Глава 46
Прошло пять дней после исчезновения Рейфа. На шестой день Феба вошла в кабинет Колдера.
Он сидел за столом и работал. Когда Колдер поднял голову от бумаг и посмотрел на нее, Феба догадалась по его глазам, что он что-то знает. У нее учащенно забилось сердце.
— Вы получили известие от Рейфа?
Колдер покачал головой и, встав из-за стола, предложил Фебе стул.
— Нет. Зато я кое-что услышал о нем. Я не зря нанял сыщиков: мое расследование увенчалось успехом. Следы его коня привели в деревушку Бернхилл. Там рассказали, что мужчина, подходящий под описание Рейфа, обратился к хозяину постоялого двора с просьбой обменять одного из своих коней на лошадь похуже и дал ему немного денег в придачу.
— Почему вы решили, что это Рейф? — нахмурилась Феба.
Колдер устало провел рукой по лицу.
— Хозяин гостиницы очень точно его описал. Вплоть до таких подробностей, как то, что на его синей куртке были серебряные пуговицы. В отличие от меня Рейф не любит украшать одежду золотом.
У Фебы засосало под ложечкой. Чтобы унять волнение, она принялась шагать взад-вперед.
А потом резко остановилась.
Нет, неправда. Рейф обязательно к ней вернется. Она точно знает.
А если не вернется… Тогда она собственными руками его задушит!
Феба должна сама его разыскать и все выяснить. Она должна узнать всю правду от него самого!
Она найдет его во что бы то ни стало.
Да, люди Колдера знают свое дело и прикладывают максимум усилий для поисков Рейфа, но в отличие от них Феба знает Марбрука. Знает его привычки и пристрастия и знает, где в последний раз его видели. Именно там Феба и начнет собственные поиски, руководствуясь чутьем и знанием его натуры. Она будет искать Рейфа до тех пор, пока не найдет. А вдруг он попал в беду и нуждается в помощи?
Феба с каждой минутой все сильнее была уверена, что так и есть на самом деле: Рейф в беде и его нужно спасти. Ей это подсказывало сердце.
И правда, что еще ей остается в этой ситуации? Томительное и бесплодное ожидание вконец измучило Фебу. Да, Колдер этого не одобрит. Не говоря уже о викарии. Но ведь она уже, кажется, решила для себя, что ей нет дела до того, что о ней думают другие люди, так ведь? Она уже не ребенок и не позволит, чтобы ей навязывали свое мнение.
Когда Феба приняла для себя решение, на сердце у нее стало легко. У нее опять появился смысл жизни, и она ощутила себя хозяйкой собственной судьбы. Она во что бы то ни стало найдет Рейфа, поможет ему выпутаться из переделки, в которую он наверняка попал. А потом они вместе вернутся домой.
И пусть люди говорят что угодно — ей всё равно.
Колдер был категорически против и разразился гневной тирадой:
— Ни в коем случае! Я запрещаю вам это! — Но Феба стояла на своем:
— При всем уважении, милорд, это не вам решать.
— Ну тогда ваш отец вам этого не позволит! — Феба рассмеялась:
— По-моему, его не интересует ничего, кроме вашей библиотеки. Он ничего не знает: ни того, что между нами произошло, ни того, что Рейф пропал. Не хочу ответить черной неблагодарностью на вашу заботу обо мне и моем отце, милорд, и идти наперекор вашей воле, но…
— По-моему, это никогда вас раньше не останавливало. Едва ли это остановит вас и сейчас, — мрачно заметил Колдер.
— Да, не остановит, — твердо сказала Феба и гордо вскинула голову.
Колдер даже не пытался ее остановить, понимая, что спорить бесполезно. И вскоре — одетая в дорожное платье и с сумкой в руках — Феба уже стояла в холле. Викарию она написала уклончивое и полное недомолвок письмо, довольно краткое, и более пространное и вразумительное послание оставила для Софи.
В этот момент в парадную дверь постучали, и лакей поспешил открыть. Принесли почту. А вдруг это весточка от Рейфа?
— Это для вас, мисс.
— От кого? — По штемпелю Феба определила, что письмо было отправлено из Бернхилла.
От волнения Феба выронила перчатку и дрожащими руками вскрыла письмо.
«Моя дорогая мисс Милбери, сожалею, что не могу выполнить данное вам обещание на вас…»
Письмо было коротким. Рейф был немногословен. По сути, это была записка, а не письмо. Лаконичность послания еще сильнее потрясла Фебу. Неужели у Рейфа даже не нашлось для нее слов?
От этого чудовищного вероломства у Фебы перехватило дыхание. «Я передумал на вас жениться». Словно речь идет о покупке нового костюма или склянки чернил! Феба смотрела прямо перед собой остановившимся взглядом и молчала.
Ей с трудом удалось сдержать рыдание.
Через некоторое время она овладела собой и почувствовала необыкновенное спокойствие. К ней неожиданно вернулось самообладание. Боль превратилась в ледяной комок в сердце.
Феба снова развернула письмо и стала всматриваться в строчки. Как утопающий за соломинку, она цеплялась за последнюю надежду, пытаясь найти там что-то, что сможет опровергнуть содержание послания. Сердце отказывалось верить в то, что твердил ей разум, и в то, что было написано в записке.
Колдер по-прежнему был у себя. Когда Феба вошла, он поднял на нее удивленные глаза:
— Вы передумали?
— Я… — Феба не договорила, потому что к горлу подступил комок.
Увидев ее бледное лицо, Колдер понял, что что-то случилось. Он встал из-за стола, торопливо подошел к Фебе и бережно взял ее за локоть.
— Садитесь, Феба. Успокойтесь и расскажите, в чем дело. — Не глядя на него, она молча протянула письмо.
— Оно не подписано. Скажите, это его почерк? — Колдер прочел письмо один раз, затем еще и еще. Когда он поднял глаза на Фебу, она уже сама знала ответ: это правда.
— Его почерк мне знаком с детства: ведь мы вместе учились. Так вот, почерк Рейфа очень похож на мой собственный. Можно было бы подумать, что это написано моей рукой.
Последняя надежда рухнула.
Двигаясь как сомнамбула, Феба подошла к окну и невидящим взглядом посмотрела на цветущий сад. Колдер тяжело вздохнул.
— Феба, — проговорил он осторожно, — стоит ли отдавать свою любовь тому, кто никогда не сможет ее оценить?
Она прислонилась лбом к прохладному стеклу. За окном моросил дождь. Он словно плакал, выражая сочувствие обманутой женщине. Фебе хотелось, чтобы весенний дождь омыл раны на ее обожженном болью сердце.
— Любовь не нуждается в том, чтобы ее кто-то оценил. Для тех, кто любит, любовь сама по себе награда.
— Увы, философия не моя стихия. — Колдер стоял, опираясь на большой письменный стол. — Я не склонен размышлять над такими понятиями, как любовь и смысл жизни. Да мне и незачем терять на это время: я уже нашел свое место в жизни.
Феба закрыла глаза.
— В таком случае вам можно позавидовать, лорд Брукхевен. Хотелось бы мне, чтобы на свете появился человек, который сбил бы с вас спесь.
Колдер угрюмо рассмеялся:
— Боюсь, еще не родился такой человек… Не могу представить, чтобы кому-то это удалось. Я кремень.
— А как же стрелы любви? Рано или поздно они поражают любого. Даже каменное сердце. По крайней мере очень хочется в это верить. Иначе получится, что мир устроен в высшей степени несправедливо.
— Вам сейчас тяжело? Вы чувствуете ожесточение? — Феба открыла глаза и ответила, глядя в невидимую точку где-то вдали:
— Нет. Мне просто… очень грустно. И еще, может быть, я испытываю гнев. Возможно, позже придет отчаяние. Но не теперь, а потом. — Сможет ли она когда-нибудь стать такой, какой была до этого? Сейчас Фебе в это не верилось. Сможет ли она когда-нибудь простить Рейфа за то, что он добивался ее, а потом бросил? Возможно, когда-нибудь, со временем… Но можно ли простить за то, что он навсегда ожесточил ее сердце?
Наверное, нет.
— Вижу, вы ничуть не удивлены тем, что случилось. Я чувствую, что вы что-то недоговариваете.
— Я не хотел бы говорить это вам. — Феба проявила настойчивость.
— А мне только начало казаться, что между нами установилось полное доверие…
Колдер смотрел в пол.
— Когда Рейф уехал с вами, он забрал с собой кое-что из своих вещей… А кольцо-печатку, с которым никогда не расставался, оставил на туалетном столике. Дело в том, что Рейф всегда носил эту фамильную драгоценность не снимая. Полагаю, раз он снял с руки печатку и оставил ее здесь, это может означать только одно — он не собирается возвращаться домой.
Ах вот оно что…
Фебе стало тяжело дышать. С трудом придя в себя, она выдавила из себя:
— Пожалуй, я пойду собирать вещи. Думаю, мне пора возвращаться в Торнтон.
В тот ненавистный дом, который столько лет был ее тюрьмой. Под неусыпный присмотр сурового отца-деспота. К его вечным придиркам, постоянному недовольству и раздражению.
Колдер тоже поднялся.
— Мисс Милбери… Феба… Я считаю, что и я в какой-то степени перед вами виноват и частично несу ответственность за случившееся.
— Бросьте, милорд. Вы сами невинная жертва. Вы честный, порядочный человек.
Колдер густо покраснел.
— Увы, это не совсем так. Дело в том, что я… я знал… — Он откашлялся, а затем подошел к Фебе, которая продолжала стоять у окна. Чувствуя смущение, Колдер неловко сжал ее руку. — Когда я прислал вам предложение с просьбой выйти за меня замуж, я знал, что Рейф серьезно вами увлечен и сам хотел бы сделать вам предложение. И кажется, я даже догадывался о том, что вы предпочли его мне.
В глазах Фебы застыло удивление.
— Почему? — не поняла она. — Что вы нашли во мне? Пусть я не дурнушка, но и красавицей меня не назовешь. В том, почему Рейф выбрал меня, я, кажется, разобралась. А вот почему вы обратили на меня внимание?
Колдер опустил голову и пожал плечами. Феба никогда не видела маркиза таким неуверенным. Обычно он всем своим видом излучал уверенность.
— Мне кажется, что поначалу немаловажную роль сыграло то, что в вас был по уши влюблен Рейф… Это разбудило во мне дух соперничества. И я задался целью заполучить вас раньше своего брата. Но теперь все изменилось…
— Понятно, — упавшим голосом проговорила Феба. — Значит, один снимает сливки, а другой довольствуется тем, что останется?
Колдер съежился под ее колючим взглядом.
— Я… Полагаю, начиналось все именно с этого. Верно. По крайней мере для меня. А потом…
— Ради Бога, избавьте меня от дальнейших откровений. Значит, вы тоже не ангел. И я, и вы — мы оба, каждый по своему, ошибались.
Колдер посмотрел Фебе в глаза.
— Да. — Он вздохнул. — Рейф раззадорил меня, пробудил во мне не лучшие стороны моего «я». И боюсь, такое своего рода соперничество между нами было всегда.
— В конце концов, у всех нас есть свои недостатки. Вопрос в том, как мы с ними поступаем: обуздываем или даем им волю.
— Вам не надо возвращаться в Торнхолд, Феба!
Феба попыталась убрать свою руку, но Колдер не отпустил ее. И Феба сдалась. В конце концов, какая разница?
— Нет, я должна вернуться домой. Скоро эта история попадет в газеты. Если я останусь в Лондоне, мне придется проходить через общественное порицание. Я не выдержу этого позора.
— У вас есть выход, как этого избежать. — Когда Колдер поцеловал ей руку, Феба взирала на это молча. Кажется, она ко всему была сейчас безучастна.
Колдер улыбнулся:
— Феба, в последние дни я узнал вас совсем с другой стороны. Я понял, что вы замечательная женщина, с сильным характером и огромным чувством собственного достоинства. Я прошу вас об одном: станьте моей маркизой… а когда придет время — и моей герцогиней!
Феба смотрела на Колдера, удивленно хлопая ресницами.
— Милорд, какая из меня герцогиня? Взять хотя бы мою опрометчивость…
В том, как Колдер сплел ее пальцы со своими, было столько чувственности, что это поначалу ошеломило Фебу. Когда маркиз привлек ее к себе, его руки были сильными и жаркими, а голос — тихим и хриплым от страсти.
— Подумайте, Феба. Что вы выбираете: скандал или блестящее будущее? Будьте честны с самой собой: неужели так ужасно стать моей женой? Чем я плох? А вдруг я лучше Рейфа?
Феба и сама об этом подумала. Принадлежать другому — сейчас или когда-либо в будущем, — снова балансировать на грани между крайним отчаянием и искрящимся ликованием, опускаться в черную бездну и потом подниматься к сверкающим вершинам… нет уж, увольте. Она больше никогда не согласится добровольно через все это пройти.
Когда губы Колдера коснулись ее губ, она закрыла глаза. Поцелуй Колдера был приятным, и она начала чувствовать что-то похожее на возбуждение. Однако ее сердце при этом оставалось безучастным. Феба не чувствовала ни любовного жара, ни водоворота бурлящих эмоций, которые Рейфу удавалось пробуждать в ней одним лишь прикосновением.
Колдер бережно взял Фебу за подбородок и заглянул ей в глаза.
— Неужели это было так ужасно, Феба?
Она сможет через себя переступить. Раз она смогла поцеловать Колдера, она сможет стать его женой — и вместе со статусом замужней женщины получит положение в обществе, титул, власть и наследство Пикеринга. Тогда ей ничего не будет страшно. Никто не сможет смотреть на нее косо: с Колдером Феба будет как за каменной стеной.
И пусть у нее будет совсем не та жизнь, о которой они с Рейфом мечтали. Ну уж лучше жить так, чем… никак. Любовь к Рейфу ее изменила. Фебауже никогда не будет прежней. Она на многие вещи смотрит теперь по-другому.
Ну что ж, значит, настала пора опять измениться. Ведь совсем скоро ей придется примерить на себя роль герцогини.
— Колдер… Скажите, с вами так бывало: вам снится что-то так четко, словно это происходит не во сне, а наяву, и в то же время это так прекрасно, что вы не может избавиться от мысли, что происходящее слишком хорошо, чтобы не быть сном?
— Не понимаю, — пробормотал Колдер.
— Ну постарайтесь это понять, Колдер, — сказала Феба, и ледяной комок, в который превратилось ее сердце, начал оттаивать по краям. — Я не смогу дать вам счастье. Я не та женщина, которая вам нужна.
— Вы мне нравитесь. Мне легко с вами. Я уважаю вас и не могу отрицать, что я хочу вас как женщину. Чего еще может желать мужчина?
И в самом деле. Симпатия, уважение и желание. Разве этого мало?
Перед Фебой стоит выбор. Ну разве так трудно его сделать? Здесь и думать не надо: все и так ясно. На одной чаше весов одиночество и потеря честного имени. На другой — ожидающий ее в ближайшем будущем титул герцогини и респектабельность.
Возможно… Возможно, всеклучшему. Может быть, пора стать практичной. Здравомыслящей.
Может быть, любовь — это еще не все.
Феба отвела глаза. Ее взгляд упал на письмо, которое начиналось казенными словами «Дорогая мисс Милбери». Письмо без подписи, словно у Рейфа не поднялась рука поставить под ним свое имя…
Феба перевела взгляд на Колдера, и на память ей пришло то, что он рассказал о Рейфе. Потом она снова посмотрела на злосчастное письмо.
Все дело в правильно выбранном моменте. Это главное.
Это же так просто. И Феба приняла решение.