Глава 21
Сердце Эммы болезненно отреагировало на появление Харта. Оно колотилось со скоростью пойманной в клетку птицы. У нее появилось опасение, что она может умереть в любой момент, если сердце будет работать в таком ритме и дальше.
Когда Харт показался в дверях, Эмма вздрогнула, хотя ждала его появления. Он нагнулся, проходя через порог, и от этого показался ей еще выше, когда выпрямился во весь рост.
Дверь комнаты Бесс открылась, и Эмма услышала ее осторожные шаги.
– Пожалуйста, принеси нам чаю, – сказала Эмма. – И потом оставь нас. Нам нужно поговорить.
– Да, мэм.
– Поговорить, – пробормотал Харт.
В доме было все, что необходимо: просторные комнаты, кухня, две комнаты поменьше и еще маленькая спальня Бесс, которая имела свой собственный выход. Бесс могла прийти и уйти когда захочет, хотя редко пользовалась этой возможностью. Их быт сложился, они ладили друг с другом, и вот теперь он явился и мог все разрушить.
Нахмурившись и прикусив губу, Эмма наблюдала, как он оглядывает критически стены, без сомнения, расценивая ее быт как проигрыш. Естественно, он не видел той драмы в душе Эммы, причиной которой он был. Он по-прежнему выглядел соблазнительным и успешным, и Эмма в ужасе подумала, что готова взять его к себе в постель.
– Как ты нашел меня?
Заканчивая осмотр, он не торопился с ответом; потом снова взглянул на нее, но тут вошла Бесс с чаем. И хотя Эмма не смотрела на него, она чувствовала, что он не сводит с нее глаз. И там, где только что была холодность, сейчас появился жар. Его ледяная маска в какой-то момент растаяла.
Она не могла дышать, не могла говорить, пока не раздался стук хлопнувшей двери и Харт вздрогнул.
– Как я нашел тебя? Я искал. Сначала поехал в Чешир, говорил кое с кем, но все сходилось к тому, что ты обожаешь океан.
– Но…
Он улыбнулся, что повергло ее в смущение.
– Я герцог, Эмма. Большинство наших сельских жителей никогда не встречали герцога в своей жизни. Как сказали агенты недвижимости, мой статус оказался полезен для сбора информации.
Она прикусила губу.
– Я понимаю. Как всегда, для тебя границ не существует.
Харт согласно кивнул, удивив ее.
– Я никогда не знал жизнь так хорошо, как ты, это точно. – Его взгляд стал нежным. Губы потеряли свою жесткость.
Он жалел ее.
О, это очень чувствительно задело ее гордость, хотя внутренний голос нашептывал ей, что его жалость может оказаться полезной. Это могло бы спасти ее, спасти ту жизнь, которую она предназначила для себя. И все же она улыбнулась не без сарказма.
– Значит, тебе рассказали мою историю? И ты сжалился над бедной сироткой? Позволь мне угадать остальное. Ты рассуждал примерно так: «Есть девушка, которую нужно поддержать. Бедняжка не привыкла к труду. Она могла бы иметь доход, дающий ей возможность покупать себе прелестные вещи, которые она заслужила, и я могу сделать это для нее…»
– Конечно, нет…
– Ты приехал сюда, чтобы уладить наши отношения?
Жалость исчезла и вместе с ней появилось что-то похожее на благодарность.
– Я вижу, ты все такая же колючая и непримиримая. Я приехал не для того, чтобы предложить тебе быть моей любовницей.
– Тогда, может быть, чтобы арестовать меня?
– Нет.
– Что ж, прости за неведение, но тогда зачем ты проделал столь долгий путь, если не ради наказания или использования своего привилегированного положения? Зачем ты приехал сюда?
По крайней мере страх у нее прошел. Она преодолела его и теперь шла напролом, стремясь получить удовлетворение. Хотя втайне ждала, что он упадет на колени и будет просить прощения.
Она не станет унижаться. Поэтому она заставила себя спокойно подождать его ответа, уверенная, что как только он объяснит причину, она может сказать ему все, что считает нужным. Но она чем-то озадачила его. Он только молча вздыхал и качал головой, и маленькая морщинка пролегла между его бровей.
Эмма потеряла терпение.
– Ты выслеживал меня, как охотник выслеживает зверя. Я имею право знать – зачем? Чего ты хочешь от меня?
Его руки раскрылись, словно он хотел показать ей, что безоружен.
– Я… не знаю.
– Давай, Харт, говори… Ты утверждаешь, что несколько недель искал меня. Не лги. Что…
– Дьявольщина, я не знаю! Я думал взять реванш, заставить тебя заплатить за твою ложь. Я почти ненавидел тебя. Но я обещал, что не причиню тебе вреда. Может, и странно, но это была легкая клятва. – Его голос стал хриплым, но теплым, что сразу отозвалось в ее сердце, но она боролась с этим ощущением.
– Именно твое появление здесь обижает меня. – Ее слова были слишком близки к правде, поэтому Эмма поморщилась, желая скрыть свои чувства. – Твоя карета остановилась около моего дома, герцогский герб сверкает на солнце. Мои соседи решат, что я продажная женщина.
С суровым видом он приподнял бровь.
– Да. Что может иметь молодая скромная женщина с холостым лордом? Как может вдова торговца быть знакома с герцогом?
Он знал все, выложил всю ее ложь. Рот Эммы пересох. Он мучил ее, как кот мучает мышку, играя с ней.
– Чего ты хочешь?
– Эмма. Я… – Слова прервались вздохом, и он посмотрел на стул перед собой. Когда он опустился на него, Эмма поняла, насколько он взволнован. Никогда в своей жизни он не позволял себе сесть раньше леди. Это не была игра. Он поднял на нее глаза, не понимая, что они выдают его с головой.
– Я поверил в твою ложь в Лондоне, – прошептал он.
– Да.
– И я вел себя с тобой как с вдовой.
– Да.
– Я делал вещи, которые мне не следовало делать. Говорил такое, что…
Какие странные эти мужчины! И это расстраивает его больше всего? Если бы какой-то другой мужчина лишил ее невинности, то Харт чувствовал бы к ней обычное вожделение. Но то, что это сделал он сам, превратило ее в нечто иное, в нечто более ценное, чем та женщина, какой она была на самом деле.
– Прекрати винить себя, Харт. Что было, то было. Да, я была девушкой, но далеко не наивной…
– Ты могла не знать…
– Конечно, я знала. – Она старалась показать презрение в своем взгляде, но пока шли секунды, это становилось все труднее. Его глаза были обычно непроницаемы. Но сейчас она видела в них все: беспокойство и боль, понимание и растущую тревогу. И заботу, с какой он хотел поговорить с ней и успокоить ее.
Эмма отошла на шаг.
– В доме твоего отца…
– Не надо.
Он замолчал, но его глаза продолжали говорить. Рассказывать ей те вещи, которые она хотела бы забыть.
Прежде он желал ее тело, но сейчас она была другая. Сейчас она не была похожа на остальных его женщин, она была чистая, и ранимая, и слабая. Маленькая девочка, гуляющая по темным коридорам, где на каждом шагу ее подстерегали монстры.
В его глазах было все, о чем она мечтала, будучи девочкой, все, в чем ей было отказано в последующие годы. Эмма росла, но так никто и не появился, чтобы спасти ее. Она должна была спасать себя сама и никогда не забудет этого.
– Эмма…
– Я была девственна, Харт, но в душе я была не невинна, поэтому не смотри на меня так. Если это все, ради чего ты приехал, то с этим покончено. Я прощаю тебя. Ты можешь уехать.
– Едва ли я приехал только из-за этого, и я не вправе принять твое прощение, поэтому…
– Зачем ты приехал? Зачем? Просто скажи мне. Скажи, что должен сказать, чтобы мы оба…
Его мягкий голос прервал ее:
– Мне нужно знать.
Она замерла, описав рукой драматический круг в воздухе.
– Что знать?
– Я должен знать, почему ты сделала это. Почему приехала в Лондон и притворялась вдовой Денмор? Зачем изображала из себя роковую женщину? Зачем… зачем пришла в мой дом в ту ночь? И почему сбежала?
Его глаза не позволяли ей уйти от ответа. Они умоляли о сочувствии. Она могла дать ответ на первый вопрос, но не на другие.
– Мне нужны были деньги. Для этого я приехала в Лондон, Харт. Больше ничего. Я получила слишком маленькое наследство от дяди, и мне нужно было больше. Игра казалась лучшим способом заработать деньги.
– Лучшим способом? Стать мошенницей? Лгать и обманывать? Рисковать?
– Ты хочешь сказать, что я по натуре куртизанка?
– Если бы это было только мое мнение! Ты была благородной женщиной, попавшей в стесненные обстоятельства. И Осборны приняли тебя. Если бы ты только намекнула, попросила помощи, они были бы счастливы стать твоими благодетелями и приютить тебя.
– О, какая прекрасная идея в устах богатого мужчины. Жить как приживалка. Просить милостыню. Да, они любили меня и относились ко мне как к своей. И что дальше? Ждать, пока они найдут подходящего джентльмена, который бы женился на мне? И хороша я буду, отказав ему?
Он покачал головой.
– Но тысячи благородных леди пребывают в сходных обстоятельствах, и никто из них не пускается в подобные аферы, чтобы заработать на жизнь.
– Да. Я единственная, кто применил свое искусство для достижения цели. И могу этим гордиться.
– И это была твоя цель? – Он обвел жестом ее дом. – Это? Этот жалкий домик? Эта скромная жизнь?
– Да, это. Это то, чего я хотела. Покоя.
– Я не понимаю. Ты трудишься недели, собираешь по крохам сотни фунтов, сколачиваешь маленькое состояние… – Он окинул комнату последним, грустным взглядом. Он не заметил орехового буфета, который она высмотрела в городе и купила. Не увидел прекрасных гобеленов, которые она повесила на стены, чтобы украсить комнату в зеленые и синие тона. Цвета океана. Это было ничто для него. По сравнению с его собственной роскошью.
– Да, Харт, – прошептала она. – Да, это то, ради чего я работала. Поэтому, пожалуйста, прости меня за мои скромные потребности. Не ходи в магистрат и не маячь перед моими соседями. Оставь меня в покое. Просто оставь меня. Обещаю, что никогда не вернусь в Лондон.
Он встал. Она подумала, что он хочет уйти, и внезапно ощутила боль сожаления. Но он остановился у окна, вглядываясь в синеву моря.
– Ты любишь океан.
Она смотрела в его спину.
– И ты счастлива здесь? – Его плечи были настолько широки, что заслоняли свет. Он повернулся к ней: – Эмма? Ты счастлива?
Ее легкие были такими слабыми. Слова – тихий лепет.
– Да.
– А я теперь несчастлив. Ты должна знать, что я чувствую. Ты устроила скандал, и я оказался в центре его. Герцог Сомерхарт в положении идиота.
– Прости, мне очень жаль. – Эмма прокашлялась и собрала всю свою отвагу. – Извини, Харт. Я не хотела этого. Я никогда не хотела быть причиной твоих неприятностей.
– Я ненавидел тебя. Презирал. Я готов был бросить тебя в Ньюгейт.
– Прости.
Его сильные плечи поднялись.
– Мне казалось, что все прошло. Может быть, потому что я не в городе. Но… я переживал не из-за того, что попал в идиотское положение. Я беспокоился за тебя, Эмма. И должен был убедиться, что тебе ничто и никто не угрожает.
Эмма отрицательно покачала головой. Но Харт предупредил ее ответ:
– Я несу ответственность за тебя. Между нами есть чувство. И есть только один путь, чтобы уладить скандал и обеспечить твое будущее.
– Нет.
– Выходи за меня. – Казалось, он сам растерялся от этих слов. Почти как и Эмма.
– Нет.
– Конечно, мы еще поговорим об этом и придем к какому-то решению. Нам хорошо друг с другом.
– Но это неправда. – Она не верила, что это была правда. Она хотела, чтобы все это было ложью. Его предложение, его логика. И больше всего искренность в его глазах.
Сердце Эммы возвращалось к жизни, стараясь освободиться от каменного панциря, в который она заковала его. Оно хотело биться сильнее в надежде или в отчаянии, наполниться чувствами и впечатлениями.
Но Эмма сдерживала его. Она хотела, чтобы Харт ушел, прежде чем ее сердце разорвется на тысячу кусочков.
– Нет, – снова сказала она.
– Я понимаю, что это внезапно.
– Да, это неожиданно, но не в этом дело.
– Эмма!
– Я не страдаю. Мне ничего не нужно, Харт. Веришь ты или нет, но это та жизнь, к которой я стремилась, спокойная и уравновешенная. Мне неинтересна бессердечная светская толпа. Я не вернусь в Лондон, особенно после того, что случилось, надеясь, что когда-то они смилостивятся и примут меня. Я не хочу холодного, пустого замка и тяжелых платьев. И конечно, не хочу выходить за тебя замуж.
– Я обидел тебя. Прости меня. Но что бы ты ни говорила о Лондоне и светском обществе, я надеюсь, ты обдумаешь мое предложение. Поэтому я уверен, что это возможно… Эмма. Я думаю, что могу полюбить тебя.
– Глупости, – отрезала она, изумленная тем, что ей удалось произнести это. Его слова все еще раздавались в ее ушах. Она слышала, как они слетели с его уст, но сейчас казалось, что они снова звучат, она ощущала их реальность.
Ее лицо дрогнуло и онемело. Затем шея и грудь. Затем все ее тело стало безжизненным и мертвым.
– Глупости, – снова прошептала она.
Харт бросился к ней, и она не могла удержать его. Ее тело стало слабым и беспомощным.
Он зажал ее лицо в своих горячих ладонях. Длинные пальцы перебирали волосы.
– Я мог бы полюбить тебя, Эмма. Я мог бы. Если бы мы поженились. Нет, это не был бы союз ради наследников и прочих вещей. Это было бы совсем другое: мы бы спорили, смеялись и любили друг друга. Ты бы сводила меня с ума, а я раздражал бы тебя… В нас столько чувства. Мы бы шокировали общество и наслаждались каждой минутой…
Пока он говорил, его губы почти касались ее рта, дыхание смешивалось с ее дыханием.
– Эмма… – И прикоснулся к ее губам легким поцелуем, чуть дотронувшись до ее рта языком.
Ее сердце стучало. Каменный панцирь треснул. Боль вошла глубоко в душу. Отклонившись назад, Эмма оттолкнула его.
– Прекрати, прекрати…
Эти дьявольски красивые глаза смотрели на нее, горя вожделением, мягким и горячим грехом. Эмма хотела, чтобы эта нежность ушла, прежде чем она не захватит ее в плен целиком и полностью.
– Это смешно, – сказала она. – Ты говоришь о моем детстве как о чем-то ужасном, а сам хочешь вернуть меня назад в этот круг ада. Я знаю, кто ты, чего ты хочешь. Ты такой же, как мой отец.
– Нет! Я никогда не был таким.
– Ты думаешь, я соглашусь выйти за такого человека, как ты? Сколько пройдет времени, пока ты снова не начнешь охотиться за другой женщиной, или двумя, или тремя?
Мягкость ушла, но злости не было.
– Я не…
– Не отрицай. Ты повеса и распутник. И большой любитель женщин. И только не говори мне, что я буду твоей последней.
– Я не отрицаю, что имел любовниц, но я никогда не хотел жениться. Никогда даже не был помолвлен. Я знаю, что собой представлял твой отец, но я уверяю тебя…
– Ты знаешь, какой был мой отец, потому что вы были хорошо знакомы. – Она видела, что голубой лед снова сформировался в его глазах, видела, как он выпрямился, преисполненный достоинства. Эмма коснулась запретной темы. – Ты такой же, как он, Харт. Ты удивляешься, откуда я знаю это? Потому, что ты продемонстрировал мне это в своей спальне. Ты шептал мне это в своей постели.
Теперь его глаза отливали голубым металлическим блеском. И тот мужчина, который только что говорил о своей любви, исчез.
Эмма улыбнулась.
– И если недостаточно этих доводов, позволь объяснить проще. Я никогда не смогу полюбить тебя. Мое детство было совсем не похоже на детство обычных детей. В нем было столько хищных мужчин, разгуливающих по коридорам в поисках любого приключения, которое они только могли найти. Ты знаешь, что это такое? Лежать в своей постели в темноте ночи и слышать, что монстр поворачивает ручку твоей двери? И молиться, чтобы она не открылась? И тогда… – Она вздохнула. – И тогда я просыпалась, а эти вечеринки не кончались до рассвета. Поэтому иногда я шпионила, это казалось лучше, чем лежать в постели и думать… Но не следовало, потому что те вечеринки, те разговоры, те мужчины разрушили мое психическое равновесие, и ты был одним из них, Харт.
Ужас и негодование отпечатались на его лице.
– Я никогда не был среди этих мужчин.
– Не у моей двери, возможно, но я помню тебя достаточно ясно. В доме моего отца. В темном коридоре. Я видела тебя там. Видела. Поэтому, Харт, все очень просто. Мы никогда не сможем пожениться, потому что такой тип мужчины отвратителен мне.
Даже сквозь его броню она видела, что его лицо покраснело от боли и шока. Затем это прошло, и он снова отгородился от всего мира. Он ушел, исчез, не сделав ни шага.
– А сейчас, пожалуйста, уходи, – выдавила она. – И если я не безразлична тебе, никогда больше не приходи сюда.
Он встал. Не дыша. Секунды тянулись как годы, пока наконец он не наклонил голову.
– Если ты так хочешь…
Он сделал несколько шагов и вышел. Из ее жизни. Вместе со своим невероятным, смехотворным предложением. Ушел навсегда.
Эмма подождала, пока не послышался звук отъезжающей кареты. И тогда она открыла дверь и медленно пошла по тропинке к утесу. Скалы обступили ее. Гравий шуршал под ногами, но Эмма упрямо шла вперед.
Она не остановилась в конце тропы, а вошла прямо в воду. Начинался прилив. Вода холодила ноги, но она зашла по колено, и волна, набежав, окатила ее до талии.
Так много опасностей окружало ее. И так долго. Она превозмогала беды. Когда стала любовницей Харта, рисковала многим. Но никогда не верила, что кто-то может полюбить ее. И что она может полюбить в ответ.
Да. Они могли бы любить друг друга. И тогда это было бы еще большим предательством, чем все остальное. Такой мужчина, как Харт, красивый и сексуальный и всегда берущий то, что хочет… Это был бы худший вариант мужа. Он был из тех мужчин, каких она всегда боялась.
Она опустилась на колени и ждала, пока море остудит ее горячее сердце и унесет греховные мысли.
День окрасился багровым закатом, когда Эмма покинула берег и пошла назад к дому. Увы, на этот раз море не дало ей покоя. И Эмма сомневалась, обретет ли она его когда-нибудь снова.
– Эмили!
Эмма поморщилась и отмахнулась, но шепот раздался снова. И опять это имя, которое она так ненавидела. Не желая просыпаться и снова смотреть в лицо страхам и сожалениям, она перевернулась на живот и, уткнувшись лицом в подушку, зажала уши руками. И сон будто принял ее в свои объятия.
– Эмили! – послышалось опять, и кто-то прикоснулся к ее щеке. Эмма открыла глаза. Харт здесь. Харт.
Она ахнула и отвернулась, отстраняясь от него, но голос раздался снова.
– Пожар, Эмили, но ты не бойся. – И чья-то рука, невидимая в темноте, потянулась к ней. – Я пришел, чтобы спасти тебя.
Сон. Конечно, это сон. После гибели дяди ей столько раз снился пожар. Дым внезапно стал гуще, и она закашлялась. Она хотела снова уснуть.
– Давай, Эмили. Мы должны идти. Я отвезу тебя домой.
Ее глаза слезились из-за густого дыма. И наверное, ее уши творили с ней шутки. Она уже слышала это раньше. Мэтью твердил эти слова после смерти дяди.
– Пойдем, я отвезу тебя домой.
– Это сон, – вздохнула она.
– Нет. Тебе плохо от дыма.
Да, ей плохо. Не в состоянии думать, Эмма просто пошла на голос, прямо к фигуре, к руке, которая сейчас касалась ее. Пальцы сомкнулись на ее запястье. Она открыла глаза.
– Нет! – закричала она, увидев перед собой лицо Мэтью. – Где Харт?
– Это я, Мэтью. – Его пальцы сжались сильнее и тащили ее из спальни в раскаленный воздух. – Я пришел, чтобы спасти тебя.
– Нет, нет, нет. – Она боролась, задыхаясь в дыму. – Это сон. Нет никакого пожара. Пусти меня. Где Харт? Пусть он придет… – Но он тащил ее в коридор, прямо туда, где плясало оранжевое пламя.
– Мэтью! – закричала она. – Остановись! – Но они уже были в холле и жар обжигал ее кожу.
Когда он подтащил ее к задней двери, Эмма больше не сопротивлялась. Она могла видеть проем впереди, дверь, которая спасет ее от этого ада. И Бесс…
– О нет! Бесс! Проснись. Пожалуйста, проснись. Пожар! Мэтью, ты должен найти Бесс.
– Я пришел за тобой, Эмили. Надо спешить. Нужно уйти отсюда. Это не твой дом, он не нужен тебе.
Холодный, живительный воздух окутал их. Эмма глубоко вздохнула и поняла, что они спасены, но…
– Бесс! Я должна вернуться за ней…
– Нет. – Он тащил ее вперед, где в ночной темноте стояла лошадь. Эмма сопротивлялась и кричала. Лошадь тоже заржала, подняв голову. Эмма бросила взгляд через плечо и увидела, что пламя осветило весь двор. И там, открыв дверь своей комнаты, выползла во двор Бесс.
Эмма заплакала от облегчения, и каждое всхлипывание наполняло ее легкие холодным воздухом. И тупость от сна и дыма понемногу прошла.
– Ты, – простонала она, – ты сделал это! – Что-то ужалило ее руку. Она увидела грубую веревку, которая завязалась узлом. – Ты сделал это!
– Садись на лошадь.
– Нет, ты сумасшедший. Ты поджег мой дом.
– Это не твой дом. Твой дом там, где я.
– Ты… О, Мэтью. Ты поджег и дом моего дяди. Да? Ты убил его!
– Нет, – пробормотал он. – Нет. Нет.
– Ты убил его.
– Это был несчастный случай. Если бы ты тогда доверилась мне. Если бы согласилась выйти за меня… мне не нужно было бы ничего предпринимать, чтобы привести тебя в мой дом. Я думал, если его не будет, мы будем жить в доме моего отца. Вот в чем причина. Это ты во всем виновата. Все твоя вина.
– О Боже. Мой дядя.
– Садись на лошадь, Эмили.
– Нет. – Пощечина прервала ее протест. Щека залилась краской, и тогда он ударил ее снова. Когда она попыталась отвернуться, его кулак пришелся в скулу, и она упала.
Она могла лишь закрыться руками, чтобы защитить себя, когда удары посыпались снова и снова. Кровь стекала с разбитой губы, и она погрузилась в серый, безмолвный туман.
Мир пошатнулся и поплыл, и она чувствовала, что ее тело уносит куда-то… и нет никаких сил, чтобы остановить это.
