Глава 10
«Ближайшие свадьбы в высшем свете: обсуждается бракосочетание между мистером Вуэном и леди Мэри Энн Гейдж, сестрой лорда Кенмара. Говорят, что виконт Палмерстон скоро женится на богатой миссис Туэйтс».
«Корт джорнал», 25 апреля 1835 года
Марселина пробежала по коридору, ведущему в заднюю часть здания, распахнула дверь и ворвалась в мастерскую швей.
Здесь царил хаос.
Стол был усыпан лоскутками, обрывками лент, булавками, подушечками, выкройками. Пол ненамного отличался от стола. Стулья были сдвинуты с мест. Создавалось впечатление, что швеи поспешно бежали или за ними кто-то гнался.
У Марселины не было времени удивляться или задумываться. Состояние комнаты стало еще одним испытанием долгого утомительного дня, в течение которого ей приходилось прикусывать язык и вежливо улыбаться, сталкиваясь с грубостью, глупостью и высокомерием. Весь день она отодвигала на задний план свои мысли и чувства, отдавая всю свою энергию бизнесу.
Но с последним раздражающим фактором она разберется позже.
Сначала Кливдон.
Марселина всегда гордилась безукоризненным порядком в своем магазине, являвшим разительный контраст с жизнью в доме ее родителей, ну, или в том, что считалось домом. Но она сказала себе, что ей не важна его реакция на беспорядок. Он все равно не знает, какой должна быть мастерская, где работают швеи.
— Вы не должны больше сюда приходить, — заявила она. — Никогда.
— Это меня устраивает, — сказал герцог. — Ваш магазин — последнее место, где мне хотелось бы находиться.
— Вы больше не должны покупать моей дочери подарки, — тем же тоном проговорила она. — Никогда.
— Почему вы считаете, что я не должен этого делать?
— Потому что она коварная маленькая кокетка, которая знает, как обвести мужчину вокруг пальца.
— Вся в мать, — усмехнулся герцог.
— Да, я строила коварные планы, но теперь с меня хватит. Разве когда-нибудь я требовала от вас чего-то, кроме возможности служить вашей невесте?
Лгунья.
— Она мне не невеста, благодаря вам, между прочим. А ведь я люблю ее, — заявил герцог, впрочем, в его голосе не слышалось уверенности. — Я любил ее еще с тех пор, как мы были детьми. Но вы…
— Во всем виновата я, не правда ли? — Теперь усмешка Марселины стала злой. — Я — демон, уничтожающий ваше счастье. Вас сводит с ума то, что вы не можете чего-то получить.
Лицо Кливдона потемнело, кулаки сжались.
— Если вы считаете, что это «что-то» — вы, подумайте еще раз, — сказал он. — Я вовсе не хочу вас. Но вы хотите меня, а мне вас жаль.
Марселине показалось, что она налетела на каменную стену. Сердце забилось чаще, все ее существо пронзила боль.
Она хочет его. Она хочет быть ослепительно красивой девушкой, которую он любит. Она хочет быть другим человеком — женщиной, которая много значит для него и для всех, кто имеет вес в обществе, а не ничтожной лавочницей, которую можно использовать и выбросить за ненадобностью. Она хочет все то, что отобрала у нее семья: все состояния разбазарены, возможности упущены… в общем, весь вред ее будущему был нанесен задолго до ее рождения.
Но внешне Марселина осталась невозмутимой. Она и глазом не моргнула.
— Тогда направьте ко мне больше покупателей, — сказала она. — Деньги для меня большое утешение в любой беде.
Она услышала, как Кливдон громко втянул в себя воздух.
— Черт возьми, — прохрипел он. — Вы дьяволица.
— А вы ангел? — Марселина расхохоталась.
Герцог быстро пошел к ней, и в ту же секунду она поняла, что сейчас произойдет. Пусть она — дьяволица, но он тоже далеко не ангел, поэтому она осталась на месте, вцепившись пальцами в край стола, бросая вызов ему. Бросая вызов себе, приближая собственный крах.
Кливдон остановился перед ней, глядя в ее темные бездонные глаза. Они насмехались и дразнили, и ее голос делал то же самое. Герцог понимал, что лжет сам себе и окружающим.
Да, он не ангел. Три года назад он уехал на континент, бросив свои обязанности, и нашел себя. Он обосновался в Париже, потому что чувствовал себя там свободным. Во Франции его страсть к развлечениям и удовольствиям не могла повредить тем, кого он любил.
Она ничего не обещала, но разрушила все.
Она была неподходящей для него женщиной во всех отношениях, тем более в такой момент. Почему он не встретил ее три года назад? Или хотя бы год назад?
Но когда Кливдон заглянул в ее глаза, все, что правильно и неправильно, утратило для него смысл. Он и эта женщина очень похожи. И как говорили еще древние, рыбак рыбака видит издалека. И она, так легко читавшая все, что у него на душе, говорила правду. Одну только правду. И не важно, что ему не хотелось эту правду слышать.
Да, он будет желать эту женщину, пока не получит ее.
А потом все будет кончено, и он наконец освободится от наваждения.
Кливдон наклонился к ней и поцеловал. Марселина отвернулась, прервав поцелуй. Тогда он скользнул губами по щеке, уху, шее. Он вдохнул ее запах и понял, что пропал. Теперь воздухом, которым он дышал, была она. И весь его мир стал ею.
— Глупец, — прошептала Марселина. — Какой глупец!
— Да, — согласился герцог, понимая, что она снова права. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
Так было хорошо. Так было правильно, независимо от того, насколько катастрофически неправильно. Он попался на крючок. И ничего уже нельзя сделать. Его тело было охвачено жаром, в котором сгорали самые разумные доводы.
Вот что ему необходимо. Обнимать ее. Удержать рядом с собой.
Моя. И точка!
И нечего думать. Он обойдется без всяких раздумий, как пещерный человек.
Одной рукой он смел со стола все, что там было разбросано. Шпульки, катушки, наперстки и прочие мелочи весело запрыгали по полу. Лоскутки, обрезки лент и кружев, легкие перья спланировали бесшумно.
Герцог легко поднял Марселину и посадил ее на стол.
Она уперлась рукой ему в грудь, желая оттолкнуть, а он накрыл ее руку ладонью и прижал к своему отчаянно бьющемуся сердцу. Он приподнял ее голову, и их взгляды встретились. Ее глаза были широко открытыми и темными, словно ночь. Вот где он хотел быть: затеряться в непроглядной тьме, непознаваемой глубине, имя которой Нуаро.
Нуаро. Больше ему ничего не было о ней известно. Он не знал, действительно ли это ее фамилия, не знал ее имени. Он не знал, был ли у нее когда-нибудь муж. Впрочем, это не имело значения.
Она подняла руки, обхватила его голову и притянула к себе. Она обхватила ногами его бедра и стала целовать — яростно, страстно, отдавая все и требуя того же от него.
И Кливдон ответил таким же безумным голодным поцелуем, а его руки жадно шарили по ее телу — требовательные, жаждущие. Он так давно этого ждал. И пусть прошло лишь несколько недель с тех пор, как он увидел эту дьяволицу в женском обличье впервые, он хотел ее всегда. Целую вечность он жил в мечтах и фантазиях, день и ночь преследуемый воспоминаниями. И только теперь мечты начали обретать плоть. Он не спит и не грезит. Он живет и действует, а не бродит, словно лунатик, неизвестно где, куда и зачем.
Под его руками шуршали ткани — муслин, шелк, кружева. Звук показался Кливдону очень интимным, требующим продолжения. Но повсюду были препятствия: между его ладонями и ее кожей находилось множество слоев! Он провел ладонью по лифу платья — ну почему нет декольте, — вспоминая бархатистое чудо ее кожи, ее тепло… Воспоминание сводило с ума, потому что он никак не мог касаться ее так, как ему хотелось. Даже пребывая во власти безумного, сжигающего заживо желания, герцог понимал: у них нет времени. Речь идет лишь о мгновении. Они встретились не в то время и не предназначены друг для друга. Он может рассчитывать только на краткий миг.
Нет времени.
Кливдон поднял юбки и нижние юбки и нащупал тонкие муслиновые панталоны. Ощущение было сильным, как удар молнии: ее плоть под тончайшей тканью, ее тепло… плавный изгиб бедер…
Но нет времени.
Он нашел прорезь в панталонах и услышал ее судорожный вздох, когда его пальцы проникли внутрь. А когда он раздвинул нежные складки, женщина негромко вскрикнула, и он поспешно накрыл ее рот своим, чтобы приглушить звук.
Герцог знал, что делает. Какая-то часть его осознавала, где они находятся, и каким безумием является то, чем они занимаются. Он еще помнил, что закрыл дверь, но не запер ее на ключ. И это значит, что в комнату в любой момент могут войти. Но это была очень маленькая… крошечная часть здравомыслия. Правда, ей удалось навязать ему одну-единственную мысль, которая теперь билась в его мозгу тревожным набатом: поспеши. Времени нет.
Он — идиот, и должен чувствовать себя соответственно. Достигнув солидного возраста и высочайшего ранга, он вдруг превратился в прыщавого школьника, которого внезапно охватило сильное желание и он улучил момент для тайного поспешного совокупления.
Но остановиться не мог.
Нуаро тоже решила действовать. Она в два счета справилась с застежкой его панталон, и Кливдон забыл, что надо дышать, потому что она взяла в руки его восставший фаллос и принялась ласкать. Разум помутился. Остались только желание и жар.
Он оттолкнул ее руку и ворвался в нее. Она снова негромко вскрикнула. А потом он стал врываться в нее снова и снова — жадно, почти грубо, слыша только звук ее судорожного дыхания.
Моя.
Когда она задрожала, оказавшись во власти наслаждения, Кливдон почувствовал, как в его плечи впились ее ногти. И это все. Она не закричала, только неровно и хрипло дышала.
Он хотел большего, неизмеримо большего. Но он слишком долго ждал, слишком долго хотел. И когда ее мышцы стиснули его фаллос, от контроля ничего не осталось. Наслаждение охватило его, словно живое существо, потащило к краю бездны и сбросило вниз. И он полетел, чувствуя лишь триумф, такой сильный, что ему и в голову не пришло прервать акт. Все равно уже было поздно, слишком поздно. Кливдон ощутил ее спазмы — она снова достигла вершины, и услышал ее хриплый крик, который вознес его на небеса и низвергнул в ад. Торжествуя, он излил в нее свое семя, чувствуя облегчение и огромную, ни с чем не сравнимую радость.
Марселина не хотела прижиматься к герцогу, но ей пришлось, иначе она соскользнула бы со стола на пол. Сердце перестало трепетать и теперь стучало в груди сильно, но не очень часто.
Какая же она дура! Идиотка! И ведь могла прожить всю жизнь, так и не узнав эту неприглядную истину. Она могла и дальше считать всех мужчин одинаковыми, а секс — приятным актом, способствующим избавлению от сильных чувств.
Теперь она знала, что этот незамысловатый акт может быть подобен извержению вулкана, а мир способен родиться и погибнуть за несколько минут, оставив все перевернутым: вселенную — уничтоженной и возрожденной, мысли и чувства — не такими, как раньше.
Какой день! Один удар за другим! Так что, одной катастрофой больше, одной меньше — какая разница?
Марселина понимала, что совершила роковую ошибку, причем не впервые. Она пережила предыдущие, переживет и эту.
Кливдон держал ее крепко и, похоже, не собирался отпускать. Надо оттолкнуть его. Это следовало сделать давно, по крайней мере в критический момент. Ей было хорошо известно, что в этом деле нельзя полагаться на мужчину. Только выходило, что и на себя она полагаться не может. Ей хотелось, чтобы он оказался внутри. Она желала, чтобы он принадлежал ей, только ей, даже если это всего лишь на мгновение. И теперь она не хотела его отпускать.
Марселина позволила себе еще несколько секунд оставаться в уверенных и очень теплых мужских объятиях. Она позволила себе вдохнуть его запах — чисто мужской, неповторимый, принадлежавший только ему. Она позволила себе прижаться щекой к его щеке — почему-то это показалось ей более интимным, чем все, что они делали раньше. А ведь он и сейчас стоял, раздвинув ее ноги; она чувствовала, как из нее постепенно выходит его фаллос, ощущала влагу пролитого семени. И это семя он излил в нее, потому что у нее не хватило ума или воли предотвратить это. Да и вообще их яростное отчаянное совокупление на столе в мастерской — она никак не могла назвать происшедшее занятием любовью — оказалось более интимным, чем если бы они лежали обнаженными в постели.
Она оказалась дурой и сама ускорила конец.
— Ты должен уйти, — хрипло проговорила она.
Кливдон прижал ее к себе крепче. Его руки стали похожими на железные ленты.
— Подожди, — попросил он.
— У нас нет времени. — Голос Марселины был тихим и усталым. — Без меня не станут ужинать. Кто-нибудь отправится на поиски. В любом случае ты не можешь остаться. Не можешь, — повторила она. — И не должен возвращаться. Никогда.
Она почувствовала, как мужчина напрягся.
— Мы не можем все так оставить, — сказал он после паузы.
— Мы не должны были ничего начинать.
— Слишком поздно говорить об этом.
— Все кончено, — вздохнула Марселина. — Я покончила с тобой, а ты — со мной. — Она оттолкнула мужчину, и на этот раз он отпустил ее. Она нашла носовой платок, быстро вытерла со своего тела следы страсти и опустила юбки.
Кливдон привел в порядок свою одежду.
Марселина повернулась, чтобы встать со стола. Но Кливдон, вероятно, был мазохистом, или же, что более вероятно, действительно решил, что все кончено, и прикосновение к ней больше ничего для него не значило. Потому что он взял ее за талию, легко поднял, словно она ничего не весила, и поставил на пол.
Она помнила, как легко он поднял с колен Люси и передал девочку ей в руки. Она помнила его добрую улыбку, устремленную на малышку. К глазам подступили слезы. Марселине пришлось сделать усилие, чтобы не разрыдаться.
Она слышала, правда, не помнила, где и когда, что у него была маленькая сестра, которую он потерял.
Но при чем тут его сестренка?
Марселина направилась к двери, собираясь с силами. Через несколько секунд ей предстояло увидеть, как Кливдон уходит из ее жизни навсегда. В это время она услышала глухой стук.
Леони уже давно закрыла магазин и наверняка позаботилась о том, чтобы никто не застал Марселину врасплох. Так что внизу никого не должно быть. Вся семья сейчас наверху — готовится к ужину.
— Подожди, — прошептала она.
Она прижалась ухом к двери. Ничего.
— Мне тоже показалось, что я услышал какой-то звук, — тихо сказал герцог. — Эррол? Может быть, она…
— Нет. После закрытия магазина она не может оказаться внизу. Это ей запрещено. Но она не спустилась бы в любом случае. Боится темноты. Это началось, когда она выздоравливала от холеры. Этот и другие страхи. Веди себя тихо, хорошо?
Еще один удар. Кто-то ходил по магазину и спотыкался в темноте.
Марселина осторожно открыла дверь и посмотрела в ту сторону, откуда доносился звук. Тусклый свет был виден только в маленьком кабинете, где Леони обычно хранила свои конторские книги. Там же в последнее время они стали складывать рисунки Марселины — в запертом ящике. Там они расставили очередную ловушку.
Сердце тревожно забилось.
Она выскользнула в темный коридор. Герцог пошел за ней. Марселина остановилась и сделала ему знак оставаться в мастерской.
— Не надо…
Она зажала ему рот ладонью.
— Я сама разберусь с этим, — прошептала она. — Это бизнес. Наша «крыса». Шпион. Мы давно ждем его появления.
Потрясенный, Кливдон застыл на месте.
Какой еще шпион?
Он должен думать о том, что не может оставаться здесь, и уж точно не в такой час — после закрытия магазина.
Да, магазин… что в нем делает шпион? Кажется, Клара что-то говорила…
Клара!
При мысли о ней его охватил жгучий стыд. Предательство. Он предал своего доброго верного друга, будущую жену.
Моя жена, моя жена, мысленно проговорил он и поправил шейный платок. Ах, если бы можно было уничтожить то, что он сделал, так же легко, как разгладить лишние складки на шейном платке. Герцог постарался вызвать в памяти ее образ, представить картины их счастливого будущего, единственного, которое он считал для себя возможным. Он женится на милой красивой девочке, которую любил с детства. Он впервые увидел ее, голубоглазого светловолосого ангелочка, когда еще горевал о сестренке. Она была воплощением невинности, как и Элис, и смотрела на него так же, как она. Кливдон всегда знал, что женится на Кларе, будет заботиться о ней и защищать.
Но при первой же возможности он сбежал от нее, три года оставался вдали, наслаждаясь жизнью, но все еще не насытился. И предал ее доверие перед самой свадьбой.
Но стыд не был достаточно сильным, чтобы стереть воспоминание о том, что случилось несколько минут назад. Тогда ему показалось, что Земля начала вращаться в другую сторону.
Ну и что? Ничего. Бывает. Особенно у мужчин.
Он поимел Нуаро и теперь избавится от наваждения.
Тогда какого черта он стоит здесь в темном коридоре, пока она… кстати, что она там делает?
— Нет! — вскрикнул кто-то.
Герцог бесшумно двинулся по коридору. В нескольких шагах от мастерской он увидел открытую дверь.
— Надеюсь, миссис Даунс хорошо тебе заплатила за предательство, — громко сказала Нуаро. — Потому что ты никогда не найдешь себе работу в этом бизнесе. Я об этом позабочусь.
— Ты ничего мне не сделаешь, — выкрикнул визгливый голос. — С тобой все кончено. Все знают, что ты — шлюха герцога. Всем известно, что ты задираешь перед ним юбки прямо под носом у его невесты.
— Независимо от того, что знают или не знают все, советую отдать мне эти рисунки и не усугублять положение. Из этой комнаты только один выход, Притчетт. Мимо меня ты не пройдешь.
— Ты уверена?
Раздался громкий треск ломающейся мебели. Звон бьющейся посуды. Вопль ярости.
Не важно, что Нуаро собралась самостоятельно разобраться с проблемой. И Кливдону было наплевать на то, что его не должны здесь видеть. Проблемы бизнеса его никоим образом не касаются. Но ситуация явно вышла из-под контроля. На шум вот-вот сбегутся остальные члены семьи. Эррол может снова ускользнуть от няни, спуститься вниз и пострадать в суматохе.
Все это промелькнуло в мозгу герцога, и он решительно направился к тускло освещенному дверному проему. Какой-то предмет — чаша или ваза — вылетел из двери и разбился о стену в каком-то дюйме от его головы. Кливдон ворвался в комнату как раз вовремя, чтобы увидеть, как незнакомая женщина бросает в Нуаро чернильный прибор. Та споткнулась о перевернутый стул и упала. Снова послышался треск. Оглянувшись на звук, он увидел на столе разбившуюся лампу. Языки пламени уже лизали сложенные в стопку бумаги. В мгновение ока они перепрыгнули на оконную занавеску и устремились вверх.
Мимо него пробежала женщина, неся что-то в руках. Но герцог не пытался ее остановить. Нуаро пыталась встать, а огонь тем временем уже перебрался с оконных занавесок на полки с книгами и бумагами. Один угол комнаты был полностью охвачен огнем. Кливдон подумал о тканях, которые видел в торговом зале. Здесь должны быть и другие горючие материалы: оберточная бумага, коробки…
Огня уже было слишком много, чтобы с ним можно было справиться самостоятельно.
Кливдон принял решение в долю секунды. Он не станет рисковать, пытаясь победить огонь. Еще несколько минут, и все они окажутся в огненной ловушке.
Прижимая к груди драгоценные рисунки, Притчетт выскочила из задней двери во двор и побежала, не оглядываясь на магазин. До самой Кэри-стрит она ни разу не остановилась. Только там она позволила себе перевести дух. Заметив дым, поднимающийся над магазином, женщина ощутила неприятный укол в сердце. Только бы ребенок не пострадал. Она так хорошо все спланировала, но мадам все перевернула с ног на голову, отослав швей домой раньше обычного. Притчетт буквально вытолкала их из мастерской, заявив, что приберет все сама. Когда явился герцог, женщина вознесла Богу благодарственную молитву. Этот человек займет мадам надолго.
Только все пошло не так, и теперь не только мадам, но и герцог знает, что она сделала.
Ничего, успокоила она себя, ничего страшного. У нее есть модели, а с деньгами миссис Даунс она сможет устроиться на новом месте и начать все заново под другим именем. Она, Фрэнсис Притчетт, умна и предусмотрительна, и все сделала правильно.
Она снова взглянула в сторону магазина. Там на фоне усыпанного яркими звездами неба над крышами висело дымное облако, похожее на грозовую тучу.
Марселина увидела пламя и несколько мгновений смотрела на него, не в силах поверить своим глазам, а потом закричала:
— Люси!
Кливдон рывком поставил ее на ноги и теперь тащил за собой к двери. Сверху доносились крики. Наверное, там услышали шум или почувствовали запах дыма.
— Все на улицу! — закричал Кливдон. — Вон из дома!
Топот и грохот наверху.
— Все вон! — рявкнул он.
Марселина рванулась к лестнице.
— Люси! — крикнула она. Сверху был слышен шум. — Почему они не выходят? — Неужели огонь распространился так быстро? Они в ловушке? Люси!
Но герцог упорно волок ее по коридору к выходу.
— Нет! — завизжала она во весь голос. — Там моя дочь!
— Они спускаются, — сказал он.
Потом и она услышала шаги по лестнице и возбужденные голоса.
За ее спиной снова взревел герцог:
— Все вон из дома! Нуаро, ради Бога, поторопись! Выводи всех!
В темном наполненном дымом коридоре ничего не было видно. Но Марселина различила голоса сестер, Люси и Милли.
Кливдон с силой толкнул ее.
— Быстро на улицу! — крикнул он.
Она вышла, и только когда все собрались вместе, обнаружилось, что Люси с ними нет.
— Где Люси? — вскрикнула Марселина, оглядываясь на охваченных паникой соседей, жавшихся в отдалении.
— Она же была с нами.
— Она только что была здесь.
— Я держала ее за руку, мадам, — сказала Милли, — но она вырвалась. Я думала, девочка побежала к вам.
Нет! Нет! Взгляд Марселины метнулся к полыхающему зданию. Она содрогнулась от мысли, что девочка может оказаться внутри.
— Люси! — снова крикнула она. Сестры, плача от страха, тоже звали племянницу. Улица стала заполняться зеваками. Взгляд Марселины жадно шарил по толпе. Но малышки нигде не было. Да и не могло быть. Люси боится темноты. И никогда не побежала бы к толпе незнакомых людей.
— Кукла, — прорыдала Софи. — Она хотела взять с собой куклу. Но не было времени.
— Но она же не могла вернуться! — в панике воскликнула Леони.
Марселина рванулась обратно к горящему зданию. Сестры схватили ее за руки. Она отчаянно сопротивлялась.
Пламя бушевало в окнах. Торговый зал превратился в костер.
— Люси! — истошно закричала Марселина и без сил опустилась на тротуар. — Девочка моя!
Кливдон пересчитал всех по головам, когда они выходили из двери, и уверился, что женщины спасены.
Но едва он сам вышел на улицу, как услышал крик Нуаро, зовущий ребенка.
Нет. Милосердный Господь, только не это! Не дай ей погибнуть в огне.
И он побежал обратно в пылающее здание.
— Люси! — крикнул он. — Эррол!
Огонь быстро распространялся по первому этажу и прорывался на второй. Вокруг стоял адский шум — пламя ревело, шипело, трещало. В дыму не было видно даже лестницы. Герцог нашел ее на ощупь, по памяти, и взбежал вверх по ступенькам.
— Люси! Эррол!
Он звал и звал ее, продвигаясь вперед по коридору и заглядывая во все двери. Здесь все было в дыму. И лишь в самом конце коридора он услышал испуганный крик:
— Мама!
— Люси! Где ты, малышка?
— Мама!
Дым стал уже густым и удушающим. Кливдон почти ничего не слышал, оглушенный ревом пламени. И едва не упустил ее. Окажись он на этом месте мгновением раньше или позже, он не услышал бы сдавленного крика. Но откуда он донесся?
— Люси!
— Мама!
Кливдон начал безумные, неистовые поиски. Он всматривался в густой дым, прислушивался, шарил руками и, в конце концов, нащупал низкую дверь. Это была каморка под лестницей, ведущей на третий этаж. Должно быть, Люси играла здесь раньше, или пряталась, или эта дверь оказалась первой, которую она сумела найти.
Он распахнул дверь.
Темнота. Тишина.
Нет, молю тебя, Господи, не дай ей умереть. Пусть у меня будет шанс! Пожалуйста!
Тут он и увидел крошечную фигурку, скорчившуюся в углу.
Герцог поднял ее и прижал к груди. Малышка так же сильно прижимала к груди куклу. И дрожала всем телом.
— Все в порядке, — сказал Кливдон. Его голос был сиплым от дыма и страха. Девочка уткнулась лицом в его сюртук и заплакала.
Он чмокнул ее в измазанную сажей макушку.
— Все будет в порядке, — пообещал он. — Поверь мне.
Все должно быть хорошо, пообещал он себе. Она не погибнет. Он не позволит.
За его спиной бушевал огненный смерч, быстро продвигавшийся к ним.
Марселина боролась изо всех сил, но ей не позволили вернуться за Люси. А теперь уже слишком поздно.
Пожарные приехали быстро. Из толстого шланга на горящий магазин лилась струя воды, но огонь не унимался. Единственное, что можно было сказать с уверенностью: если повезет, огонь не распространится на соседние здания.
Что же касается ее…
Никто и ничто не могло уцелеть в огненном аду. Она тоже не хотела жить, но ей почему-то не позволили вернуться.
Ей было плохо, так плохо, что не держали ноги. Она опустилась на колени и, обхватив себя руками, стала раскачиваться из стороны в сторону. Ее била дрожь. Плакать она не могла. Боль угнездилась слишком глубоко, чтобы ее можно было выплакать. Марселине еще не приходилось испытывать подобных чувств. Хотя она уже теряла близких людей. Папа, мама, Чарли, кузина Эмма… Потеряв их, она испытала обычную скорбь. А сейчас ей не хотелось жить и она молила Бога о смерти, как о величайшей на свете милости.
Марселина смутно понимала, что сестры где-то рядом. Они пытаются поднять ее, гладят по голове. И рыдают.
Кливдону пришлось принимать решение в считанные секунды, и он отказался от мысли о спуске по лестнице. Огонь двигался с задней части магазина к фасаду здания, придерживаясь его западной стороны. Это означало, что самое сильное пламя могло ожидать их у подножия лестницы. Поэтому герцог пошел другим путем — к задней части здания по коридору, в котором нашел Люси. Он искренне надеялся, что пол выдержит. Над торговым залом и смежными с ним комнатами, переполненными горючими материалами, огонь должен быть сильнее.
В любом случае риск был огромен.
— Держись крепче, — сказал он Люси, — и не смотри по сторонам. — Ее ручонки обвили его шею, а личико она уткнула в шейный платок. Девочка так и не бросила куклу, и теперь герцог чувствовал, как одна из ее конечностей врезалась ему в ключицу. Ему хотелось разбить, разорвать проклятую куклу на мелкие кусочки за ту беду, которой она стала причиной. Но Люси нужна была эта игрушка, и Кливдон решил, что это наименьшая из теперешних проблем.
Он пошел по коридору, стараясь двигаться вдоль стены, потому что ничего не было видно. Он помнил, что в процессе поисков краем глаза заметил заднюю дверь, ведущую на первый этаж. Ему необходима только задняя лестница и окно. Или хотя бы только окно. Маленькое окошко.
Кливдон дошел до конца коридора, и его вытянутая рука наткнулась на стену.
Нет. Здесь выхода нет.
Дым стал гуще, жар казался нестерпимым. Крепко держа Люси, Кливдон пошел обратно, шаря рукой по стене, и наконец почувствовал под рукой деревянную раму. Открыть окно он даже не пытался.
— Держись очень-очень крепко, малышка, — сказал он. — Не смотри по сторонам и не отпускай меня, что бы ни случилось.
И он ударил по окну изо всех сил. Он бил снова и снова, вышибая стекла и поперечные планки. Ночь была темной, и он осторожно выглянул в окно, опасаясь увидеть, как велико расстояние до земли. Но тут удача ему улыбнулась. Прямо под окном он увидел очертания массивной стены, окружающей двор. Обхватив Люси так, чтобы защитить ее от осколков стекла, Кливдон забрался на подоконник, перепрыгнул на стену, потом на крышу уборной, пристроенной к стене с другой стороны, а оттуда до земли уже было рукой подать. Воздух оставался дымным, но сквозь дым герцог разглядел тусклый свет уличного фонаря.
Да, мысленно сказал он. Кажется, мы спасены.
У него перехватило дыхание, к глазам подступили слезы. Бережно держа маленькую девочку, которую он боялся не найти в этом аду, его светлость герцог Кливдон заплакал.
Марселина настолько погрузилась, утонула в горе, что не замечала ничего вокруг.
Но в какой-то момент она почувствовала, что атмосфера вокруг изменилась. И причитания людей вроде бы прекратились? Или их просто заглушили звуки тушения пожара. Хотя на улице стало относительно тихо, и она отчетливо слышала бульканье льющейся воды, шипение гаснущего пламени и крики пожарных.
Тут стихли даже их голоса, и кто-то вдруг громко закричал:
— Смотрите! Смотрите туда!
Опять послышался шум, но только голоса теперь были радостными.
Марселина почувствовала, что ее поднимают на ноги. Открыв глаза, она в первое мгновение решила, что грезит наяву. Потрясла головой, закрыла глаза и снова открыла. Неужели это не сон?
Это Кливдон, а на руках у него — Люси.
Жива?
Женщина не могла заставить себя сдвинуться с места. Ноги отказались ей повиноваться. Она все стояла, покачиваясь, словно только что восстала из мертвых.
Кливдон возник из ночного кошмара — за ним виднелись черные обгоревшие руины, временами в окнах вспыхивали языки пламени.
Герцог подошел к ней. Его большая ладонь все еще прикрывала головку Люси. Девочка обхватила его за шею и уткнулась лицом в грудь. А когда он приблизился, Марселина увидела между ним и девочкой куклу. Люси крепко прижимала куклу к себе и к нему.
Она жива.
— О, — выдохнула Марселина, лишившись дара речи.
Герцог остановился и взглянул на ребенка, которого только что спас. Он убрал руку, прикрывающую ее головку, и спокойно проговорил:
— Все в порядке, Эррол. Ты самая храбрая девочка из всех, которых я когда-нибудь встречал. Теперь можешь открыть глаза.
Отдавая ребенка матери, Кливдон хрипло сказал:
— Я велел ей не смотреть по сторонам. Мне казалось, что лучше ей всего этого не видеть.
Но он-то все видел. Герцог несколько минут назад смотрел в лицо ужасной смерти, чтобы спасти ее дочь.
— Спасибо, — сказала Марселина. Лишь произнеся это слово, она поняла, насколько оно не соответствует обстановке. Оно не смогло выразить даже малой толики той безмерной благодарности, которую она испытывала к мужчине, вернувшему ей жизнь и счастье. Но других слов не существовало. Были только чувства, навеки поселившиеся в ее сердце.
Магазин превратился в черные руины. Запах гари ощущался и на Чансери-лейн, и на Флит-стрит.
Все могло быть хуже, говорили люди вокруг. Ветер не дал пожару перекинуться на соседние дома, да и пожарные приехали быстро.
Герцог понимал, что все могло быть намного, неизмеримо хуже. Они могли потерять ребенка.
Люси сидела на руках у матери, а Марселина ходила с ней взад-вперед по улице, то и дело посматривая на руины магазина.
Ее сестры стояли под фонарем рядом с кипой каких-то вещей. Вероятно, это все, что им удалось спасти из горящего дома. Кливдон видел, что они переводят взгляды с магазина на Нуаро и опять на магазин, и в глазах их было отчаяние. Рыжеволосая сестра держала в руках куклу.
Они потеряли все свои ткани, кружева, ленты — самую дорогостоящую часть своего бизнеса. Они потеряли записи и инструменты. Иными словами, они лишились всего.
Но ребенок остался жив.
Герцог видел, что в толпе уже появились журналисты. Их всегда можно узнать по внимательным лицам и измазанным чернилами пальцам. Он должен остаться незамеченным. Ночь темная, дым сделал ее еще темнее, если повезет, его никто не узнает. Но он не мог заставить себя уйти от трех женщин и маленькой девочки, оставшихся на улице — без дома, без денег. Он сомневался, что из сгоревшего здания что-то можно будет спасти.
Хотя у них есть страховка на случай пожара — иначе пожарные не приехали бы. Да и Нуаро практична сверх всякой меры. У нее наверняка есть деньги — в банке, или вложены во что-нибудь.
Но только деньги в банке не обеспечат им крышу над головой этой ночью, да и она вряд ли скопила так много, что сумеет восстановить свой бизнес за короткое время.
Кливдон еще некоторое время стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, убеждая себя, что не может больше здесь оставаться. Он и так уже обесчестил свою дружбу с Кларой, предал ее любовь. Но ведь об этом известно только ему и Нуаро. То, чего Клара не знает, никак не может ей повредить.
Найди способ им помочь, посоветовал он себе. В конце концов, существуют разные пути. Можно оказать помощь и не привлекая к себе внимания. Да и дурная слава повредит Марселине.
Он вспомнил, что крикнула Марселине та, другая женщина, убегая из магазина. «Все знают, что ты — шлюха герцога. Всем известно, что ты задираешь перед ним юбки прямо под носом у его невесты».
Не забыл он и то, что Нуаро говорила ему раньше: какая уважающая себя дама возьмет под свое покровительство портниху, которая совратит ее мужа?
Пора уходить, решил герцог, давно пора. Чем скорее он уйдет, тем быстрее направит помощь.
Марселина устала, очень устала. Что теперь будет? Куда они пойдут?
Она обязана знать, что делать, но ее мозг словно оцепенел. Она могла только прижимать к себе дочь и смотреть на черные руины своего бизнеса, своего дома, жизни, которую она с таким трудом построила для своей семьи.
— Дай ее мне, — предложила Софи. — Ты едва держишься на ногах.
— Нет! — Люси все еще дрожала и не сказала ни слова с тех пор, как Кливдон вынес ее из огня.
— Иди ко мне! — Софи протянула руки к девочке. — Эррол, иди к тете Софи. Пусть мама немножко отдохнет.
Люси подняла головку.
— Иди ко мне! — повторила Софи.
Девочка потянулась к ней, Софи взяла ее на руки и стала ходить взад-вперед, шепча что-то успокаивающее.
— Все в порядке, — время от времени громко повторяла она. — Мы теперь в безопасности.
Леони поддержала сестру:
— У нас есть страховка. У нас имеются деньги в банке. Но самое главное — мы все живы.
Совершенно верно, подумала Марселина. Они все живы. Люси жива и не пострадала. А все остальное…
Но будет очень трудно. Их страховка покроет не все. И денег в банке недостаточно. Придется начинать все сначала. Опять.
Леони обняла сестру за плечи. Марселина не могла плакать, хотя и желала этого. Слезы приносят облегчение. Но, увы, их не было. Она могла только положить голову на плечо сестры и крепко зажмуриться. У нее есть дочь, сказала она себе. У нее есть сестры. Сейчас это самое главное.
Но все же они не могли так долго оставаться на улице. Что предпринять? Она подняла голову и расправила плечи.
— Надо добраться до гостиницы, — предложила Марселина, — и послать за Белчером. — Белчер был их поверенным.
— Да, конечно, — подхватила Леони. — Он даст нам денег на первое время. Хватит, чтобы заплатить за жилье.
Район Лондона, где они находились, был вотчиной юристов. Контора их поверенного находилась совсем рядом. Вопрос лишь в одном — будет ли он в конторе в такое время.
— Да, мы так и сделаем, — сказала Марселина. — Софи, дай мне Люси. Ты должна поговорить с репортерами и найти бумагу и карандаш, чтобы написать записку Белчеру. Кажется, я видела в толпе твоего друга Тома Фокса.
Прижимая к груди дочь, она поискала глазами издателя «Морнинг спектакл».
Толпа зашевелилась и расступилась. Из тени появился герцог Кливдон. За ним по пятам бежал Том Фокс.
— Ваша светлость, я уверен, нашим читателям будет чрезвычайно интересно узнать о вашем героическом поступке.
— Фокс! — закричала Софи. — Именно ты мне и нужен.
— Но его светлость…
— Дорогой, ты же знаешь, он не станет разговаривать с такими, как ты. — И Софи увела репортера в сторону.
Кливдон подошел к Марселине.
— Вы должны пойти со мной, — сказал он.
— Нет!
— Вы не можете оставаться здесь.
— Мы пошлем за нашим поверенным, — объяснила она.
— Вы пошлете за поверенным завтра, — сказал герцог. — Сейчас уже почти полночь. Он давно ушел домой. А вам всем необходимо место, где можно поспать. И какая-нибудь еда.
— Вы должны немедленно уйти, — понизив голос, попросила Марселина. — Софи будет удерживать Фокса, сколько сможет, но вы дали репортерам слишком хороший повод для разговоров. И она не сможет держать его вечно.
— Тогда мы не должны терять время, — заявил Кливдон и протянул перемазанные сажей руки к Люси. — Эррол, ты бы хотела посмотреть мой дом?
Люси подняла головку с плеча Марселины.
— Т-там есть к-карета? — спросила она. Ее голосок дрожал, но она говорила!
— У меня много карет, — сказал он. — Но чтобы туда добраться, нам придется найти наемный экипаж.
— А к-куклы?
— Есть, — сказал герцог. — И даже кукольный домик.
— Д-да, — сказала Люси. — Я пойду.
Она легко перебралась на руки к герцогу.
— Кливдон, — начала Марселина и замолчала. Как она могла выказывать ему недовольство, если он только что спас жизнь ее дочери. — Ваша светлость, это неразумно.
— И неудобно, — согласился герцог, — но другого выхода нет.
И он быстро пошел прочь, унося ее дочь.
