Глава 31

Два часа спустя Феба была готова. На ней было новое платье, и она знала, что никогда не выглядела так соблазнительно, как сегодня. Великодушие Тесс достигло таких пределов, что она вызвала Нэн помогать Патриции и сама руководила выбором прически для Фебы.

В конце концов все трое согласились, что волосы нужно уложить как можно проще и элегантнее, чтобы не отвлекать внимание от платья и «от твоего прелестного личика, дорогая».

Для Фебы сие означало, что все внимание будет целиком сосредоточено на ее груди. Мысль о том, что придется выставлять свой бюст на всеобщее обозрение — и на обозрение Брукхевена, — лишала Фебу душевного равновесия. Она не привыкла разгуливать на глазах у всех… практически полуголой.

Однако Феба должна была признать, что Тесс и другие светские дамы бесстыдно щеголяли в нарядах с еще более откровенными декольте. Очевидно, то, что считалось неприемлемым для дочери викария, было естественным для будущей маркизы Брукхевен.

«Видимо, придется смириться с мыслью о том, что я — и мой бюст — должна привыкать к выставлению себя напоказ», — размышляла Феба.

Викарий, очевидно, придерживался того же мнения на этот счет.

Когда Феба вышла из своей комнаты — в шикарном платье с большим вырезом и с павлиньими перьями на голове, — викарий, который стоял и ждал дочь возле двери, округлил глаза от удивления. Чтобы скрыть смущение, он откашлялся. Викарий боялся поднять на дочь глаза. Феба залилась краской.

Он еще раз кашлянул.

— Моя дорогая… — начал он. — Можно тебя на пять минут? Мне надо с тобой поговорить.

Проявляя деликатность, Тесс и Нэн удалились, оставив отца и дочь наедине.

— Да, папа?

Викарий смотрел куда-то в сторону.

— Мне… то есть я… давно хотел похвалить тебя за то, как ты достойно справилась со своим… — отец Фебы озирался по сторонам, словно, подыскивая слова, искал у кого-то помощи, — э-э… так сказать… пороком.

Феба была поражена таким вопиющим лицемерием. Все эти годы она вела себя примерно, из кожи вон лезла, чтобы заслужить похвалу или хотя бы одобрение отца. Но вместо этого слышала только осуждение и вечные придирки по малейшему поводу. А сейчас, когда она стоит полуголая, намереваясь в таком виде предстать перед людьми, она стала в глазах отца идеальной?

Фебе стало жаль себя. Глупая маленькая девочка! Как она заблуждалась! Какую ошибку совершила!

Сначала ее презирали, а теперь, по сути дела, сделали пленницей, приставив к ней слуг, чтобы за ней следили.

А в чем, собственно говоря, разница между богачом маркизом и бедным учителем танцев? В толщине кошелька. И племенную кобылу продают тому, кто даст за нее больше денег.

А что подумает богач маркиз, когда узнает, что ему подсунули подпорченный товар?

— Папа… — Фебе больше не с кем было поговорить об этом. — Папа, что мне делать, если в первую брачную ночь Брукхевен узнает, что я не…

— Не готова к этому? — заливаясь краской, с поспешностью переспросил викарий.

Феба заморгала.

— Ты… знаешь?

Викарий отвел глаза и откашлялся.

— Мне не о чем знать! — отрезал он.

Феба ахнула. Служитель церкви, проповедующий священное учение, оказывается, самый настоящий лжец. Более того, он, похоже, всерьез намерен заставить свою дочь лгать, чтобы захомутать маркиза. Вполне возможно, что его не смутило бы, если бы она сначала затащила к себе в постель маркиза, а потом уже захомутала. Когда дело касалось такого богатого улова, как маркиз, викарий, похоже, начисто утрачивал обычно свойственную ему щепетильность в вопросах морали.

«Кто дал тебе право судить меня за то, что я совершила грех, послушавшись своего глупого сердца? Я по крайней мере согрешила из-за любви!»

Но Феба не осмелилась произнести это вслух и вместо этого сказала:

— Да, папа.

Довольный тем, что его благовоспитанная дочь проявляет кротость, преисполненный собственной важности викарий проговорил:

— Если есть за что похвалить, я не скуплюсь на доброе слово. Никто не обвинит меня в том, что я не воздаю должное чьим-либо усилиям по искоренению своих недостатков. Должен признать, дорогая моя, что ты проделала долгий путь от своенравной и упрямой девчонки до спокойной и рассудительной девицы.

— Неужели ты правда так считаешь? — Феба задумалась. Так какая же она сейчас в самом деле? Кто она? Чопорная, сдержанная и безупречная женщина, которой ее все хотят видеть? Или своенравная и упрямая девчонка? У каждой из них — и у безупречной, и у необузданной — имелся свой поклонник. Один мужчина любил в ней одну ипостась, другой был почитателем другой части ее натуры. А какая из этих женщин была ближе самой Фебе?

«Мне ближе девчонка, — подумала она. — И я скучаю по ней».

Но эта девочка никогда не станет герцогиней Брукмур. Эта девочка никогда не станет по-настоящему неуязвимой.

Рейф совершал непоправимое, и сам это прекрасно понимал. Готовясь к отъезду, он старался предусмотреть любую мелочь. Он боялся что-либо упустить. Потому что не хотел из-за какой-нибудь мелочи снова сюда возвращаться.

Но прежде чем он уедет, Марбрук решил попытать счастья с Фебой. Он знал, что проиграет эту игру. Он в любом случае потеряет Фебу, если она его отвергнет. А если примет — Рейф потеряет брата. Но сильные душевные страдания, которые он испытывал, не оставляли выбора. Он должен покончить с неопределенностью и раз и навсегда разрубить этот узел.

Хотя, если Феба его отвергнет, Рейф все равно потеряет Колдера. Он никогда не сможет вернуться в Англию и жить с братом в одном доме, видя, как тот счастлив с Фебой.

Было еще кое-что — последнее, — о чем надо было позаботиться. Рейф стоял перед туалетным столиком и смотрел на фамильное кольцо-печатку Марбруков на своей руке. А затем снял кольцо и положил на хрустальное блюдо.

«Что ты делаешь? Ты что, сумасшедший? Ты же Марбрук!»

Теперь все это уже не имело смысла. Он отдал свое сердце женщине, и теперь его судьба была у нее в руках. Уж если доверять кому-то свое сердце, пусть это будет Феба. Больше никто этого не достоин. Как он сможет без нее жить? Просыпаться каждый день, есть, спать, дышать? И знать, что в сердце без нее — пустота. А вдруг Феба его не любит? Нет, она не может его не любить. Он должен в это верить. Потому что нельзя жить без надежды. Он может стать для Фебы тем единственным мужчиной, который ей нужен. Он должен верить в это — иначе умрет.

Рейф приложил руку к груди. Боль в сердце не проходила, любовь не отпускала.

Ничего не поделаешь.

Какой исход его ни ждет, так или иначе, определенность будет означать конец страданиям из-за неизвестности.