Глава 2
Отблески света танцевали на белоснежных зубах и в жгуче-черных волосах. Глаза темные, непроницаемые, словно черный полуночный бархат. Чувственный рот с резко очерченным изгибом верхней губы и трепещущие ноздри выдавали явную склонность к сарказму. Кожа полупрозрачная, чистого оливкового оттенка с розовым оттенком на щеках.
Лорд Эвенлоуд, а также хозяин – помоги ей Господи! – рокового княжества в самом центре Европы, прибыл домой. Никто не думал, что это когда-нибудь случится. Всю свою сознательную жизнь она – даже когда читала о нем статьи в газетах – была уверена, что он никогда не вернется в Раскалл-Холл.
И вот он здесь.
О Боже! Когда он узнает, чем она тут занимается, всем на орехи достанется. Это все равно что бросить кошку в голубятню – перьев на целую подушку хватит, да и шейки птичкам посворачивают, а ей – в первую очередь!
На одно короткое мгновение ей показалось, что они могут вместе посмеяться над его ошибкой и ее проступками. Должно же быть какое-то разумное объяснение его действиям, да и она наверняка добьется его сочувствия и понимания, если чистосердечно во всем признается. Но в следующую секунду она прогнала эту мысль прочь: он в упор уставился на нее, его смех обернулся мрачной угрюмостью. Впрочем, ничего удивительного. В конце концов, он же один из тех беспутных цыганских принцев, которых ее мать наотрез отказывалась обсуждать с ней.
– Вы не можете вернуться домой, – сказал он.
– Но теперь, когда вы знаете, кто я такая…
– Да мне все равно, кто вы такая. Я бы в любом случае привез вас сюда.
Пенни пробежала рукой по ручке кресла.
– Ну надо же! Как драматично! И зачем же вам понадобилось хватать меня?
В его темных глазах плескалась ночь, расцвеченная ледяными отблесками холодных звезд.
– Я думал, что там опасно находиться.
– Господи Боже ты мой! Мне? Лошади действительно меня напутали, не стану отрицать, но потом…
– Я вас напугал. – Это прозвучало как утверждение, а не вопрос.
– Ну да. Пока я не поняла, кто вы такой и что вы могли расстроиться, увидев меня у старого дома, хотя нет… ну, об этом не стоит говорить, так ведь? Должна ли я поблагодарить вас за ваше покровительственное благородство?
– Дело вовсе не в этом. Я не думал, что опасность грозит вам. Я воспользовался вами для своей собственной защиты, прикрылся, как щитом.
Это эксцентричное признание поставило ее в тупик.
– Не слишком аристократический поступок!
– Я принц. Доблестное самопожертвование не входит в мои обязанности. Это все равно что пренебречь своим долгом. Как бы то ни было, теперь вы действительно в опасности, потому что я здесь. И я всему виной.
– О! – Она взглянула на свое простенькое платьице и услышала, как задает вопрос, который больше всего страшил и заботил ее: – И как долго вы намерены пробыть в Раскалл-Холле, ваше королевское высочество?
Похоже, его настроение немного улучшилось.
– Нисколько не сомневаюсь, что вы желаете, чтобы принц и его солдаты избавили вас от своего неудобного присутствия еще до наступления рассвета, так?
Прямо в точку.
– На этот вопрос нет вежливого ответа.
– Точно. Как вы догадались, кто я такой?
– История вашего высочества является поводом для сплетен местных селян, сколько я себя помню. Хотя мы и не думали, что вы когда-нибудь вернетесь обратно…
– Мы? – оборвал он ее.
– Я и моя мать. Ее всегда интересовали новости из вашей части света. О вашей предстоящей свадьбе писали в газетах. Предполагалось, что вы отправитесь прямиком в Лондон и ваш приезд произведет настоящий фурор. Здесь вас никто не ждал. Но я припомнила эту статью, когда вы въехали в дом, самым неприличным образом прижимая меня к себе.
В его глазах загорелось удивление, но, похоже, ее дерзость скорее рассмешила, чем взволновала его.
– У меня не было времени на всякие там церемонии, однако надеюсь, что я сумел произвести на вас впечатление.
– Произвести впечатление? Несмотря на вашу обманчивую внешность – полагаю, вы согласитесь со мной, что ваш камзол и шарф не слишком подходят эрцгерцогу, – ни у цыган, ни у безумцев нет охранников в военной форме, расшитой золотыми галунами. И уж тем более они не вытягиваются перед подобными людьми в струнку и не зовут их сир. Ни цыгане, ни безумцы не станут врываться в Раскалл-Холл так, будто владеют им.
– Но я действительно владелец.
Похоже, принцев не так легко вывести из себя, хотя ей очень этого хотелось. Она всеми средствами пыталась довести его до того же состояния, до какого он довел ее! У Пенни было такое чувство, что все ее мосты уже сожжены, а гусь забит и жарится в духовке и терять ей уже все равно нечего. Она снова достала платок и высморкалась.
– Хотя у безумцев явно прослеживается та же тираническая самоуверенность, та же раздражающая высокомерная заносчивость, словно этот самый безумец не какой-то там обычный смертный, а сам Бог.
– Я смертен, и еще как, и предпочел бы, чтобы вы обошлись без слез. Вот, возьмите.
Он протянул ей чистый носовой платок.
И улыбнулся.
Ее как молнией ударило. Его улыбка околдовала ее, напустила сладострастные волшебные чары, губы изогнулись, обещая тепло и внимание. Несмотря на тревогу, она подумала, что может растаять от его внимания. Однако это, конечно же, всего лишь пустое очарование, за которым не было ни подлинного тепла, ни истинного участия. Он даже не старался скрыть своего изменчивого настроения, каждый поворот его душевного состояния отражался на его лице, словно блики бесстрастного солнца на поверхности ледяного темного озера.
– Прошу вас, возьмите. – Улыбка по-прежнему не покидала его лица.
Его платочек лег ей в руку мягким, роскошным белым комочком. На одном из уголков вышит замысловатый узор. Непринужденный признак богатства – этот платочек стоил больше, чем самая лучшая скатерть ее матери!
От шелка исходил едва уловимый запах моря и лошадей, кожи и апельсинов, напоминая ей о той вызывающей мускулистой мужественности, которую она почувствовала, когда он прижимал ее к себе верхом на коне. Воспоминания о его руке, обнимающей ее талию, горели где-то глубоко внутри, нашептывая всякие глупости о запретном плоде и первородном грехе. Ее губы вдруг стали до боли чувствительными. Она припомнила тот момент, когда он чуть не поцеловал ее. Чуть не прижался своими губами к ее губам. Но тогда он принял ее за другую. Она постаралась вспомнить детали их разговора в руинах, но не смогла – память словно смыло потоком ужаса, ярости и странного смешения неподвластных разуму чувств, овладевших ею, когда она сообразила наконец, кто он такой.
– Как бы я хотела, чтобы меня не похищали, – проговорила она. – К несчастью, я, похоже, поддалась панике. Но я не хотела этого. Женские слезы может вызвать не только страх, но и ярость…
– И вы, конечно же, испытывали и то и другое. – Он прошелся по комнате, касаясь рукой спинок кресел и столов, и остановился у замысловатой модели Солнечной системы, нежно провел пальцами по латунным спиралям. В каждой его черточке читалась властность и надменная самоуверенность. На лице непроницаемое, безучастное выражение.
Ярость немедленно взяла верх.
– А что я, по-вашему, должна была почувствовать?
– Может, страсть? – В голосе явно сквозила самоирония. Он снова одарил ее той самой полуулыбкой, превращающей ее кости в воду, улыбкой, сулящей тепло и поддержку и волшебство. – Когда твоя кровь вспыхивает огнем?
Поток необъяснимого, ужасного, горячего стыда потопил ее раздражение. Вот, оказывается, что значит быть монархом. Быть выше простых человеческих чувств, даже выше обычной учтивости. Действовать и говорить с возмутительным высокомерием и не реагировать на выпады других. «Конечно, – прошептал ей внутренний голос. – А ты чего ждала?»
– Значит, похищать невинных девушек – одна из ваших королевских привилегий?
– Значит, вы не считаете за честь то, что вас похитил эрцгерцог? – Его пальцы на мгновение замерли на чувственных изгибах металла – Венера и Марс, готовые по мановению его руки начать вращение по проволочным орбитам вокруг латунного Солнца. – Большинство придворных дам готовы зуб отдать за один мой взгляд.
– И всю жизнь ходить беззубыми, лишь бы завладеть вашей благосклонностью?
Ее дерзость переросла в неприкрытое издевательство.
– Я чуть не поцеловал вас. Мне очень этого хотелось. Но королевская благосклонность не вечна.
Самоуверенности у нее явно поубавилось. В его пренебрежительных высказываниях звучала откровенная бессердечность.
– Я бы предпочла извинения вашему пустому остроумию.
Непроницаемые черные глаза уставились прямо на нее.
– Вам и вправду не понравилось?
– Что именно? Ваше остроумие или ваша высокородная сдержанность? – Она поднялась. – Я бы сказала, что одно стоит другого. Мне пора домой, ваше высочество.
– Но вы пережили такое потрясение. Посчитали меня безумцем.
– Я и сейчас так думаю.
Латунные планеты завибрировали под его пальцами – сильными, с выступающими суставами и идеально ухоженными ногтями. Пенни спрятала было руки в складках платья, но тут же снова выставила их напоказ. Какая, собственно говоря, разница, заметит он или нет, что они не слишком чистые и не слишком ухоженные?
Он перевел взгляд на картину над камином.
– Первый граф. Мой прадед по отцовской линии. В его семье не было сумасшедших. Да и он сам – образец английской добропорядочности. Внешность, конечно, бывает обманчива. Он был известным пьяницей, но, напиваясь, становился милым и добрым. Вы останетесь на бренди. Напиток успокоит ваши нервы. Ему всегда помогало.
У нее чуть истерика не началась. Слышать, как он спокойно рассуждает о своем прадеде! Невообразимая непоследовательность, если принять во внимание насильственное похищение. Окончательно ее вывело из себя то, что набегающие на глаза слезы вызвали острое желание чихнуть, а она сильно опасалась, что это чихание может перерасти в безудержный смех. Постыдный, унизительный хохот. Ниже достоинства мисс Пенелопы Линдси из Раскалл-Сент-Мэри, которая, в конце концов, является уважаемым членом их маленького сообщества.
Она снова извлекла на свет носовой платок.
– Бренди вы не найдете, его тут нет. В доме уже много лет никто не живет, за исключением немногочисленной прислуги. Однако у миссис Баттеридж, экономки, наверняка есть чай.
Он направился к колокольчику, оставив металлическую Луну вращаться вокруг Земли.
– Тогда закажем чай.
Дверь за его спиной со стуком распахнулась. Николас повернулся с такой невероятной прытью, что Пенни на мгновение показалось, что у него в руке блеснул кинжал. Но если он и был, то тут же исчез. В комнату ворвалась пышная женщина в переднике, множество оборок колыхалось на ее платье. За ней по пятам несся явно встревоженный военный, тот самый лысеющий человек со шрамом, который совсем недавно зажигал в гостиной свечи.
Миссис Баттеридж являла собой образец истинного английского благоразумия, колыхающийся островок разума в море безумия.
– Мисс Линдси! – возопила она. – О Господи, помилуй меня! Наш дом захватили военные. Ни вам здрасьте, ни спасибо. Они уже в кухню прорвались, забрали цыплят, которых мистер Баттеридж и я собирались откушать на ужин, роются в кладовой, хлеб ищут. Говорят, гуся забьют. Выгнали своих коней на верхний луг и заставили Лизи приготовить постель в лучшей спальне. И все как один иностранцы, мисс, ни единого христианского словечка не знают, за исключением вот этого… – Она ткнула пухлым пальцем в военного, который безучастно уставился в потолок, только шрам на щеке подрагивал. – И еще одного.
– Миссис Баттеридж? Простите нас за столь внезапное вторжение, – невозмутимо проговорил Николас. – Мы думали, что дом пуст, не знали, что тут кто-то есть. Никто не собирался вас пугать.
– Да кто вы такой, сэр, – развернулась она к нему, – чтобы вламываться в английский дом и воровать моих цыплят? – Она перевела взгляд на Пенни, ее круглое личико сморщилось. – Что вы сделали с мисс Линдси? Звери! Варвары! Цыгане неотесанные! – Она подняла кулак и двинулась на принца. Похоже, кинжал все же Пенни привиделся – игра света и тени, только и всего. Николас даже не шелохнулся, чтобы защитить себя, но военный успел перехватить руку миссис Баттеридж. Экономка бросила грозный взгляд на своего захватчика. – И манеры у вас варварские! Вы только гляньте на свое лицо! Шрам во всю щеку!
Пенни чихнула в королевский платочек, давясь смехом и икотой.
– Шрам майора барона фон Герхарда – почетный знак, полученный на дуэли, – сказал Николас.
Его платок распался в руках Пенни на две половинки. Ей казалось, что она вот-вот задохнется. Девушка прижала одну половинку шелкового квадратика ко рту. Плечи сотрясались от припадка истерического, едва сдерживаемого хохота. Она изо всех сил старалась совладать с собой, но привести дыхание в норму было не так-то просто.
– А вы… предпочитаете синяки… вместо шрамов…
Он улыбнулся ей и поклонился:
– Конечно, будучи кронпринцем, я никогда не рискую своей жизнью на дуэлях.
Глаза экономки полезли из орбит, подбородок затрясся.
– Все в порядке, миссис Баттеридж. – Пенни вытерла слезы остатками дорогущего платочка. – Вопреки нашим ожиданиям лорд Эвенлоуд вернулся домой.
Майор отпустил экономку и поклонился:
– Мадам, вы имеете честь говорить с его королевским высочеством эрцгерцогом Николасом Александром Глариенским, который также является английским графом Эвенлоудом, виконтом Сакслингхэмом и хозяином этого дома. Персона эрцгерцога священна. Любое физическое насилие означает немедленную смерть.
– Смерть! – побледнела миссис Баттеридж.
– Через повешение, – осклабился офицер. – Ваша жизнь в руках его высочества, так же, как и все остальное в этом доме. Цыплята принадлежат ему по праву, мадам.
Она съежилась, словно проколотый шарик.
– Эрцгерцог! Эвенлоуд! О Господи! Я не знала, будьте уверены. Ваше королевское высочество! Но эти люди весь дом вверх дном перевернули, бренди искали. А откуда я им бренди возьму? Здесь только я, мистер Баттеридж да еще одна девчонка, Лизи. И алкоголя мы не держим, заявляю вам.
– Тогда принесите чаю, – велел принц. – Чай-то у вас имеется? – Миссис Баттеридж удрученно кивнула и присела, ухватившись за передник. Принц подбодрил ее улыбкой. – Вы умеете готовить?
– Только простые английские блюда, ваше королевское высочество.
– В таком случае приготовьте что-нибудь, и мы забудем об этом небольшом недоразумении. – Его голос обещал подарить окружающим мир заботы и поддержки. – Простые английские блюда – это как раз то, что нам нужно.
Экономка попятилась к двери, сопровождая каждый шаг странным приседанием, изображавшим реверансы, и выскочила из комнаты.
Офицер остался.
– Мисс Линдси, это майор барон Фридрих фон Герхард, – кивнул в его сторону Николас. – Капитан моей личной охраны. Для друзей просто Фриц. Майор, это мисс Пенелопа Линдси, проживающая со своей матерью в деревне. – Покончив с формальностями, принц обратился к майору по-глариенски: – Не надо заострять внимание на необычной внешности дамы. Позаботьтесь о том, чтобы сохранить это в секрете. Она останется здесь. Позаботьтесь о мелочах.
Офицер отвесил поклон, щелкнул каблуками и удалился.
Николас уставился на горевший в камине огонь. Он замер, словно вдруг застыл на месте, обратившись в статую. И только его тень дрожала и плясала по комнате в неверном свете множества свечей и камина. Кругом ни единого движения, за исключением скачущих теней да все еще вращающихся по проволочным орбитам латунных планет.
– Я не знала, что вы эрцгерцог, когда ударила вас, – нарушила тишину Пенни. – Вы вздернете меня на виселице?
– Вряд ли у меня есть на это право в Англии.
Она уставилась на него:
– А дома у вас есть на это право?
Он резко развернулся, словно ее вопрос поразил его.
– Нет, конечно же, нет. Мисс Линдси, нам с вами надо обсудить кое-что…
На первый раз уже вполне достаточно. Им действительно будет что обсудить, когда он узнает про ежиков, про коров и оранжерею, да и у нее самой хватало собственных обид и жалоб, прошедших с ней через всю жизнь. Она с превеликим удовольствием бросит их ему в лицо и понаблюдает, как ему это понравится, но только не сейчас. Она вся в синяках и растрепанна. Ей срочно надо принять ванну, посидеть в компании простого разумного человека, подумать, как вести себя дальше и что делать с его неожиданным приездом.
– Признаюсь, это весьма заманчивое предложение, – произнесла она. – К примеру, мне очень интересно, появятся ли на вашем лице синяки от моего так называемого физического насилия над вашей священной персоной. Однако я не могу остаться, чтобы проследить за этим. Я иду домой.
Девушка поднялась.
– Сядьте, – приказал он, не глядя на нее. – Вас не выпустят отсюда.
Ноги ее подогнулись в коленях. Где-то под корсажем рос страх.
– Не глупите. Моя мать уже наверняка встревожена. Если я не вернусь домой, она поднимет на ноги всю деревню. Это Англия. Вы не можете держать меня здесь силой.
Он пересек комнату и уставился ей в лицо. Может, у него и не было шрамов, но он двигался как человек, прекрасно владеющий мечом, легко и уверенно.
– Быть королем – не слишком приятное занятие, преимуществ маловато, мисс Линдси, но когда я говорю майору фон Герхарду, что вы моя гостья, он беспрекословно повинуется.
– Вздор! К несчастью для вас, я говорю по-глариенски.
Он отвернулся от нее и опустился на диван. В черных глазах ничего, кроме напряженной сосредоточенности.
– Ха! Я уже догадался.
– Это еще одна причина, по которой я должна была сразу понять, что происходит, но в тот момент я не придала этому значения. У вас безупречный английский, ведь вы выросли в Англии, но к своим лошадям вы обращались на глариенском, я права? Так же, как только что к майору. Ни о каком задержании речи не шло.
– В этом не было нужды. – Он откинулся назад и закинул ноги на подлокотник дивана. Волосы упали ему на лоб, и черные тени тут же пустились в пляс, блуждая и извиваясь, словно змеи.
– О Боже! Вы что, накинетесь на меня, если я попытаюсь уйти? Недавно мне почудилось, что у вас есть кинжал.
– Вам не почудилось. – В следующую секунду оружие оказалось в его ладони. Пенни понятия не имела, откуда он его извлек, но отблески пламени живо пробегали подлинному, вполне реальному лезвию. Нарождающаяся паника мигом обернулась диким ужасом и встала комом в горле.
– Ради Бога, – усмехнулся он, – не надо так волноваться. Скорее уж я сам стану жертвой убийства, чем убийцей.
Искрящееся лезвие повернулось в его пальцах. А в следующее мгновение уже стояло, подрагивая, рукояткой кверху, вонзившись в ковер рядом с ее креслом.
– Вот так. Теперь вы можете быстрее дотянуться до моего ножа, чем я. Но домой вы все равно не уйдете.
Дела обстояли гораздо хуже, чем она могла себе представить: принцы-безумцы с кинжалами.
– Миссис Баттеридж поднимет тревогу.
Он поудобнее устроился на подушках.
– Вы так думаете?
– Нет. Она служит вам. Вы очаровали ее, а майор запугал до смерти. – Она снова поднялась. – Но моя мать…
– Вашей матери не о чем волноваться. Фриц отвезет ей записку с моими заверениями.
– Как мило с вашей стороны! Нисколько не сомневаюсь, что все ваши люди следуют таким же филантропическим порывам.
– Они следуют приказам. Местные жители перестанут беспокоиться по вашему поводу, никаких беспорядков не последует. Я велел майору позаботиться о мелочах, и, значит, он позаботится обо всем и вся, включая мистера и миссис Баттеридж, вашу мать… а также викария, местных лудильщиков и хозяина гостиницы, если потребуется. Вы здесь в полной безопасности.
Отблески пламени метались по розово-голубому ковру. На стенах искрилась позолота. Его слова смешались, слились в беспорядочное месиво, напомнив тот безумный ужас, который она пережила при встрече с конями. Как далеко могут зайти подчиненные безумного монарха? Что делали слуги Иоанна Грозного, когда тот отдавал им свои приказания? Только в Англии могли позаботиться о несчастном короле-безумце, объявив его сына принцем-регентом, который и управлял страной вместе с парламентом.
Она сделала несколько шагов в сторону от властной фигуры, развалившейся на диване, как будто ковер, по которому она ступала, мог поглотить ее мрачные предчувствия.
– Но почему? Где кроется опасность? – Она остановилась у камина и снова повернулась к нему. – Или так принято жить у вас дома?
– Дома? – Он закинул руки за голову и уставился в потолок. – Это место когда-то было моим домом.
– Здесь Англия. Но вы были напуганы, не так ли? Там, у старого особняка Раскалл. Вы боялись, что на вас нападут или что там вас поджидает ловушка? Господь всемогущий! У нас таких безумств не случается.
– Нет, конечно же, нет, – ответил он.
– Тогда почему я должна остаться?
Казалось, он совершенно расслабился, только в мягком изгибе рта чувствовалось упрямство да пальцы сжались в кулак.
– Я прекрасно понимаю, что ваша внешность не может быть простым совпадением. И то, что вы не испытываете душевного трепета в присутствии моей августейшей особы, тоже. А теперь вы еще заявляете, что знаете глариенский. Я в общем-то уже догадался, но я должен точно знать, кто вы такая.
Конечно. Ничего удивительного в том, что его терзает любопытство. Только и всего. Конечно, ему интересно знать, кто она такая, а эти резкие, властные манеры скорее всего в крови у принца. Он даже решился избавиться от оружия, желая подбодрить ее. Страх растаял, исчез, как исчезает выдуманный ребенком злодей, который якобы живет под шкафом, когда зажигают свет.
– И потом я смогу уйти?
– Все зависит от вашего ответа.
Пенни уставилась на портрет первого графа.
– Отлично. Этого все равно не скрыть, так почему бы не рассказать прямо сейчас? Линдси – девичья фамилия моей матери. Двадцать четыре года назад она служила гувернанткой при королевском дворе Глариена. На это место ее рекомендовала ваша мать. Не думаю, что вы это помните. Вам было годика три, когда она уехала. Через двенадцать месяцев принц Фредерик из Альвии – ваш сосед и родственник – соблазнил ее.
– Принц Фредерик не состоит со мной в кровном родстве. Его брат женился на сестре моего деда, только и всего.
Его спокойствие выводило из себя. Спокойствие, а еще безмятежность и непрошибаемое самообладание.
– Я ничего не знаю о моем отце, да и знать не желаю. Разве в королевских семьях не заведено сочетаться браком с кузенами и кузинами, как у призовых свиней? Когда стало известно, что моя мать ждет ребенка, она лишилась высочайшей милости и была отослана обратно в Англию. Но она все-таки научила меня языку моего отца на случай, если он когда-нибудь приедет повидать меня. Но он так и не приехал.
– Он умер. Вы ставите это ему в вину?
– В свое время он бросил ее и отказался признать меня. По английским традициям королевских незаконнорожденных детей признают и оделяют соответствующими привилегиями. Похоже, в вашей части света все по-другому.
– Подойдите сюда, сядьте, – сказал он ей. – Не стойте там, у меня и так голова кругом идет от ваших обвинений.
Она на ватных ногах пересекла комнату и села в кресло.
– У вас от меня голова кругом идет! Ради Бога, да вы сами не удостоили меня ни извинения, ни объяснений.
– В то время как вы удостоили меня своими: в ваших жилах течет королевская кровь. Вы презираете ее, но забыть не в силах. – Он прикрыл глаза рукой. На изящных беспощадных пальцах блеснули безупречные ногти. – Кто-нибудь, кроме вашей матери, в курсе вашего настоящего происхождения?
– Ни одна живая душа… кроме ближайших маминых родственников из Стаффордшира. Зачем? Она всем говорит, что овдовела.
– В таком случае никто не догадается о моих намерениях…
«О моих намерениях». Она напряглась и ощетинилась, словно застигнутая врасплох кошка. Раздался стук в дверь.
– Войдите, – скомандовал Николас.
Майор принес поднос с чаем, поставил его перед ней на низенький столик, поклонился и удалился. Вместе с ним вошла огромная собака с серебристой шерстью и карими глазами.
Эрцгерцог Николас ничего не сказал, но собака направилась прямо к нему и улеглась у него в ногах. В наступившей тишине громко тикали часы. В камине потрескивал огонь. И кинжал, и латунные планеты давно замерли, потревоженный металл заснул и больше не вибрировал.
Пенни напряженно уставилась на поднос с чаем. Из носика чайника исходил едва заметный парок. Ее отражающееся в серебряном заварочном чайнике лицо походило на грушу, нос стал поистине безразмерным. Волосы что воронье гнездо. Собака внимательно следила за ней.
– Но это же смешно, – произнесла она наконец. – Если ваше высочество настаивает, я выпью чаю.
Он убрал руку от лица и поглядел на нее:
– Отлично.
– Вам налить?
– Нет.
– Тогда что же вам надо?
– Не хотелось бы вас расстраивать… – начал он. На изумительно тоненьких чашках китайского фарфора красовались крохотные цветочки.
– Ваше королевское высочество, за последние полчаса я пережила столько, сколько не пожелаю пережить врагу за всю его жизнь.
– Тогда приготовьтесь к еще одному удару, – сухо произнес он. – Вот.
Он залез во внутренний карман своего камзола и достал небольшой медальон. Точное движение кисти, и вещица летит ей на колени, а его пальцы уже гладят собаку по голове.
Две половинки плотно прилегали друг к другу, словно обложка книжки. Медальон богатый, отделан позолотой. Нет, не позолотой. Настоящим золотом. Маленькая розочка на крышке, вне всяких сомнений, сложена из бриллиантов и рубинов. Пенни отперла замочек и обнаружила внутри миниатюру.
На нее смотрела молодая женщина. Рыжие волосы поддерживала жемчужная диадема. Плечи окутаны белоснежной пеной кружев. На шее – бриллиантовое колье. Глаза огромные, зеленовато-карие, нос с закругленным кончиком. Если убрать жемчуга, бриллианты и тонкое белое кружево, если не принимать во внимание, что эта женщина с волосами чуть более рыжего оттенка каким-то непостижимым образом ухитрилась выглядеть настоящей красавицей… Пенни казалось, что она смотрит на свой собственный портрет.
– Ее королевское высочество принцесса София, кронпринцесса Альвии и моя нареченная невеста, – сказал Николас. – Она моя кузина по ее матери, вторая в очереди на корону Глариена. Ваш отец, принц Фредерик, приходился младшим братом ее отцу, нынешнему герцогу Михаэлю Альвийскому. Выходит, вы сами – незаконнорожденная двоюродная сестра принцессы Софии. Хотя могли бы быть ее близняшкой.
Пенни пребывала в шоке. Так вот почему ее мать отмалчивалась, когда увидела объявление о предстоящей свадьбе! Мама, конечно же, была в курсе их родства, но Пенни до сего момента даже не догадывалась об этом неправдоподобном, поистине мистическом сходстве.
– Значит, насколько я понимаю, вы пытаетесь объяснить мне, что там, в руинах, приняли меня за нее… Мама мало рассказывала о Глариене и о моем отце. – Она взглянула на Николаса. Он словно отгородился от нее, в черных глазах не отражалось ничего, кроме мрака. – В деревне постоянно ходили слухи о принцессе Анне и ее семье – что вы все цыгане, беспутные повесы, позор всей Европы. Я всегда думала, что мой отец тоже такой. Необузданный, беспечный красавец без намека на совесть. Или эти обвинения несправедливы?
– Это сказки, не имеющие никакого отношения к действительности. Альвия даже меньше чем княжество, это всего лишь точка на карте, но в этой точке расположены одни из самых богатейших рудников Европы. Все спят и видят заполучить их…
– Включая вас? Вы поэтому женитесь на принцессе Софии? Из-за этих рудников?
Казалось, он лениво развалился на диване, закинув ногу на ногу, но Пенни чувствовала, что от него исходят сила и энергия, внутреннее напряжение, как от парящего над миром орла.
– У Глариена своих копей хватает.
– Несчастная принцесса! Значит, все рудники попадут под ваш личный контроль.
– В этом нет ничего личного. Через месяц в Лондоне в брак вступят две нации – это будет демонстрация королевского великолепия, жизненно важный дипломатический ход. Теперь, когда Наполеона больше нет, влиятельных соседей терзает искушение подмять под себя Глариен и Альвию, прибрать к рукам их шахты, но никто не желает конфликтов, которые неизбежно последуют за этим шагом. И хуже того, согласно старинному договору, если отец Софии умрет, не оставив после себя наследника мужского пола, Альвия станет частью Франции. Так что у принцессы обязательно должен родиться сын. А следовательно, она обязана сочетаться браком.
– Который объединит два княжества в новое независимое государство под великодушной защитой сильных мира сего, и таким образом в Альпах будет достигнута долгожданная стабильность. Газеты все объяснили.
– В таком случае вы понимаете всю важность этого брака. Британия хочет его. Пруссия и русский царь согласны. Вот почему свадьба должна пройти в Лондоне во время встречи глав союзников. Это не просто обмен кольцами. Это также подкрепление условий договора.
Пенни отхлебнула чаю.
– Зачем вы говорите мне все это?
– Потому что вы должны понять всю серьезность ситуации. И моих намерений. – Он прикрыл глаза, лицо словно чистый лист бумаги. – Мисс Линдси, в ваших венах течет королевская кровь. Хотите ли вы этого, нет ли, но это не может не повлиять на вашу судьбу.
– Потому что я похожа на свою кузину?
В его глазах загорелась жалость. Недавно она сочла его одновременно и юным, и древним. Но сейчас он не казался ей ни молодым, ни наивным.
– Сходство это просто сверхъестественное.
– Да уж. Хоть какое-то объяснение вашему безумному поведению в Раскалл-Мэноре.
– Послушайте меня внимательно. Принцессу Софию похитили мои враги. Они заявят, что она отказывается от брака. Как только этот факт приобретет публичную огласку, свадьбу отменят. Я не могу этого допустить. – В его глазах горел извечный цинизм, более древний, чем взгляд готовой броситься на свою жертву гадюки. – Немного манер и новое платье, и вы сможете стать ею. Вы знаете глариенский. Никто, за исключением меня самого и семьи вашей матери, не догадывается о вашем родстве с королевским двором Альвии, но ваша необычная внешность может накликать на вас беду, останься вы здесь, в этой деревне, теперь, когда я прибыл сюда. Решение очевидно. Вы, мисс Линдси, поможете мне избежать хаоса, заняв место принцессы у алтаря.
Пенни прыснула чаем обратно в блюдце, но заставила себя сдержаться – не вскочить на ноги и не разбить чашку о ковер. Собака поднялась, внимательно посмотрела на нее, затем снова улеглась, подчинившись молчаливому приказу Николаса.
– Что?! – хохотнула она, скрывая растерянность. – Вы же не серьезно! Это абсурд!
– Встанете рядом со мной перед лицом союзников и принесете клятву за Софию. Дипломатический шаг будет сделан, мои враги опозорены.
Предложение было настолько фантастичным, что она никак не могла его воспринять.
– Принести клятву? Моя жизнь здесь, в Раскалл-Сент-Мэри. Я никогда не бывала в Лондоне.
– Вот вам и шанс побывать. Потом вернетесь домой, в свою деревню, и проживете остаток дней в безвестности, о которой так мечтаете.
Блюдце дрогнуло, чай пролился через край.
– Но я не хочу менять свою жизнь!
– Она уже изменилась. Я здесь. Этого вы не можете отрицать.
– Но я не знаю, как ведут себя принцессы.
– Я научу вас.
– Невероятно! Это же бред сумасшедшего!
Одно мгновение, и он уже на ногах, словно орел, метнувшийся на свою жертву. Собака даже не шелохнулась.
– Ради Бога! Я еще никогда не был настолько здрав, и я уже взвесил все шансы.
Пенни захотелось закрыть голову руками, как она сделала это, столкнувшись с лошадьми.
– Этот вопрос не подлежит обсуждению. Это бред. Я никогда не соглашусь.
– У вас нет выбора. Но неужели искушение ни на минуту не завладело вами? Принцесса на день, мисс Линдси! Маскарад, рискованнее которого не придумаешь. Возможность взять в свои руки судьбу наций.
Представьте те наряды и драгоценности, которые вы сможете надеть. Это же шанс увидеть королевскую жизнь изнутри. Принц-регент и русский царь склонятся над вашей рукой.
При мысли об этом паника накрыла ее с головой.
– Меня тут же изобличат.
– Чушь. Никто за пределами Альвии не видел Софию. Ее семья присутствовать не будет. Никто ни о чем не догадается; слишком уж это дерзко и невероятно. Сделайте это, мисс Линдси. Для себя, не для меня. Жизнь не часто дает нам шанс. А уж если выпадает такой, как этот, надо хватать его обеими руками!
– О Господи! Может, вы, единовластный правитель крошечного княжества Центральной Европы, и привыкли к подобным вещам, но я простая английская женщина с простыми манерами. Разве я могу пойти на это? Никаких искушений я не испытываю.
Он лениво подошел к стоящему у стены столику и поднял две изысканные вазы, по одной в каждой руке. Пенни считала их греческими, одна в красно-черных тонах, другая в черно-белых, обе расписаны маленькими прыгающими фигурками.
– Жизнь непредсказуема. Мы бросаем кости и ждем результата, каждый раз понимая, что судьба может преподнести нам подарок или же, напротив, повернуть кости противника шестерками кверху. Но я никогда не отказывался от игры только по той причине, что могу потерпеть поражение.
– Но это же риск! Я не могу это сделать и не буду.
Он него исходило напряжение, как от грозового облака.
– Вся жизнь – риск. Боже, выдумаете, мне это по душе, думаете, я об этом мечтал? Все зависит от вас – ключи от королевства, как конфетка в руках малыша. Что вы предпочтете для начала – леденец или засахаренную сливу? Ставка, значения которой вы даже представить себе не можете. Из-за вашей прихоти может погибнуть целая нация.
– Безумное сравнение, – отмахнулась она. – Никто никогда не правил, подчиняясь собственной минутной прихоти, такой, как выбрать конфетку, например.
И вдруг он улыбнулся. Озорной, очаровательной улыбкой, словно мальчишка, приглашающий ее немного пошалить.
– Неужели? В таком случае вы не знакомы с историей нашей части света – вашей и моей. Ваша кровь тоже подпорчена. Неужели вы считаете, что можете сдержать ее своей английской строгостью и деревенским здравым смыслом? – Он вытянул вперед руки, в каждой по изысканной вазе, свечи высветили напрягшиеся на запястьях сухожилия. – Через тридцать секунд я уроню одну из них. Выбор за вами. Какую, левую или правую?
Пенни вскочила с кресла.
– Стойте! Почему я должна выбирать? Я забуду о ваших безумных предложениях и вернусь домой.
– Теперь, когда я рассказал вам о Софии, я не могу позволить вам вернуться домой, так ведь? Ее исчезновение нужно держать в секрете. – Он говорил мягко, спокойно, как будто уговаривал малого ребенка. – Выбирайте. Вам больше нравится красная с черным? Думаю, это Ахиллес, мрачно восседающий в своем шатре. Или черная с белым? Фигурки скачут в безумии под светом грешной луны – оргия Бахуса, быть может?
– Ради Бога! – На глаза Пенни навернулись слезы отчаяния. – Они же древние, бесценные. Прекратите!
– Вы выбираете войну? – Он поднял красно-черную вазу и окинул ее критическим взглядом. – Ахиллеса в бронзовом шлеме? Или в вашей крови течет капля безумной крови? – Предающиеся вакханалии человечки танцевали под его длинными пальцами, раскачивающими белую вазу. – Менады: шальные женщины, которые, как говорят, обезумев от вина, бежали в ночи за античными греками, готовые накинуться на них и предаться оргии. – Он вытянул вперед обе вазы. – Выбирайте!
Она упала в кресло и закрыла лицо ладонями.
– Вы не можете заставить меня!
– Десять секунд, – сказал он.
– Я не могу выбрать!
Послышался легкий щелчок. Пенни оторвала руки от глаз. Обе вазы стояли на столе, целые и невредимые.
– Конечно, нет, – усмехнулся он. – Как вы можете? Но давайте начистоту. Загляните в себя и скажите мне: что вы почувствовали в тот момент, когда думали, что я могу бросить на пол красную вазу? Небольшое разочарование или ускользающую надежду? А белую? Если вы будете честны перед собой, вы обнаружите эту незначительную разницу в своих ощущениях. И эта ничтожная разница скажет вам, какая ваза нравится вам больше. Вы уже выбрали, сами того не подозревая.
– Вы и с подчиненными так же обходитесь? – спросила Пенни. – их жизнь в своем кулаке и сжимаете его, если они не сумеют догадаться о вашей прихоти? Их эмоции для вас всего лишь игрушка? Собака и та без вашего дозволения шагу не делает.
Он бросил взгляд на животное, и выражение его лица тут же смягчилось.
– Познакомьтесь с ее высочеством Алессандриной фон Морицбург. – Собака села и подняла лапу. – Это чистокровный глариенский волкодав из королевской псарни. Послушание принцам у нее в крови. Я зову ее Квест.
Пенни взяла лапу и потрясла ее.
– Квест?
Собака улеглась и положила морду на лапы.
– Собачье имя Алессандрины – Зухе. Мы хоть и говорим на глариенском, все королевские титулы у нас немецкие. «Зухе» по-немецки – то же, что «Квест» по-английски. «Поиск». Такой вот каламбур.
– Значит, все это лишь шутка? – растерялась она. Он вернулся к дивану и снова вытянулся на нем во весь свой рост.
– О нет, мисс Линдси, все по-настоящему. Контроль и понимание – мой долг и моя судьба. Так какая? Красная или белая? Загляните в свое сердце. Вы же не какая-то там пугливая деревенская мышка, так ведь? Вы были потрясены моим предложением выступить в роли Софии, но где-то в глубине души ощутили дрожь и возбуждение.
– Ничего подобного!
Он добродушно улыбнулся ей:
– Не отрицайте. Я уже имел случай убедиться в вашей храбрости, мужестве и уме. Ваш отец – один из тех самых неистовых цыганских принцев. Может, вы и не носите его имя, но от его крови вам никуда не деться. Вы выбрали вакханалию, не так ли? Бежать обнаженной при свете полной луны и принести в жертву свою девственность?
Ее так и подмывало посмеяться над ним, но она подавила в себе это опасное искушение.
– Вы слишком долго отсутствовали, ваше королевское высочество. Англия слишком холодна…
– Для жертв или для безумств? – Уголки его чувственных губ изогнулись в улыбке. – Стать принцессой на день и проще, и приятнее, чем и то и другое.
– Вопрос не подлежит обсуждению, – она. – Я не сделаю этого. И вы не можете меня заставить.
– Еще как могу.
Он закрыл глаза и затих – падший ангел, тень и свет. Квест внимательно смотрела на Пенни, слегка подергивая хвостом.
Кровь бешено неслась по ее венам. Он совсем ее не знает. И просит о невозможном. Все свои двадцать два года она провела в Раскалл-Сент-Мэри, предаваясь рутинным занятиям – если не считать одной кошмарной ошибки, которая научила ее никогда не рисковать своим будущим, следуя мимолетным порывам! Особенно если в роли змея-искусителя выступает подобный мужчина, мужчина, от которого у нее кровь закипает в жилах, который заставляет ее думать о том, что было бы, заключи он ее там, в руинах, в объятия и прижмись своими губами к ее губам. О Боже! Что за дурацкие мысли!
Она не могла похвастаться ни красотой, ни благородным происхождением, ни богатством. Вопрос о браке даже не стоял. Она давным-давно решила для себя, что ей все равно. Мужчины перестали посматривать на нее как на возможную невесту несколько лет назад. А если некоторым все же приходило в голову поглядеть в ее сторону, они очень быстро отказывались от своих неуклюжих ухаживаний, стоило ей открыть рот и поведать о своих истинных интересах. Похоже, мужское внимание и женский ум – вещи взаимоисключающие. Особенно когда женщина постоянно растрепанна и без приданого. Ну как она может прикинуться принцессой?
И все же не испытала ли она на минутку – на одну-единственную крохотную секундочку – внутреннюю дрожь и возбуждение, о которых говорил принц? Разве не поманило ее за собой промелькнувшее, словно молния, искушение? Но все это бред. Безумие. Он не может заточить ее здесь. Это Англия. У матери есть знакомые в магистрате. Селяне не потерпят ничего подобного. Вряд ли ей угрожает реальная опасность со стороны его врагов. Эрцгерцог Николас ошибся, угрозы его пусты. Она откажется, и дело с концом.
Квест насторожилась, услышав стук в дверь. На пороге с поклоном появился майор барон фон Герхард. В воздухе аппетитно запахло жареным цыпленком и свежевыпеченным хлебом. Пенни вдруг вспомнила, что пропустила ужин. Но она не собиралась есть у принца.
Фон Герхард направился к дивану. Пенни улучила момент и сказала ему:
– Майор, прошу вас, передайте его королевскому высочеству, что я ничем не могу ему помочь. Я иду домой. Можете заверить его, что никто не узнает о том, что он мне рассказал.
Она переступила порог. А вдруг она просто сможет взять и уйти? Двое мужчин в зеленой форме вытянулись по стойке «смирно». Один из них положил ладонь на рукоять меча. Пенни попятилась назад. Майор подошел к ней и взял за локоть:
– Мисс Линдси, эрцгерцог Николас спит.
– Но он не мог уснуть!
– Его королевское высочество практически не спал несколько недель кряду, – мягко прошептал он ей на ухо. – Ужин ждет вас в столовой.
Она оглянулась на окутанное тенью лицо. Линия рта утратила свои высокомерно-презрительные очертания, губы мягкие, как у пятилетнего ребенка. Спит. Принц-безумец уснул, его верный пес хранит его покой.
– Мне не нужен ужин, майор. Я была бы вам очень признательна, если бы вы проводили меня домой.
Он улыбнулся ей, шрам изогнулся, голубые глаза тепло посмотрели на нее.
– Мисс Линдси, я давал присягу эрцгерцогу. И подчиняюсь его приказам. – Хватка усилилась. – Спальня уже готова.
И она еще думала, что истерика совершенно неуместна? Пенни попыталась вести себя с достоинством принцессы.
– Будете держать меня под замком?
Он кивнул совершенно серьезно:
– И в кандалах, если это потребуется для Глариена.
Она почувствовала острое желание драться, кричать и вступить в бой со всеми: с безумным принцем, безумным майором и остальными вышколенными мужчинами, охранявшими эрцгерцога Николаса. Но не могут же они в самом деле держать ее здесь вечно против ее воли. Вне всяких сомнений, утром ее освободят. Майор повел Пенни из комнаты, и по пути она оглянулась. Принц лежал на диване, призрак падшего ангела. У нее не хватило ни духу, ни бессердечия разбудить его.