Глава 24

Зак скрыл от Роуз свое состояние, потому что не хотел еще сильнее пугать ее, но себе он не мог не признаться, что слабеет. Так что чем быстрее он доберется до врача, тем лучше. Но если они поедут по этой дороге, банда Тейта наверняка настигнет их через несколько часов, поэтому им лучше свернуть в горы, где легче уйти от погони. Это замедлит их скорость, продвигаться станет труднее, но зато у них будет меньше шансов попасться на глаза преследователям. Зак свернул с дороги и поехал вдоль узкой, забирающейся вверх тропинки. И снова Роуз молча ехала вслед за ним.

С одной стороны тропинку ограничивала каменистая стена, с другой – крутой обрыв. Зак повернул голову, чтобы посмотреть на Роуз. Ее поцарапанное лицо было бледным, губы крепко сжаты. Она ехала вдоль стены, чуть ли не прижимаясь к ней, держась как можно дальше от опасного края. Бедная девочка перепугана до смерти. Она совсем недавно научилась ездить верхом, а здесь ей приходится пробираться по таким скользким тропинкам, где малейшее неверное движение или случайный камешек под копытом лошади может привести к падению в пропасть. А это означает верную смерть. Зак натянул поводья и спешился.

– Лошади нуждаются в отдыхе. Здесь нам лучше пойти пешком.

Роуз осторожно спустилась на землю. У нее отлегло от сердца.

– Придется вести их в поводу, – сказал Зак. Роуз кивнула, он взял свою лошадь под уздцы, и они снова тронулись дальше.

Наконец уступ расширился, и перед ними открылось обширное плато, покрытое кустарником и зарослями каменной сосны, непроходимыми рощицами мескита и разрозненными группами гигантских гранитных валунов. Раньше Зак несколько раз проезжал этой дорогой и знал, где можно найти укрытие и свежую воду. Если за ними есть погоня, это даст им преимущество. Но восхождение на плато по крутой тропинке слишком вымотало его. Ему необходимо отдохнуть, иначе от него мало будет пользы и Роуз, и ему самому. Зак подошел к краю каменистого хребта и посмотрел вниз на плоскую равнину, раскинувшуюся несколькими сотнями футов ниже плато. Знать бы, где находятся сейчас их преследователи...

Словно в ответ на его безмолвный вопрос он тут же далеко внизу увидел четырех всадников. Расстояние было слишком большим, чтобы понять, кто это, но наверняка это была шайка Тейта.

– Вот у нас и появилась компания, Роуз. – Она подошла и встала рядом с Заком. Он указал ей на всадников.

– Почему ты думаешь, что это они? – спросила она.

– Я не верю в совпадения. Это они, точно.

– Может, они так и будут ехать по равнине, не сворачивая с дороги?

– Они не слепые и заметят следы там, где мы с нее свернули. Земля еще слишком мягкая после дождя, так что следы видны очень хорошо.

Если бы он не был так обессилен от потери крови и лучше бы работал головой, он мог бы сообразить это раньше и постараться замести следы. Что стоило просто выбирать каменистые участки? Проклятие!

Его опасения подтвердились, когда всадники свернули с главной дороги.

– Пора отправляться. Они доберутся до плато в сумерках, так что у нас в запасе самое большее еще полдня. – А учитывая то, что силы его на глазах убывают, он не был уверен, что этого запаса им хватит.

Они еще дважды останавливались, чтобы отдохнуть и напоить лошадей. На одной из стоянок Роуз набрала земляных орехов и набила ими карманы своей юбки. И хотя Зак видел вокруг много дичи, он не рискнул стрелять в нее, чтобы не обнаружить себя выстрелами. На то, чтобы поставить капкан на зайца или белку, у. них не было времени. Так что пришлось довольствоваться земляными орехами.

К тому времени как они добрались до полянки, которую Зак помнил по прежним своим путешествиям, уже ярко светила луна. Он не мог заставить себя двигаться дальше. Если он будет насиловать себя, завтра у него просто не хватит сил встать. Он вяло соскочил с лошади.

Роуз подъехала к нему.

– Мы здесь остановимся?

– Да, тут неподалеку есть удобная расщелина между камней. Там можно устроить неплохой ночлег.

Расщелина оказалась достаточно широкой, так что можно было спрятать и лошадей. К вечеру Зак едва волочил ноги. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы расседлать лошадей. Когда он с этим справился, то просто повалился на землю и расстегнул ремень, на котором висела кобура.

Пожалев, что они не оставили про запас несколько маринованных яблок, Роуз вытрясла из кармана орехи, подошла к Заку и опустилась рядом с ним на колени.

– Зак, как у тебя дела? – Ее голос был полон сострадания.

– А, нормально. Мне нужно немного передохнуть. Утром я буду как огурчик.

– Я хочу развести костер, чтобы осмотреть твои раны.

– Это слишком рискованно. Ты можешь сделать это завтра утром. – Он протянул руку и нежно провел по ссадинам на ее щеках. – А как ты, сладкая моя?

– Я в порядке, Зак. Они уже больше не болят.

– Просто здорово, что Тейт пристрелил этого подонка, не то бы это пришлось сделать мне.

– Я была такой глупой, Зак. Ты же с самого начала пытался мне об этом сказать, но я совсем не хотела тебя слушать. Теперь ты ранен, и все из-за меня. – Слезы брызнули у нее из глаз.

– Я знал, на что иду, так что перестань корить себя. Но вот что я тебе скажу, любимая моя Роуз. Если ты так переживаешь, я знаю способ, как это исправить. Дай мне только очухаться.

– Ну можешь ты когда-нибудь стать хоть немного серьезнее? Я же беспокоюсь о тебе, Зак.

– Разве я тебе не говорил, что мы обязательно выпутаемся? Она прислонилась щекой к его груди.

– О, Зак, как я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Роуз. Господи, как я люблю тебя! Зак обнял ее за талию, и они откинулись на спину. Роуз положила голову ему на грудь. Зак выбросил из головы все дурные мысли. Ему не хотелось думать о подстерегающей их опасности, он позволил себе хотя бы ненадолго расслабиться и насладиться удовольствием просто побыть рядом с нею.

Ему показалось, что Роуз заснула, но через некоторое время она тихонько пробормотала:

– Зак, ты чувствуешь, что здесь'все вокруг пропитано любовью?

– Угу.

– Ты думаешь, это место какое-то заколдованное?

– Может быть. Мой отец с матерью когда-то останавливались на этой самой полянке, когда спасались от преследования индейцев. Может, это то же самое место, где между ними вспыхнула любовь.

– Ты серьезно?

– Да. Поэтому-то я и знаю эту тропинку. Мама рассказывала мне о ней, когда я был помоложе, и когда у меня выпал случай, я приехал сюда и нашел те места, которые она мне в подробностях описала. Так что это одна из тех полянок, на которых прятались мои родители.

Роуз села и стала нежно гладить его голову. Прикосновение ее руки было для него лучше целебного бальзама.

– Какая прекрасная история. Мне бы хотелось услышать ее целиком.

– Хорошо. Мой отец в молодости был, можно сказать, отшельником. Он сильно отличался от своих братьев, моих дядьев, и, насколько я могу судить по рассказам, совсем не был похож на своего отца. Дед Маккензи умер в Аламо, сражаясь за независимость Техаса.

– Значит, все твои родовые корни в Техасе, – произнесла Роуз задумчиво.

– Да, но я никогда не имел случая увидеть свою бабушку Маккензи. Она уехала в Аламо с дедом, но когда война разгорелась не на шутку, он отослал семью обратно на ранчо. Моему дяде Люку было всего два года, когда его отец погиб, моему отцу – год, а дядя Клив родился через шесть месяцев после его гибели.

– О, как это ужасно.

– Дальше будет еще ужаснее. Бабушка больше никогда не вышла замуж, и много лет спустя, когда мой отец и дяди сражались на войне Севера с Югом, банда команчей прискакала на ранчо. Бандиты убили бабушку и первую жену дяди Люка. Отец с братьями потом несколько лет выслеживали эту банду.

– А твоя мать тоже из Техаса? – спросила Роуз.

– Нет, мама родилась в Джорджии. В девичестве ее звали Гарнет Скотт. Она была вдовой и приехала на Запад после войны с караваном переселенцев. Вот так она и повстречалась с отцом.

Зака всегда охватывало чувство гордости, когда он вспоминал своего отца.

– Мой отец может читать следы лучше любого другого, поэтому он мог выследить кого угодно. Он делал это и в армии, и когда сопровождал караваны переселенцев.

– Значит, он сопровождал тот самый караван, в котором была твоя матушка? О, как романтично! – воскликнула Роуз.

– К несчастью, нет. Если бы это было так, тогда, наверное, всех, кто был в том караване, вырезали бы индейцы.

– Я ничего не понимаю. Разве ты не сказал, что именно там твои родители встретились?

– Да, но в тот раз отец шел по следу двух человек из банды Вальдена. Он как раз забрался на вершину горы где-то поблизости и увидел внизу, в долине, знаки индейцев, преследовавших караван фургонов. Он понял, что индейцы собираются атаковать, и быстро спустился в долину, чтобы предупредить караван об опасности. Он уговаривал их повернуть назад, но никто не обратил внимания на его слова, за исключением моей матери. Она развернула свой фургон и ехала вслед за Заком до этой самой полянки, и у него не оставалось другого выхода, как взять ее с собой. Им все равно пришлось задержаться, чтобы отбиться от команчей и парочки бандитов. – Зак тепло усмехнулся. – Мама рассказывала мне, что она приняла решение выйти замуж за отца с самого начала, как только его увидела. Но у него на уме было совсем другое. Зато к тому времени, когда я поспевал у мамы в животе, он все-таки должен был признаться себе, что любит ее.

Роуз улыбнулась:

– Просто чудесная история.

– Мне тоже так кажется.

– А твоя мама красивая, Зак?

– Я бы не сказал, что придаю этому большое значение; я, признаться, вообще об этом никогда не думал. Потому что она всегда для меня была самой лучшей, – пробормотал он, зевая. – Ты сильно напоминаешь ее мне, Роуз. Она отважная и искренняя, всегда готова выложить все, что у нее на душе. И у нее тоже рыжие волосы.

– А отец?

– Он – полная ее противоположность. Отец неразговорчивый, себе на уме. Но когда они вместе, то всегда горой стоят друг за друга. Они друг друга просто боготворят.

– А ты боготворишь их, – заметила она и запечатлела на его губах легкий поцелуй.

– Да, ты права. Не хочу думать, что наступит такое время, когда они подумают, что это не так.

– Зак, я кое-что не совсем понимаю. Если ты так любишь и уважаешь своих родителей, как можешь ты вести такую жизнь, которую для себя выбрал? Я не верю, что они одобрили бы ее.

У него не будет лучшего повода, чтобы выложить ей всю правду о себе.

– Вот об этом нам и надо поговорить, любимая моя. Понимаешь, честь и долг всегда были отличительными чертами нашей семьи. Этот кодекс я с самого детства привык уважать.

– Долг по отношению к чему, Зак? К стране?

– М-м... к службе.

– Службе на благо страны. Конечно, я понимаю. – Она крепко обняла его.

– Ты забываешь, что вся моя семья из Техаса, Роуз. Мы исполняем свой долг и по отношению к Техасу.

– Ну, Зак, ты так говоришь, как будто Техас – это отдельное государство.

– Да, мы действительно привыкли так к нему относиться. Именно поэтому мы называем его Штат Одинокой Звезды. Когда мы отвоевали независимость от Мексики, нам пришлось защищаться от разных врагов – индейцев, мексиканцев, бандитов. Техасские рейнджеры появились в ответ на необходимость защищать границы штата и поддерживать закон.

– И что, эти долг и честь, к которым ты себя причисляешь, – все это относится к техасским рейнджерам?

– Все правильно, милая моя.

– Ты хочешь сказать, что твой отец – техасский рейнджер?

– Вот именно. Так же как и мои дядья и несколько моих двоюродных братьев.

Роуз принужденно рассмеялась:

– Наверное, это очень забавно, когда вы собираетесь всей семьей. Представители закона с одной стороны стола, а ты – с другой.

– Ну... видишь ли, мы все по одну сторону стола.

– Что ты хочешь этим сказать? Зак сделал глубокий вдох.

– Я тоже техасский рейнджер, Роуз. Она расхохоталась:

– Сейчас ты мне скажешь, что и Джесс Тейт – тоже.

– Нет, но Билл Грейнджер был рейнджером. Мы работали вместе.

Она посмотрела на него так, будто он ударил ее по лицу.

– Ты говоришь серьезно? Ты действительно представитель закона?

– Я хотел сказать тебе об этом сотни раз, Роуз. Предупредить тебя насчет Рейборна, когда мне попали в руки доказательства его причастности к угону скота, но...

– Ни слова больше. Не теперь, Зак. – Она повернулась к ему спиной.

Он положил руку ей на плечо.

– Любимая моя, ты должна верить мне: я никогда не хотел обманывать тебя.

– Я не знаю теперь, чему верить, Зак. И я не хочу больше сейчас ничего слышать.

– Если ты хоть чему-то веришь, поверь, что я люблю тебя, Роуз.

У нее перехватило дыхание. Потрясение от его слов было настолько болезненным, что не шло ни в какое сравнение с физической болью, что она испытала после побоев. Ее сердце теперь было обременено тоской и мукой. Они клялись друг другу в любви. Как он мог скрыть от не'е правду о себе? Предать ее? Она закрыла глаза, и слезы потекли по ее щекам.

Роуз проснулась потому, что ей стало жарко. В их укрытии было светло, но солнца не было видно: вход в расщелину затеняли густые кроны деревьев. Жар шел от Зака, который лежал, свернувшись, рядом с нею.

Она осторожно потрогала его лоб, и он открыл воспаленные глаза. Они горели от лихорадки.

– Зак, ты весь горишь. Он медленно сел.

– Да, я чувствую. Мне нужно просто выпить глоток воды. Даже голос его звучал слабо, еле-еле. Роуз покачала головой:

– Тебе нужна не только вода, Зак. Ты не можешь двигаться в таком состоянии.

– Здесь где-то поблизости есть ручей. Как только я выпью воды, мне станет лучше. Давай собираться.

– Но не раньше, чем я переменю повязки на твоих ранах.

– Это можно сделать и возле ручья.

У нее стиснуло сердце, когда она смотрела, как он с трудом поднимается на ноги. На несколько мгновений он прислонился к лошади, потом согнулся и не смог забросить ей на спину седло. Роуз поспешила ему на помощь.

Когда они уже были готовы тронуться с места, Роуз опустила руку в карман и вытащила оттуда пригоршню земляных орехов.

– Съешь по крайней мере это. Есть можно и на ходу. После их поездки под дождем, ночевки на холодной земле в мокрой одежде, без лекарств, которыми нужно было бы сразу же обработать оба пулевых ранения, после потери большого количества крови и двух дней без нормального отдыха было чудом, что оказалось воспаленным только одно входное пулевое отверстие на плече. Но выглядело оно неважно.

Роуз хотела развести костер, чтобы попробовать снять воспаление с помощью горячих компрессов, но Зак отказался. Она не знала, что теперь делать. Ему необходим врач. Надо как можно быстрее добраться до какого-нибудь города, хотя дальнейший путь только сильнее ослабит его.

К полудню взгляд Зака стал совсем мутным от жара, он стал мешком клониться к шее лошади. Роуз не была уверена, что он понимает, куда они направляются.

Ближе к сумеркам, когда они наконец остановились, чтобы дать лошадям отдохнуть, он так ослабел, что упал на колени, когда попытался снова забраться в седло.

С Роуз было довольно.

Оглянувшись вокруг в поисках укрытия, она выбрала заросли каменных сосен, подходившие для этой цели лучше всего. Отвесная гранитная стена, возле которой они росли, послужит им хорошим тылом, так что ей останется следить только за оставшимися тремя сторонами горизонта. Зак невнятно попытался спорить с нею, когда она повела его туда и заставила лечь на землю. Не обращая внимания на его протесты, она расседлала лошадей, и к тому времени, как она свалила тяжелые седла и седельные сумки в кучу рядом с ним, Зак уже спал. На лбу у него выступили крупные капли пота. Роуз вытащила свое грязное платье из седельной сумки Тейта, выстирала его в ручье, потом оторвала от него кусок и положила холодную влажную ткань ему на лоб.

Несмотря на опасность, она должна развести огонь, чтобы сделать горячий компресс на его воспаленные раны. Сейчас еще было достаточно светло, так что пламя костра не будет заметно издали, но при этом уже достаточно темно, чтобы дым не был заметен.

Она истратила несколько спичек, пытаясь зажечь толстые ветки, которые никак не хотели разгораться. В отчаянии она огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, что легко горит. Ее взгляд упал на седельные сумки Тейта – они были битком набиты банкнотами, которые он выкрал у Стивена.

Роуз торопливо вытащила из мешка пачку денег и поднесла к ней спичку. Язычки пламени весело заплясали на банкнотах, и она осторожно стала подкладывать к огоньку веточки – сначала тонкие, потом потолще. Через некоторое время костер разгорелся достаточно, чтобы она могла нагреть на костерке кружку с водой.

Поскольку у них была всего одна кружка, дело двигалось медленно. Но все же ей удалось четыре раза поменять компресс, прежде чем она загасила огонь. К тому времени ее руки саднили от ожогов, потому что ей приходилось смахивать с одежды горячие угольки.

Наложив чистые повязки на раны Зака, Роуз умыла лицо холодной водой, надеясь, что это освежит ее. Потом она пошла к ручью и опустила гудящие от боли руки в воду. Это было так приятно, что она наклонилась и сделала то же самое с лицом. Но никакая, даже самая прекрасная холодная вода в мире не могла успокоить ее.

Лихорадка овладевает им все сильнее, у него уже начался бред. Холодная вода слабо может помочь в его состоянии. Что, если он никогда больше не откроет глаза... если он умрет? Она попыталась отбросить эти мысли. Он обязательно должен поправиться. Она не позволит ему умереть.

Вернувшись к Заку, Роуз поменяла холодный компресс у него на лбу, и он открыл глаза – свои прекрасные глаза цвета сапфира, заворожившие ее сразу же, как только она увидела их в первый раз.

– Это так приятно, Роуз, – произнес он.

Роуз ласково улыбнулась ему и нежно поцеловала в щеку.

– Жаль, что я ничего больше не могу сделать для тебя.

– Я хочу выпить воды.

Она помогла ему приподнять голову и – плечи и поднесла кружку к его губам. Он жадно выпил всю воду, потом снова откинулся на спину.

– Роуз, ты можешь сделать кое-что еще.

– Я ничего больше не могу, Зак.

– Я хочу, чтобы ты сейчас же уходила отсюда. А я позже тебя догоню.

Она протестующе затрясла головой:

– Я никуда не уйду.

– Любовь моя, я тебя только задерживаю. Ты же знаешь, что они сделают с тобой, если настигнут нас. Просто держись дороги, и ты доберешься до города Команчи-Уэльса. Там можно будет попросить помощи. Тамошний шериф – честный человек.

– Зак, я не собираюсь бросать тебя, так что побереги свои силы. Хочешь ты этого или нет, Маккензи, но ты связан со мной навсегда.

– Я люблю тебя, Роуз. – Он попытался дотянуться до ее руки, но даже не мог оторвать ее от земли. Она схватила ее и поднесла к губам.

– Я тоже люблю тебя, Зак.

– Сколько времени мы потеряли даром, пытаясь морочить друг другу голову!

– Я знаю, любовь моя. – Она потерлась щекой о его руку. – Но зато у нас впереди целая жизнь, чтобы исправить все ошибки, совершенные нами в прошлом. – Ее слова, казалось, повисли в воздухе, как мрачное напоминание о том невозможном положении, в котором они оказались.

Наконец Зак произнес:

– Просто... ну, если я не смогу это сделать, прошу тебя, доберись до моих родных. Расскажи им обо всем, что произошло. Они тебе помогут и позаботятся о тебе.

У нее так ежа..ось сердце, что она едва могла выговорить, сдерживая рыдания:

– Ты все расскажешь им сам, потому что мы выберемся отсюда вместе. Пожалуйста, Зак, не сдавайся, – умоляла она. – Это нужно для нас обоих. Мы ведь только нашли друг друга. Я не разрешаю тебе сдаваться. Если ты меня любишь, ты будешь бороться, потому что если ты умрешь... – терзающая боль в ее сердце стала невыносимой, – у меня не будет смысла продолжать все это. Ты моя жизнь, Зак.

– Прости меня за все, любовь моя. Это так много. Я хочу сказать тебе: ты значишь для меня все, я все люблю в тебе. Мне бы хотелось, чтобы я с самого начала был по отношению к тебе совершенно честным.

– Еще не поздно, Зак. С этой самой минуты между нами не будет больше никаких секретов.

– Да, больше никаких секретов. – Его голос замирал. – Прости меня, Роуз. Поезжай к моим родным в город Калико, что в Техасе.

Она сразу же узнала название города.

– Зак, моя подруга Эмили живет в Калико. Джош Маккензи – твой родственник?

Но ее вопрос уже не доходил до сознания Зака: его глаза были закрыты, и он, кажется, уже не дышал.

Ее охватила паника. Такого с ней еще никогда не было. Приложив ухо к его груди, она различила слабое биение сердца. Со смешанным чувством облегчения и безнадежности она осталась лежать у него на груди, уже не сдерживая рыданий.

Когда силы почти полностью ее покинули, Роуз сделала над собой последнее усилие и спустилась к ручью, смыла с лица слезы, зачерпнула кружкой воды. Она потеряла представление о времени, продолжая раз за разом менять холодные компрессы на пылающем лбу Зака. Наконец через некоторое время у него начался озноб. Тело Зака сотрясалось от крупной дрожи. Роуз заботливо укрыла его пончо, но озноб не прекращался, зато Зак на несколько секунд открыл глаза.

– Холодно. Я совсем замерз, – пробормотал он и снова провалился в лихорадочное забытье.

У нее больше не было спичек, чтобы разжечь огонь. Стащив с себя всю одежду, она затем раздела и Зака, прижалась к нему всем телом и накрыла их обоих пончо.

Обняв его и пытаясь передать ему тепло своего тела, она всю ночь баюкала его в своих объятиях – а рядом на расстоянии вытянутой руки лежал его «кольт».

Ни один человек или зверь не посмеет больше причинить боль человеку, которого она любит.