похожими на медведей. К счастью, это у них скоро проходит.
Ее пальцы прогулялись по его широкой груди. Мускулы Мейна были не такими твердыми, как ей сперва казалось, а скорее теплыми и шелковистыми. К тому же у него было поразительно мало волос на груди, и Джози сочла это хорошим признаком.
Потом она посмотрела на свою грудь. Ее груди выступали из-под легкой ткани, будто на ней вообще ничего не было; к счастью, они не свисали до талии, как у некоторых женщин, и, похоже, Мейну они нравились.
– О чем ты думаешь? – спросила Джози. – О моей груди? По-моему, она выглядит довольно бодро.
– Бодро? – Мейн задумчиво уставился на ее грудь.
– Ну, я предпочла бы уменьшенный вариант, но, по-моему, мои груди выглядят... бодрыми. Они стоят, и это хорошо, да?
Его губы раздвинулись. Все ясно: теперь он получал по заслугам за то, что прежде считал Джози маленькой девочкой, слишком юной для того, чтобы вступать в брак.
Теперь, когда Джози пришла к выводу, что ее груди не настолько велики, чтобы стыдиться их, они стали ей нравиться.
– Ну вот, – сказала она наконец. – Может, мне стоит пойти поискать миску овсянки в классной комнате? Как ты думаешь?
Мейн лениво потянулся к ней.
– Пожалуй, ты слишком торопишься, – сказал он низким голосом.
– Возможно. – Джози свесила ноги с постели, явно собираясь встать.
– Иди сюда, гадкая девчонка! – Мейн сделал бросок, и Джози, не успев сообразить, что происходит, оказалась пригвожденной к постели.
– В другой раз не будешь называть меня невинным младенцем! – поддразнила Джози, испытывая удовольствие от того, что он навалился на нее всем телом. – Может, ты и теперь скажешь, что я слишком молода для брака? – Она изогнулась так, что ее груди прижались к его груди.
– Мегера! – Он склонился к ней, но она ловко уклонилась от поцелуя.
– Скажи, почему у тебя сделалось такое удивленное лицо, когда ты проснулся и увидел меня? Ты что, забыл, кто я?
– Разве я выглядел удивленным?
– Именно. Не сомневаюсь, что ты и понятия не имел о том, кто спит рядом с тобой.
– А вот и неправда, – возразил он.
– Тогда почему?
– Потому что я никогда в жизни не просыпался рядом с такой женщиной.
– Вот как? – Джози засмеялась. – Тогда кто еще совсем недавно по очереди просыпался в постелях чуть не всех дам Лондона?
Гаррет нахмурился, потом провел пальцем вокруг соска Джози, и ее глаза медленно закрылись. Он ничуть не сомневался, что у его жены самые красивые груди, какие ему доводилось видеть, но все же не мог не вспомнить о первой женщине, которую полюбил, – о леди Годуин.
Она была маленькой, стройной и держалась очень прямо. Он отлично знал, какие у нее груди, потому что она предпочитала носить платья из прозрачной легкой ткани: если бы Джози захотела носить такие же, он запер бы ее на замок. Груди Джози вызывали у него восторг: при одном взгляде на них в его чреслах загорался огонь желания. Он привлек жену к себе.
– Джози, – пробормотал он. – Я в самом деле не просыпался рядом с такой женщиной.
– О-ох! – раздалось в ответ, и ноги Джози обвились вокруг него: она вся устремилась ему навстречу, словно спеша слиться с ним в единое целое.
Потом она задвигалась под ним, и он сразу забыл обо всех возможных позах, потому что ее руки оказались на его ягодицах и она, притягивая его все ближе и ближе, втягивала внутрь и побуждала действовать.
Солнечный свет изливался на них обоих, так что каждый дюйм кремового тела Джози теперь был на виду. Усилием воли Мейн заставил себя остановиться и оторвался от нее под ее негодующие возгласы, после чего принялся разглядывать Джози, устроив себе пир созерцания и пожирая взглядом все прелестные изгибы ее тела в отдельности и всю ее прелесть целиком. Он позволил себе изучить ее всю вплоть до очаровательных ямочек и закончил тем, что поцеловал даже ту часть ее тела, где прошлой ночью причинил ей боль и неудобство.
К счастью, боль совершенно прошла, и теперь Джози лежала в его объятиях податливая и будто лишенная костей. Он скользнул в нее и нашел именно то положение, какое подходило для нее лучше всего, естественное, как дыхание, а потом довел ее до полного удовлетворения.
Когда все кончилось, Джози посмотрела на мужа так, словно он остался единственным мужчиной на земле, подходящим для нее.
– Мне очень понравилось просыпаться вот так, – томно сказала Джози.
Мейн посмотрел на нее:
– Мне тоже.
– Утром чувствуешь себя целомудренным, как будто заново родился...
– До тех пор, пока не почувствуешь себя порочным. – Он повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Мы будем жить в твоем поместье?
– Конечно. – Мейн кивнул. Ему надоело быть заочным заводчиком лошадей, надоело читать журналы о выведении пород, надоело устраивать дела, не присутствуя при этом лично, а еще покидать поместье ради того, чтобы провести сезон в Лондоне, потому что кобылы собираются жеребиться. – А ты не будешь скучать по Лондону? – спросил он.
– Ничуточки. – Джози засмеялась. – Но иногда мне придется оставлять тебя в деревне одного, чтобы немножко пофлиртовать на балах.
Потом она уснула, а Мейн лежал рядом и пытался понять, что для него важно, а что нет. Конюшни и сезоны в Лондоне, ночи, бессмысленно растраченные в клубе «Олмак»...
Но все это не самое важное. Было что-то еще. Однако ему не хотелось додумывать эту мысль до конца, потому что она представлялась ему слишком пугающей.