Глава 12

Дариус уставился на аккуратно разлинованный листок бумаги, который держал в руках. Почерк выглядел четким и понятным, цифры – разборчивыми.

Это был список расходов на мальчика, которые он велел составить Тайлеру.

– Дешевле было бы послать ребенка учиться в Итон, не так ли? – с досадой проговорил он.

Тайлер повертел в руках фуражку.

– Моя хозяйка ведет учет по платежным чекам, сэр, – сообщил он. – Говорит, парень так быстро вырастает из старой одежды, что она едва поспевает шить для него новую. Девчонки донашивали вещи за старшими сестрами, поэтому одевать их всех стоило не намного дороже, чем одного парня. И с обувью прямо беда. А видели бы вы, сколько он ест. Хозяйка говорит: с таким аппетитом мальчик непременно вырастет очень быстро.

Слушая эту болтовню, Дариус подумал, что сумма не такая уж заоблачная. Дело было лишь в том, что он не знал, где достать наличные деньги прямо сейчас, как этого хотела жена Тайлера.

– А что с теми деньгами, которые Пип получает за ловлю крыс? Я слышал, мальчик зарабатывает по десять пенсов вдень.

– Это так, сэр, но пока он их ловит, учеба стоит, а значит, мне придется обучать ремеслу другого мальчика. Я искал нового ученика, но большинство из них никуда не годятся.

Дариус прекрасно знал, что сироты не отличаются хорошим здоровьем, к тому же не все из них трудолюбивы и старательны. Однако чутье ему подсказывало, что Тайлеры хитрят: они явно завышают расходы и хотят представить дело сложнее, чем оно есть на самом деле.

– Я поговорю наконец с управляющим, – сказал Дариус, решив, что по дороге непременно заглянет к миссис Тайлер.

В тот день Дариус вернулся в Бичвуд поздно, его голова раскалывалась. Совершенно неожиданно он расстроил миссис Тайлер, а когда она была чем-то огорчена, то непременно повышала голос до визгливого крика. Правда, Дариус был джентльменом, и к тому же являлся работодателем ее мужа, поэтому вместо мистера Карсингтона она кричала на своих дочерей:

– Опять ты кашляешь, Салли! Как ты режешь овощи, Энни? Ты же сейчас расплещешь ведро, Джоан! – И так далее и тому подобное, без конца и края.

Ее дочери огрызались и всячески защищались, но миссис Тайлер тут же снова кричала на них.

«Если такое в их семье происходит каждый день, то удивительно, как Тайлер до сих пор еще не оглох», – подумал Дариус.

Но несмотря на шум и крики, в целом дом Тайлеров был не самым плохим местом для бедного мальчика-сироты. Пипу разрешали садиться за стол вместе с членами семьи, а не заставляли дожидаться, когда все закончат обедать, чтобы подобрать остатки еды, как это обычно бывало в других семьях. Спал он на кухне, а не в сыром подвале и не одевался в лохмотья. Какие бы ни были недостатки у крикливой миссис Тайлер, она гордилась тем, что была хорошей хозяйкой. Все жившие с ней под одной крышей, включая мальчика, были обуты, одеты, сыты и знакомы с мылом.

Однако при этом мальчик больше не мог ходить в школу, и это его очень угнетало, хотя он старался не подавать виду.

Необходимо срочно отдать Пипа в школу, думал Дариус по дороге домой. А если это у него не получится, он, как и покойный мистер Уэлтон, будет обучать мальчика сам.

Конечно, школа лучше: Пип должен общаться с другими детьми. Трудность заключалась в том, что за школу опять пришлось платить, а Дариусу и так необходимы были деньги, чтобы компенсировать расходы Тайлеров на содержание Пипа. Пусть миссис Тайлер считает, что с мальчиком не везет, – она ни за что не согласится расторгнуть договор об ученичестве, пока ей не возместят убытки звонкой монетой.

Подходя к конюшне, Дариус в десятый раз обдумывал свое финансовое положение, когда его размышления прервали чьи-то крики и звуки борьбы. Он тут же поспешил туда, откуда они доносились.

Недалеко от конюшни двое мальчишек катались по земле, тузя друг друга кулаками.

– Ах ты, маленький ублюдок с уродливыми глазами!

– Когда я сломаю тебе нос, ты будешь выглядеть еще уродливее, чем я!

– Твоя мать – шлюха!

– А твой отец спит с мужиками!

Дариус спрыгнул с коня и, подбежав к драчунам, разнял их, но мальчики продолжали угрожать друг другу и обмениваться ругательствами, так что Дариусу пришлось по очереди встряхнуть обоих.

– Ну же, довольно! – строго проговорил он, и дети сразу же притихли.

Дариус вздохнул и посмотрел на Пипа: его нос был в крови, под глазом красовался синяк.

– Он не слышал о Вильгельме Завоевателе, – возмущенно сказал Пип. – Проклятый невежда и паршивая задница!

– Ну все, хватит. – Дариус перевел взгляд на другого мальчика: у того тоже текла кровь из носа. – Как тебя зовут?

– Роб Джоуэтт, сэр.

В драке Роб явно пострадал больше, и виду него был плачевный. На память о драке у него останутся громадный синяк под глазом и вспухшая щека.

– Ступай домой, Роб, – сказал Дариус, отпуская его.

– Разве в палате лордов все ублюдки, сэр? Правда же нет? А вот он так говорит! – Роб возмущенно ткнул пальцем в Пипа.

– Я не говорил, что там все до одного – внебрачные дети, – презрительно заявил Пип. – Я только сказал, что некоторые из них. Наверное, ты так же плохо слышишь, как и дерешься.

– Ладно, иди домой, Роб, нам с Пипом надо поговорить.

На этот раз Роб послушался, но по дороге все время оглядывался и корчил рожи Пипу.

Когда он скрылся из виду, Дариус поинтересовался:

– Из-за чего вы затеяли драку?

– Роб – невежда, – убежденно сказал Пип. – Он заявил, что Дейзи – уродливая собака. – Мальчик вытер окровавленный нос рукавом куртки, и Дариус подумал, что миссис Тайлер явно не будет от этого в восторге.

– А где Дейзи?

– Я отвел ее обратно, в Литби-Холл. Они велят мне приводить Дейзи обратно, когда леди Литби возвращается домой, а вот уже несколько дней, как дамы уезжают из Бичвуда около полудня.

– Выходит, Роба ты ударил из-за собаки? – поинтересовался Дариус.

Пип покачал головой:

– Нет, сэр, сначала я пытался его образумить. Я сказал, что Дейзи – бульдог, и собаки этой породы всегда так выглядят. Кроме того, как можно говорить про животное, что оно уродливое, если только оно не искалечено? И еще Роб сказал, что я – урод, а я ему – что не урод, а просто у меня необычные глаза. А когда он заявил мне, что глаза у меня уродливые, потому что моя мать – шлюха, больная сифилисом, я хорошенько ему врезал. – Пип снова посмотрел в ту сторону, куда ушел Роб, и на его лице появилась довольная улыбка.

Та самая улыбка!

Только тут Дариус вдруг понял, откуда ему знакома эта улыбка.

Но… разве это может быть?

Как только мальчик перевел взгляд на Дариуса, улыбка мгновенно исчезла с его лица. Теперь Пип был сама серьезность.

– Разве я не должен был защитить ее честь, сэр? – спросил он, по-прежнему глядя на Дариуса, но тот, казалось, не слышал его.

Итак, малыш защищал честь своей матери, которую совсем не знает – ведь она бросила его, когда он был младенцем.

Или новорожденным младенцем? Может быть и так. Но ведь не обязательно это тот самый новорожденный младенец, скорее всего простое совпадение – вот и все.

– Сэр, – не отставал Пип, – кажется, я влип в неприятности, а?

Дариус покачал головой:

– У тебя точно будут неприятности, если ты вернешься к миссис Тайлер в таком виде. Пойди-ка умойся и вымой рукав куртки. Кстати, где твоя кепка?

Мальчик огляделся по сторонам и, увидев кепку, поднял ее.

Кепка!

Дариус вспомнил, как Шарлотта теребила в руках эту самую кепку и как странно смотрела на нее. В его памяти тут же всплыл эпизод, когда Шарлотта споткнулась о ведро, а Пип стоял перед ней с широко раскрытыми глазами и почти с таким же выражением лица, какое было у нее.

Может быть, в этот момент у нее в голове промелькнула та же мысль, которая возникла сейчас у него?

Когда Дариус смотрел на волосы мальчика – грязные и спутанные, – перед глазами его стояла леди Шарлотта во время потасовки, когда они вместе с ней упали на гравий. Она была тогда похожа на Венеру Боттичелли – только растрепанную и чумазую.

В этом мальчике ему бросилось в глаза то же самое противоречие – ангельская красота и упрямая воинственность.

Совпадение. Наверное, Шарлотта тоже так подумала. В конце концов, вероятность очень мала.

Вернувшись в дом, Дариус первым делом просмотрел свои записи о Филиппе Огдене, которые сделал в течение прошлой недели, и потом, даже когда он лежал в постели, мечтая о том времени, когда Шарлотта снова окажется в его объятиях, его мысли снова и снова возвращались к этой загадке.

В конце концов он решил, что на следующий день съездит в Йоркшир и попытается докопаться до истины, но прежде непременно поговорит с Шарлоттой.

Дариус все еще делал записи в бухгалтерской книге, когда в дверях его кабинета появилась миссис Эндикотт.

– Извините сэр, к вам приехали дамы, – доложила она, – и леди Литби желает с вами поговорить.

Дариус еще не придумал, как завести с Шарлоттой разговор о Пипе и при этом не травмировать ее. Только бы ему сейчас не пришлось принимать очередное решение об обстановке комнат!

– Полагаю, леди Литби не собирается обсуждать со мной обои для стен? – с надеждой спросил он. – Она должна прекрасно знать, что ни об обоях, ни о шторах меня спрашивать нельзя.

– Не могу сказать, сэр. – Миссис Эндикотт помолчала. – Я только знаю, что…

– А я, мистер Карсингтон, не верю, что вас можно испугать разговорами о шторах, – весело сказала леди Литби, появляясь в дверях.

Миссис Эндикотт тут же вышла, и ее место заняли приехавшие дамы. Шарлотта была похожа на ангела в своем струящемся белом платье.

Вспомнив, как накануне она сидела на письменном столе, задрав юбки, разгоряченная страстью, необузданная и дерзкая, Дариус вздохнул и, чтобы успокоиться, поднялся со стула.

– Что вы! Я очень боюсь штор, – покаянным голосом сказал он. – Я говорю вам, что хочу красные шторы, а вы спрашиваете меня, какой именно оттенок красного мне больше нравится – алый, темно-красный или вишневый. Затем вы спрашиваете, какой материал для штор я предпочитаю: парчу или ткань с вышивкой, с бахромой или без бахромы. Для меня это прямой путь в психиатрическую лечебницу. Леди Литби рассмеялась.

– На этот раз вам нечего опасаться, – тут же заверила его Шарлотта, – поскольку речь пойдет о прачечной.

– Только этого мне не хватало! – Дариус вздохнул.

– Мы имеем в виду постройку на территории вашей усадьбы, где раньше стирали, – терпеливо объяснила Лиззи. – Туда сейчас складывают грязное белье.

Дариус нахмурился:

– А я думал, Гудбоди куда-то отсылает мои вещи, предназначенные для стирки…

– Ваши личные – возможно, но есть еще постельное белье, кухонные полотенца, спецодежда, фартуки и все такое прочее. Раньше, проживая один, вы могли сдавать белье в стирку в другом месте или раз в неделю приглашать прачку, однако, если ваши обстоятельства изменятся, вам наверняка придется нанять на постоянную работу прачек, которые будут проживать в доме.

Дариус вскипел. Да где же, черт возьми, он напасется денег, чтобы еще и прачкам платить? Прежде всего ему нужны деньги для Пипа!

Наверное, у него на лице отразилось отчаяние, потому что Шарлотта поспешила успокоить его:

– Ваша прачечная почти не требует ремонта, и мы уже приказали сделать там уборку. После этого прачки могу начать работать.

– У меня сейчас очень много дел, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Дариус. – Как только я закончу их, обязательно загляну в прачечную.

– Что ж, тогда мы не будем больше отрывать вас от работы, мистер Карсингтон. – Лиззи повернулась и вышла из комнаты, а Дариус поспешил подойти к Шарлотте, которая собиралась последовать за мачехой.

Дотронувшись до ее руки, он негромко произнес:

– Давайте встретимся в прачечной через полчаса…

– Вот как? А что мне сказать Лиззи?

– Все, что угодно, кроме правды.

Прошло более получаса, прежде чем Шарлотте удалось незаметно ускользнуть из дома, потому что именно в этот день Молли решила поехать вместе с ней в Бичвуд, и Шарлотта не сразу догадалась послать ее к экономке узнать, куда девать ворохи платьев леди Маргарет, которые они обнаружили в комнате. Шарлотта прекрасно понимала, что консультация наверняка будет сопровождаться чаепитием, потому что миссис Эндикотт захочется завязать дружбу со слугами из большого дома по соседству. Будучи служанкой дочери лорда Литби, Молли стояла на высшей ступеньке иерархии слуг – так же как и служанка леди Литби.

Среди всей этой суеты – снующих туда-сюда бесчисленных строителей и слуг, постоянного стука и шума – улизнуть из дома было пустячным делом. Гораздо труднее оказалось незаметно прокрасться к прачечной, которая располагалась дальше от дома, чем остальные хозяйственные постройки.

К счастью, к этому времени Шарлотта успела освоиться на территории бичвудской усадьбы и нашла тропинку, откуда ее трудно было заметить. Она решила, что, если все же ее кто-нибудь увидит, она сумеет выкрутиться, придумав оправдание на ходу, тем более что у нее был очень большой опыт по части уверток и обмана.

Хорошо хотя бы, что не нужно больше ни лгать Карсингтону, ни притворяться, ни что-либо скрывать. С ним она может быть свободной, может оставаться самой собой.

От этой пьянящей мысли Шарлотта испытала легкое головокружение или, может, ее голова кружилась от счастья?

Наконец Шарлотта дошла до прачечной и взялась за ручку двери. В то же самое мгновение дверь распахнулась и чьи-то руки схватили ее.

Конечно, это был Дариус. Закрыв дверь, он привлек Шарлотту к себе и поцеловал, а она ответила на его поцелуй, целиком отдаваясь нахлынувшей страсти.

От Дариуса пахло свежестью, этот запах казался Шарлотте знакомым и родным. Его сюртук хранил тепло солнечного дня, и таким же теплым был его поцелуй. Шарлотта готова была вот так стоять с ним всю жизнь, прильнув к нему, целуясь с ним до головокружения, не думая и не заботясь ни о чем.

Однако поцелуй закончился так же резко, как и начался. Дариус оторвал губы от ее губ, и их объятия разомкнулись. Затем, отодвинувшись от Шарлотты, он неожиданно серьезно сказал:

– Нам нужно поговорить.

Оттого что он отстранился от Шарлотты и заговорил с ней таким серьезным тоном, вся теплота сразу куда-то исчезла.

И тут вдруг Шарлотта неожиданно вспомнила так ясно и отчетливо, словно это было вчера: голос Джорди в тот их последний день. Он точно так же внезапно стал серьезен. «Мы не можем видеться так часто, – сказал тогда Джорди. Люди будут судачить о нас. Мне лучше на время уехать».

– Возможно, мне придется кое-куда съездить, – неловко стал объяснять Дариус.

Шарлотта покачала головой – она отказывалась в это верить. В ушах у нее зашумело, сердце отчаянно забилось. Зачем тогда он ее целовал? Чтобы сообщить, что уезжает?

– Вам плохо? – услышала она сквозь шум в ушах.

– Пока еще нет. Нет. Вы уж лучше выложите все напрямик, и не надо меня щадить.

Дариус нахмурился:

– Что вы такое говорите? Возможно, вас что-то беспокоит?

– Не знаю, – едва слышно пролепетала Шарлотта. «Крепись и сохраняй здравый смысл, – приказала она себе. – Это не Джорди».

– Вот только… Ваше лицо… У вас такой серьезный вид. Не означает ли это, что вы переменили свое решение… насчет меня?

– А вам не было бы все равно, если бы я переменил решение? – Карсингтон наклонил голову и заглянул ей в глаза. – Вы бы сильно возражали, если бы я отпустил вас на все четыре стороны и позволил вам выйти замуж за сына блестящего герцога или за покрывшего себя неувядаемой славой офицера-героя, увешанного медалями? Или за любого из этих богачей, которых ваш отец пригласил на вечер, чтобы найти вам достойную и выгодную партию?

– Да, очень, очень сильно возражала бы, – призналась Шарлотта. – Мне кажется… – начала она и остановилась, потому что заметила, что уголки губ Дариуса тронула чуть заметная улыбка, а в глазах появились озорные искорки. – Мне кажется, – сказала она, подбадривая себя, – что если бы вы переменили свое решение, я бы выцарапала вам глаза. Я с таким нетерпением ждала, что вы будете ухаживать за мной как положено, по правилам – вы ведь именно это мне обещали, не так ли?

– Как положено по правилам? – Дариус приподнял бровь. – Вчера я провожал вас из церкви. Сколько еще вам от меня нужно ухаживаний?

– О, гораздо больше этого! – Шарлотта улыбнулась. – Я ожидала от вас, что вы будете ухаживать за мной долго и неторопливо, а вместо этого вы словно ринулись в бой. Хотя отец никогда мне не признается, я уверена, что он уже понял ваш намек.

– Еще бы он его не понял! Такой прозрачный намек поймет даже последний деревенский идиот. Не знаю уж, как можно с большей определенностью публично выказать свои намерения!

– Ах вы, плут! – Шарлотта наклонилась и шутливо толкнула Дариуса лбом в грудь, а когда он обнял ее, подняла голову и заглянула в его смеющиеся глаза. – Вы сплутовали, сэр. Я думала, вы сказали, что вечер по подбору кандидата в женихи пройдет, как было запланировано, и вы в это время станете убеждать меня в ваших неоспоримых достоинствах и в том, что моя жизнь без вас будет как бесплодная, выжженная солнцем пустыня.

– Нуда, я обещал вам, что буду участвовать в соревновании наравне со всеми и сделаю все от меня зависящее, чтобы… Ну, вы сами понимаете. Но разве я говорил, что намерен вести честную игру?

– Согласна, – Шарлотта кивнула, – вы и впрямь этого не говорили. А чего еще вы не говорили такого, что мне следует знать?

– Пожалуй, ничего. И вообще, если быть до конца точным, это не является мошенничеством в полном смысле слова.

– Так что же это в таком случае?

– Простоя стремлюсь опередить своих соперников, так сказать, совершаю тайный марш-бросок. Полковник Морелл определенно понял бы меня, хотя едва ли это пришлось бы ему по душе. Каждый воюет по-своему, а у меня нет щегольской военной формы, нет медалей, нет…

– Полковник Морелл? – удивилась Шарлотта. – А он какое к этому имеет отношение?

– Ах да. – Дариус испытующе посмотрел на Шарлотту. – Совсем забыл. Этот полковник не так-то прост, и он большая помеха на моем пути. Учитывая, что он весьма умен, держу пари…

– Да объясните наконец толком!

– Полковник хочет на вас жениться. – Дариус замолчал, не зная, какого ответа ему ожидать.

Шарлотта была готова рассмеяться, но, поняв, что Дариус не шутит, нахмурилась:

– Этого не может быть. Полковник – мой хороший друг, и не более того, так что не ищите себе соперников там, где их нет. Морелл действительно приглашен на праздник, но это только потому, что неудобно его не пригласить, ведь он наш сосед.

– Полковник большую часть жизни провел в армии, и он не такой дурак, чтобы сразу раскрыть свои карты и выдать свои истинные намерения. Будьте уверены, у этого стратега наверняка имеется хитроумный план. Беру на себя смелость предположить, что он изучал вас так же тщательно и скрупулезно, как изучают вражескую крепость, которую намерены захватить. Понаблюдав за вами, он сделал вывод о том, что умелая маскировка под верного друга принесет ему гарантированный успех.

Шарлотта пожала плечами:

– Возможно, мне следовало быть более внимательной…

– И что тогда?

– Тогда бы я что-нибудь придумала.

– Например?

– Ну, я бы убедила полковника расхотеть на мне жениться. В чем, в чем, а в этом я достаточно набила руку.

– В самом деле? А я-то терялся в догадках, как же вы сумели продержаться столь долго в незамужнем состоянии; признаюсь, мне было бы любопытно поближе ознакомиться с методами, к которым вам приходилось прибегать.

Шарлотта ответила не сразу: ее занимала совсем другая головоломка.

– Во время сезона полковник Морелл был в Лондоне, и мы с ним пересекались на многих светских раутах. Если он так пристально наблюдал за мной, должно быть, он меня раскусил. Тем не менее…

– Тем не менее не беспокойтесь о нем: ему не составит труда понять мою стратегию. Я – самый младший из сыновей дворянина, у меня нет профессии, нет других источников дохода, кроме доходов моего отца, и нет никакого имущества, кроме полуразвалившейся усадьбы. Моим главным преимуществом является то, что я нахожусь вблизи от объекта его вожделения, и мне сам Бог велел воспользоваться подвернувшейся возможностью. Будь он на моем месте, он бы сделал то же самое. В таких ситуациях для достижения цели мужчины способны на все и не слишком разборчивы в средствах.

Шарлотта прищурилась.

– Не чересчур ли вы критичны к себе?

– Просто я не заблуждаюсь. Согласитесь, я и правда не самый выгодный жених…

– Да, если не помнить о ваших достоинствах, например о вашем незаурядном уме.

– Ум не всегда является преимуществом, – заметил Дариус. – Многие женщины предпочитают выходить замуж за мужчин глупее себя, потому что болванами легко помыкать.

– Зато другие женщины обладают обостренным чувством прекрасного. А еще в них силен инстинкт, направленный на то, чтобы произвести на свет сильное и красивое потомство, – вот почему они предпочитают мужчин высоких, статных, сильных и красивых. Для полноты картины к списку ваших достоинств я бы добавила вашу привлекательность.

– И все же внешность – не единственное, чем мужчина может произвести впечатление на женщину, – упрямо продолжал твердить Дариус. – Привлекательной внешностью мало кого удивишь. Сегодня мужчины больше озабочены не своим внешним видом, а размером своего детородного органа.

– Но это просто безобразие! – возмутилась Шарлотта. – Мы все равно не видим эти органы у мужчин и поэтому не можем сравнивать их по этому принципу.

– И все же это правда. Все мы ведем себя так, словно любая молодая леди – с опытом или без всякого опыта – обязательно примет этот факт во внимание.

Шарлотта мгновенно представила своих юных кузин с портновскими лентами в руках, деловито оценивающих параметры джентльменов, и, прыснув со смеху, поспешно прикрыла рот ладонью. Однако Дариус по-прежнему оставался серьезным.

– Из-за вас я забыл, что собирался сказать. Нам нужно… – Он замолчал и вдруг поспешно закрыл Шарлотте рот ладонью.

Теперь и Шарлотта услышала голоса, доносящиеся снаружи. Затем Карсингтон потянул ее за руку и затолкал в дальний угол помещения, на ворох простыней, после чего поднял большую корзину белья и опрокинул на Шарлотту все содержимое корзины.

– Не двигайтесь, – прошептал он. – И не дышите слишком громко.

Прошло еще мгновение, и Шарлотта услышала его удаляющиеся шаги.

Дариус надеялся, что ничего страшного не случилось, просто слуги явились, чтобы оставить здесь грязное белье; однако, подойдя к двери, он услышал зычный голос миссис Бэджли и приятный голосок леди Литби.

Ему ничего не оставалось, как только открыть дверь.

– Ах вот вы где! – воскликнула миссис Бэджли. – Знаете, так дело не пойдет, сэр.

Стараясь не смотреть на груду белья в дальнем конце комнаты, Дариус вежливо посмотрел на миссис Бэджли.

– Мистер Карсингтон – одинокий мужчина, – принялась защищать его Лиззи. – Из тех, кто имеет обыкновение отправлять грязные вещи местной прачке.

– В апартаментах в Лондоне мистер Карсингтон живет не один, – возразила миссис Бэджли и повернулась к Дариусу: – Вы, сэр, солидный землевладелец, у вас в собственности находится усадьба внушительных размеров. Вы подадите окружающим дурной пример, допустив, что ваша прачечная будет стоять без дела. Поступая так, вы тем самым потворствуете аморальному поведению среди слуг: они то и дело тайно пробираются в конюшни, и этим постыдным и порочным проявлениям трудно противостоять.

«Возможно, но почему бы не оставить людей в покое? – подумал Дариус. – Это естественный инстинкт, заложенный самой природой, одна из двух радостей жизни, доступная нижним слоям общества».

В другое время он не постеснялся бы высказать свои мысли вслух, но, выразив открыто свое мнение, он потерял бы возможность быстро отделаться от миссис Бэджли – яростной поборницы чистоты нравов.

Нейтрализовать ее можно было, только прибегнув к методу семьи Литби: притвориться, что внимательно слушаешь, а затем поступить по-своему, поэтому Дариус вежливо сказал:

– Это очень ценные замечания, миссис Бэджли, и я обязательно приму их к сведению. Если вас это не слишком затруднит, может быть, вы подскажете мне наиболее удачную кандидатуру на должность прачки? Кроме вас, никто не знает досконально прихожан церкви. Миссис Эндикотт не знакома с местными семьями, и я уверен, что она будет признательна вам, если вы сможете дать ей совет.

– Вот-вот, – поддержала Дариуса Лиззи, – я и сама хотела попросить вас помочь нам в одном важном деле. Мы ломаем голову, что делать со старинными платьями леди Маргарет, которые совсем недавно нашлись. Думаю, мы можем оставить парочку для маскарада, но что делать с остальными – ума не приложу. К тому же сохранилось большое количество отрезов превосходных тканей, слишком изящных для слуг, не говоря уже о бедняках.

– Платья и отрезы тканей? Неужели? – Миссис Бэджли явно была заинтригована. – Леди Маргарет в свое время слыла в округе законодательницей мод.

Как бы ни была сварлива миссис Бэджли, она все равно оставалась женщиной, и Дариус видел, как загорелись ее глаза, когда зашла речь о платьях.

Через минуту обе женщины удалились, совершенно позабыв о прачечной, и Дариус, подождав, пока дамы уйдут достаточно далеко, быстро прикрыл дверь, а затем торопливо подошел к вороху грязного белья, лежащему в углу.

И тут же из дурно пахнущей кучи показалась голова Шарлотты: она запуталась в белье и энергично пыталась из него выбраться.

Наконец Шарлотта села поверх кучи.

– Вы… – с негодованием пробормотала она. – Вы…

Дариус закусил губу, пытаясь не рассмеяться, но в конце концов все же громко расхохотался. Шарлотта хмуро взглянула на него.

– Я боялась дышать, – сказала она, – и даже когда у меня начал чесаться нос, боялась шевельнуться, а потом… Впрочем, не важно. Теперь мне надо идти, иначе Молли может пойти меня разыскивать.

Шарлотта начала подниматься, но затем остановилась и озадаченно поглядела прямо перед собой. Затем она повернулась и, наклонявшись, начала ощупывать рукой белье.

– Ох, кажется, я потеряла туфлю… – В ее голосе звучала растерянность. Встав на четвереньки, она стала ползать по простыням и судорожно разгребать их, потом, внезапно повернув голову, раздраженно посмотрела на Дариуса. – Ну что вы стоите как истукан? Давайте, помогайте. Не могу же я идти домой в одной туфле!

Дариус опустился на колени и тоже начал перебирать белье; при этом он изо всех сил старался не смотреть на Шарлотту, хотя это и было очень нелегко.

– Поверить не могу, что я потеряла туфлю, – бормотала Шарлотта, и Дариус краем глаза увидел ее легкое муслиновое платье с пеной кружев и оборок. Он тут же отчетливо вспомнил, как в прошлую пятницу Шарлотта, сидя на письменном столе, задрала свои юбки до колен, желая, чтобы он ее ласкал.

– Вы сказали, что отсылаете белье в стирку, – раздраженно сказала Шарлотта. – Не могу поверить, что при этом все может валяться здесь вперемешку.

Дариус почти физически ощущал изящные щиколотки Шарлотты под своими руками.

– Послушайте, – поспешно сказал он. – Вам лучше встать и отойти от меня подальше, в другой конец прачечной.

Шарлотта удивленно взглянула на него:

– Это еще почему?

– Потому что миссис Бэджли была права: прачечные – средоточие греха.

Шарлотта начала подниматься, но тут же снова плюхнулась на кучу белья.

– Это миссис Бэджли навела вас на грешные мысли?

– Нет, вы. Так дело не пойдет. Я принял решение ухаживать за вами, как положено по правилам этикета, а значит, следующий раз, когда мы будем заниматься любовью, произойдет не раньше, чем мы поженимся. Тогда у нас будет уйма времени и нам не придется спешить. Я медленно раздену вас и не торопясь исследую каждый дюйм вашего тела.

Дариус услышал, как дыхание Шарлотты участилось. Она скрестила руки на груди, словно стараясь сдержать себя.

– Обожаю, когда вы ласкаете меня.

Дариус замер. Он тоже отлично помнил, как Шарлотта ласкала его, помнил ее нежные прикосновения.

– Нам нужно отыскать вашу туфлю, – хрипло сказал он.

– Да, – согласилась Шарлотта. – Вы правы.

Тем не менее она не двинулась с места и продолжала сидеть, пристально глядя на него, скрестив руки на груди.

И тут Дариус пополз к Шарлотте по скомканным простыням.

– Я все время думаю о вас, – снова заговорила она. – Прошлой ночью, лежа в постели, я никак не могла заснуть…

Дариус приложил палец к ее губам:

– Не надо, не говорите…

Однако Шарлотта решительно убрала его руку.

– Это дурно? Я законченная распутница? Я слишком бесстыдна?

– Конечно, нет! – воскликнул Дариус. – Мне совсем так не кажется.

– И хорошо, что не кажется. – Шарлотта взяла лицо Дариуса в ладони и приникла к его губам. Это был долгий и сладкий поцелуй.

Не в силах более сопротивляться, Дариус обнял ее. Шарлотта тут же прильнула к нему, и они оба повалились на груду белья, а когда она тихонько рассмеялась, он рассмеялся в ответ.

Руки Шарлотты скользнули под сюртук Дариуса, и везде, где они прикасались к нему, он чувствовал тепло. Постепенно в его груди стало рождаться непонятное чувство, которое накатывало на него волна за волной. Хотя Дариус не знал, что именно Шарлотта в нем пробуждала, и не мог найти этому подходящее название, ему это, похоже, вовсе не было нужно.

Дариус поцеловал ее шею и стал ласково гладить ее тело, а Шарлотта вздыхала и извивалась под его прикосновениями. Потом их тела переплелись. Они исступленно целовались, катаясь по грудам белья, пока Шарлотта не взгромоздилась на Дариуса верхом.

Его руки поползли под ее юбки, и она стала торопливо расстегивать пуговицы на его брюках; волосы Шарлотты распустились по плечам, глаза блестели, и вся она была похожа на прекрасную дикарку.

– Я хочу вас…

– И я…

Некоторое время они не могли оторвать взгляда друг от друга, а потом Шарлотта стала исступленно ласкать его.

– Так? – спрашивала она. – Правильно?

– Что бы вы ни делали, вы все делаете правильно, – шепнул Дариус, качаясь на горячих волнах наслаждения; затем он протянул руку к ее лону и коснулся теплого облака женского естества.

– Ваши руки! – воскликнула она. – Ваши руки! – Ее голос дрожал.

– Идите ко мне!

Шарлотта мгновенно поняла его, и когда она немного приподнялась, он вошел в нее.

– Ах! – выдохнула она. – Это так… хорошо!

– Да, очень… – Дариус потянулся к ней, привлек ее к себе, и их губы соединились в долгом сладостном поцелуе, тогда как тела двигались в простом и счастливом ритме.

Наконец по тому, как затрепетало ее тело, Дариус почувствовал, что она приближается к вершине. Не отрываясь от нее, он скатился вместе с ней на бок; с каждым движением ее тело пульсировало, без остатка отдаваясь ему и всей гамме охвативших их обоих ощущений.

Дариус прижался губами к ее шее, его тело пульсировало в унисон с ее телом. Он слышал ее приглушенные крики, когда Шарлотта вместе с ним двигалась к максимуму наслаждения, которое только в состоянии дать человеческое тело.

Когда наконец их страсть утихла, Дариус обнял Шарлотту и поцеловал ее, а потом засмеялся. Он был в восторге от нее, от них двоих, соединенных в единое целое. Теперь для него никакого труда не составляло понять то, что говорило ему сердце, и высказать это вслух.

– Я люблю вас. Люблю. Люблю.