Глава 14
Его разбудил аромат запеченной ветчины. Рот наполнился слюной, словно он ощутил на языке солоноватое нежное мясо. Запах теплых булочек с маслом искушал его. Этан нехотя открыл глаза, опасаясь, что видит сон, и обнаружил источник восхитительных запахов. Рядом с ним, на полу, прямо напротив двери Мишель, стоял поднос с прикрытыми тарелками. Из-под серебряных крышек вырывались струйки пара. Этан глубоко вдохнул, и желудок отозвался голодным урчанием.
Он дважды постучал в дверь, и через минуту она слегка приоткрылась.
— Твой ужин прибыл.
— Это не мой, — ответила Мишель. — Я спускалась к ужину в общий зал, а это заказала для тебя. — Она стала закрывать дверь, но на этот раз он не медлил. Поняв его намерения, Мишель навалилась на дверь всем телом, но сделала это недостаточно проворно. Этан оказался сильнее, и дверь постепенно приоткрылась. Поднос с едой был отодвинут в сторону, стул перевернулся, и Мишель не надо было смотреть в холодные глаза Этана, чтобы понять, как он разъярен. Не собираясь мериться с ним силой, Мишель быстро оценила положение и отступила в сторону. Ее движение было таким неожиданным, что Этану пришлось схватиться за косяк, чтобы не ввалиться в комнату.
Под гневным взглядом Этана Мишель обошла его и забрала из коридора поднос. Нырнув под рукой Этана, она поставила поднос на стол.
— Можешь перекусить здесь, — разрешила она, — а затем уйдешь. — Она шагнула в сторону и немедленно была остановлена рукой Этана, вцепившейся ей в запястье. Мишель обернулась и вскинула голову, в ее взгляде не было вызова, только боль и обида. — Мне больно!
Этан взглянул на собственную руку — пальцы побелели от натуги. Слегка разжав их, он снова перевел взгляд на лицо Мишель.
— Я хочу причинить тебе боль, — хрипло произнес он. — Хочу встряхнуть тебя, и посильнее. Почему ты ведешь себя так, словно тебе ничто не угрожает? Ни за что не поверю, что ты глупа, Мишель. Разве тебе безразлична собственная участь?
Мишель попыталась высвободить руку, но Этан лишь немного ослабил захват.
— Не понимаю, о чем ты.
Этан не просто отпустил Мишель — он отбросил ее, словно был не в силах выдержать прикосновение еще минуту. Мишель побледнела, поспешно отступая и растирая запястье.
Закрыв за собой дверь, Этан прислонился к ней.
— По-моему, ты просто решила проучить меня, — заметил он. — Надеюсь, это был твой единственный глупый поступок. Ты понимаешь, какую угрозу представляют для тебя Хьюстон и Детра? Тебе приходило в голову, какой опасности ты подвергаешься, оставляя меня спать здесь, в коридоре, и в одиночестве отправляясь вниз? Или тебе так не терпится выставить меня на посмешище, что ради этого ты готова рискнуть жизнью?
В раздражении Этан провел ладонью по волосам.
— А как же ребенок, Мишель? Разве стоит рисковать жизнью ребенка, чтобы поставить меня на место, только из-за ненависти ко мне?
Мишель вздохнула и невольно дотронулась обеими руками до живота. Она не думала, что ее поступок может причинить кому-нибудь вред.
— Как ты смеешь так говорить! Ты злишься, потому что я ускользнула у тебя прямо из-под носа. Дело в твоем уязвленном самолюбии, только и всего, И потом, я сделала это не нарочно, я хотела есть. Как у тебя вообще хватило наглости явиться сюда? Ты вломился в мою жизнь, словно имел на это право, словно не исчезал прежде на целых семь месяцев! — Мишель повысила голос, ее дыхание участилось. Зеленые глаза засверкали в порыве негодования. — А что касается твоего беспокойства обо мне, — она пренебрежительно щелкнула пальцами, — с целью поимки Хьюстона и Детры, то оно просто предосудительно. Даже после всего, что ты сделал, я не могла поверить, что ты способен на такую низость, — до сегодняшнего дня. Но сегодня ты доказал, что начисто лишен совести. — Мишель указала на стоящий на столе поднос. — Забирай свой ужин и уходи отсюда. Убирайся совсем, Этан. Не хочу, чтобы ты торчал в коридоре. Если бы я могла, я бы вышвырнула тебя из отеля.
Она повернулась на каблуках и направилась к двери в соседнюю комнату. Не оглядываясь, уверенная, что ее приказ будет выполнен, Мишель скрылась в спальне и захлопнула за собой дверь.
Этан вздохнул и отошел от двери, размышляя, что будет, когда Мишель выйдет и обнаружит, что у него нет ни малейшего намерения уходить отсюда. Он сел на мягкий диван и поставил поднос на колени, снимая крышки с блюд и кладя их на стол. Еда еще не остыла, но уже не вызывала аппетита. Этан ел лишь по необходимости. Покончив с ужином, он выставил поднос в коридор и занес в комнату стул. Закрыл дверь, повернул ключ в замке и оглядел номер.
Гостиная отделана в малиновых и кремовых тонах, обставлена мебелью темного дерева. Пол устлан пушистым ковром. Зеркало над каминной доской отражало газовые светильники в матово-белых абажурах по обеим сторонам камина. В изящной фарфоровой вазе на камине свежие розы.
Этан снял шляпу, бросил ее на диван и скорчил гримасу, изучая собственное отражение в зеркале. Едва ли можно было обвинять клерка отеля «Святой Марк» за нежелание иметь такого человека в числе гостей. Этан понял, что ему необходимо побриться, выкупаться и проспать не меньше двенадцати часов, чтобы избавиться от теней под глазами. Он выругался, обнаружив еще несколько седых волосков на висках. Потерев подбородок ладонью, Этан отвернулся. Сбросив куртку, он отправил ее вслед за шляпой на диван и расстегнул пояс с кобурой. Положил пояс на стол и продолжил осмотр.
Напротив спальни была еще одна комната. Мишель превратила ее в кабинет. Книги были разбросаны по столу, лежали стопками на полу, завалили подоконник. На большом пухлом кресле тоже лежали книги. Стол и пол вокруг него были усеяны смятыми листами бумаги — как предположил Этан, неудавшиеся куски статей. Он подошел к столу и стал перебирать бумаги и книги, нашел очки Мишель и ее неизменные карандаши. Взяв один из них. Этан задумчиво покатал его между пальцами. Он представил себе карандаш торчащим за ухом Мишель и улыбнулся.
Отложив карандаш, Этан заметил блокнот — до боли знакомый кожаный переплет, потрепанный и поцарапанный. Этан взял блокнот, провел пальцами по корешку и помедлил мгновение, прежде чем открыть его. Присел на край стола и начал читать.
Выразительная проза Мишель вернула Этана к прошлому. Он увидел Мэдисон так ясно, словно вновь стоял перед салуном Келли — пожалуй, даже наяву Этан не видел его так отчетливо. Мишель заставила его вспомнить людей, которых описывала, вспомнить, с какой надеждой они обсуждали поиски богатой жилы, как гордились своим умением орудовать кирками и бурами. Мишель писала, с каким трогательным смущением Ральф Хупер пригласил ее танцевать, вспоминала о том, как Китти относилась к своей работе — с философским спокойствием.
Этан листал страницы, торопясь найти записи тех дней, когда они прибыли в Стилуотер. Но записей о том, что случилось а туннеле или об аресте банды в блокноте не оказалось. Тут не было ни слова о суде и возвращении на восток. Ни слова о самом Этане. Испытав разочарование и не зная, что он ожидал найти и какую надежду обрести, Этан отложил блокнот в сторону. Ноготь большого пальца задел страницы, и дневник раскрылся — в самом конце, где среди чистых страниц была сделана единственная запись.
Этан снова взял блокнот и прочел:
«Я беременна… У меня будет ребенок… Я жду ребенка… Эти слова невозможно произнести так, чтобы смягчить удар. Я с трудом делаю такое признание самой себе. Как я скажу маме? А Мэри-Фрэнсис? Мама с ума сойдет, Мэри-Фрэнсис расстроится. Ренни, конечно, поддержит, но не поймет. Вряд ли я решусь смотреть в лицо Мэгги и Скай — теперь, когда я опозорила свою семью.
Как это больно — знать, что я причиню им страдания! Пожалуй, боль сейчас мне не помешает. Я так давно не испытывала никаких чувств — ни боли, ни гнева, ни тоски, ни страха. Такое оцепенение поначалу кажется блаженством, способом проживать очередной день, притворяясь уверенной и сильной, но все-таки хорошо, что это полное бесчувствие уже позади. Вряд ли можно исцелиться, не заботясь о ране. Никто не поможет мне, если я сама не признаю существование этой раны.
Она существует. Она жжет мне душу.
Я должна обо всем рассказать Джей Маку — лучше всего завтра. Нет, сегодня. Прежде всего — ему, чтобы он смог поддержать маму. Конечно, он захочет разыскать Этана и заставить его жениться на мне. Мне придется выдержать его горе и гнев, отговорить от замыслов и как можно мягче напомнить ему, что в его положении, не следует метать молнии — ведь моя фамилия не Уорт, а Деннехи! Папа вспылит, услышав такую дерзость, и будет прав, но теперь никто из нас не в силах что-нибудь изменить. И никто из нас этого не хочет.
У меня никогда не было повода усомниться в любви отца.
Мой ребенок будет лишен такой уверенности».
Последний абзац был подчеркнут чернилами. На бумаге виднелось пятно — там, где на нее упала и была поспешно стерта слеза: слеза не Мишель — Этана. Моргая и тяжело дыша, он закрыл блокнот и отложил его. Она могла бы найти его, рассказать о ребенке — не о чужом, их ребенке! Этан всегда знал, что Мишель любит его, но не подозревал, что она способна отнять у него его ребенка. Этан был ошеломлен.
Испытывая оцепенение, которое описывала Мишель, но не как блаженство, а как проклятие, Этан медленно обошел вокруг стола. Он уже выходил из кабинета, когда услышал вопль Мишель.
На мгновение ему показалось, что его худшие опасения подтвердились, но Хьюстон или Детра Келли оказались здесь ни при чем. Входная дверь была по-прежнему заперта, кольт Этана лежал на столе. Сердце постепенно возвращалось к привычному ритму. Вопль Мишель выражал смутный, неопределенный страх, такой же крик разбудил Этана однажды ночью.
Он повернул ручку на двери ее спальни и открыл дверь.
Постояв на пороге, Этан подошел к кровати и остановился. Мишель лежала по диагонали, вытянувшись на боку. Она не разделась, даже не сняла туфли, платье смялось от беспокойных движений. Этан понял, что Мишель прилегла, не собираясь засыпать. Мокрые дорожки на ее щеках говорили сами за себя.
Позвав Мишель и не дождавшись ответа, Этан обошел вокруг кровати и присел на край. Он не стал прикасаться к ней, просто еще раз позвал ее — мягко, но решительно. Веки затрепетали и приоткрылись. Сначала ее испугала темная фигура Этана в полумраке спальни.
— Это я, Этан. — Он поднялся с кровати и отдернул штору на застекленной двери и окне. В комнату проник свет фонарей Бродвея. Этан постоял, глядя, как внизу движется живой поток — пешеходы спешили по своим делам, элегантные экипажи везли пассажиров в частные клубы. Этан нехотя отвернулся. Мишель сидела на постели, вынимая из волос шпильки. Лицо Этана стало непроницаемым. — Тебе снился кошмар?
Мишель кивнула, не глядя на него:
— Да.
Этан наблюдал, как Мишель принялась перебирать волосы, и эти невинные движения вызвали у него ощущение, словно по всему телу прокатывались горячие волны.
— У тебя часто такое бывает?
— Несколько раз в неделю, — поежившись, ответила Мишель. После того обвала на руднике сон стал более конкретным, во сне она искала Этана и не могла найти. Сон был всегда один и тот же: со всех сторон Мишель обступала пугающая пустота. — С темнотой сон еще страшнее. — Она перевела дыхание, оставила в покое волосы и подняла голову, взглянув на Этана. Она старалась, чтобы ее голос прозвучал сдержанно и спокойно, опасаясь, что Этан распознает ложь и поймет всю глубину ее отчаяния. — Все в порядке, Этан. Я уже привыкла.
Она отложила шпильки на тумбочку у кровати, поднялась и направилась в ванную, а когда вернулась через несколько минут, следы слез со щек исчезли. Мишель переоделась и теперь была в ночной рубашке, халате и босиком.
— Я думала, ты ушел, — сказала она, заметив силуэт Этана на фоне окна.
— Выходи за меня замуж, Мишель.
От удивления она оступилась. Пальцы затеребили отворот халата, запахивая его на груди. Этот жест еще сильнее подчеркнул ее беременность.
— Спасибо за предложение. Этан, — безучастно проговорила она, — но в этом нет необходимости.
— Может, для тебя нет, — ответил он.
На миг у нее в душе мелькнула надежда, но тут она заметила, как взгляд Этана скользнул по ее животу.
— Понятно, — спокойно произнесла она. — Ты заботишься о ребенке. — Она вышла из спальни, Этан последовал за ней.
— Почему мой ребенок не может быть уверен в отцовской любви? — спросил Этан ей вслед. — Как ты?
Мишель резко обернулась, на бледном лице выделялись горящие гневом изумрудные глаза. Она посмотрела на открытую дверь в кабинет, потом на Этана.
— Ты читал мой дневник.
Он кивнул.
— Ты не имел права! — Мишель скрестила руки на груди, чувствуя опустошенность. — Ты не имел права… — повторила она уже тише. Упрек сменился болью.
— Знаю. Но не жалею об этом.
Мишель стиснула кулаки, борясь с желанием ударить его, и вместо этого выпалила:
— Ублюдок! В тебе нет ни порядочности, ни уважения — ничего! Ты мне не нужен, и моему ребенку тоже! — Она огляделась, желая увеличить расстояние и воздвигнуть хоть какое-нибудь препятствие между собой и Этаном. Ее взгляд упал на кольт, лежащий на столе. Прежде чем Этан понял ее намерение, Мишель схватила оружие и прицелилась ему в грудь.
Этан не двигался с места, с тех пор как она заговорила, и теперь смотрел на нее, а не на револьвер.
— Он заряжен, Мишель, — предупредил Этан.
— Надеюсь. — Револьвер оказался тяжелым. Вытянутые руки Мишель заметно дрожали. — Иначе угроза была бы нелепой.
Этан не отступал, пристально глядя на нее.
— Почему ты не сказала мне б ребенке? — спросил он. Мишель скептически приподняла бровь. Неужели он ничего не понимал?
— Потому что ты тогда предложил бы мне выйти за тебя замуж, может, даже заставил бы, а я этого не хотела.
— Я не стал бы принуждать тебя к браку. Я надеялся, ты сама поймешь смысл такого решения.
Смех Мишель прозвучал горько. Револьвер заплясал в ее руках.
— Пойму смысл замужества с человеком, который следует долгу? Хорошо, ты сделал предложение. Этан, а я его отклонила. Больше нам с тобой не о чем разговаривать.
— И ты хочешь пристрелить меня, Мишель? Мишель долго смотрела на кольт. Она едва узнавала себя, и даже узнаваемые черты вызывали у нее отвращение. Мишель опустила револьвер.
— Нет, я не буду стрелять в тебя.
Этан приблизился и вынул оружие из ее расслабленных пальцев. Осторожно положив кольт на стол, он взял Мишель за запястья и притянул к себе.
— Посмотри на меня, Мишель.
Она нехотя подняла взгляд, но не смогла посмотреть ему в глаза.
— Лучше бы ты ушел, — устало пробормотала она. — Как мне заставить тебя уйти?
— Я не оставлю тебя, Мишель, пока не будут пойманы Хьюстон и Детра. Я вообще никуда бы не ушел. Дело не в ребенке, Мишель, хотя ты не хочешь мне верить. Когда я просил тебя стать моей женой, я думал не только о нашем ребенке, но и о себе, и о твоих желаниях. Почти с самого начала я знал, какие чувства ты испытываешь ко мне.
Мишель тяжело вздохнула и смущенно попыталась высвободиться. Этан не отпускал ее.
— Я не думала… — начала она, но голос сорвался. — Я не знала, что это настолько очевидно…
— Тебе нечего стыдиться, — заверил ее Этан. — Признаюсь, я был польщен. Я с трудом помнил, что все это лишь игра.
Теперь Мишель впилась в него взглядом, вопросительно приподняв бровь:
— Игра? Этан кивнул:
— Я был твоим защитником — как выяснилось, не слишком хорошим, но никто не мог меня заменить. События бурно развивались, и ты не могла не вообразить, что влюблена в меня.
— Вообразить?
— Вероятно, мне следовало бы проявить настойчивость, чтобы заставить тебя образумиться, но мне нравилось верить, что ты любишь меня. В туннеле, когда мы думали, что для нас все кончено, я отчаянно хотел верить, что ты любишь меня, — Этан не мог понять, чем вызвана растущая недоверчивость в глазах Мишель, — так же крепко, как я люблю тебя.
— Любишь меня? Ты говоришь о любви — после всего, что было? — Мишель вырвала руки и отступила. — Я никогда не воображала, что влюблена в тебя. Я в самом деле тебя любила. Мне казалось, ты испытываешь ко мне такое же глубокое к сильное чувство. Но прошло немного времени, и я словно прозрела. Ты едва узнавал меня во время суда, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться ко мне. Для тебя я превратилась всего лишь в свидетеля, в средство для достижения цели.
— Это неправда. Да, во время суда я был очень занят, но я…
— Ты был поглощен процессом.
— Откуда ты знаешь? Ты же проводила все время с Дрю Бомоном!
— Потому что тебе не было до меня дела!
— Только потому, что для меня у тебя никогда не находилось времени!
Ненадолго в комнате наступила тишина. Мишель нащупала спинку тяжелого кресла за своей спиной и села — медленно и тяжело.
— Что ты имеешь в виду? — еле слышно спросила она. Этан провел по волосам ладонью и вздохнул.
— Ты же сама сказала: даже к лучшему, что у нас нет будущего.
Мишель затихла, припоминая свои слова и презирая себя за то, что они когда-то сорвались с ее языка.
— Ты — дочь Джей Мака, пусть незаконнорожденная. Ты можешь выйти замуж за кого угодно, за человека, с которым у тебя будет много общего, с утонченными манерами, любящего этот город. Твой отец подыщет тебе кого-нибудь получше меня, и ты согласишься выйти за него замуж.
— Значит, потому ты не делал мне предложение?
Этан коротко кивнул.
— Но ребенок меняет дело, — продолжала Мишель. — Теперь ты считаешь, что я приму твое предложение, даже если бы раньше отвергла его.
На щеке Этана задергался мускул.
— Я надеялся на это, — произнес он сдавленным голосом, — и, похоже, просчитался.
— Этан, скажи правду: если бы Хьюстон и Ди не сбежали, ты приехал бы в Нью-Йорк?
Этан отвел глаза, но тут же взглянул на нее в упор, ответив с мучительной прямотой:
— Нет, не приехал бы. Самое трудное, что мне когда-либо пришлось сделать, — отпустить тебя из Денвера. Но я не могу представить, что оставлю тебя здесь.
Мишель перевела дыхание.
— Мне всегда казалось, что я полюблю человека, который не будет строить предположений насчет моих чувств, гадать, что я думаю. Я надеялась, он будет уважать меня — настолько, что позволит иметь собственное мнение, и никогда не воспользуется обстоятельствами моего рождения против меня. Я дочь не только Джей Мака, но и Мойры Деннехи. И я — это я. — Мишель указала пальцем себе в грудь, чувствуя, как на глаза выступают слезы. — Я Мэри-Мишель, Этан. Всего лишь Мэри-Мишель. И я не хочу, чтобы ты бросил меня. Я никогда не хотела расставаться с тобой.
Этан в замешательстве шагнул к ней, поднял руку, чуть не обнял ее, и снова отстранился.
— Почему бы тебе не поверить, что я люблю тебя? — умоляюще произнесла она.
— О Боже! — выдохнул Этан. Он одним шагом преодолел разделяющее их расстояние и поднял Мишель за подбородок. Его пальцы прикоснулись к ней в тихой ласке, глаза испытующе и вопросительно вглядывались в ее лицо.
Мишель положила ладонь поверх его руки, прижала его пальцы к своей раскрасневшейся щеке.
— Я люблю тебя.
Она казалась ему мучительно прекрасной теперь, с сияющими изумрудными глазами и разметавшимися волосами.
— Мне никогда не хотелось отпускать тебя. Никогда не хотелось расставаться. — Склонившись, он нежно поцеловал ее в губы. — Будь моей женой, Мишель.
Отдаленный намек на прежнюю широкую улыбку появился на ее губах.
— Да.
Беспокойная возня Хьюстона разбудила Детру. Усталая, она повернулась на бок и взглянула на Хьюстона, надеясь, что он вскоре погрузится в глубокий, менее болезненный сон. Его узкое лицо заливал неестественный румянец, капли пота выступили на лбу и над верхней губой. Детра коснулась ладонью его лба и обеспокоенно прищурилась, ощутив, как горит кожа под ее рукой.
Откинув одеяла, Ди, осмотрела рану на ноге Хьюстона. Он настоял, чтобы Ди не обращалась к врачу, а сама занялась раной. Хьюстон не хотел, чтобы врач опознал их, — пришлось бы спасаться бегством. Хьюстон был готов пойти на риск и даже потерять ногу, лишь бы не провести остаток жизни в тюрьме.
Детра сползла с кровати и зажгла лампу на тумбочке. В этой комнатушке на Бауэри не было никаких удобств, в том числе и газового освещения. Они охотно пожертвовали удобствами в обмен на тихое существование в грязном, заселенном бедняками районе Манхэттена. Проституткам, которые снимали комнаты в ветхом доходном доме, не было дела до новых соседей. Грузный, багроволицый домовладелец удовлетворился недельным задатком за комнату. Детра всеми силами старалась скрыть, что денег у нее достаточно для уплаты за комнату в течение многих лет.
Стоя у тумбочки, Детра сонно перебирала флаконы и коробочки с лекарствами Хьюстона. Она не мерила и не взвешивала, но с поразительной точностью определяла дозу на глаз. Растерев гранулы в ступке, она добавила туда воды, чтобы получилась густая паста, затем присела на край постели и принялась втирать пасту в рану Хьюстона.
Ощутив прикосновение, Хьюстон дернул ногой, и Детра услышала легкий, отдаленный присвист в его дыхании. Потом он затих.
— Лучше бы врач вытащил пулю, — сказала она. — Незачем было делать это самим. Нам все-таки придется обратиться к врачу, Хьюстон. Не знаю, смогу ли я спасти тебе ногу.
— Никаких врачей! — процедил он сквозь стиснутые зубы и сделал попытку повернуться, чтобы разглядеть рану на бедре. Втирая лекарство, Детра заслоняла собой рану. — Значит, с раной все по-прежнему?
— Пожалуй, слегка подживает. Но я не знаю, будет ли этого достаточно. — Детра оглянулась через плечо. — Ложись. Тебе сейчас остается только отдыхать и ждать.
— Даже это мне не удается. Я разбудил тебя? Детра пожала плечами.
— Не важно. — Закончив втирать лекарство, Детра обтерла лицо и шею Хьюстона тканью, смоченной холодной водой. — Ты должен снова заснуть, — сказала она. — Я посижу на стуле, чтобы не тревожить тебя.
Хьюстон удержал ее за руку. Его глаза потемнели, стали почти темными, выдавая сдерживаемую боль.
— Нет, лучше иди ко мне. Ты мне не мешаешь.
Возможно, таким терпимым его делает благодарность к ней, подумала Детра, или же эта терпимость — всего лишь постоянное, намеренное напоминание о ране и боли. Детра не желала знать, какие чувства движут Хьюстоном. Она поняла только, что Хьюстон зовет ее к себе. Сила собственной любви к этому человеку до сих пор изумляла Детру, а мысль о жизни без него вызывала парализующий страх.
Детра была уверена, что уже не раз доказала: ради Хьюстона она способна на все. Хьюстон мог бы согласиться с ней. Она устроила побег из тюрьмы, заботилась о нем, только благодаря ей они добрались до Нью-Йорка. Детра улыбнулась и скользнула в постель рядом с Хьюстоном, вспомнив, что он не знает и половины ее поступков ради него.
— Ты уже придумала, как найти ее? — спросил Хьюстон, обнимая Детру.
Она потянулась, чтобы погасить лампу, и плотно прижалась к нему.
— Значит, ты не передумал?
— Нет. А ты надеялась, что передумаю?
— Вообще-то нет. Я надеялась образумить тебя еще по пути сюда, но сегодня утром, когда мы прибыли в Нью-Йорк, я поняла, что обратного пути нет.
— Ты не согласна со мной?
Детра вздохнула;
— Ты же знаешь. Зачем убивать ее? Сейчас мы могли бы уже быть в Канаде. Или в Мексике. У нас хватит денег, чтобы уплыть в Европу. Убить ее — значит создать лишние осложнения, а не найти решение.
Хьюстон коснулся груди Детры, Теплая упругая плоть заполнила его ладонь, согревая через тонкую ткань рубашки.
— Убить ее — значит выполнить клятву, которую я дал себе, — тихо объяснил он. — Это единственный ответ на предательство… единственно возможный.
Ди вздрогнула, но не потому, что Хьюстон задел ее сосок большим пальцем. В его голосе прозвучало ледяное спокойствие, от которого по ее спине пробегали мурашки.
— И потом, убив ее, я заставлю его страдать, — добавил он спустя минуту.
Детре не понадобилось спрашивать, кого имел в виду Хьюстон.
— Откуда у тебя эта уверенность? Они же не были женаты, Хьюстон. Эта ложь нужна была, чтобы защитить Мишель. И потом, он ее не любил. Ты же видел их на суде. Разве ты не помнишь, как они смотрели друг на друга?
Хьюстон отлично помнил, но несколько иначе, чем Детра. Этан и Мишель сидели поодаль друг от друга, лишь изредка переговаривались, но Хьюстон заметил, как Этан наблюдал за Мишель, пока она давала показания. Мгновенное выражение на лице Этана объяснило Хьюстону все, что он хотел знать. Поверить в чувства Этана было не трудно, В конце концов, пока Детра не доказала Хьюстону, что Мишель нельзя доверять, он чуть не влюбился в нее сам.
— Он будет страдать, — повторял Хьюстон. — Можешь поверить мне, Ди.
Она смутилась всего на долю секунды:
— Разве я когда-нибудь тебе не верила? Осторожно передвинувшись, Хьюстон склонился и поцеловал ее блестящие черные волосы.
— А теперь расскажи, как ты собираешься найти ее?
Ди взяла Хьюстона за руку.
— Начну с редакции «Кроникл». После этого много времени нам не понадобится — недели две, самое большее месяц.
— Никто не узнает про яд?
Детра тихо рассмеялась:
— Дорогой, даже ты до сих пор не веришь слухам о смерти мистера Келли!
— Ну, сынок, теперь самое время поцеловать ее.
Этан усмехнулся. Он чувствовал на себе взгляды присутствующих, но сам смотрел только на Мишель. Склонив голову, он прикоснулся губами к ее губам, они были мягкими и податливыми, отдавали легким привкусом мяты. Отстранившись, Этан увидел на лице Мишель многообещающую улыбку.
Джей Мак вложил платок в руку Мойры, борясь с собственными чувствами. Мойра искоса взглянула на него, слабо улыбнулась и пожала руку. Мэри-Фрэнсис заметила, как нежно переглянулись между собой родители, и ее сердце забилось сильнее. Всякий, кто видел вместе Джей Мака и Мойру, не сомневался в глубине их чувств. Мэри-Фрэнсис толкнула Мэгги в бок, когда Джей Мак притянул к себе Мойру, обняв за талию.
В улыбке Мэгги, словно в зеркале, отразилось выражение лица сестры. Она перевела взгляд с новобрачных на своих неженатых родителей, повернулась к Скай и поняла, что младшая сестра думает о том же. Одновременно они оглянулись через плечо на Рении. Казалось, она на время забыла о неотступном преследовании Джеррета Салливана, и ее губы изогнулись в мягкой задумчивой улыбке.
Мишель обернулась, разыскивая взглядом дорогие лица родственников. Не прошло и секунды, как ее окружили, награждая объятиями и пожеланиями. Мишель слышала рядом низкий смешок Этана, который тоже попал в плен многочисленных объятий.
— Ты поступила правильно, — прошептала Мойра на ухо Мишель. Отступив, Мойра окинула взглядом сияющую от счастья дочь и кивнула. — Ты и сама об этом знаешь, верно?
— Знаю, мама. — Мишель обернулась к Этану. — Таких, как он, больше нет.
Мэри-Фрэнсис поцеловала сестру в щеку.
— Полагаю, он уже знает, как ты своевольна и упряма, и, возможно, не слишком верит твоей клятве. — Мэри-Фрэнсис пристально взглянула на Этана, слегка прищурившись. — Вам известно об этом?
— Да, — серьезно отозвался он. — Но я люблю ее не «несмотря», а благодаря этим качествам.
Мэри заметно успокоилась и коснулась распятия на своем широком белом воротнике.
— Хорошо. Смотрите же не вздумайте снова обидеть мою сестру, или я переломаю вам ноги.
— Мэри-Фрэнсис! — с упреком воскликнула Мойра и бросила на Джей Мака многозначительный взгляд, словно обвиняя его в возмутительной угрозе дочери. Джей Мак невинно сложил руки, но глаза его насмешливо поблескивали.
Рении отвела Мишель в сторонку, пока остальные сестры болтали с Этаном. Пристально вглядываясь в лицо сестры, знакомое ей, как собственное, Реннн находила в нем многочисленные отличия. Темно-зеленые глаза Мишель сияли, освещенные изнутри счастьем. На щеках появился румянец, обычно ускользающие ямочки по обеим сторонам рта теперь отчетливо виднелись.
Губы Ренни были серьезно сжаты, глаза оставались хмурыми и встревоженными.
— Попробуй сказать хоть слово, и я займу твое место, — предупредила она.
Мишель рассмеялась, делая вид, что не поняла намек.
— Рядом с Этаном? Ренни, неужели ты думаешь, что он не поймет? — Мишель взглянула на свой живот, а затем на живот сестры. — Сейчас мы не так похожи.
Ренни схватила Мишель за руки, решительно встряхнув их.
— Не смей насмехаться надо мной! Я забочусь о тебе и о ребенке!
Счастливая улыбка Мишель погасла.
— За это я и люблю тебя, Ренни. Другой такой, как ты, нет.
— Хорошенький комплимент от близнеца! Мишель обняла сестру.
— Я не шучу, — прошептала она. — На свете в самом деле больше нет таких, как ты. Я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности. Этого я не переживу, Ренни. — Отступив, Мишель вгляделась в лицо сестры. Ренни пыталась сохранить спокойствие, но Мишель лучше, чем кто-либо, понимала, как ей это трудно. — Мне жаль, что твоя свадьба не состоялась, Ренни. Нет, я рада, что ты не вышла за Холлиса, обидно, что ты не сама приняла решение. Ты веришь мне?
— Ты же знаешь. — Ренни указала пальцем на Джеррета Салливана, скромно стоящего у дверей. — Лучше бы Мэри-Фрэнсис пообещала переломать ноги вон ему.
Мишель рассмеялась:
— А как же Джей Мак?
Изумрудные глаза Ренни метнулись с лица Мишель в ту сторону, где стоял отец, оживленно беседовавший с Этаном и судьей Халси. Слегка покачав головой, она вздохнула, на лице отразились восхищение и гнев.
— Я не из тех, кто отказывается от вызова, — заявила Ренни. — Пожалуй, найду способ отплатить ему.
Мишель искренне пожалела отца.
— Молодец, Ренни. — Она сжала руки сестры, утешая ее. — Только не выходи замуж за Холлиса Банкса назло папе. Этим ты насолишь только себе. — Ускользнув прежде, чем Ренни смогла ответить, Мишель присоединилась к Этану, судье и отцу.
Держа Мишель обеими ладонями за спину, Этан оглянулся на старинные часы, стоявшие в углу комнаты с темными панелями на стенах. Приближалась полночь.
Мишель перехватила его взгляд.
— Устал? — спросила она, вглядываясь в лицо Этана. Следы утомления исчезли в тот момент, когда Мишель согласилась выйти за него замуж, но уговорить Этана подождать оказалось невозможно. Никогда еще такие важные события не совершались за столь короткое время. Разослав посыльных с записками для всех, кого пожелала пригласить Мишель, Этан в горячей ванне старательно отскребал въевшуюся в кожу дорожную пыль. Пока он брился, Мишель выбирала платье, советуясь с Этаном. Он благосклонно отнесся к зеленому атласному с отделкой на воротнике и рукавах, точно в тон ее глаз, но Мишель знала: Этан был бы доволен, даже если бы она осталась в халате. Вещи Этана перенесли в ее комнату с четвертого этажа — Мишель без зазрения совести гоняла по своим поручениям прислугу отеля. Одежду Этана успели вычистить, отгладить и разложить к тому времени, как он закончил бриться. По молчаливому взаимному согласию они переодевались по разные стороны кровати, сходясь, только когда ему требовалась помощь с манжетами, а ей — с пуговицами на спине. Ни разу не взглянув на постель, они постоянно помнили о ней. Сейчас, глядя на Этана, Мишель заметила легкую тень усталости на его лице и подумала, сколько времени он провел без сна. Мишель обернулась к отцу, и тот ответил ей теплым взглядом. Мишель подала ему руку.
— Видимо, время моего пребывания здесь уже истекло, — заметил Джей Мак.
Мишель улыбнулась, покачивая головой:
— Все-таки это твоих рук дело, Джей Мак. Он слегка приподнял густую бровь:
— Какое дело?
— Побег Хьюстона и Ди — именно он привел ко всему остальному.
Джей Мак рассмеялся:
— Дочка, ты всегда преувеличиваешь мое влияние. Я здесь ни при чем.
Мишель поцеловала отца в щеку.
— Двадцать четыре года назад ты выбрал судью Халси моим крестным отцом. Похоже, ты уже тогда спланировал всю мою жизнь. — Она обняла судью и, встав на цыпочки, поцеловала его в худую щеку. — Спасибо вам за все, что вы сделали для нас.
Судья кивнул седеющей головой в сторону Джей Мака:
— Ты права, этот человек строит планы на много лет вперед. И спорить с ним невозможно.
— Мне ли не знать! — вздохнула Мишель, бросившись в объятия Этана и оглянувшись на отца. — Ренни хочет тебе отомстить, папа.
Джон Маккензи Уорт расплылся в широкой улыбке;
— Значит, нам предстоит нечто любопытное, правда?
Этан вынимал шпильки из волос Мишель, расправляя спутанные локоны, пока она не положила голову ему на плечо. Наемный экипаж покачивался, везя пассажиров по Бродвею, к отелю «Святой Марк».
— Джей Мака едва не хватил удар, когда Ренни бросила ему под ноги мой букет, — сонно пробормотала Мишель. — Ты заметил?
— Пожалуй, его ошеломил не столько букет, сколько заявление твоей сестры о том, что она выйдет замуж за Холлиса Бэнкса во что бы то ни стало.
— Твой приятель Джеррет и глазом не моргнул.
— Конечно.
— Правда, он улыбался.
— Как обычно. Джеррета все забавляет.
— Но Ренни было не до смеха. Она еще никогда не действовала так… всерьез.
В темноте закрытого экипажа Этан улыбнулся, целуя душистые волосы жены.
— Я не знал, что судья Халси твой крестный отец.
— Думаешь, я сумела бы добиться, чтобы нас сегодня сочетал кто-нибудь другой? У меня нет такого влияния, как у Джей Мака.
Этан думал о том, что Джей Мак готов употребить все свое влияние, лишь бы его дочери были окружены заботой и защитой. Дочери не носили его имя, но им достались связи Джей Мака.
— Надеюсь, я смогу дать своей дочери хотя бы толику тон заботы, которую Джей Мак дал тебе.
— Дочери? — Мишель завозилась, устраиваясь поудобнее, — Ты и в самом деле думаешь, что будет дочь?
— Я рассчитываю на это.
— Я уже говорила, что люблю тебя?
— Ни разу — с тех пор как мы поженились.
— Я люблю тебя, Этан.
— И это чертовски здорово, миссис Стоун.
Она стеснялась раздеваться перед ним, и после того как он расстегнул пуговицы у нее на спине, Мишель направилась в гардеробную. Этан остановил ее, взяв за запястье.
— Ты не хочешь, чтобы я тебя увидел? — спросил он.
— Я выгляжу, как яблоко с ногами. Этан склонился и поцеловал ее в губы.
— Вот и хорошо, — произнес он. — Я люблю яблоки. Мишель по-прежнему колебалась.
Этан повернул ее и слегка подтолкнул в сторону гардеробной.
— Иди. Я пока согрею постель.
Он сдержал слово. Несколько минут спустя, когда Мишель скользнула в постель, простыни уже были теплыми.
— Спасибо, — прошептала она, придвигаясь ближе и повторяя изгибы его тела. Она сама положила его руку на свою округлившуюся талию и просунула ногу между его ногами. Этан не шевельнулся. — Этан!
Мишель приподнялась и провела пальцами по его лицу, линии губ, щеке. Его веки были опущены, губы слегка приоткрылись. Дыхание стало ровным и глубоким. Мишель с улыбкой наклонилась и прикоснулась губами к его рту.
Через несколько минут Мишель тоже уснула.
Губы прижимались к ее груди, язык ласкал набухший сосок. Там, где прикасались его руки, кожа становилась теплой и влажной, испуская пряный аромат, и на вкус казалась сладкой.
Пальцы Этана скользнули по ее шее, большой палец попал во впадинку горла. На затылке волосы Мишель были короткими, мягкими, словно детские, и прикосновение Этана исторгло у Мишель глухой стон. Он покрыл мучительно-сладкими поцелуями ее шею.
Мишель понравилось просыпаться от вкуса губ Этана на своих губах и ощущения его кожи под ладонями. Она зашевелилась сонно и вяло. Ночная рубашка расстегнулась до пояса и сползла с плеч; руки Этана спустились вниз, к груди. Ее соски затвердели еще сильнее. Опустив голову, он осторожно прикусил один из розовых бутонов, осторожно дразня его зубами.
Мишель глубоко вздохнула, едва дрожь наслаждения пробежала по ее телу.
— Тебе больно? — спросил он.
Его голос звучал хрипловато, омывая Мишель волнами жара и желания. Она содрогнулась.
— Нет, не больно. Я хочу, чтобы ты ласкал меня. — Мишель выгнулась всем телом и снова вздрогнула от наслаждения, а не от боли. У нее вырвался приглушенный вскрик.
Ладонь Этана ласкала ее живот, палец скользил вокруг растянувшейся лунки пупка. Ребенок толкнул ножкой, и Этан отдернул руку как от огня.
Смеясь, Мишель положила его руку обратно.
— Чувствуешь? Вот опять.
— Она рвется на волю.
Мишель покачала головой.
— Она просто потягивается. — Мишель обвила руками шею Этана и вытянулась вдоль его тела. — Как ее мать.
Поцелуи заглушил ее слова. Этан провел языком по ее нижней губе, и Мишель приоткрыла рот, впитывая его дыхание и хрипловатые стоны.
— Это не повредит ребенку?
Потянувшись, Мишель обхватила ладонью и сжала его затвердевшее оружие, тихо усмехнувшись.
— Не волнуйся, — произнесла она. — С ребенком все будет в порядке. — За эту дерзость она была наказана долгими поцелуями.
Руки Этана передвинулись вниз по бедрам Мишель. Его ласки становились все настойчивее, ее бедра раздвигались под его прикосновением так же покорно, как губы. Язык довершал искусную работу пальцев.
— Мы слишком долго ждем, Этан, — прошептала она. — Я хочу тебя.
— Тогда возьми меня.
Она поднесла руку Этана к губам и поцеловала по очереди каждый палец, а затем перевернулась, чтобы оседлать его. Он подхватил ладонями ее отяжелевшую грудь, поглаживая пальцами потемневшие соски. Она опустилась на него. Спутанные кудри разметались по ее плечам, по телу скользнули голубоватые тени от окна. Она двигалась среди них, как сильфида, лаская его всем телом.
Этан не отрывал глаз от ее лица, пока наслаждение не достигло высшей точки. Выгнув спину, он проник в ее глубину, и его глаза, того же оттенка, что и тени в комнате, прикрылись в экстазе и блаженстве.
Отстранившись, Мишель легла на спину. Его рот скользил по ее разгоряченной коже, ладонь легла между бедер, пальцы едва касались чувственного распустившегося бутона. Одержимая желанием, она изогнулась и с мольбой простонала его имя.
Прикосновение его опытных рук доставляло ей море удовольствия. Ее тело словно разгорелось под его руками, и теперь таяло как воск. Напряжение рассеялось, и Мишель разжала пальцы, выпустив его волосы и скомканные простыни.
Этан наблюдал за ней, наслаждаясь ее свободой и безумным экстазом. Мишель казалась ему такой прекрасной, что Этан не понимал, как мог не замечать этого раньше. Осторожно сняв с нее рубашку, Этан укрыл Мишель простыней. Ее дыхание стало ровнее. Этан прислушивался, поглаживая ее волосы и лицо. Он повернулся на бок и лежал, подперев голову рукой.
— Напрасно я отпустил тебя из Денвера, — сказал он. — Я думал, мне всю жизнь придется жалеть об этом.
Мишель подняла руку к его лицу и обвела указательным пальцем линию скулы.
— Слишком многого тебе не надо было делать — как и мне. Но больше мне не о чем жалеть. Теперь ты со мной. Именно этого я и хотела.
— Ты добиваешься всего, чего захочешь.
Блестящие зеленые глаза Мишель вдруг посерьезнели.
— Конечно.
Этан поцеловал ее в губы.
— Я не подозревал, что засну так быстро, — виновато произнес он. — Вероятно, ты представляла себе нашу брачную ночь совсем другой.
— Я никогда не представляла никакой брачной ночи. Даже не думала о свадьбе. Я считала, что ты для меня потерян, Этан. Невероятно, но мне приходится благодарить Хьюстона и Детру за то, что ты здесь.
Этану не хотелось думать об этом.
— Мне не надо было робеть, — заметила Мишель. — Тогда я попросила бы тебя жениться на мне еще в Стилуотере.
Этан улыбнулся, заинтригованный этой мыслью:
— Ты и вправду думала об этом?
Мишель кивнула.
— Но я боялась, что этот поступок будет чересчур смелым — даже для меня. — Она повернулась на бок, вытягивая ноги, чувствуя, как шевелится в животе ребенок. — Нет, неправда: я боялась, что ты откажешься.
— Не знаю, что бы я сказал, но уже тогда я любил тебя. — Он подхватил густую прядь ее волос и принялся навивать на палец. — А теперь… теперь я по-прежнему люблю тебя.
Тщательно скрываемый зевок изменил форму ее прелестных губ.
Этан усмехнулся:
— Давай спать, Мишель.
Она нашла его руку под простынями, переплела свои пальцы с его и закрыла глаза. Спустя минуту Этан последовал ее примеру. Они заснули одновременно.
— Я нашла ее адрес, — объявила Ди. Осторожно, чтобы не задеть раненую ногу Хьюстона, она присела на край постели, вынула из сумочки лист бумаги и протянула ему. — Это оказалось совсем не трудно. Я сказала одному из секретарей, что она назначила мне встречу у себя дома, а я потеряла адрес. Дальше все было очень просто.
— Отель «Святой Марк», номер 305. — Хьюстон свернул листок и вернул его Ди. — Ее не было в редакции?
— Сегодня — нет. — Синие глаза Детры лихорадочно блестели, пока она пыталась спокойно передать новости. — И, вероятно, завтра тоже не будет. Сегодня утром в «Кроникл» творится настоящая суматоха. Даже не расспрашивая, я могла бы узнать, в чем дело, об атом сплетничали все.
Хьюстон отозвался сухим тоном, слегка скривив от боли губы:
— Так что же стряслось? О чем знает весь Нью-Йорк, кроме меня?
Ди встала, отложила сумочку и сняла пальто. Глядя в треснувшее зеркало над умывальником, она поправила волосы, заложив несколько выбившихся прядей за ухо. Ей хотелось оттянуть момент признания, хотелось, чтобы Хьюстон извелся от ожидания, чувствуя свою зависимость от нее, Детры.
— Похоже, вчера вечером Мишель Деннехи вышла замуж.
— Вышла замуж?
Ди кивнула, метнув в сторону Хьюстона лукавый взгляд.
— И за кого бы ты думал? За Этана Стоуна!
Гримасничая от боли, Хьюстон сел на постели. Пот выступил над верхней губой. Минуту он молчал, пересиливая боль.
— Значит, он здесь.
— Да. Объявление появится в дневных газетах.
— Он был здесь все время или…
— Только что прибыл, — прервала Детра. — У меня создалось впечатление, что все, с кем работала Мишель, изумлены. Они с Этаном даже не были помолвлены.
— Значит, он приехал сюда из-за нас.
— К тому же выводу пришла и Детра:
— Похоже, ты прав.
— Думаешь, на этот раз они и в самом деле поженились?
— Не знаю. Впрочем, какая разница? Ты же хотел заставить Этана страдать. Теперь он увидит, как она умрет.
Хьюстон нерешительно кивнул, невидящим взглядом уставившись в желтоватые обои на противоположной стене.
— Есть еще одно обстоятельство, Хьюстон. Он повернулся.
— Очевидно, молодая миссис Стоун давно беременна.
Мишель и Этан сидели в ресторане на втором этаже отеля «Святой Марк». Они занимали столик у большого, закругленного вверху окна в конце зала. Внизу плыл бесконечный поток шляпок и котелков. Пешеходы пересекали Бродвей, из экипажей выходили пассажиры. Сгущались сумерки. В ресторане становилось все многолюднее. Вскоре вспыхнули газовые фонари, заливая улицу желтым светом.
Молодоженов никто не тревожил. Всем своим видом они давали понять, что хотят побыть вдвоем. Только официант несколько раз подходил поменять тарелки на белоснежной льняной скатерти. Этан заказал ростбиф с картофелем и морковью, Мишель выбрала цыпленка с салатом. Этан запивал еду красным вином, Мишель потягивала из бокала белое.
— С тобой все в порядке? — спросил он. — Ты почти ничего не съела.
Мишель отодвинула тарелку.
— Я не голодна. — Мишель нерешительно взяла бокал.
— Что-нибудь с ребенком?
— Нет, ребенок в порядке. — Она помедлила, набираясь смелости, и наконец спросила: — Этан, ты в самом деле хочешь завтра сидеть со мной в редакции?
— Не знаю, как насчет сидения в редакции, мне бы не хотелось мешать, но придется пойти с тобой. Если, конечно, ты не решишь бросить работу в «Кроникл». Другого выхода нет.
— Я должна работать.
— Работать тебе ни к чему, — заявил Этан. — Я владелец серебряного рудника.
Мишель рассмеялась:
— Я вышла за тебя не ради денег.
— И я женился на тебе не ради твоих денег.
— Какое счастье! Я получаю всего сорок пять долларов в неделю.
— Больше, чем полагается федеральному маршалу.
— Тебе вообще незачем работать, — напомнила Мишель.
И все-таки он работал. По той же причине, что и Мишель, хотя Этану оказалось труднее смириться с ее доводами.
— Я исправлюсь, — пообещал он. Мишель взяла его за руку.
— Знаю. Когда-нибудь мы с тобой пойдем послушать, как Сюзан Б. Энтони и миссис Стэнтон говорят о правах женщин. Мир меняется, мистер Стоун.
Скривив губы в сухой усмешке, он заметил:
— А потом вам, чего доброго, захочется голосовать. Пристальный взгляд и молчание Мишель были более чем красноречивы.
— О Господи… — вздохнул Этан.
Изображая сочувствие, Мишель потрепала его по руке.
— Возьми, — сказала она, пододвигая мужу свою тарелку, — доешь. Тебе надо набираться сил.
