Глава 25
Следующие два дня Эрика в основном провела в одиночестве. Она даже радовалась этому, хотя почти все время приходилось сидеть в углу спальни Селига. Он не только запер девушку сразу после того, как привел ее наверх, до прибытия короля, но и приковал к стене.
Очевидно, Селиг не хотел рисковать и боялся ее побега. С того дня он никогда не забывал делать это. Эрику даже немного забавляло, что он мог подумать, будто она попытается сломать себе шею, выпрыгнув из окна. А может, думал, что Эрика утопится в лохани грязной воды, так и не вылитой с самого утра, поскольку слуги были слишком заняты, ублажая короля и придворных.
Эти придворные… Трижды в дверь скреблись дамы, все, судя по выговору, саксонские леди, в поисках Селига, который, должно быть, ненадолго вышел из зала.
Эрике оставалось только гадать, сколько раз он занимался с ними любовью в этой самой комнате: ведь эти трое безошибочно нашли его спальню. Но где Селиг развлекает их сейчас, когда эта комната уже занята, как, впрочем, и все остальные?
Пришла Эда и, как обычно, принесла еду и ночной горшок, поскольку у нее было не больше сил, чем у Эрики, чтобы отстегнуть цепь от стены, а Селиг теперь совсем редко бывал здесь. Старая служанка уже не глядела на девушку так неодобрительно, как вначале, и в глазах даже светилось нечто вроде жалости, что не слишком нравилось Эрике.
Рано или поздно она все равно получит свободу! Пусть только брат узнает о том, что произошло! Ведь сама девушка еще не поддалась жалости к себе и не хотела ее от других.
Вчера Эда дружелюбно болтала о короле и придворных, даже не ожидая от Эрики ответа, которого и не получила. Очевидно, Алфред путешествовал налегке, не со всем двором, и должен был уехать через несколько дней, хотя эта новость отнюдь не обрадовала Эрику.
Сегодня, однако, Эда не трещала без умолку, а впервые позволила себе сделать странное замечание:
– Ты не можешь представить, как напоминаешь мне мою Кристен… разве что та была настоящим воином! – После такого Эрика не могла смолчать:
– Хочешь сказать, что я не из храбрых?
– Ты не жалуешься, миледи, и позволяешь этому негодяю творить все, что он захочет! – Эрика не верила собственным ушам:
– Но я не представляю, как противиться ему!
– Неужели? Милорд Ройс был куда безжалостнее! Викинги уничтожили почти всю его семью. Но Кристен быстро образумила его. И заставила расковать ее только потому, что ненавидела свои цепи. Селиг знает, как ты страдаешь, или делаешь вид, что тебе все равно?
Эрика вела себя именно так.
– Селиг желает отомстить мне. И обрадуется, если узнает, как мне плохо, – оправдывалась Эрика.
– Этот молодой человек в жизни никому не мстил, – фыркнула Эда. – Сомневаюсь, что он действительно этого добивается! Ты воюешь с настоящим волокитой! Он просто создан, чтобы угождать женщинам, и никогда еще не обидел ни одну. Если он поймет, сколько мук причиняет тебе, думаю, просто не вынесет этого.
После ухода Эды Эрика долго раздумывала над ее словами.
Да, Селиг, возможно, не привык причинять боль женщинам, но он достаточно быстро постигает это искусство… нет, пожалуй, это несправедливо. Он ведь ни разу не сделал ей больно. Несколько царапин, которые она сама себе нанесла, не в счет. А растертые ноги… этого не случилось бы, превозмоги она гордость и напомни о башмаках. И это Кристен ударила ее и избила бы, если бы Селиг сразу не остановил сестру.
Пока еще Эрика бесконечно страдала лишь от стыда и потери свободы, хотя, конечно, будет ужасно, если она в скором времени не вернется домой. Но неужели Селиг может смягчиться? Права ли Эда? И забудет ли он о мести, если поймет, как велики ее терзания? Если Эрика начнет ныть, плакать и жаловаться…
При одной мысли о таком поведении Эрика невольно покраснела. Нет, она просто не способна на это… разве что окончательно потеряет надежду. Гордость не позволит ей опуститься так низко. Но ведь есть еще и брат! Эрика уедет отсюда и никогда больше не увидит этих людей, никто не напомнит о перенесенных здесь унижениях… Никогда. Нет, это не правда. Как можно забыть Селига Хаардрада, ведь он день и ночь стоит перед глазами. И Эрика боялась, что его образ еще долго не поблекнет.
Предмет фантазий Эрики появился после обеда, и на лице его сияла улыбка, которой она так боялась. Первым делом Селиг снял цепь с крюка, но не отдал ей в руки, как обычно, а вместо этого поднял с пола.
– Повезло тебе, девчонка, – весело заметил он. – То дельце, которое мы должны уладить, может не ждать до отъезда Алфреда.
Эрика застонала про себя, осознав, о чем он говорит.
– Почему нет?
– Ройс устроил охоту для короля и придворных, так что их не будет по крайней мере полдня. Только несколько человек осталось в доме, как, впрочем, и большинство дам.
– А почему ты решил не ехать? Или слишком переутомился от развлечений?
– Зря надеешься, девчонка! Боюсь, я должен тебя разочаровать, – ответил он, пытаясь говорить извиняющимся тоном, что, впрочем, плохо удавалось.
– Просто предпочитаю проводить время… с тобой.
– Жаль, что не испытываю того же желания. – Селиг рассмеялся. Он был в превосходном настроении и просто бурлил от предвкушения еще больших удовольствий. Ему наверняка все равно, какой ответ он получит. Любой послужит его цели.
– У тебя было немало времени поразмыслить над моим ультиматумом…
– Я совсем не думала о нем, – поспешно солгала Эрика.
Но уловка не удалась.
– Печально, конечно, но вовсе не обязательно, – с удовольствием объявил Селиг. – Не стоит долго задумываться, чтобы решить, станешь ли ты называть меня хозяином или нет, сможешь ли ничего не носить, кроме цепей, или нет. Что ты выбираешь, Эрика Бессердечная?
– Ни то ни другое.
– Хочешь есть из моих рук, у моих ног? Больше я тебе этого не предлагаю. Может, когданибудь потом, но не сейчас.
– А я не принимаю ни одного предложения.
– Наоборот. Я сказал бы, что ты достаточно ясно дала понять, какой выбор сделала.
Эрика быстро отпрянула, но цепь не дала отойти далеко, и Селигу было достаточно дернуть, чтобы девушка вернулась на прежнее место.
– Я уже сказала, что ничего не желаю слышать о твоих смехотворных предложениях, – охваченная тревогой, она повысила голос.
Селиг ответил тоном, каким обычно говорил с неразумными детьми:
– Разве тебе не предоставили выбора? Ты должна смириться с тем, что есть, и если уже решила, как поступишь…
– Нет!
– Тогда прошу прощения, но могу поклясться, что ни разу не услышал из твоих уст слово «хозяин». Готов признать, что ошибся, если повторишь его сейчас.
Губы Эрики сжались так плотно, что побелели. Однако Селиг вовсе не рассердился, увидев это. Наоборот, рассмеялся.
– Нет? – сказал он за нее. – Оказывается, я с самого начала был прав! Ты решила выставить перед всеми свои жалкие прелести?! Уверен, что оставшиеся в зале найдут это зрелище чрезвычайно забавным. Ну, а теперь можешь снять одежду.
Если Селиг пытался объяснить, что ее так называемый «выбор» оказался худшим из двух зол, то это ему великолепно удалось. Эрика не могла вынести его хладнокровной игры, от которой сам Селиг получал такое удовольствие. Но на этот раз она не смирится!
– У меня нет ни малейшего желания забавлять кого бы то ни было, – холодно заявила девушка, – и меньше всех – тебя. Если ты еще не заметил, болван безмозглый, могу объяснить: я не желаю иметь с тобой ничего общего.
Селиг, казалось, удивился, словно действительно не ожидал отказа. И это вряд ли ему понравилось, хотя нахмуренное лицо могло быть чистым притворством.
– Открытое неповиновение? – Эрика кивнула:
– Это ты решил, не я. Хочешь видеть меня без одежды, подойди и сними ее! Но не ожидай, что я покорно позволю тебе сделать это!
Селиг еще больше нахмурился, но через мгновение расплылся в улыбке:
– Думаю, что я неплохо владею искусством раздевать женщин! И, кроме того, ты вся обмотана цепями и не сможешь сопротивляться, а поэтому находишься в невыгодном положении. Протяни руки, и я освобожу тебя.
«Невыгодное положение? Справедливость? От него?» – подумала Эрика.
Ей бы следовало сразу заподозрить Селига, но обещание свободы оказалось слишком большим искушением. Кроме того, Селиг уже достал ключ и показывал ей. Может, он действительно хотел ответить на вызов, особенно теперь, когда проклятая игра становилась с каждой минутой все более нешуточной. Так или иначе, ей станет легче, если на руки не будет постоянно давить проклятая тяжесть.
Эрика протянула руки, но слишком поздно поняла, что платье просто не стянуть с плеч, если не снять кандалы. Однако прежде чем она снова отдернула руки, одно железное кольцо, зазвенев, свалилось и повисло на цепи. По лицу Селига было видно, что Эрика права в своих предположениях. Его уловка сработала, доказывая, как он хитер.
И, чтобы показать свою «благодарность», Эрика взмахнула оковами, целясь в голову Селига Судьба дала ей в руки прекрасное оружие, которым она, однако, не сумела воспользоваться. Селиг ловко увернулся, поймав ее все еще закованное запястье, и завернул ей руку за спину, К несчастью, Эрика оказалась прижатой к груди Селига, и пока пыталась оттолкнуть его свободной рукой, его ловкие пальцы развязывали узел веревки, стягивавшей ее талию. Ему это удалось, тогда как Эрика потерпела неудачу. Поймав подол верхнего платья, Селиг дернул его и, конечно, снял бы, не застрянь грубая ткань в железном браслете, сжимавшем кисть девушки.
На какоето мгновение Эрике показалось, что она выиграла, но Селиг оставил в покое ее платье, болтавшееся теперь над головой, и окончательно лишил девушку возможности сопротивляться, а сам занялся шнуровкой на тесном нижнем платье. Теперь руки Эрики были стянуты, лицо закрыто колючей материей, и девушка могла только визжать от ярости и уворачиваться от него. Эрика изо всех сил старалась освободиться от закрывающего лицо платья. Стоило ей сбросить его, как подол нижнего платья начал подниматься.
Невыразимое бешенство охватило ее. Что же теперь делать? Как избавиться от него? Она попыталась снова прижать руки к бокам, но Селиг быстро стиснул ее запястья, одним резким движением подняв ее руки над головой, ловко стягивал одежду.
Болтавшееся кольцо вновь зацепилось за рукав нижнего платья, но единственного рывка оказалось достаточно.
Эда не дала ей ни сорочки, ни набедренной повязки, ни чулок, и раздеть Эрику догола оказалось совсем несложно.
Но в пылу драки девушка не успела испытать ни малейшего смущения – слишком сильна была ярость, и, поскольку оковы на ногах не позволяли бежать, она вновь атаковала Селига.
Конечно, это было совершенно бесполезным порывом: бороться с таким великаном просто не имело смысла. Он не чувствовал ни ее щипков, ни ударов и, насмешливо подняв брови, не двигался с места. Оставалось только гадать, как мог удар по голове вообще причинить ему боль. Но когда она снова взмахнула тяжелым браслетом оков. Селиг перестал забавляться и быстро покончил с ее усилиями взять верх.
Селиг снова завернул ее руку за спину, хотя на этот раз пояс уже был развязан, и он просто притиснул девушку к груди, а потом завернул за спину и другую ее руку. Но когда его пальцы опять скользнули по цепи, глаза Эрики расширились: она слишком хорошо понимала, что сейчас сделает Селиг. И оказалась права: второй браслет сомкнулся вокруг запястья с тихим щелчком, и девушка невольно вздрогнула Теперь Селиг отпустил ее, но, поскольку цепь оказалась сзади, Эрика не могла вытянуть руки. О Фрейя, она осталась совершенно беспомощной, обнаженной, не в силах даже прикрыть ладонями груди. Значит, в таком виде он собирается вывести ее в зал и выставить перед всеми этими женщинами, которым доставит радость видеть унижение датчанки!
Гордость и воля девушки на мгновение покинули ее, что позволило Селигу беспрепятственно вывести ее из комнаты за «поводок». Да и стоило ли протестовать. Весь ужас последнего, самого страшного унижения, пережитого от его рук, сменился неудержимым, почти безумным гневом.
Они еще не добрались до лестницы, когда Эрика излила свою ярость на голову Селига:
– Трусливый негодяй! Грязная свинья! Мерзкий кусок дерьма! Вонючий обманщик! Подлый лгун!
Селиг, резко развернувшись, навис над Эрикой, прежде чем последнее ругательство слетело с ее губ. Лицо его мгновенно вспыхнуло от бешенства:
– Как ты смеешь оскорблять меня? На колени! – прорычал он.
Девушка без малейшего колебания бросилась на колени и вонзила острые зубы в его правое бедро. Селиг взвыл и согнулся, но, прежде чем успел вцепиться в Эрику, неожиданно потерял равновесие, схватил ее за плечи, чтобы не упасть, однако не удержался и, уронив ее на спину, сам рухнул сверху.
На мгновение у Эрики перехватило дыхание. Коекак придя в себя, она попыталась оттолкнуть Селига, но руки были скованы за спиной, и пошевелить ими не было никакой возможности. Тогда она начала отбиваться всем, чем могла, – плечами и бедрами, но тут же поняла, какую совершила ошибку.
Неожиданно Эрика заметила, что он не делает ни малейшей попытки сопротивляться, а вместо этого про сто вставился на нее. Может быть, обнаженное тело под ним не вызвало огонь в крови, но лихорадочные движения бедрами в попытке скинуть его на пол смогли пробудить желание, горевшее сейчас в блестящих серебристых глазах, распиравшее набухшую мужскую плоть, упиравшуюся в низ ее живота.
– Вспомни, что ты ненавидишь меня, – панически выдохнула Эрика, прежде чем ее губы накрыл теплый рот.
Но ненависть Селига, повидимому, не распространялась так далеко. Страсть, подогреваемая возбуждением, заставила забыть обо всем. И Эрика поняла это еще яснее, когда то же желание затуманило ее разум.
Он завладел ее губами, чуть прикусывал, лизал, посасывал, и его язык проник в ее рот через преграду зубов. Эрика была ошеломлена, подавлена и растерянна. Селиг не просто целовал ее, иначе девушка давно бы уже справилась с собой, нет, она с каждой минутой все больше теряла голову.
И теперь ее руки были скованы, его – свободны, а сама она открыта жадным ласкам. Широкие ладони скользнули между их телами, легли на груди и стиснули упругие полушария. Пальцы нашли соски и начали пощипывать, пока не превратили их в два крошечных камешка. Словно молния прошила Эрику до самых кончиков ног. Она тихо застонала. Ответный вздох – рычание – прозвучал намного громче.
Ни один не слышал приближавшихся шагов, зато сухой голос раздался, словно гром с небес:
– Думаю, сейчас ты заявишь, будто провел в постели столько времени, что теперь просто не выносишь ее вида!
Очередной стон Селига уже не имел ничего общего со страстью:
– Мама… да уходи же!
– Хочешь сказать, что не нуждаешься в свидетелях? – еще суше осведомилась Бренна. – А я было подумала иначе!
– Мама!!
Послышалось презрительное фырканье и вслед за этим шум удалявшихся шагов.
Селиг, вздохнув, прислонился лбом ко лбу Эрики. Прошло несколько секунд, прежде чем он сообразил, что прижимает ее к полу всем телом, и, застыв, отстранился.
Девушка и так уже окаменела, как холодные плиты, на которых лежала. Однако, как ни иронично это выглядело, его лицо было таким же багровым от смущения, как и лицо Эрики. Правда, ей это не показалось ни справедливым, ни веселым.
– Она не видела тебя, – шепнул Селиг, почемуто решив утешить ее.
– Какое это имеет значение? – с горечью спросила девушка. – Это тебе следует стыдиться. Мое унижение началось задолго до ее появления.
Селиг окинул ее свирепым взглядом, прежде чем мощным рывком оказался на ногах, увлекая ее за собой. Он взял конец цепи, свисавшей с шеи, но лишь обмотал ее вокруг железного ошейника, чтобы пленница не споткнулась.
– Кусать мужчину за ногу означает навлечь на свою голову то, что ты получила, – процедил он.
– Попробуй еще раз поставить меня на колени, и клянусь, что попытаюсь дотянуться до другой части твоего тела.
Лицо его еще больше побагровело, а гнев, казалось, вотвот вырвется наружу.
– Ты была словно течная сука, – грубо бросил Селиг.
– А ты пожелал женщину, которую поклялся ненавидеть, – напомнила Эрика, хотя тут же пожалела о сказанном.
Напрасно она издевается над человеком, бросая ему в лицо его же собственный позор. Он немедленно просунул палец за ошейник, приподнял пленницу, пока их носы едва не столкнулись, и зловещетихо заявил:
– Я презираю тебя, девчонка, и не сомневайся в атом! Презираю тебя и ту ледяную воду, которая течет в твоих жилах. Правда, она превращается в кипяток, стоит мужчине прикоснуться к тебе, не так ли? – злобно усмехнувшись, добавил он.
Эрике следовало бы быть благодарной просто по тому, что он ответил такой же издевкой. Но она все еще была слишком сердита, чтобы отступить или промолчать:
– По крайней мере я не ищу извинений собственному поведению и не стремлюсь переложить вину на других.
Он одним легким толчком отбросил ее прочь, едва слышно прошипев:
– Возвращайся в мою комнату, девчонка! Я пошлю Эду помочь тебе. Твое появление внизу может подождать еще денек.
– Когда твоя мать не будет уверена, что ты забавлялся именно со мной?
Эрика не оглянулась, чтобы проверить, больно ли ранила Селига ее колкость, и помчалась назад, оставив его кипеть яростью и охваченным таким возбуждением, что низ живота надсадно ныл. Он несколько минут стоял неподвижно, безуспешно пытаясь немного успокоиться и, не раздумывая, устремиться вниз.
Селиг встал в открытой двери спальни – Эрика не смогла захлопнуть ее за собой – и увидел, что узница скорчилась в углу, нагнув голову к поднятым коленям, так что разметавшиеся волосы почти скрывали наготу. Вид этой съежившейся фигурки так подействовал на Селига, что он в бешенстве пнул косяк и тут же громко выругался, потому что как раз сегодня надел сапоги из мягкой кожи. Как она посмела заставить его почувствовать жалость к ней и одновременно возбудить такую неуемную страсть?
Ему удалось привлечь внимание Эрики. В голубоватозеленых глазах не было ни единой слезинки, но и огонь гнева почемуто погас. Казалось, Селиг увидел лишь страдание, чего никогда не мог видеть у женщин без того, чтобы немедленно не прийти на помощь. Поэтому предпочел поскорее удрать, прежде чем сделает какуюнибудь глупость в попытке утешить Эрику Бессердечную.