Глава 10

Джульетта находила снег красивым примерно полдня, а потом человеческая обувь и копыта вьючных животных превратили его в коричневое месиво, в котором попадались объедки, отбросы и табачная жвачка. Экскременты и моча замерзали, а потом оттаивали и текли грязными зловонными ручейками. Температура в течение дня держалась выше нуля, но к ночи резко упала.

Джульетта чувствовала себя смертельно уставшей от постоянного холода и сырости и еще больше от того, что все время пыталась демонстрировать бодрость духа.

— Мне только надо найти Жан-Жака и покончить с ним, — сказала она на исходе третьего дня пребывания в Каньон-Сити. Еще раньше туман, стлавшийся по земле, объял весь палаточный городок. Потом снова пошел снег. Никогда прежде Калифорния не казалась ей такой далекой и заманчивой.

Зоя жалась к походной печке.

— Том сказал, что его люди доберутся сюда с остатками наших вещей к вечеру. Мы сможем завтра утром двинуться к Овечьему лагерю.

Так называемый путь от Каньон-Сити вдоль реки Тайи к расселине в скалистых стенах каньона имел выход к месту, носившему название Овечьего лагеря. Возможно, не менее двух тысяч палаток окружало его, и возле входа в каждую палатку возвышалась гора вещей. Удушающая дымка окружала этот палаточный городок. От каждой походной печи поднимался дым, постоянно висевший над лагерем.

Ожидая, пока чилкуты Тома доставят их вещи, Зоя бродила возле реки, чтобы избавиться от несносного запаха, исходившего от лагеря, а заодно понаблюдать за усталыми мужчинами, с трудом двигавшимися туда и обратно по мокрой от растоптанного снега дороге. Они шли, уставившись себе под ноги. Спины их гнулись под тяжестью непосильного груза. Иногда, хотя и не часто, она замечала женщину, следовавшую за мужчиной и оказывавшую ему посильную помощь. Она заметила двух женщин, тащивших на руках укутанных, как кули, детей.

К этому моменту Зоя уже знала, что не беременна. Но возможность беременности не давала ей спать ночами после того, как она узнала о существовании Джульетты и Клары. Слава Богу, она избежала этой неприятности вдобавок к тем несчастьям, на которые ее обрек Жан-Жак Вилетт.

— Заплатишь пенни, если угадаю твои мысли?..

Когда Зоя подняла голову, то увидела Тома Прайса верхом на чалом мерине. Руки его покоились на луке седла, будто он уже давно наблюдал за ней.

— Тебе когда-нибудь приходилось убивать человека? — спросила она внезапно.

Брови его изумленно поднялись, потом жесткая улыбка изогнула его губы.

— Мне случалось несколько раз драться и удавалось поколотить соперника, но пока еще я никого не убил. А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно.

Зоя повернулась к скалам и камням, то скрывавшимся под взрываемым ветром снегом, то появлявшимся, когда порывы ветра уносили его. Снег перестал падать ранним утром, оставив мир полосатым. Река казалась расплавленным свинцом. Она стремительно уносила свои воды к морю, и в ней отражалось беспросветно серое небо. Серые камни выглядели на белом фоне как язвы или шрамы. И даже люди, тащившие свой груз мимо них, приобрели сегодня серый цвет. Красновато-коричневый круп коня Тома показался Зое ярким пятном на фоне унылого, однообразного, тоскливого пейзажа.

— Есть кое-что, что и меня интересует и о чем я хотел бы спросить.

— Да? — Черт возьми, как он красив! Иногда Зоя ловила на себе его выразительный взгляд. Это был особенный взгляд слегка прищуренных зеленых глаз, в глубине которых время от времени вспыхивали уже знакомые ей искры, вызывавшие в ней тревогу и беспокойство.

— Мои ребята работают дружно и слаженно. Я все держу под контролем. Похоже, сегодня я целый день буду свободен. — Лошадь под ним переступала с ноги на ногу, казалось, они стали единым целым, так слаженны были их движения. — Я хотел спросить, не согласишься ли ты отправиться со мной на пикник у подножия ледников?

Разумеется, мужчин никогда не устраивают пикники в компании себе подобных, и Зоя поняла, что Том давно обдумывал свое приглашение, строил планы, приготовил еду для ленча. Могла ли она с чистой совестью принять его приглашение? Лицо Зои стало напряженным и хмурым. Она нащупала обручальное кольцо сквозь перчатку. В самом деле, могла ли она считать себя замужней дамой? Она не знала законов, положение ее было двусмысленным. Ведь факты были таковы, что она обменялась брачными обетами с человеком, который, как она полагала, еще не умер и с которым она не была разведена. У нее был муж, занимавшийся где-то на Клондайке поисками золота.

— Зоя?

— Я думаю.

Его губы тронула ленивая улыбка.

— Это не столь уж трудное решение.

— На самом деле очень трудное.

— У тебя есть другие неотложные дела? Обязательства? Деловые свидания?

Том прекрасно знал, что единственным ее занятием было дожидаться его индейцев, чтобы закончить переход от Каньон-Сити в Овечий лагерь.

— С нами еще кто-нибудь отправится на этот пикник?

— Нет.

Зоя пошевелила пальцами в перчатках, потом отряхнула юбку. Конечно, она уже достаточно взрослая, чтобы отправиться с ним на пикник без дуэньи. Но замужней женщине не пристало отправляться на прогулку в обществе молодого мужчины, конечно, если ее репутация и доброе имя ей дороги.

— Я привез свежую рыбу, выловленную из Тайи нынче утром. У меня есть картофель, который можно зажарить или испечь. Есть бисквиты, приготовленные по моему особому рецепту, который я держу в секрете. И в довершение всего есть хлебный пудинг с изюмом. Поможет тебе это сообщение принять решение?

Когда Зоя увидела его улыбку, ей стало смешно — как глупо, должно быть, она выглядела со стороны. Особенно с его точки зрения. Том был другом их семьи. Что за беда, если они проведут этот день вдвоем? Он мог бы пригласить ее сопровождать его на экскурсию, чтобы осмотреть ледники, даже если бы знал, что она законная жена Жан-Жака. Приглашение его было всего лишь знаком дружбы, а не признаком ухаживания.

— Я бы с удовольствием посмотрела на ледники, — сказала она.

— Отлично. Так что же заставило тебя наконец принять решение: мое легендарное печенье или моя обезоруживающая улыбка?

— Ни то ни другое, — ответила Зоя со смехом. — Я начала писать письмо домой и в нем рассказываю матери, что случайно встретила тебя. Она, конечно, захочет узнать все о твоем деле и как давно ты на Аляске, а также каковы твои планы на будущее. Я не решаюсь отправить письмо, пока не узнаю всего о тебе, всех новостей и твоих планов.

Зоя надеялась, что упоминание о встрече с Томом смягчит удар, который ей придется нанести матери известием о том, что ее единственная дочь оказалась на Юконе и с ружьем гоняется за своим мужем. Мать умеет читать между строк и заподозрит, что с браком Зои не все благополучно.

— Тебе надо отправить почту до того, как мы покинем Овечий лагерь. Отсюда отправка почты нерегулярна, и это еще слабо сказано, на самом деле ее как бы и вовсе не существует.

Том толчком направил своего мерина к камню и принялся давать указания Зое, как встать на камень и взобраться на лошадь позади него. Поколебавшись с минуту, Зоя подняла юбку достаточно высоко, чтобы высвободить ногу и взобраться на лошадь. Он смотрел куда-то вперед и едва ли мог увидеть толстые шерстяные панталоны под ее юбкой, а если и заметил, то не подал виду.

Они отъехали от реки и двинулись по склону, поросшему редким лесом. Впрочем, одна сторона его была покрыта более густыми деревьями и кустарником, но сейчас деревья прятались в дыму, поднимавшемся от костров, и так было с первого момента, как только здесь началась «золотая лихорадка».

После того как Зоя чуть было не соскользнула с крупа мерина, она перестала дурить и обвила руками талию Тома, крепко прижавшись к нему. По правде говоря, она не ощущала его тела и чувствовала только прикосновение его тяжелой непромокаемой одежды, плотного плаща.

Они поднимались вверх по склону зигзагами, и это продолжалось до тех пор, пока палатки и телеграфные столбы не скрылись из виду под плотными слоями стелющегося дыма и низко нависших облаков.

— Слышишь ледники? — спросил Том через некоторое время.

— Кажется, слышу.

Слабый, но жуткий звук, нечто вроде скрипа или скрежета, напугал ее до того, что тело покрылось гусиной кожей. Она знала, что никогда не смогла бы описать этот таинственный и мрачный звук, похожий на стон потустороннего существа. До оцепенения напуганная этой ледяной массой, Зоя не издала ни звука, когда Том осадил своего коня в синей тени ледяной стены и помог ей спешиться.

— Как давно существует этот ледник?

— Почему ты говоришь шепотом?

— Не знаю, — ответила она, беря у него из рук скатерть и оглядывая местность в поисках плоского камня, на котором можно было бы ее расстелить. Когда-нибудь, еще очень не скоро, этот камень будет поглощен ледником, и не останется никакой памяти об этом их пикнике.

Пока Том разводил костер из дров, которые привез с собой, он рассказывал ей все, что знал о ледниках, и Зоя с интересом слушала.

— Тебе холодно? — спросил он, закончив свою работу.

— Немного, — призналась она.

— Подергай себя за нос, это помогает.

Смеясь, Зоя последовала его совету.

— Тебе нужна моя помощь, или ты сам приготовишь еду?

— Я ведь пригласил тебя, так что отдыхай.

Том сообщил ей, что две картофелины почти готовы, потом затолкал их в самые угли, под пламя.

— В моей фляжке есть горячее пиво.

Зоя подумала, что горячее пиво едва ли ей понравится, но она ошиблась. Теперь ей понравился бы любой горячий напиток.

Они чокнулись своими кружками, и Том сказал:

— За старую дружбу и за то, чтобы мы стали еще более близкими друзьями. — Он смотрел ей прямо в глаза и продолжал смотреть на нее, пока не отхлебнул из своей кружки добрый глоток. — Ты все еще самая хорошенькая девушка во всем Ньюкасле.

— Но ведь мы не в Ньюкасле, — возразила Зоя, однако покраснела от удовольствия. — Мать говаривала, что «этот паренек Прайс мог бы заговорить зубы и ангелу с крылышками», — с улыбкой добавила она. — Возможно, это комплимент тебе и предостережение мне.

Смутившись от этих слов, она принялась расставлять тарелки.

— Ты захватил соль?

— Соль и масло в моем мешке.

— Масло?

— Да, наслаждайся едой. Масло здесь большая редкость, а если ты и найдешь его, то оно будет стоить целое состояние.

Дожидаясь, пока картошка испечется, они сидели на камнях в тени ледника и пили горячее пиво.

— Скажи мне, что ты делаешь на Аляске, Том Прайс?

— Тебе, вероятно, известно, что я пошел работать на шахту одновременно с твоим братом Джеком. Я проработал там несколько лет, — сказал Том, снова наполняя их кружки из фляжки, — и поклялся себе, что выберусь из Ньюкасла и поищу удачи в другом месте. Но не торопился, ведь в Ньюкасле у меня были друзья, а это много для меня значило. В конце концов я перешел в другую штольню и стал брать в долг со складов компании.

— Моей семье это известно.

— Помнишь субботние ночи?

— Да, это были дни выплат.

— Ночь предназначалась для выпивки, драк и кутежей. — Том улыбнулся и пожал плечами. — Как-то наша компания собралась в пабе Неда, и, признаюсь, я перебрал лишнего. Вошли какие-то парни и спросили нас, не мы ли та мразь, что мутит воду и подбивает народ начать забастовку. Слово за слово…

— И началась потасовка, — закончила за него Зоя.

Она не раз слышала подобные невеселые истории. Почти каждую неделю такое случалось в день получки, и она хорошо помнила рассказы об этом, пока жила в Ньюкасле. Зоя помогала матери прикладывать целебные мази и повязки к подбитым глазам и разбитым губам, порезам и синякам и ободранным до крови пальцам.

Том кивнул:

— Оказалось, что я чуть не убил одного из той компании, а это означало конец моей работы на шахте. Меня оштрафовали на всю получку, выкинули из дома и дали срок в тридцать дней, чтобы я мог выплатить то, что задолжал компании, а в противном случае обещали бросить в тюрьму.

— Думало, Джек говорил мне об этом.

Пока Том рассказывал свою историю, Зоя вспомнила, что уже слышала ее от брата.

Том сидел, расставив ноги, опираясь локтем на плоский валун, шляпа его съехала на затылок, темные локоны небрежно ниспадали на лоб.

— Времена наступили тяжелые. Люди толковали о всеобщей депрессии, я не мог найти работу в Сиэтле. К концу срока в тридцать дней я «зайцем» уплыл на русском траулере. Думал, что окажусь где-нибудь далеко на востоке, но русские занимались рыбной ловлей недалеко отсюда. — Он снова пожал плечами. — Какое-то время я рыбачил с русскими, накопил достаточно денег, чтобы расплатиться с кредиторами. В конце концов я купил шхуну и занялся рыбным промыслом сам.

Зоя попыталась представить его в качестве рыбака, капитана собственной рыбачьей шхуны. Том был человеком такого склада, что смог бы добиться успеха в любом деле, за которое возьмется. Она подозревала, что из него получился бы лучший хозяин, чем служащий.

— Когда начался массовый наплыв старателей на Юкон, я увидел в этом новую возможность заработать. Не присоединяться к этим искателям сокровищ, а помочь им добраться до места с их поклажей. Поэтому я сдал в аренду свою шхуну, а сам занялся перевозкой. — Их взгляды встретились. — Я заработал целое состояние, Зоя. — Том покачал головой и рассмеялся.

— Состояние, — повторила она тихо.

— Ну, не такое состояние, как у Ван Хутена. Не могу сказать, что я богатый человек, но отложил достаточно, чтобы купить дом и основать свое дело, когда закончится эта «золотая лихорадка» и они построят железную дорогу. Возможно, это будет в следующем году. Мне принадлежит рыбачья шхуна, у меня есть дело, есть капиталовложения. Я горжусь этим.

— А я горда и рада за тебя, — ответила Зоя тихо, глядя на его ногти. Они были чистыми, под ними не было черной угольной пыли. Может быть, судьба распорядилась так, чтобы он оказался у нее на пути только с одной целью: чтобы она поняла меру своей глупости. Она ждала и дождалась пустой породы, в то время как золото валялось у нее под ногами.

— Оставайся на месте, пока я проверю, готов ли картофель. Не хочется утомлять тебя долгой историей Тома Прайса.

— Слушать тебя совсем не утомительно.

Зоя наблюдала за ним, пока он готовил рыбу для жарки на решетке, и предположила, что его кулинарная сноровка происходит от его долгой жизни в кочевых условиях, в палатках и старательских лагерях.

— Том, как ты думаешь, выбрался бы ты из Ньюкасла, если бы не было потасовки с теми парнями?

— Сомневаюсь. Зачем бы я это сделал? В Ньюкасле все и все были мне дороги. — Он пожал плечами, переворачивая рыбу. — Мать и две мои сестры все еще живут в низине. Мой отец похоронен на холме. Учитывая мои вкусы, я бы, конечно, остался в Ньюкасле.

Зоя с трудом вдохнула воздух и стремительно выпрямилась.

— При всех твоих успехах и способностях ты все-таки предпочел бы работать на шахте в Ньюкасле?

— Условия работы на шахте с каждым годом немного улучшаются. И все же это тяжелая жизнь. Я это знаю, но ведь человек работает не один — с тобой твои товарищи. Есть и друзья, чтобы распить пинту после того, как гудок возвестит окончание смены. Есть приятные субботние вечера, которые можно провести в пабе Неда или где-нибудь потанцевать. А в воскресное утро есть скамья в церкви, закрепленная за Прайсами, и если ты не придешь, то потом объяснишь преподобному Гриру, почему пропустил службу. — Он улыбнулся.

— Я этому не верю. Все, кто живет в Ньюкасле, мечтают вырваться оттуда, все, кроме тебя. — Зоя испытующе смотрела ему прямо в лицо, а он, в свою очередь, изучал выражение ее лица, и на губах его играла чуть заметная улыбка.

— Ты правда веришь этому?

— Конечно, верю! И ты прекрасное подтверждение тому, что я сказала, почему люди хотят уехать оттуда. В Ньюкасле тебе не удалось бы нажить состояние!

Том разложил рыбу на тарелки, добавил к ней картофель, а сбоку горку печенья. После того как он положил еду Зое, он опустошил свою фляжку в их пивные кружки и сел на плоский камень напротив нее.

— Я рад, что мне удалось обрести себя и что дело мое процветает, — сказал он после короткой паузы. — У меня будут такие вещи, каких никогда не было бы, останься я в Ньюкасле на шахте, и я никогда не смог бы вести более богатый и привольный образ жизни. Но я заплатил свою цену за это, Зоя. Это были годы одиночества. У меня нет ни жены, ни семьи, ни друзей. Я знаю здесь множество людей, но не знаю никого из них достаточно хорошо, чтобы рассказать им вот так свою историю, как тебе. Или ожидать от них, что они станут меня слушать и сочувствовать.

— Но ведь ты многого добился, — возразила Зоя, — ты стал лучше, чем был бы, если бы остался дома.

Он поднял одну бровь и слегка наклонил голову.

— Да, я стал другим, но не лучше. Я другой, потому что приобрел опыт, который невозможно приобрести в Ньюкасле. Но я тот же самый человек, каким был там, и остался бы им, где бы ни жил. Как и ты.

Это было как раз ненавистно ей! Она изо всех сил старалась преодолеть это в себе. Мысль о том, что Ньюкасл остался в ней, как втершаяся в кожу грязь, и что так будет всегда, ужасала ее.

— Разве ты не помнишь праздника владельцев шахт? Они все еще устраивают их, Том. Все друзья и коллеги владельцев проезжают по городу в своих причудливых разукрашенных экипажах, глядя на нас, будто мы не люди, а мразь, накипь, будто мы существуем только для их забавы.

— Какое тебе дело до того, что думают эти люди? Никто не может унизить тебя, Зоя, если ты не позволишь им этого сделать.

— Ты заблуждаешься, — сказала она решительно, — но дело не в этом. Дело в том, чтобы совершенствоваться. Я верю в то, что люди могут возвыситься над своей средой. Я не сомневаюсь, что они могут стать лучше, получив образование, или работая ради этого не покладая рук… или вступив в брак.

Зоя почувствовала, как к щекам ее прилила кровь. Выйти замуж, чтобы изменить к лучшему свою судьбу. Разве это помогло? Впрочем, для некоторых это, возможно, весьма успешная тактика. Тактика? Нет. Она вышла замуж за Жан-Жака, потому что верила, что полюбила его. Она была в этом уверена.

Том выслушал ее, потом молча долго обдумывал ее речь. Наконец он сказал:

— Ты можешь улучшить свое положение или денежные дела, но не думаю, что ты станешь лучше, накопив много денег, узнав больше или вступив в выгодный брак. Мы есть мы, а это некая смесь из ценностей, на которых мы выросли, которые впитали с молоком матери, а также того опыта, который выпал на нашу долю.

Том посмотрел на нее через разделявший их плоский камень с разостланной на нем скатертью.

— Личностные ценности не меняются от окружения человека. Если ты порядочный и надежный человек в Ньюкасле, ты таким же останешься и в Нью-Йорке. Если ты честен в Ньюкасле, ты будешь честен и на Аляске.

Их глаза встретились.

— Ты и я, Зоя, мы никогда не захотим влезать в долги. Мы с тобой всегда будем помнить, как наши семьи бились, чтобы выплатить компании деньги за взятые в долг товары. И это останется правдой, вне зависимости от того, какое место мы займем в жизни, что будем делать и с кем соединим свою судьбу в браке. И это неплохо. В Ньюкасле ты найдешь добрых людей и настоящие, незыблемые ценности. Я не вижу Ньюкасл таким, как ты. Я не думаю, что последствия того, что мы там выросли и повзрослели, стоит преодолевать и изживать, как ты выразилась.

— Ты хочешь сказать, что тебе плевать на этих людей, которые смотрят на тебя, как на ничего не стоящую плесень и мразь, как на кусок падали?

— Я говорю тебе, что я не могу принять их взглядов и точки зрения. Я знаю людей Ньюкасла. Эти «большие шишки», которые устраивают парадные шествия в Ньюкасле, не знают никого, кроме владельцев шахт, а когда речь заходит о моих друзьях и соседях, то я доверяю собственному мнению больше, чем чьему-либо другому.

— Если ты в таком восторге от наших родных мест, возможно, ты купишь там дом и заведешь свое дело, когда страсти на Юконе улягутся.

Том рассмеялся:

— У меня всегда останутся связи с домом, но Ньюкасл — город, принадлежащий одной компании, а я не хочу в нее возвращаться и способствовать ее успеху и процветанию.

Они в молчании покончили с едой, потом он спросил:

— А ты, Зоя Уайлдер, как и почему оказалась на Аляске?

— Я разыскиваю одного человека, — сказала она после долгой паузы, — мужчину.

— А, понимаю, — сказал он деланно небрежным тоном, но Зоя прекрасно знала, что он насторожился. — И что, это особенный мужчина для тебя, или ты просто ищешь мужа?

— Это особенный мужчина, — ответила Зоя неохотно, зная, что не может открыть ему правды.

— Как зовут этого человека? Может быть, я знаю его?

Вполне возможно, хотя и маловероятно было, что Том встречал его. Жан-Жак мог отправиться не в Скагуэй, а в Дайю. Он мог нанять носильщиков, чтобы те доставили его багаж до Чилкутского перевала и дальше. И в конце концов, вместо того чтобы договориться об этом с одним из служащих Тома, он мог поговорить с ним самим.

— Сомневаюсь в том, что ты его знаешь, — сказала она.

— Зоя! Посмотри на меня. — Когда она взглянула на него, его зеленые глаза были ясными и смотрели прямо и искренне. — Ты можешь мне довериться.

— Это не вопрос доверия, — ответила она, поднимаясь с камня, на котором сидела. — Я не хочу обсуждать этот вопрос ни с кем, даже с тобой.

— Ты хочешь сказать, что я лезу не в свое дело? — Его губы растянулись в улыбке, потом он рассмеялся: — Думаю, для этого есть причина.

— Я начинаю замерзать. Мои спутницы, вероятно, беспокоятся обо мне.

Том тоже встал и принялся собирать тарелки и приборы.

— У нас с тобой разные взгляды на вещи, верно? Это забавно и странно. Я был уверен, что это не так.

Как ни странно, но и Зоя тоже считала это само собой разумеющимся, и теперь у нее возникло такое чувство, будто ее обманули. Она была разочарована. Выражение лица Тома говорило о том же. Они разбросали оставшиеся недогоревшими угли и пепел у подножия ледника, как подношение какому-то неведомому божеству, потом упаковали свои миски и кружки. Зоя ждала Тома, стоя рядом с его мерином, пока Том зарывал в землю остатки еды.

Когда он покончил с этим, то направился к ней, и лицо его тоже выражало непреклонную решимость. Прежде чем Зоя поняла его намерение, Том заключил ее лицо в свои холодные ладони и склонился к ее рту.

— Долгие годы я думал о том, что, если мне представится случай поцеловать Зою Уайлдер, я не упущу его. Я обещал это себе, я поклялся, что сделаю это, а иначе потеряю к себе уважение. Но я никогда не думал, что мне так повезет.

Том дал ей секунду на размышление. Зоя могла отпрянуть, отстраниться, но удивление, а возможно, и любопытство сделали свое дело, и она осталась стоять. Их взгляды скрестились, губы оказались полуоткрытыми.

Он не спешил. Когда Том понял, что Зоя не стремится освободиться от него, не хочет бежать, он провел ладонью по ее щеке, обвел большим пальцем очертания нижней губы. Он нежно привлек ее к себе под плащ, крепко прижал к груди, руки его скользнули под ее накидку и обвились вокруг талии.

Зоя глубоко и прерывисто вздохнула. Она знала, знала, что должна отстраниться, что они пересекли границу, которую не должны были нарушать. Но взгляд его зеленых глаз загипнотизировал ее. И Зоя чувствовала, что не в силах противиться.

Его руки остались на ее талии и только все крепче и крепче сжимали ее, и она ощутила все его тело, и тут Зоя не воспротивилась, а медленно и добровольно отдалась этому объятию. Они, казалось, были созданы друг для друга, будто каким-то волшебным образом одна половина точно подошла к другой. Том прижимал ее к себе, и оба они почувствовали, как их тела объял жар, исходивший от бедер, а он продолжал смотреть в ее глаза, в то время как пожар в их телах распространялся и губы пересохли.

Наконец, когда Зоя почувствовала, что трепет, возникший внутри, в сердцевине ее тела, перешел в заметную дрожь, когда она подумала, что сердце ее выскочит наружу, Том прижался губами к ее губам.

Горячий трепет его губ вызвал мгновенный отклик ее тела, и она забыла, что они стоят под тенью ледяной стены. Внезапное сокрушительное желание сотрясло все ее тело. Руки Тома еще крепче сжали ее талию, потом его ладонь оказалась на ее шее, на затылке, и он принялся целовать ее страстно и самозабвенно. И да простит ее Господь, но она желала этого.

Когда они отстранились друг от друга, дыхание их было быстрым и неровным.

— Бог мой! — тихо вымолвил Том.

Зоя не могла говорить. Она поникла в его объятиях и опустила голову ему на плечо, ее душили слезы. Все, что произошло, было нарушением ее жизненных правил. Том был мальчиком из Ньюкасла, Зоя — замужней женщиной. Она солгала ему, не сказала правды о своем замужестве. Она и не могла сказать, что отправилась на Юкон, чтобы найти и убить человека, за которого вышла замуж.

— Пожалуйста, — прошептала она, пытаясь отстраниться, — пожалуйста, Том, не делай этого больше.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем он взглянул на нее, потом лицо его стало непроницаемым, и он извинился.

Зоя зажала ему рот рукой:

— Нет, не надо. Я так же виновата, как и ты. Я могла остановить тебя. Я могла сказать «нет». Я должна была, но не сделала этого.

— Почему?

Сейчас не имело значения то, что она согласилась со своими спутницами, что не стоит никому рассказывать, об их «браке» с одним и тем же человеком. Сейчас ее останавливала только гордость. Она не хотела, чтобы Том узнал, как слепа, или, вернее, как ослеплена она была Жан-Жаком, а также что муж бросил ее и ушел, даже не оглянувшись.

— Мне бы хотелось, чтобы мы остались друзьями, — сказала она, отворачиваясь.

— Мы всегда будем друзьями.

— Друзья не целуются так, как мы. Лучше сделать вид, что этого не было.

Он долго молчал, потом прикоснулся к ее плечу.

— Что-то случилось, Зоя. Ни я, ни ты не представляли, что такое возможно. Притворство ничего не изменит. Мои чувства останутся прежними.

— Думаю, нам пора в путь, — сказала Зоя настойчиво, стараясь сдержать слезы. И решительно направилась туда, где стоял мерин. Том хотел, чтобы и она признала, что почувствовала к нему нечто необычное, но она не могла этого сделать.

Том молча вскочил в седло, потом протянул руку, чтобы помочь ей сесть сзади. Поколебавшись чуть-чуть, Зоя обвила руками его талию и прижалась щекой к его спине. Слезы жгли ей глаза. Если бы Жан-Жак появился сейчас в поле зрения, она убила бы мерзавца без всякого сожаления и угрызений совести.