Глава 15
«Четырехугольный двор улучшает стиль, но отличается скорее простотой, чем величественностью, а сад с множеством деревьев заслоняет те неприятные объекты, которых обычно много на берегу реки в большом торговом городе».
Ли Хант (описание дома герцога Нортумберленда). Город: памятные личности и события, том 1, 1848
Кливдон повел ее в сад. Их было отлично видно из всех окон, выходящих на четырехугольный двор. Отличное место для беседы. Зная, что любопытные слуги обязательно станут наблюдать, ему волей-неволей придется держаться в рамках.
И он не почувствует ее запах, мешающий соображать и сокрушающий решимость.
Они остановились в центре четырехугольного двора, где сходилось несколько дорожек.
— Я не должен был соглашаться на твое условие не видеться с тобой снова, — сказал он. — Мне следовало подумать, как это воспримет Люси.
— Люси — не твоя забота, — ответила Нуаро.
— Ей пришлось многое пережить.
— Дети легче забывают обо всех неприятностях, чем взрослые. Она, конечно, будет капризничать и показывать характер, но, в конце концов, привыкнет.
— Она часто убегает?
— Нет, и это больше не повторится.
— Ты не можешь быть в этом уверена, — сказал Кливдон. — С ее стороны это был акт отчаяния. А вовсе не каприз. Должно быть, она была очень сильно расстроена.
— Она была расстроена лишь тем, что мир не вращается вокруг нее, — отрезала Марселина. — Ей известно, что улицы города опасны, но она была слишком зла на нас, чтобы вспомнить об этом. А Сара, к сожалению, ее слишком плохо знает, чтобы заметить признаки надвигающегося бунта.
Герцог видел, что Марселина натянута как струна. Она смертельно устала, побледнела и осунулась. Сейчас, когда у нее больше не было основания опасаться за Люси, она, вероятнее всего, начала чувствовать изнеможение, на которое прежде не обращала внимания. Так что ему лучше быть кратким и не отвлекаться. Она торопится как можно скорее закончить разговор. Эта женщина твердо решила вычеркнуть его из своей жизни и из жизни Люси.
Конечно, она мать Люси. Но Кливдон точно знал, что родители далеко не всегда правы, и она совершает ошибку, вычеркивая его из жизни девочки.
— Ты ошибаешься.
— Думаю, следует предоставить мне право судить, — вскинулась Нуаро.
И тогда Кливдон заставил себя все ей сказать. Он не видел другого выхода.
— Когда моя мать и сестренка погибли, — медленно проговорил он, — мне очень нужен был отец. — Ему пришлось перевести дух, прежде чем продолжать. Он никогда и ни с кем не говорил о своих детских несчастьях, даже с Кларой, и сейчас оказалось, что это даже труднее, чем он ожидал. — Это был несчастный случай. Карета перевернулась. Отец был пьян и не справился с управлением. Он выжил. Я… я не знал, как справиться с горем. Мне было девять лет. Только помню, как отчаянно мне хотелось, чтобы он был рядом. Но он отослал меня к тетушкам, а сам допился до смерти. Все знали, что он горький пьяница. Все знали, что он убил жену и дочь. Но я был слишком мал, чтобы это понять. Я знал лишь одно: он мне нужен. А он меня бросил.
Герцог замолчал, собираясь с мыслями.
— Люси много пережила, и я не хочу, чтобы она чувствовала, что я ее бросил. Полагаю, мы можем сделать для нее исключение. Думаю, я мог бы приходить к ней, скажем, раз в неделю, по воскресеньям.
Последовала долгая пауза.
— Нет, — ответила Нуаро тихо и очень спокойно. Ее бледное лицо оставалось непроницаемым.
С таким выражением лица она играла в карты. И Кливдон почувствовал ярость. Он сказал ей то, чего не говорил никому, а она дала ему от ворот поворот.
— Ты нужен Люси, — неожиданно сказала Марселина. — Она испугана, многое пережила. Но я должна с этим справиться сама. Предположим, ты будешь к ней приходить по воскресеньям. И как долго? Ты же не сможешь делать это всегда. Если она будет тебя видеть регулярно, то быстро привыкнет, и уверится, что ты ей принадлежишь. Но даже если не говорить о Люси и ее чувствах, сколько еще неприятностей ты намерен доставить леди Кларе? О ней ты подумал? Ты же поставишь ее в неловкое положение перед всеми!
Герцог отшатнулся.
— С чего это ты начала беспокоиться о чувствах леди Клары? — язвительно вопросил он.
Марселина издала короткий смешок и направилась к дому.
— Я беспокоюсь о ее гардеробе, ваша светлость. И если это до сих пор до вас не дошло, вы не так умны, как все считают.
Что она говорит? Господи, что она несет? Она же обратилась к нему, когда исчезла Люси. Они вместе вели поиски, опасались худшего и надеялись на лучшее. Кливдон заботился о малышке, и она это знала.
— Два дня назад ты сказала, что любишь меня, — проговорил он ей вслед.
— Это ничего не меняет, — ответила Марселина. Она обернулась, вздернула подбородок и уверенно встретила его взгляд. — У меня есть магазин, которым я должна заниматься. Если ты не в состоянии поступать разумно, мне придется покинуть Англию. Я не смогу спокойно работать, если рядом будешь ты, а значит, сплетни и совершенно не нужные разговоры. Одним только своим присутствием рядом ты подрываешь мое положение. И всему виной твое наплевательское отношение ко всему, кроме собственных желаний. Подумай о том, что ты делаешь. И начни с того момента, как бросился в погоню за мной из Парижа, оцени последствия каждого своего поступка. Прошу тебя, подумай о ком-нибудь, кроме себя любимого.
С этими словами Марселина ушла, не оглядываясь, а герцог остался на месте, словно громом пораженный.
Он почти ничего не видел сквозь застилавшую глаза красную пелену. В его душе боролись ярость, стыд и горе. Ему хотелось ответить ей ударом на удар. Так же грубо и безжалостно.
Но он стоял, сжав кулаки, и ненавидел ее. И себя.
Прошло довольно много времени, прежде чем гнев начал стихать. А когда он окончательно исчез, Кливдон ощутил полное успокоение. Вся ложь, которую он говорил, сгорела дотла, и стало ясно: Марселина не сказала ему ничего, кроме простой, хотя и горькой правды.
Во второй половине того же дня герцог Кливдон посетил придворных ювелиров Ранделла и Бриджа и купил кольцо с самым большим бриллиантом, который у них нашелся. Тем самым он последовал совету Лонгмора купить невесте пристойный подарок.
Остаток дня он продумывал формулировку официального предложения руки и сердца. Для верности он записал его на листке бумаги, потом дважды переписал, внося редакторские правки. Оно должно было стать безупречным, передать все, что он чувствовал к Кларе, дать ей понять, что в его сердце нет никого, кроме нее. Она должна почувствовать, что он перебесился, все ошибки остались в прошлом, и теперь он стал человеком, которого она заслуживает.
Слова приходили легко и быстро. Он всегда хорошо излагал свои мысли на бумаге. Когда он писал, мысли были умными, острыми и точными, зато когда он говорил, так бывало далеко не всегда. Да и с брачным предложением он изрядно затянул. К тому времени как он последний раз переписал текст, несколько раз перечитал и убедился, что все запомнил, было уже слишком поздно ехать в Уорфорд-Хаус. Клара наверняка направилась на какое-нибудь мероприятие.
Он зайдет к ней завтра.
Герцог Кливдон явился в Уорфорд-Хаус, как уже вошло в привычку, во вторник, хотя знал, что по вторникам семейство не принимает посетителей. В этот раз леди Клара испытала большое искушение не принять его.
Но когда она сказала матери, что у нее ужасно болит голова, леди Уорфорд взволнованно ответствовала:
— Леди Горелл вчера видела, как он выходил от Ранделла и Бриджа. А сегодня он здесь, причем в одиночестве. Ему не нужно пробиваться через вечную толпу банкротов и выскочек, которыми ты себя окружаешь. Уверена, ты и сама можешь сложить два и два и забыть о своей мигрени, пока не выслушаешь его предложение.
Кольцо и предложение руки и сердца — мама в этом уверена. Она вполне может оказаться права. Но Клара была не в настроении выслушивать наставления матери, равно как и неискреннее, скорее всего, предложение. Леди Уорфорд сегодня уже трижды требовала всеобщего внимания и нюхательной соли, горько жалуясь, что весь свет судачит только о герцоге Кливдоне и «исчадьях ада, именующих себя модистками, и их несносном выродке», из-за которого жених Клары едва не погиб.
Разумеется, все будет забыто, как только он наденет Кларе на палец кольцо, а мама сможет взирать свысока на подружек, дочери которых вынуждены довольствоваться жалкими графами и виконтами, не говоря уже о менее именитых господах.
Тогда и Клара будет прощена за бесчисленные недостатки в роли дочери. Только она виновата в том, что Кливдон приударил за лавочницей. Ее вина в том, что он был так шокирующе невнимателен и нередко забывал о приглашениях, таких как приглашение к ним на ужин в субботу вечером. Нет никаких сомнений в том, что все это вина Клары, не сумевшей завоевать его внимание.
Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что когда Кливдон вошел в гостиную, где его ждали потенциальная невеста и ее мать, улыбка леди Клары была далека от радушной.
Упомянув, что Лонгмор рассказал им о воскресном «приключении», мама поинтересовалась, все ли в порядке с маленькой девочкой. Кливдон заверил ее, что так и есть. На все вопросы он отвечал односложно и с явной неохотой. Мама продолжала наседать. В конце концов, Клара тоже почувствовала любопытство и спросила:
— Это правда, что она потребовала встречи с принцессой Викторией?
Кливдон засмеялся и рассказал всю историю от начала до конца. Собственно говоря, Гарри поведал им то же самое, но в изложении Кливдона рассказ получился живым и забавным. Он очень смешно изобразил Люси, объясняющей, что она — принцесса Эррол из Албании.
— А когда ее мать заметила, что она вовсе не принцесса, — усмехнулся герцог, — мисс Люси сказала: «Да, мама, но ведь ее высочество не станет разговаривать с мисс Люси Корделией Нуаро, разве нет?» Признаюсь честно, я с большим трудом удержался от смеха.
А Клара подумала: он любит этого ребенка.
И еще она подумала: что же мне теперь делать?
— Мне кажется, — поджав губы, сказала маркиза Уорфорд, — что этот ребенок доставляет массу хлопот своим родственникам.
— Вам повезло, — усмехнулся Кливдон, — что у вас три дочери, никогда не дававшие вам повода для беспокойства.
— Вы зря так думаете, — вздохнула леди Уорфорд, — дочери всегда отнимают здоровье у матерей, причем с возрастом все больше.
— Да, мама боится, что мы окончим свои дни старыми девами или, что еще хуже, выйдем замуж за кого-нибудь неподходящего.
— У Клары сегодня немного болит голова, — сказала мама, бросив на дочь грозный взгляд. — Поэтому она не в настроении.
Кливдон взглянул на Клару.
— Ты нездорова, дорогая? Мне следовало сразу понять. Ты не так весела, как всегда.
— Это все пустяки! — воскликнула мама, сверля дочь горящими глазами.
— Пустяки или нет, но ты очень бледна, Клара, — подтвердил Кливдон и поспешно встал. — Не стану утомлять тебя. Я зайду в другой день.
Мгновением позже он ушел, а спустя еще некоторое время, устав от упреков матери, мучаясь от злости и стыда, Клара отправилась в постель с совершенно реальной головной болью.
Грин-парк, среда, вторая половина дня
— Ты убежал, — с упреком сказала Марселина.
Она повела дочь на прогулку. Люси толкала кукольную коляску — один из многочисленных подарков, которыми Кливдон наполнил детскую. Сюзанна, остававшаяся ее любимой куклой, сидела в коляске и смотрела в сторону широко открытыми стеклянными глазами.
Марселина сделала все возможное, чтобы герцог возненавидел ее навсегда. Но, несмотря на все обидные слова, сказанные ею, Кливдон вернулся.
Он пришел в магазин и, не найдя ее и не получив никакой информации от сестер, потребовал разговора с Сарой. Поскольку няня до сих пор считалась его служащей, Софи и Леони были вынуждены позволить им поговорить, и Сара сказала герцогу, что миссис Нуаро повела дочь в Грин-парк.
Кливдон отправился в Грин-парк и отыскал там Марселину, как выяснилось, чтобы поведать ей о своих романтических невзгодах.
— Ты сбежал, получив повод не делать предложение, — из его слов заключила Марселина. — Прояви ты хотя бы каплю настойчивости, уверяю тебя, леди Клара позабыла бы о головной боли. Ее огорчает твое поведение, твоя нерешительность.
— Я знаю, что все испортил, — вздохнул герцог. — И то, что ты говорила раньше — правда. Но все так запуталось. И я никак не могу вырваться из лабиринта.
— Находясь здесь, ты не помогаешь себе, — заметила она.
— Ты эксперт по всему, что я делаю неправильно, — усмехнулся Кливдон. — Ты — властная женщина, точно знающая, что именно все должны предпринимать в данный момент.
— Вовсе нет. Я только знаю, как все должны одеваться, — улыбнулась Марселина.
— Могу поклясться, Клара знала, зачем я пришел, — сказал Кливдон. — Выходя из ювелирного магазина, я видел леди Горелл, которая не могла не рассказать всему свету, куда я заходил. Но я хорошо знаю Клару и уверен, что она была не рада мне, а когда я уходил, на ее личике было написано явное облегчение.
— И ты не знаешь, почему она хотела от тебя избавиться? — спросила Марселина. — Ты пренебрегал ею много дней. Привлек к себе внимание всего света, общаясь с модистками. А потом вдруг отправился покупать кольцо. И без какого-либо предупреждения внезапно явился, настроившись на матримониальные планы. А женщинам нравится, когда за ними ухаживают. Что с тобой? Неужели ты внезапно слепнешь и глохнешь, когда дело касается леди Клары?
Кливдон остановился и уставился на Марселину, а на его лице появилось выражение комического ужаса.
— Ты хочешь сказать, что я должен бегать за ней, смотреть преданным взглядом и ловить каждое слово, как влюбленный идиот?
— Не надо передергивать, — вздохнула Марселина. — Кому, как не тебе знать, что такое — соблазнить женщину. Беда в том, что ты любишь ее как сестру, союзницу по детским шалостям.
Герцог на мгновение замер, но тут же опомнился и снова пошел рядом с Марселиной, поглядывая по сторонам, со своим обычным надменным видом — ожидая, что перед ним обязаны расступаться все.
Марселина в этот момент напомнила себе, что боль, которую она испытывает, это ее, и только ее, вина. Она позволила себе влюбиться. А ведь она — Нуаро. А значит, должна была поостеречься.
Будучи Нуаро, она должна была думать головой, а впрочем, это уже не важно.
Кливдон обязан жениться на леди Кларе. Все планы Марселины имели одну цель: сделать своей главной клиенткой герцогиню Кливдон. Если этот брак не состоится, кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем он найдет другую кандидатуру? Несколько дней или несколько лет? Да и разве в Лондоне много женщин, которые могут стать такой же совершенной моделью для показа великолепных творений Марселины, как очаровательная леди Клара?
Но эта модель изрядно потеряет в цене, если выйдет замуж не за герцога.
А ведь она, Марселина, уже начала обрабатывать леди Клару, обихаживать ее, чтобы впоследствии сделать общепризнанной законодательницей мод. Она уже завоевала признательность леди Клары. И это несмотря на все слухи и скандальные сплетни. Несмотря на козни леди Уорфорд.
Кстати, у леди Клары сегодня примерка.
Мимо проходила няня с маленькой девочкой. Обе остановились, чтобы посмотреть на куклу Люси. Та любезно достала из коляски Сюзанну.
— Какое чудесное платьице! — воскликнула девочка.
— Его сшила моя мама, — сообщила Люси. — Она шьет платья для леди и принцесс.
Она посадила куклу обратно. Няня увела девочку. Та шла нехотя, все время оборачивалась и с завистью смотрела на куклу.
— Тебе следует дать Люси карточки для раздачи, — сказал герцог. — Ты никогда не думала начать линию модной одежды для кукол?
— Нет.
— Так подумай.
Марселине и без того было о чем думать.
— Сегодня примерка у леди Клары, — напомнила она. — Платья для бала в пятницу. Насколько я понимаю, это одно из главных событий сезона.
— В пятницу? — Герцог нахмурился. — Черт! Это, должно быть, бал у леди Браунлоу. Боюсь, я тоже должен там быть.
— Конечно, должен. Кульминация сезона.
— Это говорит не в пользу сезона.
— Что с тобой? — удивилась Марселина. — Я же знаю, что ты любишь танцевать.
— В Париже, — сказал Кливдон. — В Вене и Венеции.
— Знаешь ли ты, сколько мужчин и женщин согласились бы на что угодно, лишь бы только получить приглашение на этот бал?
— Ты тоже? — спросил герцог. — А ты хотела бы пойти туда, чтобы продемонстрировать одно из своих экстравагантных творений? — Его губы тронула легкая улыбка, в глазах заплясали дьявольские огоньки. — Любопытно посмотреть, как ты проникнешь на этот бал без приглашения.
А Марселине хотелось кричать.
— Ты не слышал, что я сказала? — спросила она. — Ты должен ухаживать за леди Кларой. И тебе уж точно не нужно, чтобы женщина, которую общество считает твоей последней возлюбленной, привлекала к себе внимание. А мне не нужно восстанавливать против себя людей, которых я хотела бы видеть своими клиентами. Сколько раз еще я должна это повторить, чтобы до тебя дошло? Как можно быть таким толстокожим?
Герцог отвел глаза.
— Я представил тебя на балу. Картина получилась чрезвычайно привлекательной. Что ж, появившись там, я буду представлять тебя рядом. Будет не так скучно.
Марселина тоже могла представить себя там. Не себя теперешнюю, а ту женщину, которой она могла быть, дочерью джентльмена. Но тогда, если бы ее пригласили на этот бал, у нее не было бы Люси. Она никогда не научилась бы шить одежду. И никогда не стала бы собой.
Не говоря уже о том, что она была бы такой же, как все.
Ее жизнь не была бы такой трудной. Но она и не была бы интересной. Вы только послушайте, как этот великовозрастный повеса говорит о столь примечательном событии! Леди Браунлоу недавно стала одной из патронесс «Олмака». Она — видная фигура в обществе. Ее приемы известны и пользуются большой популярностью. А Кливдон ведет себя так, словно вынужден посетить лекцию по математике.
— Ты пойдешь, — сказала она, — и прибудешь туда не поздно. Ты дашь понять всем, что хочешь видеть только леди Клару и быть только с ней. Ты будешь вести себя так, словно для тебя не существует других женщин. Пусть она подумает, что неожиданно открылась тебе, явилась, словно видение, как Афродита, выходящая из пены морской.
Жаль, что рядом нет Софи. Она бы подсказала менее избитые драматические образы.
— Твой натиск не даст ей времени задуматься, — продолжила Марселина. — Если погода позволит, ты выманишь ее на террасу или в сад, короче, найдешь уединенное место и сделаешь очень романтическое предложение. Она не сможет не сказать «да». Это соблазнение, Кливдон, помни об этом. Леди Клара — не твой добрый друг и не твоя сестра. Это женщина, красивая желанная женщина, и ты собираешься соблазнить ее стать твоей герцогиней.
Бал у графини Браунлоу, ночь пятницы
Герцог Кливдон решил сделать все так, как посоветовала Нуаро. Он запретил себе думать о том, что делает, потому что думать было не о чем. Он хочет, чтобы Клара вышла за него замуж. Она всегда была предназначена для него. И он всегда ее любил.
Как сестру.
В тот же миг, как эта мысль пришла ему в голову, Кливдон постарался от нее избавиться. Он отправился на бал к леди Браунлоу, в точности следуя инструкциям Нуаро. Он приехал не слишком рано — это было бы неловко, но и не поздно. Как раз вовремя. И принялся ухаживать за Кларой, как ухаживал бы за популярной дамой полусвета или замужней красоткой.
Он заставил себя развлекать ее, шептал остроумные замечания в совершенной формы ушки всякий раз, когда мог подойти достаточно близко. Этим вечером она выглядела особенно красивой, и толпа поклонников была очень уж внушительной.
Нуаро одела Клару в розовый креп, под которым виднелся белый сатиновый чехол. Несколько лент украшали глубокое декольте, привлекая внимание к высокой груди Клары, а крой лифа подчеркивал ее роскошную фигуру.
Мужчины пускали слюни, а женщины зеленели от зависти.
Кливдон повел ее танцевать, уверяя себя, что он самый счастливый мужчина в мире.
И он любит ее.
Как сестру.
В соответствии с инструкциями Нуаро, герцог увлек Клару на террасу. Там было много народу, но они нашли сравнительно уединенный уголок. Конечно, на таком мероприятии уединение было относительным. На террасу проникал неяркий свет из бального зала. Лунный серп висел над верхушками деревьев, готовясь скрыться за ними. Но плывущие по небу облака не скрывали звезд. Так что обстановка была в меру романтичной.
Кливдон рассмешил девушку, потом заставил ее покраснеть, после чего, посчитав момент вполне подходящим, сказал:
— Дорогая, я должен кое-что у тебя спросить.
Клара улыбнулась.
— Спрашивай.
— От этого зависит все мое счастье, — сообщил он и покосился на свою собеседницу, наблюдая за реакцией. Она улыбается? Но как? С удовольствием? Или насмешливо? Нет, похоже, она нервничает. Он-то уж точно волнуется.
Пора обнять ее.
Кливдон так и сделал. Она не оттолкнула его.
Клара смотрела на него, все еще улыбаясь, но в ее глазах зажглись искры. Кливдон постарался припомнить, видел ли когда-нибудь на ее лице такое выражение. Да, пожалуй. Ее глаза так же горели, когда она ответила что-то резкое матери.
Жаль, что рядом нет Нуаро. Она бы подсказала, что делать. Уж она бы сумела взять Клару под контроль. Кливдон чувствовал, что ситуация приняла неожиданный оборот, не такой, как он рассчитывал, и он понятия не имел, как все исправить.
Потом он понял, что должен был сделать.
Идиот.
Сначала надо было сделать предложение.
Герцог сделал шаг назад и сказал:
— Прости меня. Это было глупо. Дерзко.
Она подняла свои совершенные брови.
Речь, которую он так долго писал и переписывал, а потом заучивал наизусть, вылетела у него из головы. И он бросился вперед, как в омут.
— Я должен был сначала спросить, окажешь ли ты мне величайшую честь, став моей женой. — Он полез в карман за кольцом. — Я имел в виду… не знаю, что я имел в виду… — Куда к черту подевалось это проклятое кольцо? — Ты сегодня такая красивая…
— Прекрати! — воскликнула Клара. — Немедленно прекрати! Ты считаешь меня идиоткой?
Кливдон перестал шарить по карманам.
— Что ты? Конечно, нет… Мы всегда были предназначены друг для друга, ты и я. Нас так много связывает. Как бы я мог столько лет писать письма… глупой девочке?
— Ты перестал их писать, когда встретил… Впрочем, это не главное. Взгляни на меня!
Кливдон вытащил руку из кармана, так и не обнаружив кольца.
— Я смотрю на тебя весь вечер, — сказал он. — Ты самая красивая. Здесь никто не может с тобой сравниться. — Подумав, он для верности добавил: — Ты самая красивая девушка в Лондоне.
— Я другая! — воскликнула Клара. — Я совсем другая. А ты даже не заметил. Я изменилась. Многому научилась. Все мужчины заметили это, кроме тебя. Я для тебя осталась Кларой. Доброй подругой. Я для тебя не женщина.
— Что за чепуха? Я весь вечер…
— Весь вечер ты играл. Разыгрывал влюбленного. Ты тренировался перед зеркалом, не так ли? Я вижу. Чувствую. В тебе нет страсти.
Ее голос стал громче, и Кливдон с неудовольствием заметил, что другие гости, прогуливавшиеся по террасе, стали подходить ближе.
— Клара, может быть, мы…
— Я заслуживаю страсти, — заявила Клара. — Я заслуживаю любви — настоящей, всеобъемлющей. Я заслуживаю мужчины, который отдаст мне свое сердце, все сердце, а не часть, которую он в данный момент не использует. Ту часть, которую он выделил для друзей.
— Это несправедливо, — вяло возразил герцог. — Я любил тебя всю жизнь.
— Как сестру!
— Нет, — встрепенулся он. — Мое чувство больше, намного больше.
— Разве? Впрочем, мне все равно. — Клара гордо вскинула голову. — Все это мне уже не интересно. Ты даже не в состоянии сдержать слово прийти на ужин. И при этом не удосуживаешься прислать записку — «Извини, Клара, случилось то-то и то-то». Ты не можешь сделать даже такой малости. Если так станет продолжаться и дальше — ты будешь становиться задумчивым и рассеянным всякий раз, когда увлечешься женщиной, меня такое положение вряд ли устроит. Я не согласна мириться с ним ни за герцогство, ни даже за три герцогства. Я заслуживаю лучшего, чем роль тихой, все понимающей жены. Я интересная женщина. Я много читаю, имею собственное мнение, обожаю поэзию, ценю чувство юмора.
— Я знаю. И всегда знал.
— И я заслуживаю, чтобы меня любили. По-настоящему. Чтобы любили мой ум, тело и душу. И если ты не заметил, есть много мужчин, готовых мне это предложить. Почему я должна связывать свою жизнь с человеком, который не может дать мне ничего, кроме дружбы? С какой стати я должна связывать свою жизнь с тобой?
Она вздернула подбородок и удалилась.
Только тогда герцог неожиданно понял, что вокруг стало очень тихо.
Он посмотрел вслед Кларе. Гости столпились у открытых французских окон, выходящих на террасу. Когда Клара приблизилась, толпа услужливо расступилась, уступая ей дорогу, и она вошла в зал с высоко поднятой головой.
Из толпы послышались аплодисменты.
Кливдон услышал издалека громкий визгливый голос. Леди Уорфорд.
Потом он услышал возбужденные голоса гостей, скорее всего взволнованных скандалом. Но заиграла музыка, и гости постепенно разошлись.
Герцог не пошел в зал.
Он спустился с террасы в сад и вышел на улицу через садовые ворота.
Там он остановился и оглянулся. И только тогда понял, что дрожит.
Он поднял руки и изумленно уставился на них.
Мысль, которую он так долго и усердно старался задавить, снова ожила и радостно заплясала.
Герцог Кливдон стоял посредине ночи на темной улице и жадно вдыхал прохладный воздух.
И неожиданно понял, почему его бьет дрожь.
Он чувствовал себя человеком, который только что поднялся по ступенькам виселицы, почувствовал на своей шее веревку, услышал, как священник молится о его душе, ощутил капюшон на голове, и в последний момент пришло помилование.
Софи вернулась домой перед рассветом.
Марселина лежала в постели без сна, глядя в темноту, и сразу встала, услышав шаги сестры.
Софи ходила на бал. Кливдон собирался сделать предложение, и людям следовало знать, что в этот момент было надето на леди Кларе и кто создал сей шедевр. Все это сестры, разумеется, знали, каждую деталь — не только платья, но и аксессуаров. Софи отправилась на бал, потому что Том Фокс в обмен на престижное место на первой полосе хотел получить конфиденциальную информацию о гостях.
Софи не впервые выполняла подобные задания. Хозяева, планирующие такие грандиозные мероприятия, обычно нанимали дополнительный персонал. Для этого есть солидные агентства. Софи была зарегистрирована во всех агентствах — под другим именем, разумеется. Она умела обслуживать высокопоставленных гостей. И занималась этим с раннего возраста. И еще она знала, как оставаться незаметной. В конце концов, она же Нуаро!
— Все в порядке, — сказала Софи, снимая плащ. — Все прошло не совсем так, как планировалось, но я обо всем позаботилась.
— Не так как планировалось? — переспросила Марселина.
— Она ему отказала.
— Господи! — У Марселины защемило сердце. Она была в смятении и не могла понять, что испытывает в этот момент — облегчение… отчаяние…
— Что случилось? — послышался голос Леони.
Марселина и Софи обернулись на голос. Леони стояла в дверях своей спальни. Она не потрудилась надеть пеньюар, а ночной чепчик — причудливая смесь лент и кружев — съехал на одно ухо.
Хоть кто-то спал этой ночью.
— Леди Клара отказала ему, — объявила Софи. — Я все видела своими глазами. Он так красиво за ней ухаживал, словно видел впервые. Казалось, для него не существует никого, кроме этой прелестной девушки. Все было так романтично… как в романе… Ведь мужчины далеко не всегда романтичны, нам-то это хорошо известно.
— Но что произошло? — удивилась Леони.
— Я все видела, — повторила Софи, — можно сказать, находилась в первом ряду — у открытого французского окна, и ветер доносил каждое их слово. Не знаю, где леди Клара нашла силы, чтобы отказать, но она сделала это, причем в недвусмысленных выражениях. Это все слышали. Получилось так, что в это время у музыкантов был небольшой перерыв, так что спектакль видели и слышали все, кто в этот момент находился на террасе и возле окон. Когда действие началось, стало очень тихо — можно было слышать, как муха пролетит. Гости молча отталкивали друг друга, чтобы пробиться к окнам.
У Марселины поникли плечи.
— Не могу поверить!
— Не стоит волноваться, — жизнерадостно сообщила Софи. — Я сразу поняла, что надо делать, и сделала это. Все сработает очень хорошо. Так что, пожалуйста, вернись в постель. Нам не о чем беспокоиться. Сами все увидите. А пока мне надо поспать. Я валюсь с ног от усталости.
