Глава 11
Солнце грело ее спину, даря то же приятное ощущение, что и ладонь Ланкастера, лежащая на ее руке. Она улыбалась, глядя на сверкающую солнечными бликами воду Темзы, и чуть замедлила шаг. Прогулка подходила к концу, но она не хотела прекращать ее. Ланкастер был так мил и обаятелен. Какая женщина отказалась бы иметь такого друга? А он был именно друг, так как не претендовал на особое внимание с ее стороны. И день, казалось, выдался совсем весенний.
Эта мысль отозвалась тревогой в ее сердце, и Эмма поспешила прогнать ее прочь. У нее в запасе еще почти месяц, пока представители высшего общества начнут возвращаться в Лондон, и ее доходы растут с каждым днем. Несколько членов парламента уже появились в Лондоне, хотя оставили семьи за городом до марта. Мужчины жаждали развлечений, и игра велась каждый день. Распутничали тоже вволю, во всяком случае, она так полагала. Но это не интересовало ее, только игра – это все, что занимало ее мысли.
Как всегда бывает, в какой-то момент зима ушла, и все мрачные мысли ушли вместе с ней. Этот теплый день навевал воспоминания о дядюшкином саде, где она любила копаться в земле, или о том, как по утрам собирала еще теплые яйца в курятнике. Она до сих пор помнила приятное тепло в ладони.
Чайка пролетела мимо, и Эмма вспомнила, как радовалась ее мать, видя тюленя или пеликана, когда они совершали прогулки по пляжу.
– О чем вы задумались, леди Денмор?
Эмма улыбнулась:
– Вспоминаю, как в детстве гуляла с матушкой по пляжу.
– А… Я никогда не был в Брайтоне.
– Так же как и я, впрочем. Мы предпочитали Скарборо. Мама не хотела быть на виду. Она хотела покоя.
«Чего и я хочу для себя», – думала Эмма.
– У вас было такое умиротворенное выражение лица, когда вы говорили об этом.
– Это мое любимое место на земле, – продолжала она, не подумав как следует. «Ах, Боже мой, зачем я это сказала?» Когда она исчезнет, никто не должен знать, где она. Она видела, что Ланкастер хочет продолжить, и поспешила сменить тему. – Я была удивлена, узнав, что здесь пройдут соревнования по парусному спорту. Почему так рано? Вода еще очень холодная.
– Когда сойдет лед, не раньше. Это самое подходящее время для регаты. Я думаю, зрители собираются заключать пари, – он не без сарказма взглянул на нее, – и поэтому с нетерпением ожидают открытия регаты.
– Кое-кого из мужчин просто уговорить.
– Ха! Когда вы делаете ставку, я уверен, что вы ставите правильнее всех нас.
Эмма похлопала его по руке и рассмеялась, но его слова напомнили ей о Сомерхарте и о том, как она в конце концов убедила его уйти. Три недели прошло с того дня, и ни одного слова. Она видела его на нескольких вечеринках, но он не удостаивал ее своим вниманием, разве что кланялся или бросал беглый взгляд. Он не подходил к ней, и она не смела приблизиться к нему после того, как снова дала понять, что ему лучше держаться подальше. Это обязательно. Мучительно, но обязательно.
Ланкастер прервал ее мысли:
– Лорд Осборн говорит, что в последние месяцы вам особенно везет. Он гордится вашим искусством.
Эмма рассмеялась, хотя на сердце скребли кошки. Осборны пригласили ее, так как она была их дальней родственницей. В юности они дружили с ее дядей и с удовольствием слушали истории о нем и его садовых подвигах, но с еще большей радостью переходили к рассказам о их общей счастливой юности. Если они узнают о ее искусной лжи, то будут не только обижены, но и оскорблены.
– Лорд Осборн, – искренне сказала она, – добрая душа.
– Он также упоминал, что Сомерхарт отсутствовал на большинстве вечеринок, которые вы посещали в последние дни.
Она увидела, что Ланкастер не без сарказма наблюдает за ней, ироничная улыбка приподняла уголки его губ. Он был интересный мужчина, не раз заставлял ее смеяться, и ей, несомненно, льстило бы его внимание, если бы не ее вынужденная ложь. Он был более открытый человек, нежели Сомерхарт, и поэтому она чувствовала постоянную вину. Но она нуждалась в этой лжи. Если пройдет слух, что герцог порвал с ней, ей придется отбиваться от мужчин, подобных Маршу, каждую ночь.
– Я скорее склонна думать, что Сомерхарт присутствовал несколько недель назад. Просто он вернулся к старым привычкам. Уверена, вы знаете, что он предпочитает менее публичные места.
Ланкастер понимающе кивнул:
– Да. Верно.
– Вы знали его сестру? – спросила Эмма, сама удивившись своему вопросу.
– Леди Александру? Да, знал. Она умная и пылкая, любит развлекаться. Вы немножко напоминаете мне ее, когда она была…
– Моложе?
– Моложе, конечно. Но я хотел сказать – более безрассудная. Вы просчитываете рискованные ситуации.
Эмма думала о ней, о девушке, которую Харт так сильно любил, хотя она устраивала скандалы и давала повод слухам на каждом шагу. Он был терпелив к ней, защищал ее. Он ненавидел дурную славу, но любил свою скандально известную сестру. Он презирал скандалы, при этом преследуя Эмму. Или преследовал…
Они вернулись к яхт-клубу, туда, где началась их прогулка, но вместо того, чтобы отпустить Эмму, Ланкастер взял ее руки в свои теплые ладони.
– Моя карета здесь. Я надеюсь, вы позволите мне сопроводить вас домой?
– Спасибо, Ланкастер.
Он махнул рукой слуге.
– Я был очень рад повидать вас, Эмма. Мы не часто вращаемся в одних и тех же кругах. Обычно наши пути несколько расходятся. И хорошо, так как я не обладаю ни вашим искусством, ни удачей за игорными столами.
Эмма уселась в его ландо. Он занял место напротив.
– А как ваши дела с наследницами? Может быть, здесь вам повезет.
– Пока нет. Но начавшийся сезон, надеюсь, разрешит эти проблемы.
Эмма подняла голову, изучая морщинки вокруг его глаз.
– Вы страдаете из-за этого? Вы один из тех, кто презирает богачей и их вульгарные деньги?
Ланкастер вздохнул и улыбнулся, его карие глаза светились юмором.
– Нет, это не так. Это просто упрямство, я полагаю, смешанное с некой долей романтизма и, может быть, немножко с гордостью.
– Немножко?
– Не больше, уверяю вас. – Его смех растаял. Глядя в его лицо, освещенное солнцем, Эмма увидела настоящую усталость в его глазах и не меньшую печаль. Он покачал головой. – Отец скрывал от нас истинное положение вещей, вы понимаете. – Его голос стал тише и серьезнее. – Моя мать… мой брат и сестра, они отказываются смотреть правде в глаза. Но я вижу, и ничего не могу поделать с этим. Кредиторы не перестают надоедать мне.
Его печальная улыбка тронула ее сердце. Эмма потянулась и взяла его руку.
– В вашем кругу так много прелестных девушек. Правда много.
– Конечно.
– Вы найдете ту, которая заставит вас забыть, что она приносит двадцать тысяч фунтов в год.
Ланкастер снова рассмеялся, это был его нормальный, звучный смех, и Эмма улыбнулась и сжала его руку.
– Я бы желал, чтобы ваш муж оставил вам некую сумму. Вам еще не удалось заработать на ваше будущее?
– К сожалению.
– Такая женщина, как вы, имеет на это больше прав, чем я, и, однако, не имеет ни шиллинга! Нет, это несправедливо!
Скандалы. Эмма все еще улыбалась, когда они повернули на ее улицу. Улыбка застыла на ее губах, когда она заметила бледный мужской профиль. Мужчина стоял почти в дюйме от них, надвинув шляпу на лоб, но она сразу узнала его. И задрожала от страха.
– Леди Денмор? – Ланкастер взглянул на нее через плечо. – Что-то не так?
– Ничего, – пробормотала она, видя, как человек повернулся и пошел в противоположном направлении. Она узнала эту походку, она была почти уверена в этом. Почти. – Ничего, – сказала она снова, на этот раз более строго.
– Мне так не кажется. Вы должны рассказать мне, если что-то не так. Прошу вас.
Эмма заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Кто-то ходит около моего дома. Вот и все.
Он снова посмотрел на нее, явно не веря ей. Но карета остановилась, и ему не оставалось ничего другого, как выйти и предложить ей руку.
– Это был дивный день, – пробормотала Эмма.
– Прекрасный день, – согласился Ланкастер. Он, казалось, хотел сказать больше, но Эмма мягко высвободила свою руку и поднялась по ступеням. Ей удалось улыбнуться на прощание, но улыбка угасла, как только она скрылась за дверью.
Она подождала, пока звук отъезжающей кареты затих, и позвала:
– Бесс! Мне нужен твой плащ, скорее.
Накинув плащ Бесс, надвинув капюшон на лицо, она рассчитывала, что никто не узнает ее. Это не мог быть Мэтью, как, впрочем, и Берл Смайт, и она не собирается жить в страхе несколько дней из-за того, что профиль показался ей знакомым. Она обыщет всю улицу, все лавочки. Найдет таинственного мужчину и положит конец своему беспокойству за какие-то четверть часа.
Шум на первом этаже заставил ее поспешить к лестнице.
– Бесс, мне нужно…
Бесс вынырнула из гостиной и поднесла руку к губам.
– У вас гость, мэм. Я знаю, я должна была…
Сердце Эммы упало. Она взглянула на дверь, понимая, что это не может быть Мэтью, даже если его она видела на улице. Это, должно быть…
– Харт, – ахнула она, когда он шагнул в холл. Лицо Бесс покраснело. Она знала, что ей не следовало впускать джентльмена, не спросив позволения Эммы. Но она не могла отказать герцогу, который спас ее от кулаков мужа.
– Простите, мэм.
– Ничего.
Харт наклонил голову с безжалостной усмешкой. Эмма понимала, что ей не сбежать от него, поэтому сделала два шага, поднимаясь на второй этаж.
– Принеси чаю, Бесс, – сказала она.
Мягкое раздражение Харта заставило ее улыбнуться.
На улице был вовсе не Мэтью, говорила себе Эмма, снимая плащ. Она быстро забыла о своих страхах, и когда Харт прошел следом за ней в гостиную, она чувствовала его теплое присутствие за своей спиной. Она не станет думать ни о чем другом, если постарается.
Они молчали, изучая друг друга, пока Бесс не принесла поднос с чаем. Харт заметил и свежий румянец на щеках Эммы, и ее растрепанные ветром волосы и почувствовал себя неуверенно.
Несколько вьющихся завитков вырвались из прически и упали ей на лицо, и он не в силах был отвести от них взгляд. Он не видел ее несколько недель и злился, потому что каждую минуту думал только о том, как бы встретиться с ней.
Она шокировала его своим заявлением насчет детей и материнства. Она выглядела жестокой и эгоистичной, но ему не следовало особенно удивляться. Его собственная мать выражала схожие мысли. Произведя на свет троих детей, она решила, что ее миссия на этом закончена, и больше никогда не занималась детьми, даже когда требовалась ее помощь.
Может быть, поэтому он реагировал так бурно. Он не любил свою мать за ее невнимание к нему. Но у него было время подумать, целых три недели. Несколько слов Эммы о детях постепенно отошли на задний план.
Эмма первая нарушила молчание:
– Я думала, вы наконец решили порвать со мной.
– Это так.
– И все-таки вы здесь. – Она подала ему чашку чаю и бросила пару кусочков сахара в свою собственную.
– Да. Я здесь.
Их взгляды встретились.
– Зачем?
Господи, она была так красива. Он не знал зачем. Но взгляд ее ореховых глаз чуть-чуть успокоил его. Он почувствовал, как напряжение внутри его ослабло.
– Мой отец был жестокий человек, – наконец сказал он.
Она заморгала, и уверенность ушла из ее глаз.
– Что?
– То, что ты говорила о своем отце, о его отношении к семье… Неудивительно, что ты не хочешь иметь детей.
Она поставила чашку и смяла салфетку.
– Но все это не так драматично, уверяю вас.
– Но все же… нет ничего хуже, когда тебя предает кто-то, кому ты доверял и кого любил.
Ее веки задрожали.
– Как было с вами?
Его скулы задвигались, он ждал, что она скажет нечто подобное. Поэтому он кивнул.
– Ты пыталась сбежать от меня, Эмма. Я позволил тебе. Но время лечит все раны, даже те, от которых страдают гордость и достоинство.
– Не все. Вы ведь так полностью и не излечились, да?
– Остались шрамы.
– Вы расскажете мне, что произошло?
– Я уверен, что ты все это уже слышала.
– Но я не знаю, что здесь ложь, а что правда.
– Все просто, Эмма. Я влюбился в одну нехорошую женщину.
– Но это далеко не все. Она предала вас. Сделала из вас посмешище, я не знаю как… Я не знаю, почему она поступила так?
Ее веки поднялись, и Харт увидел искреннее переживание в ее ореховых глазах. Даже после знакомого раздражения, которое он чувствовал в ее словах, он мог видеть, что ее интерес был не фальшивым, ее беспокойство граничило с болью.
И он скучал по этой необъяснимой привязанности, которая установилась между ними. Ему хотелось поговорить с ней. Поэтому он вздохнул и сдался. Почти.
– Возможно, она была нехорошим человеком. Может быть, просто скучала и я был для нее развлечением, понятия не имею. Я мало думал об этом потом.
Это была правда, в любом случае. Потому что ее предательство вряд ли было худшим из этого. Ее предательство было только началом.
– Она обманывала вас все это время?
– Да. Она и ее любовник. Те слухи, к сожалению, обоснованны. Он страдал вуайеризмом. Получал сексуальное удовлетворение от созерцания эротических сцен… Я, молодой блестящий аристократ, был удобным персонажем для игр. Но другие слухи – ложь, я не знал, что он наблюдал за нами. Он прятался. – Харт передернул плечами, сбросив напряжение. – Не то чтобы я морально был сильно задет. К сожалению, все, что я видел тогда, – она и ее неотразимое очарование.
– Но она сознательно влюбила вас в себя.
– О да. Она поощряла мои ухаживания. Я дал им обильную пищу для развлечений.
– И письма?
– Письма… – Харт подождал, пока прекратится шум в ушах. – Но я недолго оставался таким наивным. И больше никогда не писал женщинам.
Эмма улыбнулась уголками губ, но быстро убрала улыбку. Ее брови нахмурились, и она сцепила руки.
– Вы стали другим человеком.
– Да. И понимал это.
Она кивнула, не отрывая взгляда от своих рук.
– Я думаю, это так.
– Эмма, я не хочу обидеть тебя.
– Намерение – это одно, Харт, а поступки – другое. Люди редко признаются, что имеют плохие намерения. Но часто обижают других. – Она наконец встретила его взгляд. – И я тоже очень изменилась.
– Твой отец…
Она на секунду нахмурилась, но ее лицо разгладилось, прежде чем Харт заметил, что она готова расплакаться.
– Да, – сказала она.
Ужасная мысль пронзила его сознание, тень мысли, но он прогнал ее. Ему не нужно знать ее прошлое, достаточно знать, что она нравится ему, что он скучает по ее неспокойному, бурному присутствию. Возможно, со временем она изменит свое мнение о их отношениях. Факт, что он готов продолжать их. У нее слишком страстная натура, чтобы спать в холодной постели.
Поэтому он просто отклонился на спинку стула и закинул ногу на ногу.
– Я слышал ужасающие слухи о твоих похождениях, Эмма. Я пришел сегодня, чтобы предупредить тебя относительно твоего неосмотрительного поведения.
Он сменил тему, и она расслабилась.
– Слухи редко соответствуют правде. А что вы слышали?
– Пари о погоде. Игра в карты до рассвета. Не очень респектабельные суаре при участии сомнительных гостей. Прогулки на лошадях в парке.
– Я никогда не ставила на лошадей, ваша светлость.
Его низкий смех развеселил их обоих. Она прижала руку к груди, прежде чем ее удивление выразилось в улыбке.
– Что?
– Но больше ты ничего не отрицаешь? – смеялся он, абсолютно сраженный знакомым очарованием, которое она излучала.
Ее ответ был предельно прост.
– Я выигрываю, – сказала она, словно это был достаточный ответ. И он мысленно согласился с ней, потому что ее лучистые глаза искрились смехом, а щеки порозовели еще больше.
– Обещай мне кое-что, – сказал он, пытаясь удержаться от желания наброситься на нее в гостиной. – Тот день на пруду у Мейдертонов… пожалуйста, не подвергай себя снова подобному риску.
Она покачала головой.
– Тот пруд был…
Харт поднял руку, и она замолчала.
– Я смирился. Ты всегда будешь в центре скандалов и капризов. А я буду стоять и смотреть, и все будут смеяться надо мной. Но если я увижу, что ты снова бросаешься в очередную опасную аферу, я отброшу свое хладнокровие и устрою тебе встречный скандал. Поэтому, пожалуйста, обещай мне одну вещь.
Она выдавила улыбку. Ее глаза стали шире. Щеки пылали. Рот тоже казался ярче, мягкий и такой прелестный.
– Харт…
Его имя было как вздох, нежнее, чем любое слово, которое он когда-либо слышал от нее. Харт почувствовал, как что-то сжалось в груди, мягкий маленький взрыв, неясный и мучительный.
– Я обещаю, – сказала она. – Но вы не должны больше никогда говорить ничего подобного.
Он не мог думать из-за сердечной боли.
– Что?
– Вы не должны быть таким добрым… – Она покачала головой. – Обещайте мне. Никакой доброты, или…
Харт заглянул в ее отчаявшиеся глаза, прежде чем встать. Он перешел некую черту, хотя никогда не думал, что способен на такое, но он сделал это неосознанно. Он просто не успел оглянуться, как оказался там.
– То, что ты говоришь, смешно, – пробормотал он, стараясь придать своему тону побольше жесткости, но Эмма тоже встала и потянулась к его руке. Ее пальцы по сравнению с его были такие маленькие.
– Мы просто флиртуем, – сказала она. Слова прозвучали коротко и поспешно. – Мы флиртуем, мы спорим, мы, безусловно, испытываем влечение друг к другу, но не больше. Мы просто развлекаем друг друга, Харт.
– Да, – сказал он, хотя и не был согласен.
– Но мы вовсе не добрые, ни один из нас. Да?
– Думаю, да, – усмехнулся он.
– Пожалуйста, – прошептала она. Ее глаза снова засветились, но не от смеха. Они блестели от слез. – Пожалуйста, не будьте таким добрым со мной.
– Эмма, ради Бога…
Боль в груди распространилась по рукам, и он понимал, что должен сделать, чтобы она ушла. Он протянул руки и привлек Эмму к себе. Ее руки прижимались к его груди, сохраняя расстояние между ними. Она уткнулась лицом в его плечо.
– Ты такая упрямая. – Харт потерся губами о ее волосы, еще больше растрепав их. Он хотел освободить их от шпилек, позволить им упасть ему на руки, на грудь. Он хотел поцеловать ее, соблазнить, расстегнуть пуговицы на этом проклятом платье. Секс был нечто, в чем они оба знали толк. Это не было чем-то болезненным, нет, это была радость и удовлетворение.
И после она будет смеяться над ним и комментировать его попытки очаровать ее. Ей будет хорошо от сознания, что он вел себя так не из-за доброго отношения к ней, что они вовсе не друзья.
Харт позволил ей уйти, уйти прочь от тепла и ранимости.
– Держись подальше от неприятностей, – пробурчал он напоследок. И тем самым избавил их обоих от страхов.
