Глава 19

Три дня спустя отряд де Базена добрался до Виндзора. Они заранее съехали с лондонской дороги и стали петлять неприметными тропками вдоль полей между изгородями, запутывая след и втрое удлиняя свой путь. В конце концов они сильно отстали от самых медленных путников, с которыми вместе ехали через сомерсетские болота.

Три ночи они спали вдали от хорошей дороги и разводили маленькие костерки. Слава Богу, погода стояла сухая, но каждая ночь была холоднее предыдущей, знаменуя приближение зимы вскоре после второй жатвы. С осторожностью, усвоенной в военных стычках на границе Нормандии, солдаты де Базена оставляли костер догорать дотла и спали в холоде, зато в безопасной темноте.

Каждую ночь перед сном, уложив Уота, Раймон и Алиса недолго беседовали друг с другом. Они уже не так быстро, как раньше, приближались к Виндзору, однако вставали рано и допоздна кружили по загородным землям, а потом крепко спали после долгих часов верховой езды.

Раймон держался настороже и много раз за ночь выходил из палатки, чтобы поговорить со своими людьми, которые заступали в дозор. Алиса просыпалась каждый раз, когда он вставал с постели, и лежала без сна, прислушиваясь к шагам мужа и ожидая его возвращения. Ей хотелось, чтобы Раймон рассказал про женщин, которых знал при дворе короля Ричарда, и она многократно повторяла про себя наводящие вопросы, но когда он приходил в палатку и ложился рядом, не решалась его тревожить. Бдительность Раймона стоила ему сна, и ей не хотелось лишать его тех редких минут отдыха, которые он себе позволял.

Эти дни утомительных скачек и скудных удобств сказались на настроении Алисы. Ее раздражала пыль, осевшая на подоле ее новой мантильи и превратившая изумрудно-зеленый цвет в грязно-коричневый. По вечерам в темной палатке она с большим трудом расчесывала и заплетала свои спутанные волосы. У нее уже не возникало желания, как в первые дни поездки, снять с головы тесный плат и выпустить на плечо одну блестящую косу. Она мучительно мечтала о ванне в теплой спальне замка Кернстоу. Даже холодный ручей, протекавший вдоль земляных укреплений Морстона, был глубже и чище, чем те мелкие водоемы, в которых она пыталась помыться последние два вечера.

Когда впереди на холме замаячил огромный Виндзорский замок, отряд де Базена влился в бурный дорожный поток и уже не прятался от глаз попутчиков. Им навстречу из Виндзора медленной непрерывной вереницей ехали всадники на холеных лошадях с богато украшенной сбруей.

На дамах была многослойная одежда из мягкой, тонкой шерсти ярких цветов. Минуя всадников де Базена, они с откровенным любопытством разглядывали статную фигуру Раймона — дольше, чем дозволяли приличия, — а потом с высокомерным презрением отводили взгляд от пыльной одежды Алисы.

Позади них появились два храмовника, а во встречной толпе мелькнули еще трое, ехавшие одиночной колонной из Виндзора. У этих рыцарей не было в поводу черных вьючных мулов, и никто из них не выказал никакого интереса к отряду де Базена.

— Храмовников много, — сказал Раймон Уоту. — Только в этой стране сотни. Вряд ли это те самые рыцари, которых мы видели несколько дней назад.

Когда они подъехали ближе и стало слышно, как полощутся королевские знамена на шпилях Виндзорской крепости, дорога сузилась и стала еще оживленнее. К дальним путникам прибавились жители домов и гостиниц ближайшей деревни. Торговцы пирожками зазывали покупателей, возницы покрикивали на своих лошадей, поворачивая громоздкие фургоны в тесные улочки. Здесь было так же шумно, как в Данхевете в базарные дни.

Алиса опустила руку к седельной сумке и с беспокойством пощупала подушку, в которой лежала шкатулка. Почувствовав ее страх, Раймон подвел Шайтана к серой кобыле и отогнал лудильщика, который споткнулся и чуть не налетел на Алису.

Де Базен свернул с дороги и повел свой отряд к югу от замка, к маленькой тропе на краю темного королевского леса. Эта короткая тропка вела к монастырю. Там усталые воины отдохнут лучше, чем в Виндзоре, а он наконец-то предоставит своей жене спальню с мягкой постелью и приличной едой.

Последние три дня, должно быть, сильно утомили Алису. Она, как всегда, не роптала, но сделалась молчаливой и рассеянной. Казалось, ее раздражали толпы всадников, ехавших из Виндзора. Раймон внимательно вглядывался в каждого встречного, но не видел, чтобы кто-то приблизился к седельным сумкам жены или обидел ее как-нибудь по-другому.

Четыре низких здания монастыря располагались четким квадратом, примыкавшим к королевскому лесу. Со всех сторон монастырь был окружен садом, под яблонями которого сновали монахи в серовато-коричневых балахонах. Они носили глубокие корзины с фруктами к маленьким повозкам, стоявшим у дороги.

— Мы переночуем здесь, — сказал Раймон, — а завтра на рассвете я пошлю Эрика и Алена узнать, кто сейчас находится в Виндзоре и как дела у королевы. Если все в порядке, мы явимся ко двору в полдень.

Перед тем как въехать в монастырь, Алиса напрягла глаза и в последний раз взглянула на далекий Виндзорский замок.

— А почему мы не можем отправиться туда на рассвете? — спросила она. — Если королева здесь, мы, возможно, уже к полудню избавимся от шкатулки.

— И будем узнаны, не зная, кто нас ждет? Нет, я не поеду в замок до тех пор, пока не выясню, кто там есть.

— Вы говорите так, как будто замышляете злодейство, — заметила Алиса.

— Я буду действовать с большей осторожностью, чем если бы замышлял злодейство. По мне, так лучше встретиться лицом к лицу с сарацинскими разбойниками, чем явиться к вдовствующей королеве, когда она не в духе.

Въехав в монастырские ворота, они увидели во дворе лишь хмурого, обливающегося потом монаха, который старался держаться на безопасном расстоянии от массивной головы Шайтана.

Раймон услышал за дверью трапезной сердитые голоса. Помощники приора о чем-то яростно спорили. Единственный монах, который вышел поприветствовать его отряд, уставился на пыльные юбки Алисы. Раймон откашлялся.

— Нам нужны комнаты на два дня и сухая конюшня для лошадей.

Монах не двинулся с места.

— Вам нужно поговорить с приором, милорд. Раймон спешился и подошел к Алисе, чтобы помочь ей слезть с лошади.

— Скажите приору, что мы заплатим, сколько он попросит, — бросил он через плечо.

— Милорд, вам надо попросить комнаты у приора. Раймон убрал руки с талии жены и повернулся к монаху:

— Ну что ж, тогда приведите его сюда. Или отведите меня к нему. Мои люди проголодались, и лошадям нужен уход.

— Милорд, может быть, вам… здесь может не оказаться комнат для вас.

Раймон обвел взглядом тихий двор и вновь посмотрел на потное лицо монаха.

— Что за вздор вы несете? Нам нужны ваши гостевые спальни, мы хорошо вам заплатим. — Он взял Алису за руку. — Идемте. Мы сами найдем дорогу. Я здесь бывал…

— Да, бывали, — донесся второй голос из крытой галереи между конюшней и приорским флигелем. — Я вас помню, Раймон де Базен.

Из темноты шагнул круглый коротышка в безукоризненно белом облачении. Из-под сутаны торчали тощие, как ноги цапли, лодыжки и такие же тонкие запястья, не вязавшиеся с крупным неуклюжим туловищем.

Первый монах отошел к двери конюшни и, пригнув голову, нырнул внутрь.

Приор, дрожащая краснолицая подушка, балансирующая на ножках-лучинках, откашлялся.

— Теперь здесь приличное заведение. Приор Тьерри умер два года назад, упокой Господь его душу и прости его за то, что он дозволял плотским грехам процветать в этой святой обители. Теперь приор я, и эти стены уже не дают приют женщинам. В монастыре больше не будет разврата, де Базен.

Четыре года назад, до Палестины, тут был причетник, который вел бухгалтерские дела приора Тьерри, — тонконогое существо, тайком шнырявшее по ночам под дверями спален… Раймон протяжно вздохнул.

— Клянусь бородавкой святого Петра…

— Мы не сдаем комнаты тем, кто богохульствует в моем присутствии. А также тем, кто имел обыкновение приводить женщин в свои спальни, не освятив свои отношения браком. Я прекрасно вас помню, Раймон де Базен.

Раймон услышал, как его жена тихо охнула и пошла к своей лошади. Он закрыл глаза, гоня прочь мысли об убийстве. Дьявольщина, какое право имеет этот наглый ухмыляющийся поп разъединять мужа с женой?

Раймон положил руку на плечо Алисы и привлек ее к себе. Медленно шевеля непослушными от ярости губами, он обратился к приору:

— Попросите прощения у моей жены и больше не смейте пятнать ее и моих воинов своим мнением о… о прошлом. Мы возьмем вашу лучшую спальню. Я знаю, где она находится, святой отец. Ваше упрямство не лишит мою жену крова. Или же вы досрочно отправитесь к своему создателю.

Приор испуганно метнулся на непослушных ногах обратно в галерею. Рукой в синих прожилках ухватился за колонну и оглядел двор. Рыцари де Базена сидели, ссутулившись, в седлах, невозмутимые и лишь слегка заинтересованные разговором. С заднего ряда маленькой боевой группы — с того места, где Эрик и Ален держали в поводу вьючных лошадей, — донесся короткий смешок.

Приор поднял свой заплывший салом подбородок.

— На одну ночь, не больше, — сказал он. Раймон молчал, не сводя глаз с попа.

— Две ночи, — выдавил приор, — и учтите: я обо всем доложу королеве Элеаноре.

— Можете сказать ей все, что захотите.

— Эта деревня и этот монастырь находятся под ее защитой. — Разгорячившись, приор оторвался от колонны. — Она не позволит разным необузданным рыцарям обижать ее подданных!

Раймон отвернулся и начал расстегивать подпругу Шайтана.

— Мы все же рискнем, святой отец.

Алиса была потрясена той грубостью, с которой ее муж разговаривал со священником. Она даже забыла перенести шкатулку из своей седельной сумки в спальню, занятую Раймоном.

— Ждите меня здесь, я сейчас приду, — сказал он. — И не смотрите на меня так. Эти монахи не имеют права обвинять…

— Раймон, я не могу здесь оставаться, ведь они не принимают женщин у себя в монастыре. Давайте найдем какую-нибудь гостиницу.

— Здесь нет гостиниц.

— Раймон, я видела две на дороге… Ее муж провел рукой по волосам.

— Черт бы побрал этого жирного придурка попа! Он вышел из спальни и зашагал к конюшням.

Алиса опустилась на скамью перед холодным камином. Она была вдали от родины, в незнакомом монастыре, где на дух не выносят женщин, и в компании мужа-богохульника. Интересно, что же такое творил здесь Раймон со своими женщинами? Чем так рассердил приора? Она вспомнила слова мужа, и сердце ее мучительно сжалось. «Я знаю одну гостиницу, — сказал он, — на краю королевского леса, куда мужчина может привести свою даму…»

Из открытой двери долетел тонкий голосок Уота, который тянул вьючную лошадь во двор конюшни.

Она вздохнула. Раймон так добр! Он сделал ей самый большой подарок, разрешив мальчику поехать с ними. Он понимал, как важно, чтобы в этой долгой утомительной поездке у нее было хотя бы одно знакомое по Морстону лицо.

Наверное, Бог простит богохульные речи и былые плотские грехи человеку, который так печется о счастье своей жены.

А вот убедить приора будет труднее.

Раймон в последний раз закинул на плечо седельную сумку жены и понес шкатулку королевы Элеаноры в спальню, которую вытребовал в монастыре для себя и Алисы. Им осталось спать одну, последнюю ночь, охраняя проклятый ящичек с побрякушками. Завтра его жена впервые ляжет в постель, не отягощенная этим бременем.

И не омраченная раздражением приора. Раймон заставит негодяя попросить у нее прощения, даже если придется схватить попа за потное горло.

Если бы поблизости было другое безопасное место, как этот уединенный монастырь с дюжинами монахов, спящих в соседних зданиях, и широкими коридорами, в которых можно выставить охрану, Раймон увез бы отсюда Алису до того, как ей пришлось услышать слова, породившие у нее мысли о прошлых грехах мужа. Но местные гостиницы были скверными, с тонкими стенами, и туда часто наведывались воры и шпионы. А в стенах Виндзора водились мошенники по-страшнее.

В большом замке и в новых бревенчатых домах, построенных для королевских слуг, Раймон ночевал бы среди писцов, судейских чиновников, солдат и придворных лизоблюдов, которые наводняли дворец короля Ричарда, оставшийся под началом у вдовствующей королевы. Однако в этом путаном гнезде честолюбия водились существа более страшные, чем все те опасности, с которыми Раймон и Алиса столкнулись в своей долгой поездке.

Раймон положил седельные сумки на маленький столик у двери. Гостевые спальни монастыря были холодными и голыми, да и еда, которую предложит им приор, наверняка будет едва съедобной. Но, несмотря на дурной нрав настоятеля, здесь они найдут надежное убежище. А в сравнении с лицемерными улыбками слуг королевы Элеаноры грубые слова приора — всего лишь пустяк, от которого не будет серьезного вреда.

В маленькой спальне было теплее, чем в зале. Закатное солнце, освещавшее теплым малиновым светом сад аббатства, заглядывало в узкие ставни. Вечерний ветерок наполнял комнату яблочным ароматом и запахом свежевскопанной земли.

Алиса сидела у зажженного камина и ворошила угли. Раймон поставил на пол кожаные сумки.

— Приор просил передать вам свои извинения. Она не подняла головы.

— А он не отпустил вам грехи за ваши богохульные речи?

— Нет.

Алис уронила кочергу.

— Раймон, ваша бессмертная душа…

— Не пострадает из-за тех слов, которые я сказал приору. Видит Бог, Алиса, в этом монастыре когда-то перебывало столько женщин…

А может, и сейчас в Виндзоре есть дамы, которым хорошо знакомы и эта спальня, и тело Раймона? Алиса обернулась к мужу:

— Вы приводили своих любовниц в эту комнату? Спали с ними в этой посте…

— О чем вы говорите? Вы что же, собираетесь судить меня за старые грехи? За дела, которые я совершал задолго до нашей свадьбы? — Раймон скрестил руки на груди и привалился плечом к стене. — Хорошо. Что я должен вам сказать? Их возраст? Количество? Цвет волос? — Он встретился с ее взглядом. — Заранее предупреждаю, Алиса, что их имен я вам не назову.

Она вновь опустилась на скамью и закрыла лицо руками.

— Простите меня, милорд, простите…

Он в два шага пересек комнату и встал перед ней на колени.

— Не плачьте, Алиса! Это было два года назад, до Палестины, до того, как мы поженились…

— Вы никогда ни в чем меня не упрекали, — прошептала она, — никогда и ни в чем. Так какое я имею право…

— Не надо говорить о правах. Алиса, мы с вами… — Он встал, поднял жену и обнял ее. — Черт возьми, разве мы не договорились забыть прошлое, когда поженились? Этот тонконогий поп растравил вам душу, и теперь вы плачете. А я не могу выносить ваших слез.

Алиса протяжно вздохнула и утерла щеки рукавом.

— А я больше не могу ходить грязной. Нам принесут ванну или приор это запретил?

Раймон улыбнулся:

— Если вы позволите мне побогохульствовать еще один, последний раз, то я сейчас поговорю со слугами приора.

Они ужинали в своей спальне холодным мясом, хлебом и яблоками из монастырского сада.

У их ног, возле стола, лежала маленькая подушка, в которую была зашита шкатулка на время их путешествия.

— Как я устала спать, упираясь щекой в эту жесткую штуку! — сказала Алиса.

— А я устал каждый час просыпаться и проверять, не забрались ли в комнату воры.

Алиса взяла в руки маленькую подушку и начала вытягивать нитку из шва.

— Мне хочется в последний раз взглянуть на сокровища.

— Их не стало больше, Алиса. — Он вздохнул. — К несчастью для нас.

Она пожала плечами и вытащила шкатулку из шерстяного чрева подушки. Крышка открылась с трудом и повисла на единственной петле. Алиса щелкнула пыльным замочком из драгоценного металла.

— Пусть их мало, но надо хотя бы их почистить, прежде чем отдавать королеве Элеаноре.

— Зачем?

Алиса оставила этот вопрос без ответа.

— Я промою драгоценности и золото в оставшейся воде. Она взяла со стола деревянную чашу и высыпала из нее все яблоки.

Раймон оттолкнулся от стола.

— Лучше провести время в мягкой постели, Алиса. Она взяла тонкий золотой браслет и потрясла им в руке.

— А если в шкатулке пауки? Мы не можем принести в Виндзор такие грязные вещи и вручить их…

— Тише, — негромко произнес Раймон. — Я сейчас принесу кувшин воды.

Когда цепочка из почерневшего серебра осела на дно чаши, вода в ней сделалась темной. Фортебрас взял шкатулку и нахмурился.

— Не стоит отдавать королеве Элеаноре вместе с ее сокровищами целый совок морстонской земли.

Подойдя к окну, он наклонил шкатулку и вытряхнул всю грязь, потом хмыкнул, вернулся к Алисе и протянул ей серебряное кольцо с темным плоским камнем.

— Вот, — сказал он, — чуть не выбросил вместе с пылью. Алиса взяла кольцо и вытерла его мокрой тряпочкой.

— Да. Эмма говорила, что этот перстень королева Элеанора никогда не носила. — Она надела его на мизинец и покрутила в воде. — Если бы вы уронили его в сад, я думаю, королева простила бы вас. Уродливое кольцо, правда? — Она опять потерла его. — И камень поцарапанный.

Раймон покачал головой:

— Такое же дешевое, как и остальные побрякушки. Алиса вытерла массивный перстень и вздохнула:

— Я понимаю, почему она его берегла. Эти царапины на голубом камне не случайны. Похоже, что ребенок пытался написать на нем свое имя. Наверное, Ричард. Говорят, он был ее любимцем.

Раймон взял руку жены и поднес к свету огня.

— Или Генрих, умерший наследник. Элеанора обожала… Алиса оглянулась назад, потом вновь посмотрела на притихшего мужа.

— Раймон? Что случилось?

Он медленно взял у нее кольцо и уставился на него.

— Вы можете прочесть эту надпись? Это имя покойного принца?

— Нет, — ответил он и выругался. Потом помолчал и выругался еще раз.

— В чем дело, Раймон?

Он не сводил глаз со странных меток на перстне.

— Просто я устал. — Раймон тряхнул головой. — Уберите эти вещи, Алиса. По-моему, теперь они чистые.

Кольцо он по-прежнему держал в руке.

Алиса начала вытягивать из воды серебряную цепочку с жемчужинами.

— Что ж, нам обоим надо лечь пораньше. — Она взяла тряпочку. — Я должна как следует выспаться, ведь завтра я наконец-то увижусь с королевой.

Он вскинул голову.

— Нет.

Она игриво пнула его.

— Если я проведу всю ночь без сна, то утром буду похожа на ведьму. Попросите хорошенько, милорд, и тогда я разрешу вам часок пободрствовать в постели. Но потом я буду спать, как бы вы меня ни уговаривали. — Она засмеялась. — Надеюсь, что смогу уснуть. Все-таки в первый раз встретиться с королевой…

— Нет…

Алиса улыбнулась:

— Как это нет? Вы что, хотите сказать, что я уже с ней виделась? Пожалуй, я надену зеленую шелковую тунику и голубую мантилью. А если на дороге будет слишком пыльно, накину… — Она нахмурилась. — Раймон? Что с вами?

Он закрыл крышку шкатулки.

— Вы не пойдете к королеве… завтра, — заявил он.

— Что?

— Я пойду один, отдам ей шкатулку и посмотрю, как она отреагирует. Вы останетесь здесь, в этом монастыре…

— Но я хочу увидеть…

— Вы будете сидеть здесь и ждать моего возвращения. Я велю Эрику найти в поселке женщину, которая придет к вам сюда и поможет одеться ко двору, пока я буду в Виндзоре.

— Сегодня ночью? Но ворота будут закрыты…

— Утром. — Он схватил свою седельную сумку и рывком развязал кожаные тесемки.

— Милорд…

Он швырнул сумку на кровать и стал доставать из нее одежду.

— Потом я вернусь и отведу вас к королеве.

— Почему я должна ждать? Почему мне нельзя пойти вместе с вами?

— Так… так надо.

Он не смотрел ей в лицо.

— В чем дело, Раймон?

— Вы скоро выведете меня из себя своими вопросами, жена!

Он сунул шкатулку в свою седельную сумку и забросил ее на плечо, потом подошел к окну и стал смотреть на сад взглядом, способным испепелить деревья.

За последние недели Алиса забыла, как тяжко ноет сердце от страха. Теперь все вернулось — и страх, и тяжесть, и боль. Она смотрела на стоящего у окна мужа, и грудь ее теснили невыплаканные слезы. Со свадьбы и до того дня, когда он увез ее из дальнего западного поместья, он так хорошо с ней обращался, что она начала верить в его любовь. Но когда перед ними замаячили виндзорские стены, сулившие роскошь и удовольствия, Раймон пожелал остаться один. В дороге, пока они ехали сюда, он много раз рассуждал о том, как они тайно сбегут из Англии, если встреча с королевой пройдет плохо. Тогда он говорил, что они пойдут на эту встречу вдвоем.

Что же заставило его передумать?

Он сказал, что к ней придет женщина из поселка и поможет одеться. Те дамы, которые спят сейчас в Виндзорском замке, не нуждаются в советах купчих. Они богаты, холены и проницательны. Они посмотрят на Раймона де Базена с жалостью, если он явится ко двору со своей простушкой женой. Им достаточно будет взглянуть на ее грубые руки, чтобы понять, какую убогую трудную жизнь она вела до замужества. Эти дамы вновь позовут Фортебраса в свои постели, предложат ему свои тела и будут играть с ним в затейливые любовные игры, на которые они мастерицы…

— Я все поняла, — тихо проговорила Алиса.

Раймон даже не взглянул в ее сторону. Раньше, когда они ссорились, он никогда не отводил глаза. Теперь же, приехав ко двору Плантагенетов, он сделался молчаливым и мрачным незнакомцем.

Алиса отвернулась. Раймон де Базен не хочет видеть свою жену рядом с придворными дамами. Не хочет думать о том, как много он потерял, женившись на ней по указанию королевы Элеаноры.

Если, конечно, он считает, что эти дамы для него потеряны.

Раймон не смел взглянуть на жену. Она перестала задавать вопросы — тихие, смиренные вопросы, которые ранили его сильнее всяких жалоб. И все-таки он не мог посмотреть ей в глаза.

Он был напуган. Напуган до смерти.

Еще мальчиком он соприкасался со всевозможными опасностями и научился в такие минуты управлять лицом, скрывая мысли. Но сейчас, столкнувшись с чудовищной угрозой, которую он наконец-то осознал и от которой кровь в его жилах превратилась в соленый лед, Раймон не находил слов утешения для своей жены.

Единственное, что он мог для нее сделать, это оставить ее в неведении. Она не должна ничего знать.

Он сжал перстень в кулаке. Это почерневшее от времени кольцо с лазуритом, на который нанесена глубокая надпись, способно убить всех — его солдат, маленького Уота из Морстона… и Алису. Даже сама королева Элеанора может пострадать, если выплывет наружу истинное значение этого кольца.

Почему, всемогущий Боже, христианская королева владела такой вещью? Этот перстень и клятва, на нем написанная, были символом ассассинской секты — могущественным талисманом, силы которого было достаточно, чтобы целая армия сирийцев-убийц спустилась из своего горного убежища и выполнила указания того, кто за ними послал, будь то мужчина или женщина.

И почему, владея такой вещью, христианская королева оставила ее на хранение своей фрейлине и ее мужу, простому рыцарю с бесплодных земель Корнуолла? И почему она послала за кольцом сейчас, когда ее сын томится в далекой стране, обвиненный в убийстве, беззащитный перед судом императора Священной Римской империи?

Видимо, королева Элеанора полагала, что Раймон узнает символ, вырезанный на лазурите. В Палестине христианские рыцари слышали рассказы о знаках ассассинов и их клятвах. Рассказчики чертили на песке рисунки, изображая символы мести и долга. Королева Элеанора тоже должна была знать эти истории. Она наверняка предвидела, что воин, вернувшийся из Палестины и увидевший это кольцо, задастся теми вопросами, которые мучили сейчас Раймона.

Кольцо грозило репутации королевы… а может, и ее жизни.

В молодости Элеанора Аквитанская была смела в любви и осторожна в политике. Постарев и проведя чуть ли не два десятка лет в заточении из-за политической ошибки, она довела свою осторожность до крайних пределов, превратившись в опытную и скрытную интриганку. Так почему же она решила рискнуть своей репутацией и послала Раймона за проклятым кольцом? Здесь, в Виндзоре, эта опасная реликвия из ее прошлого могла попасть на глаза ее врагам… или союзникам.

Раймон смотрел на запад поверх верхушек монастырских яблонь — туда, где тусклая дымка скрывала заходящее солнце. Какие бы планы ни строила королева в отношении этого кольца, ее тайна не будет в сохранности до тех пор, пока все знающие о кольце и о его значении не поклянутся молчать. Или не полягут в могилы, что надежнее.

Она могла избавить их от опасности, если бы послала гонца, ничего не ведавшего про эти символы. Почему королева выбрала именно его? И что будет с Алисой, если Элеанора захочет его уничтожить?

Им овладела внезапная ярость. Благодетельная ярость, придающая сил воину в жарких сражениях. Раймон надеялся, что она поможет ему пройтисквозь завтрашние испытания.

Раймон до нее не дотронулся, — хоть и не спал: она слышала его неглубокое прерывистое дыхание.

В глубине души Алиса еще побаивалась, что приор наберется смелости и попытается выгнать их из монастырской спальни с помощью своих слуг, а потому легла в постель, не снимая халата. Раймон же, казалось, этого не заметил.

Еще никогда он не проявлял к ней такого равнодушия. Даже когда у нее были месячные, он не оставлял ее без своих уютных и теплых объятий.

— Не волнуйтесь, — сказала она, не в силах больше выносить это тягостное молчание, — я не попытаюсь завтра следовать за вами.

Он обернулся к ней:

— Когда я уйду во дворец, Эрик привезет из поселка женщину, которая поможет вам с платьем. Вы оденетесь и поедете в гостиницу у ворот дворца. Эрик вас проводит. Будете ждать меня там.

— Лучше я останусь в монастыре. Здесь спокойно. Приор не будет возражать, если я…

— К черту приора! Он не имеет к этому никакого отношения. Вы будете ждать меня в гостинице. Понятно? И не спорьте со мной, Алиса. Это очень важно. Делайте, как я сказал, и никому не говорите, кто вы такая.

Алиса ожидала, что ему захочется убрать ее от глаз придворных дам, но не думала, что его слова причинят ей такую обиду.

— Вся эта таинственность ни к чему, Раймон. Я никогда не просила вас отказываться от других женщин.

Произнесенное им ругательство было для нее внове. Она не слышала такого даже в морстонских загонах для стрижки овец. Он встал с кровати, увлекая ее за собой.

— И как только вам могло прийти в голову, что я брошу вас и лягу в постель с одной из фрейлин королевы Элеаноры?

— Разумеется, их будет несколько.

— Черт побери, Алиса, сейчас не время для ревности! Откуда у вас такие мысли?

— От Эммы. По ее словам, Хьюго не рассказал ей и половины. Но слухи о ваших подвигах достигли Морстона еще до вашего приезда, милорд.

— Как?.. — Он крепче сжал ее руку. — Не отворачивайтесь от меня, Алиса. Кто рассказал Эмме?

— Мы хоть и жили на окраине, милорд, но имели связь с цивилизованным миром.

— Ответьте на мой вопрос.

— Почему я должна…

— Я жду.

Алиса сердито вздохнула:

— Пожалуйста. — Она закрыла глаза. — Все очень просто. Моя мать не отличалась решительным характером, однако, услышав, что старый король умер и Элеанора вышла из плена, она поехала в Виндзор вместе с Уильямом, чтобы отдать королеве ее драгоценности. Как я уже говорила, Элеанора в то время была во Франции вместе с королем Ричардом. Уильям и мама провели несколько дней в Виндзоре, а потом вернулись обратно.

Она выдернула руку из ослабевших пальцев Раймона.

— Они не имели никакого влияния при дворе, милорд, но нашлись люди, которые их приютили, памятуя о прошлом моей матери. Наверняка тогда они и услышали рассказы про вас и привезли их домой, Эмме. Она запомнила эти истории. А я — нет.

В темноте Алиса не видела лица Раймона.

— В тот же месяц, — продолжала она, — и Уильям, и моя мама умерли от лихорадки. Времени для разговоров особенно не было. Видимо, Эмма услышала эти рассказы, когда они только приехали.

Раймон снова взял ее за руку и усадил на кровать.

— Послушайте меня, жена. Перед отъездом в Палестину я был зеленым юнцом, которому счастливо подвернулось несколько сговорчивых дамочек при дворах Виндзора и Фале. Боевой славы у меня не было, только некоторая известность по рыцарским турнирам. Вот и все. Я был одним из сотен рыцарей, ничем не выделялся. Если бы не одно маленькое происшествие в Пуатье, когда я был ребенком, у королевы Элеаноры не было бы особых причин помнить мое имя. Но вы говорите, что Эмма слышала обо мне в Морстоне. С чего бы ваши родители привезли из Франции рассказы обо мне? И с чего бы Эмма их запомнила? Алиса покачала головой:

— Не знаю. Да и какая разница? Они никогда не упоминали при мне вашего имени. Это Эмма сказала… — Она вздохнула. — Простите, милорд. Должно быть, она что-то напутала. Это было в Морстоне на Иванов день, вечером. Вы копали в амбаре, я находилась в расстроенных чувствах, а Эмма дрожала от страха…

— Кто она такая?

— Что, милорд?

— Кем была Эмма до того, как стала прислуживать вашей матери?

— Служанкой королевы. И женой безземельного рыцаря, который погиб в Антиохии во время крестового похода короля Людовика. Эмма и моя бабушка уехали вместе с королевой Элеанорой на Святую землю, но недолго пробыли в Палестине, вернулись обратно и стали жить в Мирбо.

— Бросили королеву после того, как она поссорилась со своим первым мужем в Антиохии? Почему они не остались с Элеанорой?

Алиса вздохнула:

— Эмма никогда мне этого не говорила. Она рассказывала про Палестину моей маме, но только так, чтобы я не слышала. Одно время королева была сердита на Эмму и на мою бабушку. Простите, Раймон, но я не помню подробностей. Это важно?

Он опять лег и уложил Алису рядом с собой, быстро погладив ее щеку своими теплыми, нежными пальцами.

— Я рассказывал вам про моего дядю, который был с армией Людовика в том крестовом походе. Он закончил свои дни в Антиохии, на службе у королевы. Эмма должна была знать и ваших, и моих родственников, Алиса. Они были в Антиохии в тот год, когда разразился скандал с королевой Элеанорой.

— Да какой скандал? Старые байки про любовь королевы к сарацинскому рыцарю? Про ее желание развестись с Людовиком и остаться со своим любовником? — Она раздраженно отмахнулась. — Все это вранье! Она развелась с Людовиком только через несколько лет, а в Палестине у нее не было никакого любовника. Это всего лишь сказка, как и баллады о том, что королева отравила девицу Розамунд и… — Алиса отпрянула. — Раймон, вы думаете, что она до сих пор сердится? Может, в этих байках есть доля истины?

— Нет. — Он сел и взял ее за руку. Его манеры были мягче, чем голос. — Нет, все это глупые сплетни, заимствованные из непристойных баллад древности. Не вздумайте говорить о них в Виндзоре, тем более в присутствии королевы. Обещайте мне.

— Обещаю, Раймон.

На мгновение ей показалось, что он сейчас снова ее обнимет, но он легко толкнул ее на мягкий матрас и натянул на плечи одеяло.

— Спите.

Его прикосновение было таким кратким! Алиса схватила его руку.

— Любите меня, — попросила она.

Раймон долго молчал, потом заговорил срывающимся голосом:

— Я… — Его пальцы выскользнули из ее ладоней и прошлись по уголкам ее губ. — Мы с вами так давно не были вместе.

Ее губы сложились в улыбку под его пальцами.

— Всего три ночи после аббатства. Дрожащими руками он стянул халат с ее плеч.

— У нас украли три ночи.

Она попыталась разглядеть в темноте его лицо.

— Вы сердитесь? У нас будет еще много ночей. Раймон уткнулся лицом в нежный изгиб ее шеи.

— Дай-то Бог.

Алиса открылась для него и заторопила его ласками, дыханием и словами. Он начал двигаться в ней, обуздывая свое нетерпение и пробормотав короткий вопрос в ее раскрытые губы.

— Не останавливайся, — прошептала она в ответ, — я тоже соскучилась по тебе.

Быстро достигнув вершин блаженства, они лежали, насытившиеся, в клубке из мятых простыней, рук, ног и халата Алисы. Раймон повернулся на спину и прижал к себе жену. Она положила голову ему на грудь.

— Я вел себя как бешеный самец, — сказал он. — Обещаю, в следующий раз вы получите нечто большее.

Она высвободила простыню и накрыла их обоих.

— Вот как? Значит, в следующий раз и мне надо быть понежнее.

Она открыла глаза и нащупала рядом с собой холодную простыню. Раймон стоял у закрытых ставен и смотрел в сад. Уже второй раз за эти предрассветные часы она просыпалась и видела его там, неподвижного и задумчивого в свете холодной осенней луны.