Глава 2

Когда дилижанс въехал во двор гостиницы «Колокол», что на Вуд-стрит в Лондоне, Джулиана и думать забыла о несчастном сэре Джоне. Делая около пяти миль в час, не считая вынужденной остановки на ночлег — в те времена было опасно находиться на почтовом тракте после захода солнца, — дилижанс покрыл расстояние в семьдесят миль между Винчестером и Лондоном за двадцать четыре часа. Ночевала Джулиана вместе с остальными шестью пассажирами на голом полу в таверне для кучеров. Но, несмотря на грязь питейного заведения и отсутствие каких-либо удобств, это было настоящим отдыхом после выворачивающей внутренности наизнанку жестокой тряски дилижанса по ухабам и колдобинам.

Незадолго до рассвета пассажиры в последний раз заняли свои места в тесном ящике на скрипучих рессорах и около семи часов утра оказались наконец в Лондоне. Джулиана, подбоченясь, стояла во дворе гостиницы «Колокол» и старалась размять затекшие мышцы. Сюда же подъехал дилижанс из Йорка, и из него, как сонные мухи, выползали осунувшиеся, измученные долгой дорогой пассажиры. Теплый июньский воздух был насыщен городскими запахами, и Джулиана невольно поморщилась от зловония, которое испускали сточные канавы, забитые гниющим мусором, и густо унавоженная булыжная мостовая.

— Эй, парень! А пожитки свои забрать не хочешь?

Джулиана не сразу поняла, что кучер обращается к ней. Она все еще была плотно закутана в грубый дорожный плащ, а капор сполз на затылок и напоминал приплюснутую мужскую шляпу. Джулиана обернулась и увидела, что кучер сидит на крыше дилижанса, к которой был привязан багаж пассажиров.

— Благодарю вас, у меня ничего нет.

— Кто же отправляется в такую даль без единого дорожного сундука! — недоуменно пожал плечами кучер.

Джулиана неловко кивнула и поспешила скрыться в дверях гостиницы. Ей казалось, что она преодолела невидимый рубеж, отделяющий ее прошлое от новой, полной неизвестности жизни. Что она принесет ей — горе или удачу, страдания или счастье? Мыслями Джулиана была устремлена в будущее, и постепенно страшные воспоминания отступили.

Она вошла в темный пивной зал, где посудомойка в засаленном фартуке возила по полу мокрой тряпкой. Джулиана обошла грязную лужу, которая грозила по щиколотку затопить ее, и направилась к стойке.

— Доброе утро, — приветливо обратилась она к буфетчице, которая только хмыкнула в ответ и насупилась, словно показывая всем своим видом, что отнюдь не считает утро таковым. Девушка была бледна и худощава, с жидким, сальным пучком на затылке.

— Хотите что-нибудь поесть?

— Да, если можно, — ответила Джулиана, продолжая доброжелательно улыбаться. Она уселась на высокую табуретку у стойки и с интересом огляделась. В сравнении с деревенскими харчевнями лондонская гостиница имела плачевный вид. Если в подобных заведениях на ее родине пахло живыми цветами и засушенными травами, а посетителя встречали радушным приветствием, сверкающей посудой и начищенными полами, то здесь были вонь, грязь и, кроме того, атмосфера недоброжелательности и даже враждебности.

Из-за потрепанной занавески за стойку вышел сам хозяин гостиницы.

— Что прикажете подать? — Вопрос казался вполне учтивым, но тон с трудом можно было посчитать вежливым, особенно вкупе с высокомерным взглядом.

— Яичницу с гренками и чай, пожалуйста. Я преодолел долгий и утомительный путь из Йорка, сэр, — как будто невзначай обронила Джулиана.

Хозяин подозрительно уставился на нее, пытаясь получше разглядеть лицо в полумраке комнаты. Тогда Джулиана завернулась в плащ еще плотнее.

— Сначала заплатите, — проворчал хозяин.

Джулиана достала из кармана шиллинг. Положив его на стойку, она вскинула на хозяина сверкающие гневным презрением глаза. Тот невольно попятился, но, совладав с собой, сгреб монету в кулак и, не сводя испытующего взгляда с Джулианы, крикнул девушке, которая мыла пол:

— Элли, пойди на кухню и принеси джентльмену яичницу с гренками.

Служанка зло швырнула тряпку в ведро, от чего грязная вода с шумным плеском вылилась через край. Вытерев лоб тыльной стороной ладони, она тяжело вздохнула и нехотя отправилась на кухню.

— Может, молодой господин желает глоток эля? — хитро прищурившись, спросил хозяин.

— Спасибо, только чай.

— Послушай, парень, — заметил хозяин, ощупывая взглядом хрупкую фигуру Джулианы. — Чай — это бабье питье. Тебя что, никто не учил пить за завтраком эль?

Джулиана была довольна тем результатом, которого она достигла своим переодеванием: в «Розе и короне» ей удалось сесть в дилижанс, не привлекая ничьего внимания, к тому же она смогла убедить хозяина здешней гостиницы в том, что приехала из Йорка, который находится за сотни миль от Винчестера. Но теперь комедия слишком затянулась, и ей вовсе не хотелось, чтобы ее принимали за мужчину.

— Я ищу здесь жилье и работу. — Джулиана постаралась развеять заблуждение хозяина гостиницы. — У вас нет на примете чего-нибудь подходящего?

— Можно попробовать поискать, — задумчиво потер подбородок хозяин. — Только сначала я хочу посмотреть, что у вас под шляпой.

Джулиана недоуменно пожала плечами и сняла капор.

— Я не понимаю, какое отношение имеют мои волосы к получению работы.

В эту минуту из кухни вернулась Элли с завтраком для Джулианы и, увидев, как по грубому дорожному плащу рассыпаются длинные волосы, освобожденные от шпилек, открыла рот от изумления.

— А что ж это вы вырядились, как парень? — язвительно спросила она и поставила тарелку перед Джулианой.

— Так спокойнее путешествовать, — ответила Джулиана, принимаясь за яичницу — Не могли бы вы принести мой чай?

— Фу-ты ну-ты, какая герцогиня выискалась!

— Придержи язык и сходи за чаем, — приказал хозяин, потрясая в воздухе кулаком.

Элли вызывающе хмыкнула, но послушно отправилась на кухню снова.

— Так почему же все-таки юная леди болтается по городу одна в мужском платье? — участливо поинтересовался хозяин, протирая кран пивной бочки обшлагом рукава.

Джулиана быстро справилась с яичницей и, отложив вилку, ответила:

— Я уже сказала вам, что ищу работу.

— Вы говорите, как леди, — не унимался хозяин. — А леди не шляются по улицам в поисках работы.

— Если судьба неблагосклонна к леди, то такое случается. — Джулиана налила себе чаю из чайника, который Элли поставила ей прямо под локоть, но неловко зацепилась за носик краем плаща и чуть было не свалила

чайник на пол, подхватив его в последний момент.

— Да, наверное, — согласился хозяин, внимательно наблюдая за манипуляциями Джулианы.

— Так можете вы мне что-нибудь посоветовать или нет?

— Думаю, что смогу. Подождите немного здесь, я попробую что-нибудь узнать.

— Спасибо, — просияла от радости Джулиана, когда хозяин скрылся за занавеской.

Оказавшись на кухне, хозяин гостиницы подозвал поваренка, который чистил грязные кастрюли, и сказал ему:

— Послушай, парень. Беги на Рассел-стрит в Ковент-Гарден. Знаешь дом госпожи Деннисон? Ну вот. Спросишь хозяйку и скажешь ей, что у Джошуа Бьюта из «Колокола» есть для нее кое-что интересное. Понял?

— Да, мистер Бьют, — ответил поваренок, откидывая со лба курчавый чуб мокрой и грязной рукой. — Я мигом, сэр.

Он опрометью бросился из кухни, а мистер Бьют потер руки от удовольствия. Деннисоны всегда платили хорошие комиссионные за каждую девицу. А та, что ожидает его за стойкой, была какой-то особенной и, похоже, из благородных. А это значит, что за нее можно стребовать с четы Деннисонов приличное вознаграждение.

— Похоже, я могу быть вам полезен, мисс, — сказал он Джулиане, вернувшись в зал с улыбкой, которая больше всего напоминала оскал беззубой, дряхлой собаки.

— А что это за работа? — спросила Джулиана.

— Хорошая, чистая работа, мисс, — заверил он ее. — Если вы понравитесь госпоже Деннисон, она устроит вас наилучшим образом.

— Скажите, а это работа с проживанием?

— Да, мисс, с проживанием, — кивнул хозяин, наливая себе эля. — Прекрасная работа, как раз для такой благородной леди, как вы. Госпожа Деннисон часто покровительствует благородным девушкам. — Хозяин вытер с подбородка капли эля и улыбнулся своей отвратительной улыбкой.

Джулиана нахмурилась. Все складывалось подозрительно легко и удачно. Даже чересчур удачно. Но с другой стороны, что она потеряет, если встретится с госпожой Деннисон? А если эта дама ищет себе горничную или просто домашнюю прислугу, то для начала это ей вполне подходит.

— Наверное, мне следует пойти к ней?

— Да что вы! Не нужно. Госпожа Деннисон сама придет сюда.

— Тогда я пересяду к камину, — зевнула Джулиана. — И немного вздремну.

— Да, пожалуйста, — с напускным равнодушием ответил мистер Бьют, не переставая пристально наблюдать за девушкой, которая присела на низкую скамеечку возле огня и. подперев щеку рукой, тотчас погрузилась в сон.

Мистер Бьют даже прищелкнул языком от удовольствия. Девушка, по всей видимости, не доставит ему хлопот до прихода госпожи Деннисон. Но тем не менее он все же решил оставаться в зале, чтобы следить за ней. Через пару часов он услышал цокот копыт и стук колес по мостовой, который затих возле дверей гостиницы. Потом раздался металлический лязг откидываемой ступеньки.

Мистер Бьют из-за стойки встретил посетительницу у входа низким поклоном.

— Так что же у тебя для меня есть. Бьют? — нетерпеливо притопывая розовой шелковой туфелькой, отороченной серебристым кружевом, спросила госпожа Деннисон. — Сейчас чертовски рано для визитов, так что, надеюсь, я заехала не напрасно.

— Уверен, что не напрасно, мадам, — заверил мистер Бьют с новым поклоном, таким низким, что едва не уткнулся носом в колени. — Эта девушка говорит, что приехала из Йорка.

— И где же она? — Элизабет обмахивалась веером, морщась от спертого воздуха, к которому теперь примешивался запах вареной капусты.

— В зале у камина, — быстро ответил мистер Бьют. Госпожа Деннисон пересекла темный зал, ступая легко и неслышно, ее взгляд был прикован к фигуре спящей девушки, закутавшейся в грубый плащ. Подойдя ближе, Элизабет наметанным глазом оценила сразу все: пышную копну огненно-рыжих волос, сливочную белизну кожи, полноту чувственных губ, легкую сыпь веснушек у тонкой переносицы.

Госпожа Деннисон сочла девушку весьма миловидной. Черты лица немного крупноваты и несут печать деревенской простоты. Но волосы просто великолепны! Как известно, множество мужчин предпочитают свежесть провинциалок классической, утонченной красоте благородных дам. Но почему она так странно одета? От кого скрывается? Что-то здесь не так. А если она и впрямь окажется девственницей…

Прекрасные глаза Элизабет хищно сузились. Это очень хорошо, если у девушки есть какая-то тайна…

Она наклонилась к Джулиане и легонько потрясла ее за плечо.

— Милочка, пора просыпаться.

Джулиана очнулась от глубокого сна и увидела перед собой красивое, доброе лицо — улыбающиеся алые губы, голубые глаза. В первую минуту ей показалось, что это продолжение ее сна. Но женщина снова коснулась ее плеча.

— Меня зовут госпожа Деннисон, милочка.

Джулиана мгновенно очнулась, выпрямилась и стала оправлять свою одежду. Рядом с этим неземным существом в шелках и атласе, в роскошном капоре, из-под которого виднелись каштановые кудри, Джулиана чувствовала себя неуклюжей дурнушкой. Она спрятала ноги, обутые в грубые башмаки, под скамеечку и принялась подкалывать рассыпавшиеся волосы.

— Здешний хозяин сказал мне, что вам нужна прислуга, мэм, — начала было Джулиана.

— Дорогая, прости меня, но ты говоришь не как простолюдинка, — заметила госпожа Деннисон, усаживаясь в кресло, услужливо придвинутое расторопным мистером Бьютом. — Кажется, ты приехала из Йорка?

Джулиана кивнула, и Элизабет с удвоенным вниманием посмотрела на девушку. Госпожа Деннисон была человеком искушенным и легко могла отличить ложь от правды, тем более если ее пытался обмануть неопытный лгун. Кроме того, в говоре девушки не было ни намека на йоркширский акцент.

— А где твой дом?

Джулиана воткнула в пучок последнюю шпильку и ответила вопросом на вопрос:

— А вам необходимо знать это, мэм?

Элизабет подалась вперед и ласково дотронулась до руки девушки.

— Нет, дитя мое. Можешь не говорить, если не хочешь. Но, может быть, ты скажешь мне, как тебя зовут и сколько тебе лет?

— Джулиана Ри… Бересфорд, — быстро поправилась Джулиана, вспомнив, что если ее станут искать, то по фамилии мужа. — Мне только что исполнилось семнадцать, мэм.

— Надеюсь, ты не откажешься пойти со мной? — спросила Элизабет, от которой не ускользнула заминка в ответе девушки. — Тебе нужно отдохнуть с дороги и переодеться. — Она поднялась, шелестя накрахмаленными юбками, и подкупающе улыбнулась.

— А какую работу я должна буду выполнять, мэм? — Джулиана была совсем сбита с толку невероятной скоростью, с которой развивались события.

— Мы обсудим это, когда ты отдохнешь и придешь в себя, дитя мое, — пообещала госпожа Деннисон и, потянув Джулиану за руку, помогла ей подняться. — Нас ждет экипаж. Через несколько минут мы будем у меня дома.

У Джулианы остался еще целый соверен. На него можно было бы снять жилье и покупать еду в течение нескольких дней. Но Джулиана была наивной провинциалкой, беспомощной и беззащитной в этом огромном, враждебном столичном городе. Так что отвергать гостеприимство и поддержку обворожительной женщины с лучистыми, добрыми глазами было бы непростительной глупостью. Джулиана улыбнулась даме и последовала за своей благодетельницей из гостиницы, туда, где их ждал легкий экипаж, запряженный великолепной гнедой парой.

— Ну вот, моя дорогая, — доверительным тоном заговорила госпожа Деннисон. — Теперь признайся, почему ты не хочешь открыться мне. Уверяю тебя, я достаточно повидала на своем веку, чтобы поверить каждому твоему слову. К тому же на этом свете нет ничего, что могло бы удивить или потрясти меня.

Джулиана положила голову на атласную обивку сиденья и почувствовала, как слезы подступают к глазам. Единственный человек, который так же участливо говорил с ней и проявлял искренний интерес к ее судьбе, был сэр Джон Ридж. Она подавила рыдания.

— Мое бедное дитя, что с тобой произошло? — склонилась к Джулиане Элизабет и ласково погладила ее по руке. — Доверься мне.

Тень сомнения, которая закралась в душу Джулианы, тут же бесследно исчезла. Слишком велик был соблазн поверить тяготившую ее тайну надежному, опытному, а главное, доброжелательному человеку. И если она не сболтнет лишнего, то по-прежнему останется недосягаемой для правосудия.

— Со мной произошла невероятная история, мэм… — начала рассказ Джулиана.

«Если ваша светлость не откажет мне в чести и нанесет сегодня вечером визит на Рассел-стрит, полагаю, что смогу показать вам нечто интересное. Ваша покорная слуга, Элизабет Деннисон».

Граф Редмайн еще раз внимательно перечитал записку и бесстрастно обратился к лакею:

— Посыльный еще здесь?

— Да, ваша светлость. Он ждет ответа.

Тарквин кивнул и подошел к бюро. Он взял листок гербовой бумаги, обмакнул перо в чернильницу и быстро написал несколько строк. Потом посыпал бумагу песком и сложил ее вчетверо.

— Передай это посыльному, Роберте, — сказал граф и положил записку на серебряный поднос, который лакей с поклоном унес.

— От кого эта записка? — спросил Квентин, отрываясь от чтения.

— Тебе не следует это знать, — усмехнувшись, ответил граф. — Она касается дела, которое не имеет к тебе никакого отношения.

— Понятно. — Лицо Квентина помрачнело. — Уж не по поводу ли Люсьена и его женитьбы?

— Совершенно верно, малыш, ты угадал. Хочешь шерри? — Тарквин замер с графином в руке, вопросительно приподняв бровь.

— Да, спасибо. — Квентин отложил книгу и поднялся. — Так, значит, ты все еще намерен воплотить в жизнь свой дьявольский план?

— Более чем когда-либо, — ответил граф и протянул брату бокал. — А почему ты называешь его дьявольским, Квентин? — В глазах Тарквина промелькнула усмешка.

— Потому что он таков и есть, — отрезал Квентин. — Как ты собираешься защитить девушку от любовных притязаний Люсьена? Ведь он наверняка будет настаивать на исполнении ею супружеских обязанностей.

— Предоставь это мне.

— Не нравится мне эта затея, — хмуро заметил Квентин.

— Ты давно уже дал мне это понять. — Тарквин, улыбаясь, потряс брата за плечо. — Но ведь тебе всегда были безразличны мои планы и идеи.

— Да, но мне никогда не был безразличен ты сам, — горько ответил Квентин. — Ты безбожник, Тарквин. Самый настоящий Мефистофель.

Тарквин сел в кресло, элегантно положив ногу на ногу, и залюбовался снопами искр, разлетающимися от бриллиантовых пряжек туфель.

— Пожалуй, бриллиантовые пряжки уже выходят из моды. Недавно на балу я заметил, что Стэнхоун теперь носит серебряные… А впрочем, тебе ведь это неинтересно, Квентин.

— Ты прав. — Квентин невольно глянул на свои простые кожаные туфли с металлическими пряжками. — И пожалуйста, не уходи от разговора, Тарквин.

— Прости, но мне кажется, что мы уже поставили точку в конце нашей дружеской беседы, — ответил граф Редмайн, потягивая вино.

— Так, значит, ты не отступишь от задуманного?

— Нет, дорогой брат.

— Тогда нам больше не о чем говорить.

— Вот и я того же мнения. — Граф поднялся и грациозным движением поставил пустой бокал на бюро. — Не волнуйся попусту, Квентин. Это лишь прибавит тебе морщин.

— Перестань обращаться со мной как с пустоголовым кретином! — воскликнул Квентин с необычной горячностью. — Тебе не удастся одурачить меня, Тарквин.

Граф остановился в дверях и обернулся с улыбкой на губах.

— Слава Богу, у меня нет такой цели. И никогда не будет, если ты не перестанешь любить меня.

Дверь за графом закрылась, и Квентин залпом допил вино. Он знал своего брата вот уже тридцать лет. Он помнил, в какую ярость и отчаяние пришел пятнадцатилетний Тарквин, столкнувшись с предательством друзей. А двумя годами позже Тарквин пережил страшную сердечную драму: женщина, которую он любил всей душой, на самом деле интересовалась лишь положением в свете и состоянием будущего графа Редмайна.

Квентин знал, с какой ответственностью третий граф Ред-майн относится к фамильному достоянию. Он был старшим сыном в семье, поэтому наследовал доброе родовое имя и огромное состояние. И с тех пор отстаивает честь и достоинство рода, к которому принадлежит.

А Люсьен представляет серьезную угрозу тому, что для Тарквина является святыней. До тех пор пока Люсьен находился под опекой графа, последнему удавалось контролировать его расходы. Но теперь Тарквин никоим образом не мог повлиять на кузена и лишь с болью наблюдал, как Люсьен проматывает свою часть наследства. Квентин понимал желание брата сохранить поместье Эджкомб, но его дьявольский план приводил молодого священника в ужас. Тем более что сомневаться в его скором осуществлении не приходилось: Тарквин привык побеждать любой ценой.

Наверняка есть какой-нибудь другой способ образумить Люсьена. Квентин снова уселся с книгой в кресло, пытаясь утешиться любимым Плутархом. Он надеялся, что архиепископ не скоро покончит с тем делом, которое привело Квентина в Лондон. А в данной ситуации это совсем неплохо — кто-то ведь должен присматривать за тем, что затеял Тарквин. Не исключено, что Квентину удастся уговорить брата если не изменить свое решение, то по крайней мере хотя бы смягчить его последствия. Квентин беззаветно любил Тарквина. Он с детства восхищался его целеустремленностью, силой воли, умением побеждать. Но закрыть глаза на темные стороны его натуры Квентин не мог.

— А, ваша светлость! Рада вас видеть. — Элизабет поднялась и присела в глубоком реверансе, когда граф вошел в гостиную.

— Мадам, я горю нетерпением с той самой минуты, как получил вашу записку, — сказал граф, доставая табакерку и поднося к носу понюшку табака. Госпожа Деннисон не могла не обратить внимания на изумительную инкрустацию из слоновой кости на табакерке, подобранной в тон графского камзола.

— Вы хотите увидеть ее немедленно, ваша светлость?

— Да, мадам.

— Прошу вас, следуйте за мной, сэр.

Элизабет вывела графа из гостиной. Был ранний вечер, поэтому в доме уже никто не спал. Две юные дамы в шелковых пеньюарах прохаживались по коридору. Они приветствовали хозяйку дома почтительными поклонами, в ответ на которые удостоились милостивой улыбки.

Лакей с подносом, на котором стояли два бокала с шампанским и блюдо устриц, постучался в какую-то дверь и скрылся за нею.

— Я смотрю, вечер уже начался, — заметил граф.

— Как обычно, ваша светлость, — самодовольно ответила Элизабет. — Мы ожидаем его королевское высочество.

— О Господи! Бедняга Фред! — чуть слышно прошептал Тарквин. Фредерик Луи, принц Уэльский, чьи взаимоотношения с женщинами были предметом насмешек при дворе и в свете, оказывается, являлся завсегдатаем борделя госпожи Деннисон.

Элизабет провела графа в конец коридора, где за небольшим лестничным пролетом начинался узкий темный проход. Этот маршрут был неизвестен графу, поэтому он удивленно приподнял бровь, но покорно последовал за своей спутницей, ориентируясь по шелесту шелковых юбок госпожи Деннисон.

— Специальное назначение этого коридора станет вам понятно через минуту, — пояснила провожатая и остановилась перед низкой дверью, которая на удивление легко и бесшумно открылась под нажимом прелестной ручки хозяйки. Элизабет отступила в сторону и пропустила графа вперед. Он вошел в крохотную комнатку, похожую на шкаф и освещенную только одной свечой.

— В стене, ваша светлость, — прошептала Элизабет.

Граф вскинул глаза и тут же заметил два круглых отверстия на уровне своего лица.

Задаваясь вопросом, все ли комнаты в доме госпожи Деннисон оснащены подобными оптическими приборами, граф подошел вплотную к стене. Приникнув к глазкам, он увидел ярко освещенную спальню, посреди которой стояла огромная кровать под балдахином. На окнах висели портьеры в тон шторным обоям. В дальнем углу стоял умывальник с фарфоровым кувшином.

И тут граф увидел то, что являлось целью его визита. У окна стояла девушка, смотрела на улицу и неторопливыми, ленивыми движениями расчесывала волосы. В ярком пламени свечей вспыхивали длинные локоны, ритмично вздрагивая от прикосновения гребня. Полы прозрачного пеньюара разлетелись в стороны, когда девушка развернулась и направилась в глубь комнаты.

Прежде чем девушка скрылась из поля зрения, граф успел разглядеть высокую пышную грудь, белый плоский живот, оттененный рыжеватым треугольником. Граф терпеливо ожидал, пока девушка появится снова. Вскоре она вышла на середину комнаты, скинула пеньюар и положила его на оттоманку в изножье кровати.

Граф превратился в неподвижную, безмолвную статую. За его спиной затаив дыхание стояла Элизабет, с нетерпением ожидая реакции графа на увиденное.

Тарквин не отрываясь смотрел на стройную фигуру девушки, подмечая крутые изгибы бедер, полноту груди, подчеркнутую изяществом стана и тонкой талией. От его взгляда не укрылась также молочная белизна ее кожи, казавшаяся ослепительной на фоне золотисто-рыжих кудрей. Девушка повернулась к графу спиной, и он увидел округлые ягодицы и плавные, соблазнительные линии бедер.

Она уже было собралась в постель, как вдруг обернулась, словно почувствовав на себе взгляд графа. Девушка смотрела прямо на него: ее глаза цвета нефрита, глубокие и сияющие, слегка расширились от внезапного испуга. Ресницы, темные и пушистые, часто подрагивали; густые брови были удивленно приподняты. Но через секунду девушка совершенно успокоилась, зевнула, прикрыв рот ладошкой, и залезла под одеяло. Потом приподнялась и задула свечу на ночном столике.

Граф Редмайн вышел из комнатушки в коридор и только тогда обратился к госпоже Деннисон:

— Она девственница?

— Я уверена, ваша светлость.

— А согласится ли она продать свои услуги?

— Не сомневаюсь.

— Тогда давайте обсудим детали, Элизабет.