Глава 8,

Час спустя Грегори все еще поздравлял себя с тем, как он мастерски применил стратегию и точно выбрал момент, что вылилось в прогулку с мисс Уотсон. Они замечательно провели время, и лорд Феннсуорт – да ну, просто Феннсуорт, – вероятно, тоже хорошо провел время, но только в обществе своей сестры, а не очаровательной Гермионы Уотсон.

Вкус победы действительно очень сладок.

Как и обещал, Грегори повел ее в сады Обри-Холла и произвел неизгладимое впечатление на Гермиону тем, что вспомнил целых шесть названий из области садоводства. К примеру, дельфиниум, хотя, если быть честным, в этом была заслуга леди Люсинды.

Остальными были следующие – просто, чтобы воздать должное: роза, маргаритка, пион, гиацинт и трава. Короче, он считал, что выполнил обещание. Детали всегда были его слабым местом. И вообще все это было лишь игрой.

Мисс Уотсон, судя по всему, отогрелась в его обществе. Она не вздыхала и не хлопала ресницами, но зато маска вежливого равнодушия исчезла, и дважды ему удалось заставить ее рассмеяться.

Что было добрым признаком. В самом деле. Ему было приятно ощущать, как возвращается остроумие. У него пропало чувство, будто ему дали под дых, что наверняка сочли бы благом для его дыхательной системы. Он обнаружил, что дышит с наслаждением, – этот процесс был довольно затруднительным, когда он смотрел на затылок мисс Уотсон.

Грегори, в одиночестве прогуливавшийся по тропинке, ведшей к озеру, нахмурился. Довольно неожиданная реакция. Ведь он видел ее затылок сегодня утром. Разве она не убегала вперед, чтобы понюхать какой-то цветок?

Гм... Возможно, нет. Он не помнит.

– Добрый день, мистер Бриджертон.

Обернувшись, Грегори с удивлением увидел леди Люсинду, которая сидела на ближайшей каменной скамье. Он всегда считал расположение этой скамьи неожиданным – лицом к купе деревьев. Возможно, именно в этом и был смысл. Сесть спиной к дому – и к его многочисленным обитателям. Его сестра Франческа часто говорила, что после двух или трех дней в компании всего семейства Бриджертон деревья становятся довольно приятным обществом.

Леди Люсинда приветливо улыбалась, но улыбка была слабой, и Грегори вдруг осенило, что девушка сама не своя. Ее взгляд казался утомленным, а тело было все напряжено.

«Она выглядит уязвимой, – неожиданно для себя подумал он. – Вероятно, брат привез ей неприятные вести».

– У вас безрадостный вид, – сказал Грегори, из вежливости подходя к ней. – Можно присоединиться к вам?

Леди Люсинда кивнула, и на ее губах опять появился слабый намек на улыбку. Только это не было улыбкой. Совсем.

Грегори сел рядом.

– Так вам удалось побыть наедине со своим братом?

Она снова кивнула:

– Он сообщил кое-какие семейные новости. Не особо... важные.

Грегори внимательно посмотрел на нее. Совершенно ясно, что она лжет. Но он не будет на нее давить. Если захочет поделиться, расскажет сама. Кроме того, это не его дело.

И в то же время ему было любопытно.

Леди Люсинда устремила взгляд вдаль, вероятно, на какое-то дерево.

– Здесь очень хорошо.

Странно было слышать такую банальность из ее уст.

– Да, – согласился он. – А озеро совсем рядом, за деревьями. Я всегда гуляю здесь, когда хочу подумать.

Леди Люсинда неожиданно повернулась к нему.

– Серьезно?

– А почему это так вас удивляет?

– Я... я не знаю. – Она пожала плечами. – Мне казалось, вы другой.

– Что я не думаю?

– Конечно, нет, – возразила она, бросая на него раздраженный взгляд. – Я имела в виду, что вы не из тех, кому надо уединяться, чтобы подумать.

– Прошу простить мою безапелляционность, но вы тоже кажетесь не из тех.

Мгновение она раздумывала над его словами.

– А я действительно не из тех.

Грегори рассмеялся:

– Видимо, у вас с братом был неприятный разговор.

Леди Люсинда удивленно заморгала. Однако она не попросила его уточнить. Что тоже было не похоже на нее.

– И над чем вы собрались здесь размышлять? – спросила она.

Он уже открыл было рот, чтобы ответить, но не вымолвил ни слова, потому что леди Люсинда ответила сама:

– Наверное, о Гермионе.

Вряд ли имело смысл отрицать это.

– Ваш брат влюблен в нее.

Это словно выдернуло ее из вязкого тумана.

– Ричард? Не говорите ерунды.

Грегори недоверчиво посмотрел на нее.

– Не могу поверить, что вы этого не заметили.

– А я не могу поверить, что вы заметили. Господи, да она воспринимает его только как брата.

– Я вполне это допускаю, но он отвечает ей совсем другими чувствами.

– Мистер Бри...

Грегори поднял руку, жестом призывая ее замолчать.

– Ну-ну, не нужно, леди Люсинда. Осмелюсь заметить, я видел больше влюбленных дураков, чем вы...

Смех в буквальном смысле сорвался с ее губ.

– Мистер Бриджертон, – сказала она, отсмеявшись, – в течение последних трех лет я являюсь постоянной спутницей Гермионы Уотсон. Верьте мне, когда я говорю, что на свете нет никого, кто видел бы такое количество снедаемых любовью дураков, как я.

На мгновение Грегори растерялся и не нашелся, что ответить. Ведь она была права.

– Ричард не влюблен в Гермиону, – повторила она, в подтверждение своих слов качая головой. И фыркая. По-женски, но все же. Причем фыркая на него.

– Позволю себе не согласиться, – сказал Грегори. Хотя у него было семь братьев и сестер, он не знал, как изящно уклониться от спора.

– Да этого просто не может быть, – очень уверенно заявила леди Люсинда. – Он влюблен в другую.

– О, вот как? – Грегори даже не подумал о том, что пора пробудить свою надежду.

– Да, именно так. Он все время рассказывал о какой-то девушке, с которой познакомился у своего друга, – сообщила она. – Кажется, она чья-то сестра. Не помню, как ее зовут. Возможно, Мэри.

Мэри. Гм... Он знал, что Феннсуорт начисто лишен воображения.

– Ergo, – заключила леди Люсинда, – он не влюблен в Гермиону.

– Верьте этому, если вам так угодно, – с надменным вздохом произнес Грегори, – но я знаю одно: вскоре вашему брату придется лечить разбитое сердце.

– О, вот как? – усмехнулась леди Люсинда. – Потому что вы уверены в своем успехе?

– Потому что я уверен в его неудаче.

– Да вы же практически не знакомы с ним.

– А теперь вы защищаете его? Секунду назад вы говорили, что это его не интересует.

– Не интересует. – Леди Люсинда закусила губу. – Но он мой брат. Неужели вы думаете, что я его не поддержала бы, если бы это его интересовало?

Грегори многозначительно поднял бровь.

– Боже, как быстро ваша преданность меняет направление.

Она виновато посмотрела на него.

– Он граф. А вы... нет.

– Из вас получится замечательная великосветская мамаша.

Ее спина напряглась.

– Прошу прощения?

– Вы выставляете свою подругу на аукцион и отдаете тому, кто сделает большую ставку. К тому моменту, когда у вас вырастет дочь, вы здорово набьете руку.

Леди Люсинда вскочила, ее глаза блестели от гнева и возмущения.

– Вы говорите ужасные вещи. Моей самой главной заботой всегда было счастье Гермионы. И если так уж случится, что счастливой ее сделает граф... который является моим братом...

Блестяще! Теперь она пытается свести Гермиону с Феннсуортом.

– Но ее могу сделать счастливой и я, – сказал он, вставая.

И ведь это правда. За это утро он дважды заставлял ее смеяться, хотя она сама его рассмешить не пыталась.

– Конечно, можете, – согласилась леди Люсинда. – И вероятно, она будет с вами счастлива, если вы все не испортите. Как бы то ни было, Ричард слишком молод для женитьбы. Ему всего двадцать два.

Грегори с любопытством оглядел ее. А сейчас, если судить по ее словам, получается, что она поддерживает его как наилучшего кандидата. Так к чему она клонит?

– И он, – добавила она, нетерпеливо заправляя за ухо светло-русый локон, который ветер все время бросая ей в лицо, – не влюблен в нее. Я в этом абсолютно уверена.

Ни у одного из них не нашлось, что добавить к сказанному, поэтому, так как оба уже были на ногах, Грегори указан рукой на дом:

– Давайте вернемся.

Леди Люсинда кивнула, и они неторопливо пошли вперед.

– Это все равно не решает проблему с мистером Эдмондсом, – заметил Грегори.

Она бросила на него лукавый взгляд.

– В чем дело? – недовольно спросил он.

И она, как ни удивительно, хихикнула. Ну, возможно, это было не хихиканье в прямом смысле, а звук, который люди издают носом, когда им смешно.

– Ни в чем, – ответила она, продолжая улыбаться. – Честное слово, я потрясена тем, что вы не стали делать вид, будто не помните его имени.

– Что, мне следовало назвать его мистером Эдвардсом, потом мистером Эллингтоном, потом мистером Эдифисом, потом...

Она высокомерно изогнула брови.

– Уверяю вас, вы потеряли бы мое уважение.

– Какой ужас. О, какой ужас, – произнес он, прижимая руку к сердцу.

Леди Люсинда оглянулась на него и одарила озорной улыбкой.

– Это был близкий промах.

Грегори удалось сохранить беспечный вид.

– Я плохой стрелок, зато я умею уворачиваться от пуль.

А вот это ее заинтересовало.

– Никогда не встречала мужчину, который открыто признавал себя плохим стрелком.

Он пожал плечами.

– Есть вещи, от которых просто никуда не деться. Я навсегда останусь Бриджертоном, над которым при стрельбе на близкое расстояние одержит верх сестра.

– Та, о которой вы мне рассказывали?

– Все, – честно признался Грегори.

– О! – Леди Люсинда нахмурилась.

Наверняка для подобных ситуаций существуют давно устоявшиеся заявления. Что нужно сказать, если джентльмен признается в том, что у него есть слабое место? Она не могла вспомнить, чтобы прежде хоть раз слышала подобное признание от мужчины, но бывали случаи – в истории, – что джентльмены так поступали. И ведь кому-то приходилось реагировать на их признание.

Люси хлопала глазами, ожидая, когда что-нибудь приемлемое придет на ум. Но ничего не приходило.

И вдруг...

– А Гермиона не умеет танцевать. – Эти слова, сорвавшиеся с ее губ, не имели никакой связи с сознанием.

Боже милостивый, неужели это должно нести какой-то смысл?

Грегори остановился и повернулся. На его лице отражался живейший интерес. А может, и безмерное удивление.

Она очень надеялась, что в земле разверзнется пропасть, и она спрыгнет в нее. И то, что мистер Бриджертон смотрел на нее не отрываясь, причем так, как смотрят на душевнобольного, ни в коей мере не облегчало ей жизнь.

Наконец он проговорил:

– Наверняка есть причина, почему вы сказали мне это.

Люси нервно выдохнула.

– Я подумала, что вам от этого станет легче, – ответила Люси. – В связи с тем, что вы не умеете стрелять.

– О, я умею стрелять, – возразил мистер Бриджертон. – Это самая легкая часть дела. Я просто не умею попадать в цель.

Люси засмеялась. Просто не удержалась.

– Я могла бы научить вас.

Он резко дернулся.

– Боже! Только не говорите мне, что умеете стрелять.

Люси гордо вскинула голову.

– И довольно метко.

Мистер Бриджертон замотал головой.

– Только этого еще не хватало.

– Это превосходное искусство.

– Я в этом не сомневаюсь, но с меня достаточно трех представительниц слабого пола, которые способны одержать надо мной верх. И меньше всего мне хотелось бы услышать... Господи, умоляю, только не говорите, что мисс Уотсон – тоже меткий стрелок.

Люси ошарашенно смотрела на него.

– Знаете ли, мне это неизвестно.

– Замечательно, значит, у меня еще есть надежда.

– Забавно, правда? – пробормотала Люси.

Мистер Бриджертон улыбнулся ей, но улыбка вышла перекошенной.

– Кто вас учил?

– Отец, – выпалила Люси прежде, чем сформулировала ответ. В первое мгновение ей показалось, что вопрос удивил ее. Но потом, поразмыслив, она поняла, что ошиблась.

Потому что ее удивил собственный ответ.

– Когда вы ходили на детских помочах? – съязвил мистер Бриджертон.

– Нет, вскоре после того, как вылезла из них, – ответила Люси. – Он считал это важным умением, – продолжала Люси. – Даже для девочек. Наш дом стоит недалеко от побережья Дувра, и там часто появляются контрабандисты. Большинство из них вполне дружелюбны – все знают, кто они такие, даже мировой судья.

– Вероятно, он очень любил французский коньяк, – заметил мистер Бриджертон.

Люси улыбнулась своим воспоминаниям.

– Да. Но мы знали не всех контрабандистов. Уверена, некоторые из них были очень опасны. И... – Она наклонилась к мистеру Бриджертону. Такие вещи нельзя говорить, не наклоняясь к собеседнику.

– И?.. – подсказал мистер Бриджертон.

Люси понизила голос:

– Там были шпионы.

– В Дувре? Десять лет назад? Конечно, там были шпионы. Хотя все равно ставлю под сомнение целесообразность вооружения населения, не вышедшего из младенческого возраста.

Люси рассмеялась:

– Я была чуть постарше. Кажется, мы начали, когда мне было семь. А когда папа умер, уроки продолжил Ричард.

– Полагаю, и он тоже отличный стрелок.

Люси сокрушенно кивнула.

– Сожалею.

Они вновь двинулись к дому.

– Значит, мне нельзя вызывать его на дуэль, – бесцеремонно констатировал мистер Бриджертон.

– Да, я предпочла бы, чтобы вы этого не делали.

Он повернулся к ней, и на лице у него было выражение, которое можно было назвать только коварным.

– Знаете, леди Люсинда, я считаю, что только что вы заявили о своем расположении ко мне.

Рот Люси открылся, как у вытащенной из воды рыбы.

– Я не... Что дало вам повод сделать такой вывод?

– Это был бы неравный бой, – сказал мистер Бриджертон беззаботно и тем самым показал, что не стесняется своего недостатка. – Хотя, по правде говоря, я сомневаюсь, что во всей Британии найдется мужчина, с которым я стрелялся бы на равных.

Люси еще не оправилась от изумления, у нее кружилась голова, однако ей каким-то образом удалось произнести:

– Уверена, вы преувеличиваете.

– Нет, – обыденным тоном возразил мистер Бриджертон. – Ваш брат наверняка попал бы мне в плечо. – Он замолчал, обдумывая сказанное. – Если допустить, что он не стал бы целиться мне в сердце.

– О, не говорите глупостей.

Мистер Бриджертон пожал плечами.

– Несмотря ни на что, вы озабочены моим благополучием сильнее, чем думаете.

– Меня волнует благополучие каждого, – пробормотала Люси.

– Да, – кивнул мистер Бриджертон, – это так.

Люси отстранилась.

– Почему ваши слова звучат как оскорбление?

– Разве? Уверяю вас, я не хотел вас обидеть.

Люси довольно долго с подозрением оглядывала его, и в конце концов он поднял руки вверх, показывая, что сдается.

– Это был комплимент, клянусь вам, – сказал он.

– Уж больно завуалированный.

– Вовсе нет! – Мистер Бриджертон посмотрел на нее и не смог сдержать улыбки.

– Вы смеетесь надо мной?

– Нет, – уверенно заявил он и тут же, естественно, рассмеялся. – Простите. Теперь смеюсь.

– Вы могли бы хотя бы попытаться изобразить доброжелательность и сказать, что смеетесь вместе со мной.

– Мог бы. – Он усмехнулся, и в его глазах зажегся дьявольский огонек. – Но это было бы ложью.

Люси едва не пихнула его в плечо.

– О, вы просто ужасны.

– Я отравляю жизнь своим братьям.

– Да? – Люси никогда никому не отравляла жизнь, и в тот момент подобная перспектива показалась ей довольно привлекательной. – И как же?

– О, так же, как всегда. Не остепеняюсь, не иду к цели, не занимаюсь каким-либо общественно полезным делом.

– Не женитесь?

– И это тоже.

– Именно поэтому вы увлеклись Гермионой?

Мистер Бриджертон помолчал – всего мгновение.

– Нет, – ответил он. – Это совсем другое.

– Конечно, – поспешно согласилась Люси, понимая, что сделала глупость, задав этот вопрос. Ведь он уже все объяснил ей вчера – о любви, которая приходит неожиданно, об отсутствии выбора. Он не хотел, чтобы Гермиона соответствовала пожеланиям брата. Он хотел саму Гермиону, потому что не мог не хотеть ее.

Эти размышления немного усилили чувство одиночества, владевшее Люси, которая не сразу сообразила, что они уже у дома.

– Вот мы и пришли, – сообщил мистер Бриджертон, указывая на дверь гостиной.

– Благодарю за приятную компанию.

– Я получил огромное удовольствие.

Слегка наклонив голову, мистер Бриджертон с любопытством рассматривал ее. А в его глазах... Ах, если бы только Люси могла описать то, что она в них увидела! Она не поняла, что это было, не поняла, почему увиденное заставило и ее наклонить голову, почему оно вызвало у нее ощущение, будто мгновение может растягиваться... сильнее... сильнее... и превращаться в вечность.

– Разве вы не хотели побыть в одиночестве? – спросила она тихо... почти шепотом.

Мистер Бриджертон медленно покачал головой.

– Хотел, – сказал он так, будто слово пришло к нему только что, будто мысли, роившиеся у него в голове, появились только что и оказались неожиданными. – Хотел, – повторил он, – но теперь не хочу.

Люси посмотрела на него, а он посмотрел на нее. И внезапно ее осенило...

«Он не понимает почему».

Он не понимает, почему ему больше не хочется оставаться наедине с самим собой.

А она не понимала, почему это так важно.