Глава 10
– Слава Богу, с ней все обошлось, – проговорила Эмма, прикрыв дверь в комнату Бесс.
Харт нахмурился, глядя на нее своими проницательными глазами.
– А ты, Эмма?
– Я? Со мной все прекрасно, – отозвалась она, но, подняв руку, осторожно ощупала затылок. Харт подошел и взял ее лицо в свои ладони, кончики его пальцев утонули в ее волосах. Легким прикосновением губ он нежно поцеловал ее в лоб. Странное ощущение овладело ею. От его нежности тепло, подобно расплавленному воску, растекалось по всему телу.
– Прости, – проговорил он, гладя ее по голове, словно искал ссадины или синяки. – Я виноват, что не смог остановить его. Виноват, что привез его сюда.
Эмма сомневалась, сможет ли она говорить. И, покачав головой, молча проглотила глубокий вздох.
– Нет… Вам не нужно извиняться, Харт. – Его пальцы путешествовали по ее вискам, невесомые и нежные. Прикрыв глаза, она продолжила: – Какое вам дело до всего этого?
Мягкие прикосновения прекратились. Его рука замерла.
– Не мое дело, хочешь сказать? Твоя жизнь? Твоя безопасность?
Она не хотела снова начинать спор. Нет, она желала опять закрыть глаза и чувствовать прикосновения его пальцев, но его руки замерли, дивное тепло начало потихоньку исчезать. Когда Харт убрал руки, Эмма вздохнула и открыла глаза.
– Да, – просто сказала она, – это не ваше дело.
– Я не согласен.
– Вы часто не согласны. – Внезапно ей показалось совершенно невероятным, что он так нежно прикасался к ней секунду назад. Сейчас его глаза были прозрачны и холодны как лед.
– Тот мужчина, которого вы с Бесс принимали за вора, это был он?
– Кто?
– Берл Смайт, – отрезал он. – Это был он?
Она больше не боялась, и если он думал, что может загнать ее в угол и заставить признаться, он ошибался. Эмма подняла на него невинные глаза.
– Я думала, вор. Затем я подумала, может, он помешался на моей персоне? Или это какой-то безработный докер, который ищет, на ком бы сорвать свое зло.
– Лгунья, – отчетливо произнес он.
– Вам нравится обижать меня.
– Я видел твое лицо, – настаивал он. Его черты стали тверже. Он не только не верил ей, его возмущала ее неискренность.
Эмма постаралась взять себя в руки и направилась в кухню. Она прошла мимо него, приподняв брови и капризно поморщившись.
– Я была в таком состоянии, Сомерхарт. Я опасалась за свою жизнь. А вы смеете рассуждать о моей реакции? «Это не так, то недостаточно искренне».
– Ты сказала, что…
Остановившись посреди кухни, Эмма резко повернулась.
– Может быть, вам стоит объяснить мне кое-что, Сомерхарт? Откуда вы знаете Стимпа?
Молчание.
– Следите за мной, ваша светлость? Платите местным мальчишкам, чтобы они шпионили за мной? Или, может быть, он ходит за мной повсюду и пишет вам отчеты, с кем я была, кто говорил со мной?
– Не смеши меня.
Эмма повернулась и двинулась по коридору, который вел в кладовую, а затем пошла по лестнице, ведущей к центральной двери.
– Вы не имеете права шпионить за мной. Ни права, ни оснований.
– Я и не собирался.
Она оглянулась через плечо и увидела его шедшего вслед за ней по лестнице.
– Я так не думаю. Я думаю, вы подозрительны. Вас когда-то предала женщина. Любовница. Скандальная дама.
– Это ничего не…
– Но я не ваша любовница, Сомерхарт, и вы не имеете права так обращаться со мной. Что именно вы хотите узнать?
Они в одно и то же время оказались на лестничной площадке. Эмма почувствовала, что руки Харта схватили ее за плечи. Он притянул ее к своей груди, и его рот прижался к ее уху.
– Ты моя любовница, Эмма, и прекрасно знаешь это.
– Нет.
– Я дал тебе наслаждение. И ты то же сделала со мной. Помнишь?
Боже, она ни на секунду не забывала этого. Помнила его великолепное обнаженное тело в мягком мерцании свечей. Она дрожала и боролась с желанием прижаться к нему бедрами…
– Мы любовники, Эмма, но если ты требуешь формального завершения, позволь мне сделать это. – Он прикоснулся губами к ее коже, осторожно покусывая ее и посылая дрожь по всему телу. Ощущение распространялось, как вода, сначала между ее грудей, потом стекало к животу…
Соски затвердели, когда его горячий рот прижался сильнее. Он ласкал нежную кожу за ее ухом, и она почувствовала его возбуждение. Она… она хотела этого, хотела всего. Это не должно было прерываться. Она могла взять его за руку и отвести в свою спальню прямо сейчас и по-настоящему сделать его своим любовником. Но она хотела избежать беды и, несмотря на искушение испытать счастье безрассудства, понимала, насколько опасно идти на риск.
Эмма покачала головой.
– Расскажите мне о той женщине.
Его губы замерли. Пальцы, сжимавшие ее предплечья, напряглись, затем резко отпустили ее.
– Что?
– Я слышала разговоры.
– О, неужели? – Его тон был холоден. – И какие же сплетни ты слышала, Эмма?
Она подняла подбородок.
– Вы знаете.
– Уверен, что нет.
– Говорили, что вы были влюблены в женщину сомнительного поведения. И к тому же чью-то любовницу. И просили ее руки, умоляли ее. И потом были письма…
– Ах, те слухи. – Он так громко рассмеялся, что Эмма вздрогнула. – История десятилетней давности. И я уверен, что она обрастает все более грязными подробностями с каждым новым пересказом. И между прочим, моя милая, я вообще не намерен говорить об этом.
Она повернулась к нему и встретила его взгляд, довольно-таки жесткий.
– Я понимаю, – сказала она осторожно.
– И все эти старые истории не имеют никакого отношения к нам с тобой.
– Это неправда. Вы воздействуете на обстоятельства, Сомерхарт, и пытаетесь манипулировать и мной. Вы выдвигаете требования. Диктуете правила. Вы платите, чтобы мальчик шпионил за мной. Почему я не могу думать, что причина ваших страхов… ваших настоящих страхов… заключается в том, что женщина может снова сделать из вас посмешище.
Его твердые губы побелели, сложившись в тонкую линию.
– Следи за своим языком, милая.
– В прошлом вы контролировали каждую свою партнершу, Сомерхарт, но вы не можете управлять мной. Меня не запугать. Вам нечем угрожать мне, потому что мне нечего терять.
– Кроме твоих секретов.
Она ожидала этого, было бы так опрометчиво показать ему свои страхи.
– У меня нет секретов. Не больше, чем у каждой из ваших будущих любовниц.
– Если копнуть твое прошлое…
– Зачем вам это? Зачем даже думать об этом? Вы герцог. Богатый и всесильный, а я ничем не угрожаю ни вам, ни вашей жизни. Ваши подозрения безосновательны. Взгляните на мое прошлое, если вам нужно. Но это моя личная жизнь, такая же ценная и неприкосновенная, как ваша для вас. Если вы действительно хотите расследовать мое прошлое, делайте это. Но не беспокойте меня своими извинениями за свои необоснованные подозрения. Мне больше нечего сказать вам, ваша светлость.
– Необоснованные! – фыркнул он.
– Я не ищу встреч! – закричала Эмма. – Я отказываю вам на каждом шагу! И вы все равно приходите сюда со своими вопросами, как будто я возвеличена до положения шлюхи герцога. Мой Бог, вы такой гордый. Вы ужасно высокомерный.
Сомерхарт повернулся и пронзил ее враждебным взглядом.
– Так ты поэтому пришла прошлой ночью? Из-за моей гордости? Хотела унизить меня?
Эмма вздохнула так быстро, что на мгновение голова закружилась. Как сквозь пелену тумана, она видела, как Харт скрестил руки на груди. Она еще раз вздохнула.
– Ч-что?
– Думала сбросить меня с пьедестала?
– Я… нет. – Она была настолько шокирована его словами, чувством собственной ранимости, что даже забыла, что хотела выпроводить его за дверь. – Да. Конечно, вы ужасно высокомерный, это так. И я хотела видеть это. Ваше тело. Вашу гордость и силу. Но я не могла… я просто хотела видеть то, что не могу иметь. Я не могу ничего поделать с этим, но хотела…
Его скрещенные руки опустились. Эмма покачала головой и отвела глаза, глядя на свои поношенные туфли, которые когда-то имели цвет слоновой кости и были такими мягкими, а сейчас стали старыми и твердыми на ощупь, как ее собственные чувства.
Она подняла глаза, когда его рука коснулась ее волос.
– Иногда ты выглядишь такой юной и говоришь мне такие чудесные вещи.
Нет. Она не была юной. Она была такой старой, как сама земля, и решила, что лучше, если никто не будет знать ее.
– Почему ты решила отказать мне, Эмма? – Подушечки его пальцев снова коснулись ее головы, распространяя тепло по щеке, по подбородку. Она снова отвернулась.
– Мы не можем провести вместе и четверть часа, чтобы не поругаться. Мы гораздо чаще обмениваемся шпильками, чем комплиментами. Поэтому зачем так настаивать, чтобы я уступила?
Он криво улыбнулся.
– Между нами существует страсть. Иррациональная страсть. Если бы мы признали это, то не спорили бы так много.
– Если мы не будем видеть друг друга, мы вообще не будем спорить.
Его улыбка была все та же.
– Мы спорим всякий раз, когда я спрашиваю тебя о причине твоего упрямства. Ты заметила это? И я хотел бы знать, что за нелепая идея засела в твоей голове? Ты говоришь, что не хочешь иметь любовника, но это ничего общего не имеет с моралью. Или с твоей репутацией. И то и другое уже изорвано в клочья.
– Это можно сказать не только обо мне, но и…
– И как ты утверждала не раз, ты не хочешь выходить замуж, поэтому тебе нечего делать с каким-то благородным джентльменом. Но ты хочешь этого, хочешь настолько, что творишь немыслимые вещи со мной в публичных местах. Может быть, я тупой… нет, не говори ничего, но я не могу объяснить себе твое поведение.
Эмма не торопилась с ответом. Она подошла прямо к маленькому окну.
– Мне нужен ответ, – настаивал Харт. – И я не думаю, что самонадеянно с моей стороны заявлять, что тебе не следует отказывать мне раз и навсегда. Ты хочешь этого. Ты хочешь меня. И я не уйду, пока ты не расскажешь мне, в чем причина твоего отказа.
Нет, она не могла сопротивляться бесконечно. Она с трудом делала это, надеясь, что он поразит ее и она сдастся без слов. Эмма прижала руки к холодному стеклу. Может быть, ей следует сказать ему, что у нее сифилис? Это бы сразу остудило его страсть. Но нет. Ее щеки залились краской при этой мысли. Она еще не настолько отчаялась, хотя близка к этому.
Затем простой ответ пришел ей в голову. Чуждый условностям, он все еще оставался тем молодым человеком, который пришел ей на помощь, когда она была ребенком. Человеком, который воспитывал свою младшую сестру. Несмотря на его холодный внешний лоск, он не нашел бы привлекательной бессердечную, эгоистичную женщину.
– Моя мать смертельно заболела после родов, – прошептала она. От ее слов запотело стекло.
– Что?
Эмма повернулась к нему и заставила себя улыбнуться. Одними губами.
– Моя мать. Она потеряла здоровье из-за того, что произвела на свет детей для моего отца. Только двух детей, но в каждом случае это обернулось трагедией. Первые роды испортили ее внешность, на что часто указывал мой отец. Она растолстела, потеряла былую привлекательность. А вторые доконали ее. В течение года она угасала, и я думала, уж лучше бы она умерла в родах. Она стала нервной, некрасивой, больной… Полный крах семейных отношений. Поэтому я не хочу рисковать, имея детей, ваша светлость, и поэтому не буду вступать в связь с вами или с кем-то еще.
Его лицо стало белым от шока.
– Но есть способы… Ты была замужем и должна…
Эмма нанесла последний удар.
– Да, я делала все, что могла, как вы понимаете. Включая молитву и отказ. Я решила не превращаться в толстую матрону, обремененную сопливым отродьем. – Она улыбнулась, наблюдая, как его глаза становились все более отрешенными.
– Ты молодая. Ты…
– Да. Я молодая. И думаю воспользоваться этим в полной мере.
– Жить как монашка?
– Как вы заметили, я вряд ли живу как монашка.
Его напряжение росло, пока шли секунды.
– Но есть много способов, чтобы избежать…
– Ни один из них не подходит мне. Я не то что хочу подождать с детьми, я вообще не хочу иметь детей. Очевидно, вы любите рисковать? Я нет.
– Я бы придерживался…
– И выносили бы за меня ребенка? Стали бы толстым и обрюзгшим, прошли бы через кровь и боль? Превратили бы свою грудь в нечто схожее с выменем? Стали бы рабом каждого желания ребенка? – Она передернула плечами. – Нет, увольте.
– Я понимаю, – просто сказал он. Он снова изучал ее, как делал это много раз прежде. Изучал и нашел ее желанной. Он медленно кивнул. – Что ж, спасибо за объяснение. Ты, должно быть, устала после такого утра. Я оставлю тебя, чтобы ты отдохнула.
– Спасибо, ваша светлость.
Его карета не вернулась, но ее не интересовало, на чем он поедет. Дверь открылась и закрылась, и порыв свежего воздуха остудил слезы, которые стояли в ее глазах.
Она сказала правду, почти правду, и боль этой правды пригвоздила ее к этому месту. Она стояла, онемевшая и молчаливая, тупо уставившись на порванные обои на дальней стене.
Нет, она не хотела детей. Даже мысль об этом была невыносима ей. И не потому, что ее мать подурнела. И даже не из-за медленного угасания матери и ее смерти после рождения Уилла.
Эмма не хотела мужа, и поэтому ей не хотелось думать о детях. Но когда она произнесла это вслух, правда этого факта занозой застряла в ее сердце. У нее уже был ребенок. Уилл. Она любила его и растила. Угадывала его желания. Успокаивала его, когда ему снился плохой сон. Обнимала его маленькое тело, когда ему было больно. Она брала его с собой повсюду, даже учила его читать, когда его няня была занята в постели их отца. И потом он умер.
Еще вчера он заполнял для нее весь мир, а сегодня его положили в черную дыру и засыпали землей. Мир пошатнулся, и она осталась стоять там, глядя на осыпавшуюся землю.
Она любила этого ребенка, и ей хватит этой боли не на одну – на две жизни.
Эмма заставила себя подойти к лестнице. Она тяжело поднялась на второй этаж, залезла в постель и свернулась под холодными простынями. Она слишком устала, чтобы готовить ужин, и знала, что Бесс тоже.
Небо постепенно темнело, и Эмма закрыла глаза.
– Она ушла. Ты должен забыть ее.
Мэтью взглянул на отца.
– Как ты можешь говорить такое?
Отец состроил гримасу и поднял руки.
– Как я могу? Она ушла, Мэтью, я готов согласиться, что она была тебе подходящей парой, когда была здесь. Но девушка ясно дала понять, что не собирается связывать себя узами брака. Ты столько раз делал ей предложение, и она каждый раз отвечала отказом. И в конце концов сбежала. Используй свои мозги на что-то более полезное, чем молитва.
Мэтью вскочил как ужаленный и уперся руками в стол.
– Как ты смеешь? Я уважаю тебя, как положено сыну, но не потерплю твоих насмешек над церковью.
– Наша церковь – это англиканская, а твой викарий католик.
– Преподобный Уиттир прекрасный человек! Он и подобные ему как раз решили вернуть народ назад к Богу. Он помогает церкви найти ее душу, как помогает и мне найти мою.
Отец пригладил седые волосы.
– Твоя душа здесь, и с ней не происходит ничего плохого. И ничего плохого нет в вере. Но те люди, о которых ты говоришь, вскоре будут изгнаны из нашей церкви как преступники, кем они и являются. И если ты планируешь присоединиться к ним, то тебя постигнет та же участь.
– Ты ничего не понимаешь в этом, – отрезал Мэтью.
– Церковь достаточно ясно изложила свою позицию в отношении католиков и их папистских ритуалов.
– Не хочу даже слышать это. Как только я женюсь, отец Уиттир благословит меня на посвящение в сан. Я буду просветлять души людей. Наставлять их на путь истинный. Я верну их в лоно церкви. Но я не могу сделать это, пока в моей душе грех неутоленного вожделения.
Отец лишь покачал головой. Подобный разговор они вели не в первый раз. Мэтью смотрел на его волосы, на их пушистые завитки, и на его розовое лицо. Отец слаб, всегда добр и готов все простить. И всегда был под каблуком своей жены, властной и сильной. Мэтью произнес короткую молитву благодарности, которую унаследовал от матери.
– Ты обещал, что я женюсь на ней. Обещал помочь.
– Я думал, что она тоже хочет этого. Она…
– Она сделала свой выбор, когда сбила меня с пути. Она играла с моим сердцем и запятнала мою душу, а сейчас пожинает плоды. Я женюсь на ней, отец. Я должен.
Отец обхватил голову руками.
– Ты даже не знаешь, где она. Ты только и делал последние несколько месяцев, что искал ее, исколесив половину страны. Я отказываюсь поддерживать тебя и дальше. Я просто не могу позволить это.
Печаль побудила его к брани и гневу, но Мэтью удалось мыслить логично. Когда придет время, отец все сделает, он не сомневался в этом. Поэтому постарался выбрать примирительный тон.
– Я понял тебя, отец, но я молюсь каждый день, чтобы получить ответ… Если Богу будет угодно и он укажет мне, где найти ее, ты дашь мне последний шанс?
Отец долго не произносил ни слова, понурив голову.
– Я люблю ее, – прошептал Мэтью.
Наконец отец кивнул.
– Если ты узнаешь, где она, я помогу тебе увидеться с ней. Но не сделаю ничего, чтобы вернуть ее силой. Ты понял?
Мэтью был вполне удовлетворен. Да. Он понял, но это не имеет никакого значения. Ему не понадобится помощь, чтобы заставить ее вернуться. Мэтью улыбнулся, глядя на поникшую голову отца.
– Конечно. Спасибо тебе, отец. – И он отправился в церковь, чтобы еще истовее помолиться за благополучный исход дела.
