Глава 24

Тревор прорубал дорогу в густых пальмовых зарослях. Вместе с Джорджем Энтони они уже который день продирались сквозь дикие джунгли. Казалось, сам сатана посадил здесь свои сады нарочно, чтобы человек, рискнувший проникнуть в эти дебри, не сумел выбраться отсюда. Прошедшие две недели сильно остудили энтузиазм майора, и он не раз пребывал в отчаянии. Когда пропали терпение и надежда отыскать нужное направление, тропинки завели их в непролазное болото.

Тревор остановился, достал платок и отер вспотевший лоб. При взгляде на собственные ноги он не удивился. Так и есть — грязь доходит почти по середины икр. Он тихо ругнулся, выдернул сапог из липкой черной жижи, поставив ногу на более менее сухую и твердую кочку, и стал вытягивать вторую. Резкий тычок в бок отвлек его от этого занятия.

Тревор обернулся к Джорджу Энтони и увидел, что прямо ему в живот направлен ствол винтовки. Круглые от ужаса черные глаза негра были устремлены вперед и вверх. Майор в тревоге проследил за его взглядом и с трудом перевел дух. Черт возьми, как же он ненавидит змей! Свернувшись кольцами на ветке лианы, всего на два фута выше его головы, смертоносная гремучая змея потряхивала своим хвостом.

Краешком глаза Тревор заметил, что Джордж Энтони медленно поднимает ружье. Затаив дыхание и ухватившись рукой за ствол винтовки, он быстро вытащил из болотной жижи вторую ногу, отскочил в сторону и одновременно метнул мачете. Змея, отреагировав на движение, бросилась на Тревора, но нож вовремя отсек ей голову.

Оба поскорее убрались подальше от этого места тем же путем, которым они попали сюда Некоторое время Джордж Энтони шел впереди, и Тревор видел, как по широким плечам его товарища то и дело пробегает дрожь.

— Спасибо тебе, — сказал майор — Я просто забыл, что иногда надо поглядывать и вверх.

— Нельзя допускать, чтобы вы погибли. Вы меня, пожалуйста, выведите из этой трясины сначала. И еще — вы слишком тяжелый, чтобы вас тащить на моей спине.

Тревор улыбнулся и сменил направление движения.

— Жаль, что мы оставили лошадей.

— Все равно им тут не пройти, — перебираясь через поваленный ствол, проворчал Джордж Энтони, потом помолчал и добавил: — Я голоден так сильно, что могу съесть даже ту змею.

Тревор поморщился, наступив на что-то твердое, должно быть камень. Хотя, впрочем, то был не камень, а какое-то диковинное животное в панцире. С радостным удивлением майор глядел, как броненосец высунул из-под своих доспехов коротенькие ножки и поспешил спрятаться в кусты.

— Скоро дойдем. Надо дотемна выбраться на сушу.

Еще через час Тревор протянул руку в сторону Джорджа Энтони, жестом призывая его остановиться.

Впереди на поляне показалась индейская деревня. Не успел он объявить о своей находке, как двое откуда ни возьмись появившихся воинов-семинолов преградили им дорогу. За спиной Тревора Джордж Энтони явно заволновался:

— Что теперь будем делать?

— Молиться, друг мой, молиться.

Леа закрыла бухгалтерскую книгу и положила в нижний ящик стола. В окно лучше бы и не глядеть — одно расстройство. Солдаты, повсюду одни солдаты. Все вокруг просто посинело от их мундиров. Вот и теперь они сопровождают шестерых рабов к пристани, чтобы встретить прибывающее судно. Обыкновенно Леа сама ездила следить за погрузкой товаров на повозки. Но теперь в «Ривервинд» все переменилось, как, впрочем, и повсюду в Манати. Сама она благодаря Тревору стала настоящей пленницей в собственном доме!

Леа нахмурилась, но тут же улыбнулась: «Едва ли кому-нибудь захочется испытать судьбу, пренебречь его приказаниями. Уж во всяком случае, я, пожалуй, воздержусь от этого».

Тревор превратил «Ривервинд» в настоящую крепость. Если кто-нибудь, включая саму Леа, хоть на минуту покидал дом, тут же невесть откуда появлялся солдат. Хотя все и понимали необходимость охраны, но Леа чувствовала себя не в своей тарелке, ей как будто все время не хватало воздуха. Да еще по вечерам теперь закрывали ставни, так что в доме становилось действительно душно. Рабы, впрочем, были весьма довольны и уж не так боялись выходить на работу.

Леа поднялась и подошла к боковому окну. Ей немного грустно находиться в дядином кабинете, сидеть в его кресле, касаться его вещей… Тонкий запах невыветрившегося табака все еще висел в вбздухе, создавая иллюзию его присутствия. За последние несколько недель Эдвард ни капельки не поправился, и Леа переживала за него все сильнее. Он исхудал, кожа стала пепельной. Казалось, дядюшка готов расстаться с этим миром, и только Леа с Нелли делали все, чтобы он не сдавался без борьбы. Трижды в день строго по режиму они вливали ему в рот различные настойки и питательный бульон.

Между тем Рэйчел немного полегчало. Тревор успел переговорить с нею перед отъездом, и после этого сестра, хотя по-прежнему и пребывая в глубоко подавленном состоянии, стала каждый день навещать дядю. Она все еще напоминала собственную тень, но ее ежевечернее присутствие за обедом немного ободряло Леа.

Как обычно в свободную минуту, мысли ее устремились к Тревору. Мечты о нем всегда улучшали настроение, во всяком случае, пока ей не представлялись поджидающие его опасности. Правда, она уже успела научиться управлять ими, заставляя себя не думать о плохом. А самые заветные фантазии Леа приберегала до того момента, когда спокойно ляжет в постель и ничто ей не помешает отдаться сладким воспоминаниям.

Услышав стук в дверь, Леа вернулась к реальности и поглядела на Хипи, стоявшую на пороге:

— Что случилось?

— Мы имеем посетителя, миц. Кого-то вы ждали?

— Посетителя? — Заинтригованная, Леа вышла на крыльцо. Приложив руку ко лбу в виде козырька, она окинула взглядом армейский эскорт, сопровождающий вереницу повозок. — Боже правый, да это дама!

Хипи подергала хозяйку за рукав:

— Это кто, а? Я ее еще никогда здесь не видела.

Поскольку гости в «Ривервинд» были явлением не частым и их приезд всегда становился знаменательным событием, то Леа ответила на нетерпеливые расспросы Хипи понимающей улыбкой:

— Я тоже с нею не знакома. Беги и сообщи Нелли, а я тем временем встречу нашу гостью.

— Да, мэм.

Не в силах дольше ждать, Леа пересекла двор и приблизилась к обозу. К сожалению, незнакомка не уведомила о своем прибытии, и потому рабам пришлось предложить ей столь неподходящий экипаж. Зардевшись от смущения, Леа смотрела, как один из солдат помог приезжей выбраться из повозки. Это действительно была благородная дама. Ее дорожное чудесно сшитое светло-серое платье с черной каймой по подолу, рукавам и горловине ладно облегало стройную, элегантную фигуру. Когда она благодарила за помощь, то каждый жест ее был изящен и легок.

Леа понимала, что неприлично так разглядывать гостью, но ничего не могла с собой поделать. Эта женщина глубоко поразила ее. Медовые волосы, стянутые в толстую косу, были уложены на затылке, и эта прическа отлично подчеркивала правильные черты ее лица. Лишь когда дама направилась к дому, Леа наконец очнулась и приветливо улыбнулась ей. Незнакомка осветила милой улыбкой — зеленые глаза блеснули необычайным, как море, оттенком.

— Добро пожаловать в «Ривервинд», — сказала Леа. — Я должна извиниться за то, что мы не встретили вас как полагается, но у нас тут небольшие неприятности и мы не ждали гостей.

— Все в порядке, — ответила леди и, внимательно посмотрев на хозяйку, добавила: — Вы, должно быть, Леа? Фамильные черты в вашем семействе так прочно передаются по наследству. Вы очень похожи на свою мать.

— Вы знали матушку?

— И вашего отца тоже. Вот почему я сразу догадалась, что вы не Рэйчел. — Дама немного замялась, и легкие морщинки прорезали ее лоб. — Эдвард частенько хвастал, что вы унаследовали озорной характер Джона. — И она протянула руку в перчатке. — Впрочем, простите, сперва я должна была сама представиться. Меня зовут Элиза Коупленд Бидвелл, я давняя подруга вашего дяди.

«Давняя подруга, вот уж действительно», — думала Леа, десять минут спустя стоя в ногах дядиной кровати и наблюдая за гостьей. Глаза миссис Бидвелл наполнились слезами, и она не отрываясь глядела на измученные болезнью черты человека, которого любила и потеряла.

Сердце Леа сжалось. В самом деле, это же настоящая трагедия! Женщина, от которой дядя в свое время вынужден был отказаться, теперь не просто свободна, но и приехала сюда, к нему, а он об этом даже не знает. Разум его был так же безжизнен, как и тело. Хотя…

Леа мало понимала в подобных вещах и не склонна была фантазировать. Но кто знает, вдруг присутствие миссис Бидвелл излечит безнадежного больного, если только она достучится до его сознания? При этой мысли у Леа появилась идея. Обогнув кровать, она приблизилась к Элизе и тронула ее руку:

— Может быть, он услышит ваш голос? Ведь если кто и способен вернуть его нам, то только вы, миссис Бидвелл.

— Зовите меня Элизой, — попросила она — Пожалуй, стоит последовать вашему совету, Леа.

Девушка подвела гостью к кровати больного и усадила на край.

— Возьмите его за руку.

Элиза приподняла в удивлении замечательно изогнутую бровь, но послушалась.

— Лично я не очень почитаю всякие условности, — шепнула ей хозяйка. — Особенно если дело касается дорогого для меня человека. Мне приятно, что вы согласны со мной.

Элиза тем временем подняла руку Эдварда и прижалась к ней губами. Тяжелая крупная слеза скатилась по ее щеке.

— Я всю свою жизнь руководствовалась этими проклятыми правилами. Нынешний приезд к Эдварду — самое ужасное из преступлений против общественной морали, которое я когда-либо совершала. Но мне все равно, лишь бы он выздоровел. Я так благодарна вам за то, что вы написали мне о его болезни.

Леа поглядела на дядю и вдруг заметила что-то необычное.

— Пожалуйста, поговорите с ним еще. Может, мне только показалось, но его веки дрогнули.

Элиза нагнулась и нежно убрала прядь волос с его лба.

— Эдвард, любовь моя…

Сердце Леа громко застучало. Нет, ей не показалось. Действительно, присутствие миссис Бидвелл пробило непроницаемую стену беспамятства.

— Если хотите, я уйду, — предложила она. — Может быть, вы стесняетесь меня?

Элиза подняла взгляд. Ее красивое лицо выражало и любовь, и печаль.

— Нет-нет, можете остаться. Надеюсь, вас не смутит то, что я буду ему говорить…

Подняв руку, Леа покачала головой:

— Пожалуйста, говорите, что нужно.

— Эдвард, дорогой мой, — начала Элиза, дотрагиваясь до его лица, касаясь волос, целуя его в щеку. — Эдвард, я знаю, что ты слышишь меня. Вернись ко мне, милый мой. Я так давно тебя люблю и теперь не позволю тебе умереть. Подумай только, у нас впереди так много времени! И ты… ты нужен мне. — Тут она умолкла и нежно, внимательно поглядела в его лицо. — Ты все так же красив, как тогда. Ты сможешь поправиться, если только попытаешься. Мне в наследство осталась огромная плантация в Новом Орлеане, и я хочу, чтобы ты стал ее хозяином… вместе со мной. Ты должен поправиться. О Эдвард, мое сердце было так пусто и одиноко все эти годы. — Элиза снова замолчала и закрыла глаза.

Леа закусила нижнюю губу, боясь даже вздохнуть. Наверное, все-таки ей следовало выйти. При виде скорбного лица миссис Бидвелл ей стало невыносимо горько. Но тут она заметила, что слабое дыхание дяди немного изменилось.

— Мне кажется, вы дозвались его. Не останавливайтесь. Даже кричите изо всех сил, если необходимо. Пробудите его к жизни, поцелуйте его, наконец.

Коснувшись губами его губ, Элиза взяла лицо больного в свои ладони.

— Эдвард, я тут. Я не уеду отсюда без тебя. Я люблю тебя, радость моя.

Леа нетерпеливо шагнула вперед и сказала:

— Поцелуйте же его еще раз, но только теперь — по-настоящему, от всего сердца.

Элиза начала с нескольких быстрых прикосновений губами и вдруг впилась в его рот долго и искусительно — так, что Леа даже улыбнулась. Ну если уж и это не поможет, то ее дорогой дядюшка гораздо ближе к краю могилы, чем она предполагала. Леа поглядела на ту часть его груди, которая не была закрыта от нее плечом миссис Бидвелл. Определенно что-то произошло: все еще достаточно слабое дыхание заметно углубилось.

Внезапно миссис Бидвелл выпрямилась.

Веки Эдварда дрогнули и слегка приподнялись, губы вдруг невнятно попытались произнести одно-единственное слово: «Элиза».

Холата Микко оказался суровым мужчиной лет тридцати пяти. Вождь племени семинолов, умевший бегло говорить по-английски, радушно принял двух путников в своих владениях, чем несказанно успокоил и порадовал их обоих. Решение Тревора отправиться в эту экспедицию в гражданской одежде оказалось прозорливым. Если бы он посмел сунуться на индейские территории в синем мундире, едва ли все прошло бы так гладко.

К тому же он ни за что не получил бы необходимых сведений, за которыми пробирался сюда. Он оказался прав: нападения устраивала маленькая кучка отщепенцев, возглавляемых воином по имени Иохолоши, отвергнутым в свое время сородичами. И вождь семинолов не меньше бледнолицых мечтал предать преступников суду. Стремясь к обоюдному согласию, стороны договорились, что семинолы сами будут судить виновных. Однако для начала их предстояло поймать.

Холата Микко тщательно приоделся для приема парламентеров. В своей расшитой разноцветными бусами широкой перевязи, прикрывающей почти всю грудь, он выглядел поистине величественно. Еще на нем были подобающие вождю мокасины и красные штаны, понизу также украшенные яркой вышивкой. Головной убор из серебристой ленты и белых перьев довершал одеяние вождя. Тревор долго не мог оторвать глаз от удивительных серебряных браслетов на рукавах рубахи главного семинола.

Холата Микко взмахнул рукой, и несколько воинов выступили вперед.

— Возьмите с собой этих троих. Они пригодятся вам для поимки Иохолоши. — Потом, помолчав и не сводя темных глаз с Тревора, он добавил: — Я вижу, у вас есть оружие. Вы хорошо им владеете?

Тревор поправил ремень от винтовки:

— Да.

— Тогда ступайте и найдите тех, кто опозорил наше племя.

Один из индейцев вывел трех лошадей, которых Тревор собственноручно привязал к дереву довольно далеко от этих мест. Его немного смутило, что за ними, оказывается, практически всю дорогу следили, хотя в общем-то это говорило о миролюбивых намерениях семинолов. Но чтобы Джорджа Энтони убедить в этом, требовались еще доказательства. Негр все время пребывал в напряжении и тревоге.

На рассвете третьего после посещения индейцев дня Тревор заканчивал седлать Самсона и думал о том, что их припасы уже почти закончились. Им придется, если они сегодня или завтра не обнаружат банду, с пустыми руками возвращаться домой. Внезапно он ощутил, что на него смотрят, и резко оглянулся. Один из сопровождающих индейцев, который этой ночью ходил в разведку, стоял в нескольких футах от него. Тревор не слышал, как тот подошел, но он уже успел привыкнуть к тому, что семинолы передвигаются бесшумно, словно по воздуху.

Индеец молча указал рукой в сторону. В словах не было нужды. Тревор быстро поднял Джорджа Энтони и вручил ему ружье. Так же в полном молчании маленький отряд двинулся на север. Примерно через час они добрались до нужного места. На поляне стоял вигвам и дымились остатки ночного костра. Сжимая в левой руке мачете, а в правой — винтовку, Тревор повел свое войско в атаку, и враг был застигнут врасплох. Для вящей безопасности преступников связали и передали в руки индейских воинов, которые повели пленных в свою деревню.

Позади вигвама робко жались друг к другу три малыша из «Ривервинд», взятые индейцами в заложники. Как только опасность миновала, они сразу же вскочили с земли и бросились к Джорджу Энтони. Тревор улыбался. Все это время он горячо молился, чтобы дети нашлись живыми и невредимыми. При виде того как все трое одновременно влезли на Джорджа Энтони, как на могучее дерево, майор впервые за последние две недели вздохнул свободно. Теперь странствия позади.

Остаток этого дня они быстрым темпом продвигались в сторону плантации. Тревору хотелось поскорее оставить дикие джунгли. Впереди были дом, Леа. Прескотт сгорал от нетерпения увидеть ее счастливое лицо, когда она узнает, что «Ривервинд» теперь никто не угрожает.

Тревор остановился на отдых только ради детей, зная, что они не могут ехать без сна и приличной еды. Слава Богу, еще оставалось достаточно припасов, чтобы насытить их маленькие желудки. Ему же самому и Джорджу Энтони приходилось существенно урезать свой паек. Устроив Сэмми, Молли и Кайруса на ночлег и оставив Джорджа Энтони охранять их, Тревор отправился обследовать окрестности.

«Конечно, я тоже устал, — думал Прескотт, ощущая какое-то смутное беспокойство. — Должно быть, это угрызения совести». На душе действительно скребли кошки. Пришла пора принимать решение. Долгие недели он оттягивал этот момент. Насколько бы все было легче, если бы он так и не сумел окончательно выздороветь! Но, черт побери, сегодня он хотел всего сразу: и Леа, и возвращения к службе. Просить же ее бросить дом просто немыслимо, в особенности теперь, когда Эдвард так плох.

Поглощенный своими раздумьями, Тревор не заметил выпирающего корня и, споткнувшись, рухнул ничком, да так, что у него захватило дух. Он резко выругался, после чего приподнялся на локтях и выплюнул попавшую в рот землю. Усевшись на колени, Прескотт принялся отряхивать с себя листья, траву и пыль и вдруг застыл. Звук, который он только что услышал, мог издать только человек. Тревор тряхнул головой. Можно было поклясться, что его кто-то зовет.

Он неторопливо встал на ноги и хотел было отозваться, но внутренний голос предостерег от необдуманного шага. Вместо ответа майор изготовил ружье. Возможно, это все-таки крик какого-нибудь экзотического животного. Но тут он снова услышал его — тихий, слабый призыв: «Сюда!»

Определенно это человек. Тревор не спеша, опасливо прислушиваясь, пошел на голос. Уже смеркалось. Наконец, боясь, что движется в неверном направлении, он остановился и крикнул:

— Кто здесь? Откликнись, я не могу тебя найти!

— Прескотт! — раздался хриплый звук прямо за его спиной.

Тревор резко обернулся и увидел человека, лежащего возле высокой огромной пальмы. Вид у бедняги был неважный: грязный и оборванный, заросший густой темной бородой, скрывавшей почти все его лицо. Рядом Тревор увидел еще двоих, таких же измученных и исхудавших, как первый. Став на колени, он приподнял того, который его звал, и только теперь заметил, что глаза у парня необычайного серо-голубого цвета.

Рэйчел стояла возле камина в гостиной, из последних сил пытаясь казаться бодрой и веселой. «Видать, на то воля Божья, — говорила она себе. — Моя собственная жизнь разрушена, хотя Тревор и обещал все уладить. Но как он это собирается сделать?» Рэйчел уже смирилась с тем, что Джастин не вернется, и осознать это было для нее очень тяжело.

Незаметно она положила руку на круглый живот, пока еще прячущийся под массой нижних юбок. Частичка Джастина осталась в ней. Здесь его сын или дочь. Ей придется многое вытерпеть. Ах, если б удалось избавиться от мучительных воспоминаний! Перед нею то и дело вставали столь явственно образы, что она внезапно забывалась и, если говорила в тот момент, даже не могла закончить начатую фразу. И потому давно сочла самым безопасным для себя хранить молчание.

Услышав в передней громкие голоса, она улыбнулась. Бабушка Стэнтон наконец-то объявила о своем намерении с первым же судном покинуть Манати. До Рэйчел донеслись терпеливые увещевания Леа, и она ощутила укол совести за то, что переложила и эту заботу на плечи и без того измученной сестры. Но что же делать? Ведь острые глаза прабабушки моментально разглядят ее необычную полноту, если она долго будет маячить перед нею. До сих пор ей удавалось скрывать тайну, лишь избегая прямых встреч и неизменно садясь за обеденный стол еще до ее появления в столовой.

— Эдвард!

При этом резком звуке Рэйчел чуть не подпрыгнула на месте и глубоко вздохнула. Потом она оглянулась на кушетку, где расположились миссис Бидвелл и дядя. Его стремительное выздоровление похоже на чудо. Эта хрупкая женщина своей любовью сумела вернуть человека от самых дверей смерти! Рэйчел с трудом проглотила комок в горле.

Эдвард неохотно встал со своего места и, тяжело опираясь на трость Тревора, медленно вышел в холл.

— Эдвард! — снова крикнула старуха. — Из-за тебя я опоздаю на корабль. Поторопись-ка, мальчик мой, давай с тобой поцелуемся на прощание.

Дядя что-то очень тихо пробормотал в ответ, но Рэйчел поняла и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Похоже, падение с лестницы и удар головой оказались для Эдварда спасительными, во всяком случае, так сказал лечивший его военный врач. Каким-то чудом кость, защемившая после первой травмы зрительный нерв, теперь сдвинулась и освободила его. Больше у дяди не было страшных головных болей и зрение заметно улучшалось день ото дня. Ко всеобщему удивлению, он, казалось, вознамерился совершенно выздороветь. Это и есть то самое счастье, которому, как говорится, несчастье помогло.

Через несколько минут он вернулся в гостиную и, к удивлению Рэйчел, направился прямо к ней.

— Бабушка хотела передать тебе вот это, — сказал Эдвард и покачал головой. — Признаюсь, я поражен, как, наверное, и ты сама. — И он приколол что-то к лифу ее платья, улыбаясь в полный рот. — Грабители, которые украли эту вещицу, должно быть, решили исправиться и положить ее на место.

Рэйчел опустила взор и провела дрожащими пальцами по богатой броши. Глаза ее наполнились слезами:

— Боже, я никогда… не думала…

— Она очень дорожила этим, — ласково добавил дядя.

Это уж слишком. Ни разу прежде суровая бабушка Стэнтон не демонстрировала ей своего расположения. Столь трогательный поступок прорвал тоненькую завесу, под которой Рэйчел старательно прятала свои эмоции. Она порывисто обняла дядюшку и бросилась наверх, на балкон.

Рэйчел остановилась у самых перил и поглядела на реку, вспоминая, как много раз, стоя на этом же самом месте, ждала заветный парус. Сегодня на пристани другая шхуна. Но девушке ждать некого — никогда ей не увидеть вновь своего отважного капитана.

Сумятица из нижнего холла переместилась во двор, оторвав Рэйчел от печальных раздумий. Двое рабов грузили пожитки прабабушки в телегу, а молоденький солдатик готов был подсадить в экипаж ее саму. Однако миссис Стэнтон, казалось, твердо решила лично проследить за погрузкой багажа. Слегка стукнув своего провожатого зонтиком по руке, старуха оттолкнула его и рявкнула на носильщиков:

— Ты что творишь?! Здесь бьющиеся предметы и…

Тут перед бабушкой появилась Леа:

— Бабушка, полезай в коляску, не то ты опоздаешь на корабль. А я присмотрю за твоими чемоданами.

С сердитым видом старуха подставила ей щеку для поцелуя.

— Хорошенько следи за Эдвардом. Он думает, что уже здоров, но на самом деле ему еще лечиться и лечиться.

— Да, мадам, — с готовностью ответила Леа. — Я думаю, что очень скоро он будет в полном порядке. Элиза чудесно влияет на него, ведь правда?

Старуха фыркнула, но все же ответила:

— Надеюсь, он догадается сделать ей предложение. Если же нет, то я больше не буду считать его умницей, как и прежде. — И леди Стэнтон позволила Леа проводить ее к коляске. — Впрочем, если бы он был умен, то не упустил бы ее и тогда, в первый раз. В общем, ты мне напиши, когда он поправится.

— Конечно, напишу, не волнуйся.

Отодвинув со своей дороги молодого солдата, снова предложившего подсадить ее в экипаж, бабушка сунула ему свой зонтик.

— И еще я буду ждать от тебя известий о том, что майор Прескотт попросил твоей руки.

Рэйчел чуть не упала с балкона, перегнувшись через перила, чтобы услышать ответ сестры. К ее удивлению, Леа ответила довольно прохладно:

— Если ты помнишь, Тревор не мне сделал предложение.

— Чушь, — бросила старуха, без чьей-либо помощи поднимаясь на подножку коляски. — Этот парень влюблен в тебя. Это же любому дураку ясно. В общем, как хочешь, но ты не должна его потерять.

Леа помолчала, покуда бабушка располагалась на сиденье, а потом произнесла:

— Но не могу же я его домогаться, к тому же надо принимать во внимание мою сестру.

Солдат передал зонт Леа, закрыл дверцу экипажа и занял место возле возницы-раба. И только тут бабушка Стэнтон высунула голову из окошка:

— Я уверена, что дед Эдварда думал точно так же, покуда я сама не потащила старого олуха к алтарю. Не разочаруй же меня, девочка. А что до Рэйчел, то она совсем не любит майора. Может, я и стара, но не слепа!

Леа так и осталась с открытым ртом провожать глазами удаляющийся экипаж, а потом, тряхнув головой, скрылась за углом дома.

«Господи Боже, — в ужасе думала Рэйчел, — а ведь прабабушка даже слишком проницательна. — Она глядела на процессию и ощущала странную грусть. — И все-таки хорошо, что бабушка уехала…»

— Рэйчел! О Господи, Рэйчел, где же ты?

Резкое, пронзительное восклицание сестры заставило сердце девушки отчаянно забиться. Наверное, случилось что-то ужасное! Подскочив к тому краю балкона, который был ближе к кричащей, Рэйчел наклонилась через перила, насколько ей позволял живот.

— Что случилось, Леа?

Сестра вышла из-за дома и указывала рукой в сторону хижин рабов, продолжая кричать:

— Они едут! Смотри же, Рэйчел! Тревор и Джордж Энтони возвращаются не одни! Они отыскали детей и еще…

Рэйчел не слышала окончания фразы. Она метнулась к другому краю балкона, схватила с перил подзорную трубу и помчалась обратно. Дрожащими руками ей не сразу удалось отыскать в объективе группу людей, минующую хижины. Вот Тревор, Джордж Энтони, вот трое украденных негритят и еще двое незнакомых мужчин… А это…

И она чуть не задохнулась от радости…