Глава седьмая
После завтрака маркиз проводил своих гостей.
Алексис Орестос душевно попрощался с хозяином, заверив его, что будет с нетерпением ожидать возможности принять его с женой у себя в Афинах.
Когда они отъехали от крыльца и покатили по широкой аллее, у маркиза вырвался вздох облегчения.
Он направился к конюшням, взял своего любимого жеребца и отправился на прогулку один.
Сперва он мчался галопом, затем сбавил темп.
Прошлой ночью, покинув спальню Урсы, он никак не мог заснуть.
Лежал без сна, не в состоянии поверить, что впервые в жизни прекрасная женщина отказала ему.
Он узнал о красоте Пенелопы и ее частых амурных связях почти сразу, как только ступил на берег Англии.
Он слышал сплетни о ней на каждом вечере, куда был приглашен, и не мог не сочувствовать Артуру Брэкли.
Но с течением времени начал понимать: Артур слишком стар, даже для своего возраста, и довольно скучен.
Весть о том, что Артур Брэкли женился снова, застала его за границей.
Он узнал эту новость из письма бабушки.
Ему показалось странным, что Артур женился на девушке, судя по описанию, столь молодой и прекрасной.
Когда позднее выяснилось, что новая жена Артура неверна ему, это не сильно удивило его.
Он был уже достаточно опытен, чтобы понять — в поведении замужних женщин произошла настоящая революция.
Те из них, кто обладал одновременно красотой и общественным статусом, неизменно расширяли свои любовные связи.
Такое поведение стало общепринятым, конечно, при условии, что мужья либо не знали об этом, либо закрывали на это глаза.
Теперь же маркиз думал о том, что с первого мгновения встречи с Пенелопой в доме бабушки он обнаружил, что она совсем не отвечает его представлению о ней.
От нее исходило сияние невинности.
Он полагал, это всего лишь маска, но столь искусная, что трудно было не обмануться.
Именно потому, что она не только привлекала его, но также интриговала и вызывала недоумение, он и направился в ее спальню.
Он надеялся постигнуть тайну ее способности казаться девственницей, имея противоположную репутацию в обществе.
Это ее удивительное качество он называл про себя «возвышенностью».
Он наслаждался умными, интересными беседами, которые они вели.
При этом она никогда не пыталась флиртовать с ним в отличие от большинства женщин.
Он обнаружил, что говорит с ней так же, как мог бы говорить с одним из своих друзей-мужчин.
И тем не менее — она отказала ему!
Она прогнала его, и оставалось лишь гадать, почему его постигла неудача.
И почему она была так напугана?
Ему все еще слышался страх в ее голосе.
Не было сомнения, что слезы в ее глазах были искренними.
Почему? Почему?
Все это было для него необъяснимой загадкой.
Он ехал вперед, не замечая, куда направляется и что с ним происходит.
Он лишь видел перед собой эти голубые глаза, наполненные слезами, слышал ее детский голос и совершенно был сбит с толку признанием, что испугал ее.
«Я ничего не понимаю! — бормотал он про себя, поворачивая к дому. — Я просто ничего не понимаю!»
Приближалось время ленча, когда он подъехал к конюшням.
Главный конюший, уже поджидавший его, схватил уздечку.
— Хорошо прокатились, милорд? — спросил он.
— Да, благодарю тебя, — ответил маркиз унылым голосом.
Он тяжело спешился.
Пытаясь занять себя чем-то, что отвлекло бы его от навязчивых дум, он сказал:
— Да, кстати, Гэйвин, я думаю, нам нужна еще одна упряжка, по крайней мере такая же хорошая, как наша.
Он увидел огонек в глазах главного конюшего.
— Мне понравился их бег, — продолжал маркиз, — когда я правил ими по дороге к Брэкли, но для более дальних поездок нам нужна еще упряжка.
— Меня соглашаться с вами, милорд, — закивал Гэйвин, — и хочет надеяться, мы находим что-то доброе, как эти гнедые, которых моя выследил, когда стояли у крыльца это утро.
— Гнедые? — переспросил маркиз.
— Айе, милорд! Лучшая четверка гнедых моя не видел очень давно.
Он вдохновился, заметив интерес на лице маркиза.
— Моя говорит кучеру, который знает раньше: «Как быстро они бегут!» «Летают как ласточки, — он говорит, — их ноги никогда не касался земли».
Маркиз улыбнулся.
— Они, кажется, хороши; жаль, что у нас нет таких.
— Их продавали только месяц назад, — сказал Гэйвин, — и его милость не прогадала.
— Его милость? — воскликнул маркиз. — Кто их хозяин?
— Лорд Вернон Уинтер, милорд.
Маркиз застыл на месте.
— И они были здесь утром?
— Айе, милорд, около шести это было.
Маркизу хотелось расспросить еще, но он подумал, что это было бы ошибкой.
Идя к дому, он размышлял о странности этого эпизода.
Зачем Вернон Уинтер, которого он хорошо знал, заезжал так рано?
Почему ему не доложила об этом?
Вернон Уинтер учился вместе с ним в Итоне, а затем в Оксфорде, пока его не исключили.
Он отсутствовал целую ночь, проведя ее с актрисой местного театра.
Даже будучи в Индии, маркиз слышал о любовных похождениях лорда Вернона Уинтера.
Перед возвращением домой, в Англию, до него доходили слухи о дуэли, в которой участвовал Вернон.
Она происходила в Грин-парке, и совершенно несправедливо раненым оказался муж, вызвавший Вернона из-за недостойного поведения по отношению к его жене.
Вернон, однако, вышел из этого скот-фри.
Если Вернон приезжал в Чарнвуд Корт, то лишь с единственной целью — увидеть Пенелопу.
Но почему в столь ранний час?
И почему ему не сказали о визите его милости?
Маркиз вошел в холл, где был дворецкий с двумя лакеями.
Вручив ему шляпу, хлыст и перчатки, он спросил:
— Кто был здесь раньше всех утром?
— Генри, милорд, — ответил дворецкий, указав на одного из лакеев.
— Кажется, у нас был ранний визитер этим утром — в шесть часов, по-моему?
— Да, милорд, — подтвердил Генри, — как раз когда я заступил на дежурство.
— И кто это был?
— Это была леди, милорд.
— Она назвала свое имя?
— Нет, милорд. Она сказала, что должна видеть молодую леди, которая приехала сюда с ее милостью бабушкой, и что у нее важное дело. Тогда она прошла наверх.
Маркиз на мгновение задумался.
— Долго она была здесь?
— Что-то пятнадцать — двадцать минут, милорд.
— Затем она уехала?
— Уехала, милорд.
— И ты узнал ее?
— Она носила темные очки, милорд, очень темные они были.
— И они были на ней, когда она вышла?
— Были на ней, милорд.
Маркиз более ничего не сказал.
Он уже знал, что произошло.
Ответ на загадку явился ему как свет во тьме.
Он поднялся к себе переодеться.
Его острый ум получил ответы на все вопросы, ставившие его в тупик.
Он спускался вниз оживленный, однако с настороженностью во взгляде, хорошо знакомой тем, кто его знал.
Маркиз вошел в гостиную.
В конце ее он увидел бабушку, сидящую в своем любимом кресле возле камина.
На софе напротив нее сидела женщина со светлыми волосами.
Когда он направился к ним, она повернула голову.
Он сразу понял, что впервые видит Пенелопу Брэкли.
Несомненно, она была прекрасна, но красота ее в чем-то главном совершенно отличалась от красоты ее сестры.
Он поцеловал бабушку и обратился к женщине, сидевшей напротив:
— Доброе утро! Надеюсь, вы спали хорошо.
— О, конечно! — ответила Пенелопа. — В вашем чудесном доме так роскошно и комфортно!
Она смотрела на него с выражением, давно знакомым и привычным маркизу.
Это выражение он видел на лицах стольких женщин!
Оно было откровенно призывным и ясно читалось в их глазах и движениях губ.
Урса не могла бы смотреть на него подобным образом.
Тем не менее голос Пенелопы действительно очень походил на голос ее сестры.
Маркиз понял теперь, каким образом им удалось провести его бабушку.
Он взглянул на часы — уже пора подавать ленч.
В этот миг открылась дверь, и дворецкий объявил:
— Лорд Брэкли, милорд!
Вошел Артур Брэкли, и Пенелопа восторженно вскрикнула.
— Артур! Артур! — восклицала она. — Ты вернулся! Как прекрасно!
Она пересекла комнату и бросилась к нему.
Обняла его и прижала к себе.
Маркиз наблюдал за этой игрой и оценил ее как неплохую.
— Я поехал в Парк, — сказал Артур, — и узнал, что ты уехала сюда. Не могу представить зачем.
— Это моя вина, — молвила леди Брэкли, — и я так рада видеть тебя, дорогой Артур.
— Как поживаешь, мама? — Лорд Брэкли наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.
Пенелопа все еще льнула к нему, заглядывая в его глаза.
— Я так скучала по тебе, дорогой. Не могу даже описать, как одиноко мне было без тебя.
— В это трудно поверить, — произнес лорд Брэкли скучным голосом и посмотрел на маркиза.
— Мы расскажем тебе обо всем за ленчем, — заметил тот.
Артур Брэкли достал из кармана жилета золотые часы.
— Нам придется поспешить с ленчем. Я должен отбыть в Лондон как можно скорее и взять Пенелопу с собой.
— Я соберу свои вещи сейчас же! — проявила готовность Пенелопа. — Как чудесно отправиться обратно в Лондон, дорогой, и вместе с тобой.
Маркиз с трудом удержался от аплодисментов, услышав в ее голосе нотку неподдельной искренности.
Большое впечатление произвела на него и та чувственность, с которой она придвинулась чуть поближе к мужу.
Отвечая лорду Брэкли, он сказал:
— Я отдам необходимые распоряжения, с тем чтобы не задерживать вас дольше положенного.
Он вышел из комнаты.
Через несколько минут дворецкий объявил, что ленч сервирован.
Не было еще и двух часов, когда, благодаря предупредительности маркиза, лорд Брэкли и его жена отъехали в экипаже, в котором он прибыл.
Когда они скрылись из виду, фаэтон маркиза, запряженный четверкой любимых его лошадей, выкатил из конюшен.
Маркиз был в это время в гостиной с бабушкой.
— Я хочу спросить вас кое о чем, grand-mama, — сказал он.
— О чем же?
— Где живет Мэтью Холингтон?
На губах леди Брэкли появилась улыбка.
— В небольшой деревне под названием Летти Грин, — ответила она. — Это недалеко отсюда, если ехать прямо, а не через Брэкли-парк, как мы ехали сюда.
— Спасибо.
Маркиз уже хотел поцеловать бабушку перед отъездом, когда она спросила:
— Я полагаю, ты едешь искать Урсу?
Маркиз замер, пораженный.
— Значит, вы все знали?
— Я подозревала это с самого начала, — призналась вдова, — а потом, когда утром прибыла Пенелопа, я уверилась уже окончательно!
Маркиз молчал, и она продолжала:
— Сказать правду, мой дорогой мальчик, я никогда особенно не восхищалась Пенелопой. Я всегда думала, что она, может быть, прекрасна внешне — чего, конечно, я не могу видеть, — но ее красота не очень глубока. По сути дела, она очень поверхностна.
— А Урса?
Леди Брэкли улыбнулась.
— Она совсем иная. В ней есть нечто изысканно очаровательное, я это почувствовала в первый же миг, когда она приехала ко мне.
Еще более мягко она произнесла:
— Когда я услышала, как она говорит по-гречески с твоими друзьями и читает греческих поэтов для меня — читает не только глазами, но и сердцем, — я поняла, что она имеет все, необходимое «морской нимфе».
Маркиз затаил дыхание.
Он наклонился и поцеловал бабушку.
— Спасибо вам, grandmama. Пожалуйста, оставайтесь сколько захотите. Я знаю, все здесь будут рады служить вам.
— Я люблю бывать здесь, — сказала леди Брэкли. — А когда ты вернешься, привози с собой Урсу.
Маркиз не ответил.
Он молча вышел из комнаты.
Вдова откинулась в кресле с улыбкой на устах, молясь о свершении того, чего она так хотела.
Маркиз гнал лошадей быстрее, чем когда бы то ни было.
Он хорошо знал округу и без труда нашел Летти Грин.
Первый же, кого он спросил у въезда в деревню, указал ему на дом, где жил Мэтью Холингтон.
В четыре часа маркиз торжественно подкатил к дому.
Он передал поводья кучеру и, спустившись с сиденья, подошел к парадному входу.
Дверь была открыта, и, не позвонив в колокольчик, маркиз вошел в дом.
В холле никого не было.
В самом конце его он увидел открытую дверь.
Словно ведомый каким-то инстинктом, он пошел по пустому коридору, открыл дверь и оказался в комнате, стены которой были заставлены книгами.
Он почувствовал, что именно здесь скорее всего найдет Урсу.
И не ошибся, хотя на первый взгляд в комнате никого не было.
Она лежала на софе, положив голову на подушку, и крепко спала.
Маркиз стоял, глядя на нее, и думал, что более прекрасной, чем она, быть невозможно.
В то же время она была молода, неиспорченна и, как он знал теперь, нетронута.
Он медленно приблизился к софе и опустился на колени.
Ее ресницы — он видел — были еще влажны от слез.
Не в силах сдерживать себя, он наклонился к ней и нежно коснулся губами ее губ.
Он почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по ней.
Не открывая глаз, она прошептала:
— Я… люблю… тебя… я… люблю… тебя!
— Это то, что я желаю слышать все время, моя дорогая, — молвил маркиз.
Его голос разбудил ее, и она в замешательстве смотрела на него.
— Мне… мне… снился сон, но… вы… реальны.
— Я очень реален, и я здесь, чтобы доказать это.
Теперь его губы стали более требовательными.
Это был долгий поцелуй, и Урсе показалось, будто небеса над нею раскрылись и звезды стали слетать на землю.
Она чувствовала их на своей груди, они проходили сквозь тело.
Она не могла думать ни о чем.
Она знала только одно: маркиз здесь, и в мире нет больше ничего, кроме него.
Лишь когда он поднял голову, она смогла тихо и невнятно произнести:
— Почему… почему вы… з… здесь? К… как вы… н… нашли… меня?
— Как могли вы уехать, не дав мне знать? Неужели вы на самом деле думали, что я согласился бы потерять вас?
— Н… но… Пенелопа… — запинаясь, произнесла Урса.
— Ваша сестра уехала обратно в Лондон со своим мужем, — сказал маркиз, — и теперь не надо больше притворства и розыгрышей.
Он увидел краску, подступившую к щекам девушки, и смущение в ее глазах.
— Я… я… с… сожалею, — сказала она. — Я… притворялась… сначала, чтобы… п… помочь… Пенелопе…
— А затем, чтобы помочь мне! — закончил за нее маркиз. — Теперь мы можем наконец стать самими собой. Я лишь хочу знать, моя любимая, как скоро смогу жениться на вас?
Урса широко открыла глаза.
— Ж… жениться… на мне? Вы… просите меня… выйти замуж… за вас? — шептала она. — Но… как могу я… после того, как я… притворялась… Пенелопой… и она… будет… негодовать.
— Меня не заботят чувства вашей сестры. Я думаю, моя дорогая, что во всех этих подменах и розыгрышах мы нашли самое важное для нас.
Его губы приблизились к ее губам, и он тихо сказал:
— Это то, что называется любовью, Истинной Любовью, которую я искал всю жизнь.
Урса онемела от волнения.
— Я люблю вас… я люблю вас… всем сердцем… и душой! — сказала она. — Н… но как… можем мы… пожениться? Что скажет ваша… бабушка?
— Моя бабушка будет в восторге! Это она сказала мне, где вы живете, а также, что она с самого начала поняла, что вы — не Пенелопа.
— К… как смогла… она… узнать это? — встревожилась Урса.
— Потому что вы с сестрой различны во всем, — объяснил маркиз. — И вы должны простить меня, моя дорогая, за прошлую ночь.
Урса задохнулась от волнения.
Она покраснела и уткнулась лицом в плечо маркиза.
Он крепко прижал ее к себе.
— Вы так отличаетесь от всех, кого я знал, — сказал он, — но мой разум к тому времени был уже отравлен сплетнями, которые я слышал о вас, вернее, о вашей сестре, и, поскольку я желал вас более, чем кого-либо прежде, то оказался глупцом, осмелившимся напугать вас.
— Я… я… плакала, — прошептала Урса, — оттого, что я… прогнала… вас… и я думала, что… теперь я… никогда не увижу… вас вновь… и что я… поступила… глупо.
— Вы поступили правильно, и я не могу представить, чтобы вы сделали что-либо не так.
Затем он спросил совершенно другим голосом:
— Сколько мужчин целовали вас?
— Ни один… за исключением… в… вас, — ответила Урса.
— Я так и думал, — улыбнулся маркиз. — И, моя дорогая, никто больше не будет, я убью любого, кто попытается!
— Я полюбила вас и… не позволю… никому… дотронуться до меня. Я чувствовала себя такой… одинокой и такой несчастной… когда я вернулась домой… я была уверена, что вы… ненавидите… меня.
— Вы привели меня в замешательство, — признался маркиз. — Почему вы чувствовали себя одинокой, когда вернулись домой?
Поколебавшись немного, Урса вручила ему письмо отца.
— Все это облегчает наше положение, — заметил по прочтении его маркиз.
Она глядела на него с изумлением, и он сказал:
— Как скоро вы можете выйти за меня замуж?
Урса затаила дыхание.
— Значит ли это, что вы… действительно просите меня выйти за вас… замуж?
— Я изложу это несколько яснее, — улыбнулся маркиз. — Я хочу жениться на вас, я намерен жениться на вас, и вы — единственная, кому я когда-либо делал предложение.
Урса от волнения сжимала пальцы.
Хотя это звучало как волшебная музыка, она колебалась.
— Что вас беспокоит? — мягко спросил маркиз.
— Вы… знаете о своей… репутации… — сбивчиво ответила она, — очень… живого человека, любившего… немало утонченных и… великолепных женщин… в Лондоне.
Маркиз слушал ее не прерывая.
— Как же… я могу… соперничать с… ними?
Маркиз обнял ее.
— Теперь послушайте меня, моя дорогая. Я знал, что рано или поздно этот вопрос возникнет. Но сейчас я до такой степени заинтригован и взволнован, что не способен как следует думать.
— Но вы… должны… подумать об этом, — настаивала Урса. — Одно дело… любить вас… но выйти… замуж…
Она содрогнулась.
— Если я… надоем вам… и вы… оставите меня… для меня… останется лишь… желать смерти.
Маркиз притянул ее к себе.
— Зачем умирать? Мы будем вместе, и все вокруг станут изумляться, видя, как мы счастливы.
— Как можете… вы быть… уверены в этом?
— Разве я могу сомневаться, что вы — самая привлекательная, самая прекрасная и самая восхитительная женщина, какую я когда-либо встречал? Поэтому прошу вас выйти за меня, мое сокровище.
Он помолчал немного и продолжал совершенно иным тоном:
— А еще я прошу вас играть в моей жизни такую роль, которая, я думаю, недоступна никакой иной женщине.
Урса в изумлении смотрела на него.
— Какую же? — спросила она.
— Я думаю, единственно верное слово для ее обозначения, — медленно сказал маркиз, — мой партнер.
— Ваш партнер? — повторила Урса. — Я не… понимаю.
— Извольте, я выражусь яснее. Когда вы играли роль вашей сестры, вы были настолько умны и дипломатичны с господином Орестосом, что я тогда подумал: вот на чью помощь я мог бы положиться во всех моих делах.
Он засмеялся.
— Должен признаться, никогда ранее не думал о женщине-помощнице, но мне так часто не хватало кого-то, кто помогал бы мне, с кем я мог бы обсуждать свои дела в полной уверенности, что все мои секреты останутся втайне.
— Я все еще… не… понимаю, — смущенно произнесла девушка.
— Как я уже говорил, вы великолепно вели себя с Орестосом, и он искренне хотел, чтобы вы посетили вместе со мной Грецию. Я совершенно уверен, будучи весьма расчетливым, он сообразил, что вы представляете большую ценность, так как способны внести серьезный вклад в работу, которой я занимаюсь для их военного флота.
— Не думаете же вы… что…
— Именно так, — развеял ее сомнения маркиз. — Я говорил с вами на разные темы, и вы ошеломили меня своими разумными замечаниями, а также знанием жизни в других странах, чего я никак не мог ожидать от вашей сестры.
— Не могла же я… сказать вам, — ответила Урса, — что… много путешествовала… с папой и встречалась со многими… интересными людьми.
— И говорите на многих иностранных языках, не так ли?
— На многих, — призналась Урса.
— Вот еще одна сфера, где мне нужна ваша помощь. Я говорю по-французски, довольно сносно по-итальянски, и это — все.
— Вы знаете, я… помогу вам… если смогу, — пообещала Урса.
— Именно это вы и будете делать, — твердо сказал он. — Мой партнер, являющийся к тому же моей прекрасной женой, должен будет следить за своей долей бизнеса, касается это Греции, или другой страны, или поддержания Чарнвуда в таком состоянии, в каком я хочу его видеть.
— А теперь вы… пугаете меня, — поникла Урса. — Как смогу я делать… все это?
— С большой легкостью, — ответил маркиз. — А я обещаю по-настоящему загрузить вас работой.
Урса обратила на него тот умоляющий взгляд, который казался ему удивительно трогательным.
— Неужели… вы… говорите мне… правду, а не просто то… что — вы знаете — доставляет мне радость?
— Уверяю вас, каждое мое слово правдиво, потому что я всей душой жажду быть с вами. Вы уже вдохновили меня на грандиозные идеи, их я смогу воплотить в будущем.
Урса оживилась немного, а он продолжал:
— Если вы и дальше не будете стимулировать меня и вдохновлять своей любовью, я ничего не достигну.
Девушка засмеялась.
— Вы скромничаете. Вы знаете о своих… блестящих способностях, и у меня… чувство, что вы… никогда не потерпите поражения в любом деле, за которое возьметесь.
— В одном-то уж точно я не потерплю поражения, — заявил маркиз. — Скажите же мне, моя дорогая, как скоро вы выйдете за меня?
— Вам… так мало… известно обо мне, — прошептала Урса, — вы знаете меня лишь как самозванку.
— Я восхищен вашей ролью самозванки и, уверен, стану восхищаться и реальной Урсой, когда узнаю ее. Не будем же терять время.
— Нет необходимости… так спешить, — робко заметила девушка.
— Надо спешить, — доказывал маркиз. — Прежде всего, я не намерен оставлять вас здесь одну, пока ваш отец в отъезде, а вернется он еще не скоро. Поэтому я забираю вас обратно в Чарнвуд, и чем скорее мы поженимся, тем легче будет для меня.
— Легче? — переспросила Урса.
— Безусловно, намного легче, нежели лежать без сна, ожидая и любя вас и зная, что я должен надеть кольцо на ваш пальчик, прежде чем смогу войти в вашу спальню.
Урса покраснела.
Да, подобное редко случается с женщинами его круга.
— А вдруг, — сказала она, — когда вы… женитесь на мне, я… не смогу сделать… все, что вы… хотите, и вы… обнаружите, что слишком… поторопились… с решением.
Маркиз рассмеялся.
— Мне кажется, я принял это решение уже давным-давно, хоть этот срок измеряется всего лишь реальными днями и часами. В вас — все, что только может желать мужчина в женщине, и поскольку вы уникальная и единственная в мире женщина, предназначенная для меня, я не хочу подвергаться риску утратить вас.
Он крепче прижал ее к себе со словами:
— Вы теперь моя — навсегда. Мы думаем об одном и том же, мы понимаем друг друга, и все, что мы должны сделать немедленно, — это пожениться, не вызывая никаких кривотолков.
— Слуги… в Чарнвуде, — тихо произнесла Урса, — должно быть, знают, что Пенелопа приехала на мое место.
— Старшие слуги знают об этом, — подтвердил маркиз, — но они так долго служат моей семье, что ничего не говорят посторонним. Если они и были шокированы поведением вашей сестры, на вас это не распространяется. Вы приехали как Урса, и как Урса вы возвратитесь.
Он поцеловал ее в лоб и добавил:
— Я знаю, они примут вас с распростертыми объятиями как мою жену так же, как и мои родственники.
— А у вас… их… много? — забеспокоилась Урса.
— Слишком много, — ответил маркиз. — Но я не обрушу их всех на вас, пока не закончится наш длинный медовый месяц и пока мы не посетим Грецию, где вы поможете мне в моих планах.
Урса молчала, и тогда он сказал:
— Итак, решено. Завтра я посылаю своего секретаря в Лондон за особым разрешением. Мы обвенчаемся в церкви в присутствии лишь моей бабушки.
— Именно такой свадьбы я бы хотела! — воскликнула Урса. — Но я уверена, ваши друзья будут сильно разочарованы, ожидая от вас большого приема с множеством гостей.
— То, чего я всегда боялся, — сказал маркиз. — На меня тоску наводят люди, которые без умолку говорят о свадьбе еще до того, как она свершится, и судачат о близких и дальних родственниках.
— По крайней мере вам… не нужно будет… беспокоиться об этом, — заметила Урса.
— Единственное, чего я хочу, это чтобы вы запомнили нашу свадьбу как одно из счастливейших мгновений в вашей жизни.
— Это… все звучит… слишком красиво… чтобы стать явью, — прошептала Урса.
— Так все и будет, мое сокровище, — уверенно сказал маркиз. — И мы запомним это навсегда.
Он поцеловал ее и продолжал целовать до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.
— Надевайте шляпу, — прерывисто молвил он, — и мы отправляемся обратно в Чарнвуд.
К его удивлению, Урса остановилась в нерешительности.
— Я хочу… — робко произнесла она, — о чем-то… попросить… вас.
— О чем?
— Вы сказали, что хотите… жениться… сразу… но не могли бы вы… пожалуйста, дать… мне время приобрести… несколько… новых платьев.
Маркиз удивленно посмотрел на нее, но она торопливо продолжала:
— То, что вы видели на мне до сих пор… принадлежит Пенелопе. Когда она прибыла к вам, она дала мне свое платье, чтобы я уехала в нем, а все думали, будто это она. Все вещи, которые я привезла в Чарнвуд, остались там.
— Я совсем забыл, — засмеялся маркиз, — как важна одежда для женщин, и, конечно, моя дорогая, у вас должно быть приданое, даже если нам придется срочно покупать его на каждой остановке нашего свадебного путешествия.
— Вы действительно так думаете? — просияла Урса. — Тогда я буду чувствовать себя лучше… Ведь вы теперь впервые… видите меня… деревенской простушкой и, наверное, очень… разочарованы.
Маркиз взглянул на нее и подумал: «Может ли кто выглядеть более прелестно?»
Он предпочитал видеть ее без всякого подкрашивания, которое использовалось для того, чтобы сделать ее более похожей на сестру.
В его жизни было достаточно модных, с изощренным вкусом женщин, и он понимал, что пришлось чувствовать Урсе.
Но это не должно беспокоить ее в будущем.
— Вам предоставят самую прекрасную одежду лучшие магазины на Бонд-стрит, — пообещал он.
— Мы не едем в Лондон?
— Конечно, нет, — ответил маркиз. — Они пришлют нам свои изысканные платья, чтоб мы могли выбрать, и предоставьте это мне. Я помогу вам стать похожей на греческую богиню, сошедшую с Олимпа.
Урса рассмеялась.
— Я вряд ли смогу поверить, что это возможно. Но господин Орестос будет весьма… польщен, если мы… скажем ему, что я по крайней мере пыталась… выглядеть так.
— Уж я постараюсь, чтобы ваши беседы с господином Орестосом ограничивались боевыми кораблями и их оборудованием.
Урса рассмеялась, а он произнес серьезно:
— Уверяю вас, я буду очень ревнивым мужем и не потерплю в вашей жизни ни одного мужчины, кроме меня.
— Разве можно… думать всерьез, что мне… будет нужен… кто-либо, кроме вас? Найдется ли на свете кто-нибудь, такой же умный и… замечательный, как… вы.
— Мне бы хотелось, чтобы вы постоянно так думали, — улыбнулся маркиз. — А теперь, когда мы решили эту проблему, есть у вас еще какие-либо сомнения?
— Нет, — молвила Урса, — за исключением того, что мне до сих пор трудно… поверить в реальность происходящего.
Маркиз встал с софы, Урса тоже поднялась, и он сжал ее в объятиях.
— Я люблю тебя, и мне трудно думать о чем-то другом. Однако нам необходимо помнить, что нецелесообразно сообщать кому бы то ни было о нашей свадьбе, пока мы не окажемся за пределами Англии, в Средиземноморье.
— Значит, мы… поедем прямо… в Грецию? — спросила Урса.
Маркиз покачал головой.
— Я задумал нечто совершенно особенное, моя дорогая, чтобы сделать тебя счастливой, но мы поговорим об этом позже. Теперь же я хочу вернуться домой, где ждет нас grandmama; она желает сказать тебе, что ты — исполнение ее молитв.
Он поцеловал ее вновь, а она затем молча поднялась в свою спальню.
