Глава 15
«Только начало».
Интересно, что он имел в виду?
Александра таращилась на дверь мастерской, не веря самой себе. Неужели это действительно произошло? Неужели он только что подарил ее телу столько новых, невиданных ощущений и ушел? Чинить шину?
Начало чего?
Она соскользнула со стола. И едва не рухнула на грязный пол, поскольку ноги подкосились. Похоже, Финеас Берк лишил ее не только способности рационально мыслить, но и костей.
Кто бы мог подумать, что он способен на такое?
«Только начало».
Александра обвела глазами комнату. Теперь она была залита солнечным светом. Наверное, уже полдень. Сколько прошло времени? Ее голова была затуманена, мысли путались, и когда она смотрела на что-то, ей требовалось время, чтобы сообразить, что же это такое. Сейчас она не могла думать ни о чем, кроме нежной пульсации, все еще исходившей из некой точки, расположенной у нее между ногами. Она чувствовала его пальцы там — наверное, именно так люди, которым ампутировали руку или ногу, еще долгое время ощущают отрезанную конечность.
У нее одновременно возникли две мысли, никак не связанные между собой. Во-первых, она хотела заполучить обратно пальцы, которые творили чудеса с ее телом, и мужчину, которому эти самые пальцы принадлежали.
Во-вторых, она осознала, что находится одна в мастерской Финна, и в ее распоряжении имеется как минимум полчаса, прежде чем он вернется.
Ей очень хотелось сосредоточиться на первой мысли, которая была приятной, простой и понятной. Представлялось вполне естественным желать, чтобы мужчина был рядом, тем более после удовольствия, которое он ей доставил, В конце концов, она была женщиной детородного возраста и вполне могла испытывать физическое желание и стремиться к насыщению сексуального голода.
Но вторая мысль тоже присутствовала, темная и коварная, навязчивая, как осенняя муха.
А вдруг здесь имеется что-то, способное помочь манчестерскому заводу?
Нет, об этом нельзя даже думать. После всего, что между ними произошло, это было бы предательством.
Но разве не из-за этого она сюда пришла? Страсть — это прекрасно, но у мужчин страсть проходит быстро, даже у таких благородных, как Финеас Берк. Пройдет месяц или год, и что будет с ней? Она останется одинокой, сестра не найдет мужа. Она превратится в бледную тень самой себя, не имеющей средств к существованию и возможности найти свой путь в жизни.
Александра в отчаянии огляделась. Это невозможно. В мастерской Финна не может быть ничего полезного для изготовителя паровых машин.
Но ведь он совершил открытие со своей батареей, причем важное. Возможно, она сумеет убедить Уильяма Хартли сделать то же самое, перейти на электричество, если он еще этого не сделал. Если преимущества электричества были ясны ей, бесконечно далекой от механики женщине, значит, они должны быть очень весомыми.
Ей всего лишь надо, чтобы акции компании поднялись в цене. Тогда она продаст их, поправит свое положение и сможет вернуться с Абигайль в Лондон к своей прежней жизни, которая ее всегда устраивала. К салонам и лакеям, изысканному французскому вину и красивым платьям. Она даст сестре приданое и будет чувствовать себя своей среди самых богатых и знатных граждан страны.
Она вернет себе чувство собственной значимости. Вернее, ощущение, что она наконец в безопасности и неуязвима.
Она, Александра, ничего не станет красть, не будет прямо передавать информацию. Это было бы неправильно. Она будет… учиться. Изучит проблему и придет к собственным выводам, а потом напишет письмо Хартли, и подскажет, что делать дальше. И ничем не повредит мистеру Берку.
Ну а потом, возможно, заполучит и то и другое. Она займет свое комфортное место в лондонском обществе, а Финн будет ее любовником, который станет приходить к ней поздно вечером, когда другие гости уже уйдут. Они даже смогут купить небольшой домик в деревне и устраивать там себе короткие каникулы. Это будет идиллия. Она создаст ее для Финна, окружит его любовью и заботой, покроет его великолепное тело поцелуями. Она станет самой лучшей любовницей, которую только может желать мужчина, и не будет стоить ему ни пенса. Она даже будет помогать ему в работе. Пока она ему нравится, пока он ее хочет, он получит все, что она сможет ему дать. Конечно, хотелось бы знать, как долго продлится это «пока», но…
Она мертвой хваткой уцепилась за край стола. Александра с трудом оторвалась от деревянной столешницы и огляделась. У Финна должны быть какие-то записи, бумаги. Где он их хранит?
Она подошла к буфету и длинному столу у стены. Цилиндры, бутылки, коробочки с неразборчивыми надписями, газовая горелка, на которой он готовил чай. Никаких бумаг. Возможно, чтобы снизить опасность пожара.
Александра повернулась в другую сторону. Еще один стол, но на нем только ее шляпа.
Маленький столик с керосиновой лампой.
Стопка шин, пустые колодки, на которых стоял автомобиль, штабель добротных ящиков. На нем что-то лежало, на самом Верху, куда не доставал солнечный свет. Ящики были сделаны из хорошего прочного английского дуба — из такого некогда делали корпуса кораблей, которые выдерживали удары пушечных ядер и ураганы.
Она подошла и поняла, что ее внимание привлекла — стопка бумаг, на которых лежал конверт, принесенный ею несколько дней назад. Письмо от его матери, скандально известной Марианны Берк. Она провела рукой по аккуратно написанным строчкам и отложила письмо.
Под личным письмом лежали бумаги, исписанные так же нечитаемо, как и надписи на коробочках. Почерк Финна. Александра поколебалась и взяла бумаги.
Записи, сделанные, очевидно, в большой спешке, рисунки и диаграммы. Ничто в этих записях не имело для нее смысла. Она просмотрела несколько страниц, выискивая понятные слова, при этом постоянно помня, что время идет и Финн вот-вот вернется.
Ей на глаза попалось слово батарея. Она взяла листок и внимательно изучила его. Рисунок выглядел знакомым, и она сообразила, что на нем изображено то самое устройство, которое Финн собирал вчера. Над ним они работали вместе. Александра прочитала заголовок: «Свинцово кислотная батарея, вариант от 4 марта 1890 года». Или это 9 марта? Разобрать было невозможно. Впрочем, какая разница?
Почерк у Финна был плохой. Создавалось впечатление, что он писал в постоянной спешке, словно рука не успевала фиксировать на бумаге все то, что генерировал мозг. Александра всмотрелась в текст. В довершение всего в нем было много сокращений. Она прилагала большие усилия, чтобы расшифровать каждое слово, но не могла уловить смысл текста. Подойдя к рабочему столу, где было больше света, она опустилась на стул.
Заскрипела задняя дверь. В течение нескольких секунд звук не доходил до ее сознания. Она лишь машинально нахмурилась, внутренне досадуя на дополнительный раздражитель.
— А вот и я, — весело объявил Финн. — Чем занимаешься?
Александра в панике вскочила и спрятала бумаги за спиной.
— Ты уже вернулся! Как быстро!
— Да. Как раз открываю двери, — сказал он и нахмурился. — Что ты прячешь?
— Ничего. Абсолютно ничего, — произнесла она, но вовремя сообразила, что только усугубляет ситуацию, и добавила: — Я хотела сказать, ничего важного. Я тут увидела какие-то бумаги. Твои записки, наверное. Мне стало любопытно. Здесь что-то о батарее.
Финн ухмыльнулся:
— Тебя это интересует?
— Конечно. Я же помогала тебе работать над ней.
— Безусловно, — согласился Финн и распахнул двери так, чтобы в мастерскую могла въехать машина. — Ну и как, удалось что-нибудь прочитать? Мой ассистент в Англии утверждает, что у меня ужасный почерк.
— Не слишком хороший.
Она внимательно наблюдала за уверенными движениями его сильного гибкого тела. Широко открыв двери, он впустил в мастерскую воздух, теплый от утреннего солнца и насыщенный запахом цветущих неподалеку яблонь. Автомобиль, блестя свежевыкрашенными боками, стоял напротив.
— Ты не возражаешь, если я возьму их с собой и попробую прочитать?
— Конечно. Можешь уносить их куда хочешь, — согласно кивнул Финн и, постучав себя пальцем по лбу, продолжил: — Все это уже у меня в голове. Буду рад объяснить все, что покажется тебе неясным. Или если ты не сможешь расшифровать мои каракули, что вероятнее.
Сказав это, он подошел к машине, положил правую руку на руль, левой облокотился о раму и закатил свое детище в мастерскую. — Вот и мы, — довольно проговорил он.
Финн полез внутрь, чтобы поставить машину на тормоз. Его легкие уверенные движения завораживали Александру. Ей стало трудно дышать.
«Леди Морли, вы влюблены в моего друга Берка?»
Финн повернулся к ней и перестал улыбаться.
— Все в порядке, Александра?
Ей пришлось приложить усилия, чтобы взять себя в руки.
— Конечно. Я чувствую себя превосходно, и тебе это хорошо известно. Это ты… Ты, должно быть, совершенно измучен. Тебе следует отправиться к себе и отдохнуть.
Финн протянул к ней руку, и Александра не смогла устоять. Она подошла к нему и, прижавшись к широкой надежной груди мужчины, погрузилась в блаженство его объятий.
— Мне очень жаль, дорогая, но ты права. Я полностью вымотан. Не будешь возражать, если я тебя оставлю?
— Вовсе нет. — Его пиджак приятно царапал кожу. Александра закрыла глаза, наслаждаясь моментом, стараясь сохранить его в памяти.
Финн нежно погладил ее по голове:
— Мы увидимся сегодня?
— За ужином, наверное, — сказала Александра и почувствовала приятную дрожь где-то в нижней части живота.
— А после? — тихо спросил он.
— Это опасно. Все будут в замке. Уоллингфорд, и моя сестра, и остальные…
Он пожал плечами:
— Ну, если ты не хочешь…
— Нет, я хочу… — Прислушавшись к себе, Александра поняла, что говорит чистую правду. Она хочет все. Она хочет его, жаждет, чтобы он заполнил тоскливую пустоту, образовавшуюся внутри нее. — Может быть, я… если ты не слишком устал… я могла бы зайти к тебе.
Финн крепче прижал ее к себе:
— Если кто-то должен блуждать по замку, пусть лучше это буду я. Если тебя заметят…
— Меня никто не заметит. Твоя комната расположена рядом с задней лестницей. Меня никто не увидит.
Его дыхание приятно согревало кожу. Александра чувствовала ровное и сильное биение его сердца.
— Ну, если ты уверена… — сказал он после долгих раздумий.
Александра высвободилась из его объятий и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я никогда и ни в чем не была уверена больше, мистер Берк.
Финн погладил кончиком пальца ее губы:
— Тогда я буду вас ждать, леди Морли.
Полуденную тишину нарушил резкий голос:
— Синьора Морли, наконец-то!
Александра в полном недоумении подняла голову. У нее болели глаза, а в голове беспорядочно смешались ионы, катионы, свинец, кислота и что-то там еще. Прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, что находится в Италии, в комнате, которой сама же дала эвфемистическое название «оранжерея», а женщина, стоящая на пороге, — это синьорина Морини.
Очень взволнованная синьорина Морини, у которой съехал с головы шарф, а руки нервно мнут фартук.
— Синьора! Яйца!
Александра недоуменно моргнула:
— Яйца?
— Ну, да. Яйца, освященные яйца, их нет!
— Освященные яйца? — нахмурившись, переспросила она. — Вы имеете в виду те яйца, которые священник… — Она сделала движение рукой, словно разбрызгивала что-то.
— Да! Освященные яйца! Их украли!
— Украли? Ну, это вряд ли, синьорина Морини. Вы зря так волнуетесь. Кому могли понадобиться… святые яйца? И потом, это же, вероятно, богохульство.
Домоправительница злобно прищурилась:
— Это наверняка Джакомо. Только он не боится грешить.
— Ах да, Джакомо. Судя по всему, от него действительно немало неприятностей. Беспокойный парень. — Она положила бумаги Берка на стол и с наслаждением потянулась. — Но зачем ему ваши яйца?
Синьорина Морини всплеснула руками:
— Он не крал яйца сам, я в этом уверена. Она наверняка подбил на это кого-нибудь из конюхов. Из-за сыра.
— Какого сыра? — Александра поняла, что окончательно утратила способность соображать.
— Понимаете, сыр для вызревания необходимо поместить в конюшню. Такова традиция. В этом году конюхи говорят, что от него слишком много проблем. Я имею в виду Джакомо. — Темпераментная итальянка схватилась за голову.
— От Джакомо много проблем?
— Нет! Как вы не понимаете! От сыра! — стала объяснять домоправительница и даже приплясывала при этом, не в силах устоять на месте. — Все дело в запахе. Джакомо он не нравится. Он предложил кучерам взять яйца и сказать женщинам, то есть нам, что они не вернут яйца, пока мы не уберем сыр.
Александра чуть наклонилась, оперлась локтями о колени и начала массировать виски.
— Он знает, что яйца освященные?
— Знает, — буркнула Морини. — Ему плевать.
— Значит, он атеист? Прекрасно. Хоть какое-то разнообразие. Надеюсь, он не разобьет яйца. Или может?
— Разбить яйца? — выразила свое удивление синьорина Морини и взглянула на Александру с таким ужасом, что той стало неловко.
— Прошу прощения. У меня это вырвалось нечаянно. Я просто думала вслух, — улыбнулась она. — Конечно, я вижу, что проблема очень серьезная, но, боюсь, не вполне разбираюсь в этих делах. Зачем Джакомо все это?
Женщина тяжело вздохнула и подбоченилась.
— Он — разочарование.
— Совершенно с вами согласна. Лично я еще никогда не была так разочарована в мужчине. Ну, за последнее время, разумеется.
— Нет, я имею в виду, он имеет разочарование. Он разочарован.
— Ах, вот как, — протянула Александра и сделала паузу. — В любви?
Синьорина Морини молча кивнула.
— У него любовь с вами?
Домоправительница сверкнула черными глазами:
— Это было очень давно, все закончилось! Но Джакомо, он…
Она уронила руки и понурилась.
— Джакомо не считает, что все закончилось? — догадалась Александра. — И он дал клятву изводить кухонный персонал до конца своих дней?
— Да, вы все правильно поняли, миледи. Это ужасно! Невыносимо! Я так страдаю, — призналась Морини, а потом подалась к Александре, понизила голос и шепотом продолжила: — И вы тоже, миледи. Ведь это Джакомо посылал людей к синьору Берку, когда вы были там. И Джакомо отправил прошлой ночью большого герцога в персиковый сад.
Александра возмущенно ахнула:
— Не может быть! Зачем ему это?
— Это он! — уверенно кивнула синьорина Морини. — Он ненавидит любовников. Он ненавидит женщин. Он хочет, чтобы вы и ваши друзья уехали.
— Я этого так не оставлю! — разозлившись, вскочила Александра. — Я немедленно все ему скажу. Пусть знает свое место.
Синьорина Морини сделала шаг назад:
— Нет, не надо, это невозможно.
— Почему невозможно, хотела бы я знать?!
У Александры кровь вскипела от злости. Несносный мужлан не только стащил яйца, за которые Александра чувствовала ответственность, но и натравил на нее Уоллингфорда. Это действо требовало отмщения, и она намеревалась совершить его со средневековым изуверством.
— Это невозможно, — стояла на своем домоправительница.
— Возможно! — Александра окончательно вышла из себя. — В конце концов, я в данное время здесь хозяйка и не потерплю никаких заговоров слуг против себя.
Она начала нервно мерить шагами комнату.
— Здесь есть подвал? Что вы можете сказать о его санитарном состоянии?
Женщина нервно поправила шарф:
— Возможно, мне лучше поговорить с синьориной Абигайль?
— Абигайль? Мисс Хэрвуд? Какого черта! — возмутилась Александра, перестав бегать по комнате и остановившись перед смущенной домоправительницей. — Здесь хозяйка не она, а я!
— Я поговорю с ней. Она знает людей в конюшне. Она скажет, что мы уберем сыр на чердак. Они отдадут нам яйца. И все опять будет хорошо. — И синьорина Морини поспешила к двери.
— Нет, постойте, синьорина! — воскликнула Александра. — Только что вы описали мне происшествие как величайшее преступление в истории, и тут же идете на попятную. Это не крикет!
Домоправительница повернула голову.
— Крикет? Насекомое?
— Игра, я имею в виду. Это не игра. Крикет — это английская спортивная игра, которая требует… впрочем, не важно. Суть в том, что вы как-то очень быстро передумали, и я хочу знать почему. — Александра приняла величественную позу и строго уставилась на домоправительницу.
Женщина понуро вздохнула и опустилась на стул. Ее лицо как-то увяло.
— Поймите, синьора, мы живем здесь много лет. Мы спорим, мы любим. Мужчины, работающие в конюшне и в поле, женщины, работающие в доме и саду. Англичане сделали все по-другому… — Она беспомощно взмахнула руками, не в силах подобрать нужные слова.
— Изменили привычный порядок вещей? — подсказала Александра.
— Да. Этот сыр. Возможно, я совершила ошибку, сложив его в конюшне. Служанки не любят лазить на чердак, и мне не хотелось бы их заставлять. Понимаете, так хорошо, когда в доме снова появились женщины, совсем как в прежние времена.
Александру охватило любопытство.
— Здесь была синьора Россети?
Лицо домоправительницы потемнело.
— Да, но это было много лет назад. Я уже забыла… Я надеялась… Этот сыр, его не надо было нести в конюшню. Я попрошу синьорину Абигайль, она поговорит с людьми. И мы получим яйца.
— Я тоже вполне способна провести переговоры, — заявила Александра.
— Нет! — вскочила домоправительница. — Нет, не надо, синьора. Лучше это сделает синьорина Абигайль. Люди ее любят. Она доит коз, смотрит за маленькими цыплятами.
— Да, возможно, вы правы. — Александра посмотрела на бумаги. — Я все равно сейчас занята. Но Джакомо… Я не могу допустить, чтобы…
— Нет! — Синьорина Морини так ожесточенно затрясла головой, что у Александры зарябило в глазах. — Я сама позабочусь о Джакомо. Я хорошо знаю Джакомо. Мне не следовало все это вам говорить. Я не подумала. Это говорил мой гнев, а не я. Скоро ужин. Идите в столовую, повидайтесь с красивым синьором Берком и потом зайдите к нему в комнату, когда взойдет луна.
— Что? Что вы об этом знаете?
Александра взирала на женщину в полном недоумении. Неужели она подслушивала? Или ей что-то сказал Финн? Попросил о помощи?
Синьорина Морини поднесла палец к губам и улыбнулась.
— Я все знаю, синьора. Я дам вам немного хлеба, вина, миндальный торт. Я позабочусь, чтобы в зале никого не было. Ни о чем не беспокойтесь. Просто любите.
Александра прикусила губу:
— Послушайте, Морини, я думаю, мои дела вас совершенно не касаются. И в ваших благодеяниях нет никакой необходимости. К тому же я понятия не имею, о чем вы говорите.
Прекрасно почувствовав неуверенность в голосе леди, домоправительница улыбнулась и подмигнула:
— Вам совершенно не о чем волноваться, синьора. В этом замке я хозяйка. — И повернулась, чтобы уйти.
— Постойте, синьорина, еще один вопрос.
Итальянка остановилась, держась рукой за дверную ручку.
— Абигайль вчера мне говорила о каком-то проклятии. Вроде бы этот замок проклят.
Физиономия домоправительницы стала каменной.
— Проклятие, синьора?
— Да. Что-то о трусливом англичанине и последствиях его визита. Дело в том, что Абигайль еще слишком молода и впечатлительна, поэтому я была бы вам очень признательна, если бы впредь вы не рассказывали ей подобных историй.
Итальянка нервно поправила фартук:
— Конечно, синьора.
— Это же все сказка, от начала до конца, не правда ли, Морини?
Несколько секунд домоправительница молча смотрела на свою собеседницу, а потом опустила глаза:
— Разумеется, синьора, обычная сказка, и ничего более.
Не сказав больше ни слова, она выскользнула из комнаты.
