На следующий день рано утром трое путешественников отправились в Солтун. И только Элайзия пребывала в приподнятом расположении духа, так как впереди ее ожидала радостная встреча с Саймоном.

Они ехали в полном молчании. Элайзия изредка поглядывала на Бриандру, но девушка, погруженная в невеселые размышления, не замечала этого. Женщина догадывалась, что здесь не помогут никакие слова. Она понимала чувства Бриандры, так как испытывала такую же душевную боль, когда расставалась с Саймоном. Теперь же радость грядущей встречи не могли омрачить даже переживания молодых людей, которые на все ее попытки завести беседу отвечали короткими фразами и рассеянными улыбками. Вскоре Элайзия признала свое поражение и продолжила путь в молчании.

Дэвид решил устроить привал в полдень. Пока он поил лошадей, женщины расстелили на земле одеяло и выложили еду, приготовленную в Стрейлоу. Во время обеда Дэвид то и дело подолгу смотрел на Бриандру, а та поспешно отводила глаза, если их взгляды случайно встречались.

Элайзия лишь грустно качала головой, наблюдая за несчастными влюбленными. Вчера вечером Дэвид не сомневался в том, что препятствия, разделявшие его и Бриандру, незначительны. Но ночные события — что бы там ни происходило между ними, развеяли его уверенность.

Путешественники не догадывались о том, что за каждым их шагом пристально следят четверо мужчин, прячущихся среди деревьев. Темные глаза предводителя недобро поблескивали, когда взгляд его устремлялся на Элайзию.

Так таинственная четверка и следовала за ними всю дорогу.

— Будь ты проклята, женщина! — заорал Дункан Гордон, запустив кружкой в Мойру Макферсон, спешившую побыстрее убраться из комнаты, зажимая руками уши.

Дункан разозлился на экономку за то, что та не известила его немедленно о возвращении Элайзии в Стрейлоу. И вот опять развратнице жене удалось ускользнуть от него! Однако на этот раз удача будет на его стороне! Во что бы то ни стало, поклялся себе Дункан, даже если это будет стоить ему жизни, он пронзит мечом предательское сердце.

Дункан схватил меч и решительным шагом направился в конюшню.

Лорд не останавливаясь скакал во весь опор. У несчастного животного, несшего на себе огромную тушу, вскоре от изнеможения начали подгибаться ноги. Злобно бормоча себе что-то под нос, Дункан вынужден был спешиться и пойти пешком, ведя лошадь на поводу.

Миновало много времени с тех пор, как он последний раз выходил за пределы Стрейлоу, и еще больше — с тех пор, как в предыдущий раз передвигался пешком на дальние расстояния. Это естественное действие давалось ему с большим трудом. Он неуклюже ковылял, переваливаясь из стороны в сторону, как медведь.

Однако физическая нагрузка и свежий воздух в конце концов подействовали на него благотворно. Движение пошло на пользу, говорил себе Дункан. Когда он догонит Элайзию, ему не составит труда справиться с ней. Губы лорда искривила жестокая усмешка, а рука непроизвольно сжала рукоять меча.

«Прежде чем убить, я изнасилую ее, — похотливо подумал Дункан. — Я буду последним мужчиной, раздвинувшим ей ноги перед смертью».

Размашисто шагая по узкой тропе, Дункан продолжал строить планы. Он знал, что вынужден будет сразиться со своим сыном, которого ввели в заблуждение. Придется прикончить их всех, рассуждал Гордон, И предателя сына, и шлюху жену, и эту сучку Фрейзер.

«Да, именно так я и сделаю. Избавлюсь от всех негодяев одним ударом, и мне не надо будет опасаться, что на свет под именем Гордона появятся ублюдки с кровью Фрейзера в жилах».

Дункан споткнулся и едва не упал. Он почувствовал, что его мучает жажда. Однако бежавший вдоль тропы ручей с чистой, холодной водой не привлекал пьяницу, нуждавшегося в виски или эле. Дункан разразился потоком проклятий в адрес сына и жены за то, что по их вине пришлось уехать из Стрейлоу, не захватив выпивки.

Но разве кого-то из них волнуют его проблемы? Эту суку, которая всегда сжималась, стоило прикоснуться к ней, или неблагодарного сына? Именно она настроила сына против него в тот день, когда тот появился на свет!

«Животное» — так однажды назвал его сын.

«Я Гордон! Мы, Гордоны, вместе с Брюсом сражались при Баннокберне, вместе с королем Стюартом проливали кровь на Флодденском поле. Я был с Монтрозом, когда тот пытался вернуть корону Стюартам, мерз с ним в снегах Инверлока, изнывал от жары при Килсите.

Разве эти подвиги не служат свидетельством тому, что человек, совершивший их, чего-то да стоит? — Ярость Дункана усилилась. — Животное! Я не животное. Я не какой-то там жалкий обитатель болот. Я лэрд Стрейлоу! Мне не пристало объяснять свои действия какой-то суке или ее сыночку! — Дункан даже не почувствовал, как начал всхлипывать. — Во всем виновата она. Элайзия. Прекрасная Элайзия. Которая съеживается, когда я прикасаюсь к ней. С глазами цвета шотландского неба. Всегда преисполненная ненависти ко мне. — Он вытер глаза и нос рукавом дублета. — Я сделал ее своей графиней — и чем же она отплатила мне? Восстановила против меня сына и сбежала, чтобы блудить с Саймоном Фрейзером! Во всем виновата только она!»

Услышав лошадиное фырканье, Дункан прервал свое сетование на судьбу и насторожился. В его покрасневших от беспробудного пьянства глазах засветилось удовлетворение. Итак, он настиг свою жертву.

Прячась за деревьями, Гордон пошел на звук. Когда лорд увидел у реки ненавистную троицу, его глаза полыхнули злобным пламенем. Внезапно он заметил четырех мужчин, наблюдавших за путешественниками, и резко остановился.

Несмотря на многолетнее затворничество, Дункан не утратил опыта, приобретенного в военных походах, и сразу понял, что незнакомцы, одетые в черные плащи, замышляют недоброе. Его догадка подтвердилась, когда те вытащили из ножен оружие и поползли вперед, намереваясь приблизиться к ничего не подозревавшим жертвам.

Дункан увидел, как Дэвид встал и потянулся, затем что-то сказал женщинам. Элайзия и Бриандра кивнули, тоже встали и, взяв одеяло за углы, сложили его. Дункан успел разглядеть одеяло. На белом фоне вышит голубой герб с тремя желтыми кабаньими головами. Герб Гордонов. Тот же герб, что изображен на знаменах, развевавшихся над Стрейлоу… над Джайтом… над Стратбауги.

Дункан снова перевел взгляд на своего сына — на сына, который под знаменем Гордонов сражался в битвах. И вот сейчас Дэвиду, силы которого в меньшинстве, грозит пасть от меча каких-то разбойников!

И, как часто случается, когда человека вдруг начинает грызть совесть, он заставляет себя принять то очевидное, что прежде отвергал. Дункан увидел, как много сын унаследовал от него.

Его ушей достиг звонкий смех Элайзии, и он перевел взгляд на нее. Кем бы ни стала эта женщина, она продолжает носить его имя.

Неожиданно Дункан сообразил, что в любой момент разбойники могут поразить его плоть и кровь, и пришел в ярость.

Бриандра закричала, когда из кустов выскочили четыре незнакомца в черных плащах — живое напоминание о страшной ночи на болоте.

Дэвид сразу же выхватил меч и повернулся.

— Быстрее уходите отсюда, — приказал он женщинам и отразил первую атаку.

Элайзия и Бриандра, не мешкая ни секунды, поспешили к деревьям. Двое из разбойников побежали за ними. Внезапно Элайзия споткнулась о выступавший из земли корень и упала. Бриандра вернулась, чтобы помочь ей, но прежде чем Элайзия успела подняться на ноги, разбойники набросились на них.

Один схватил Бриандру. Завязалась борьба. Девушка яростно царапала разбойнику лицо, норовя попасть в глаза, и всячески мешала воспользоваться оружием. Другой разбойник намотал на руку волосы Элайзии и, запрокинув ей голову, приготовился перерезать несчастной горло. Вдруг воздух потряс оглушительный боевой клич, от которого кровь стынет в жилах, и разбойники замерли, парализованные страхом.

Размахивая мечом, огромный Дункан Гордон со всей возможной скоростью гнал свою лошадь на одетые в черные плащи фигуры. Осадив коня, он спрыгнул с седла прямо на разбойников и навалился на них всем своим телом. Те упали, но сразу же вскочили и выхватили мечи. Элайзия и Бриандра, о которых все мгновенно забыли, отползли в сторону и, прижавшись друг к другу, с ужасом взирали на сражающихся.

Дункан обрушивал на разбойников мощные удары меча. Годы безделья лишили лорда былой ловкости, но силу ему удалось сохранить. Гордон все еще оставался грозным противником.

Недалеко от него Дэвид, уже сразивший наповал одного из нападавших, бился не на жизнь, а на смерть с главарем банды.

Злость и сила удара помогли Дункану нанести одному из нападавших смертельную рану, однако в последний момент умирающий ранил его самого. Лорд выронил свой меч, когда разбойник пронзил ему грудь, и упал на колени. Его рубашка мгновенно окрасилась кровью. Слабеющими руками он взялся за лезвие меча и выдернул его из раны.

Разделавшись со вторым противником, Дэвид повернулся и увидел, как разбойник подскочил к его отцу. Он бросился вперед, но было поздно: последний оставшийся в живых разбойник успел пронзить мечом горло Дункана. Негодяю было не по силам соперничать в мастерстве с молодым Гордоном, поэтому смерть настигла его быстро, и мерзавец рухнул на землю с мечом в сердце.

Потрясенная, Элайзия на четвереньках подползла к Дункану. Он часто дышал, каждый вздох отдавался страшной болью в груди, из рассеченного горла фонтаном била кровь.

Элайзия положила его голову к себе на колени. В ее глазах застыло отчаяние. Сейчас, перед лицом страданий, которые испытывал Дункан в последние минуты своей жизни, она забыла о прежних обидах.

— О Боже, будь милосерден, — с искренним сочувствием к умирающему проговорила она.

Дэвид встал на колени рядом с ней и заметил, что Дункан повернулся к мечу, пытаясь дотянуться до оружия. В обращенном на сына взгляде несчастного явственно читалась мольба. И следующее мгновение полностью изменило отношения отца с сыном: между ними возникло взаимопонимание. Дэвид кивнул и, взяв тяжелый меч, вложил его в руку отца. Как только пальцы Дункана обхватили рукоять, лицо умирающего приняло умиротворенное выражение. Он с благодарностью взглянул на сына и закрыл глаза.

— Он умер, мама, — тихо проговорил Дэвид. Элайзия положила голову Дункана на землю, и Дэвид помог ей встать.

Бриандра с грустью смотрела на тело Дункана. Всего несколько минут назад это был отвратительный человек, страшнее которого нельзя себе представить. Но сейчас в ее сердце больше не было ненависти к тому, кто только что спас ей жизнь.

Она повернулась к Дэвиду, чей задумчивый взгляд был устремлен на распластанное на земле тело, и робко положила руку ему на локоть.

— Почему он спас нас, Дэвид? Он же ненавидел и меня, и твою мать.

Дэвид поднял голову.

— Кто может ответить на этот вопрос? Порыв… гнев… преданность? Или, возможно, он в какой-то момент вспомнил, кто он… что он Дункан Гордон, лэрд Стрейлоу.

Некоторое время Бриандра размышляла над его словами, затем, вспомнив, какое отчаяние было написано на лице умирающего, осторожно спросила:

— Ты думаешь, он боялся умереть?

— Боялся? — Дэвид замотал головой. — Нет, Дункан Гордон не боялся смерти. Он боялся, что умрет неподобающим образом. — В ответ на недоумевающий взгляд девушки Дэвид гордо вскинул голову. — Мой отец — шотландский воин. И должен был умереть с мечом в руке.