Глава 16
Гаррет распахнул двери гостиной. Жоэль стояла у окна. Светлые локоны, уложенные в высокую прическу, с несколькими завитыми прядями, спадающими на спину, сияли золотом в солнечных лучах, струившихся сквозь широкие окна.
Она медленно повернулась к нему, и у Гаррета пересохло во рту.
Жоэль была беременна, и до родов оставалось, судя по всему, совсем недолго. На ней было желтое платье, распитое по подолу белыми розочками, и жакет в тон с единственной крупной пуговицей в форме цветка. Под пуговицей полы жакета расходились, открывая огромный живот.
Что она тут делает, когда ей следует в уединении дожидаться родов?
Гаррет знал ответ на этот вопрос. По крайней мере, какая-то его часть знала, хотя другая рьяно протестовала, даже тогда, когда мозг лихорадочно производил вычисления. В последний раз он спал с ней… в начале марта.
Почти восемь месяцев назад.
— Гаррет, — произнесла она низким, бархатным голосом, в котором отчетливо слышался французский акцент. То, как она произносила его имя, с раскатистым французским «р», растягивая последний слог, всегда казалось ему удивительно чувственным. Его страшно возбуждал тембр ее голоса в сочетании с французским акцентом. Однако в этот самый момент он был слишком напряжен и шокирован, чтобы реагировать привычным образом.
— Где… как… — Он умолк.
Она осторожно шагнула к нему.
— Я… знала, что надо тебя найти. — Она указала на свой живот.
Гаррет поймал себя на том, что не может отвести от него взгляда.
— Это твой ребенок.
Гаррет пытался найти подходящие слова, но на ум ничего не шло.
— Отец вышвырнул меня из дома, — прошептала она и обняла живот. На глаза ее навернулись слезы. — Мне некуда больше идти.
Ее отцом был бельгийский владелец шахты. У месье Мартина было четыре дочери, самая старшая, самая красивая и самая непокорная — Жоэль. Она рано вышла замуж, но ненадолго, — ее мужа и все их состояние забрала война. Их семья жила в особняке, расположенном неподалеку от барака, в котором ютился Гаррет. Четыре года назад, работая в поле, он как-то раз поймал на себе ее взгляд. День выдался жаркий, и он скинул рубаху и повязал ее вокруг пояса. Ее разрумянившееся заинтересованное лицо, пышное тело и густые светлые локоны привлекли его. А когда он услышал ее сиплый голос, он пропал.
Через полгода они поддались взаимной похоти, и он взял ее прямо в поле. После этого они время от времени встречаясь в городе, в гостинице. Жоэль говорила, что не намерена больше выходить замуж, а он был не в том положении, чтобы предлагать ей брак. В постели она проявляла себя как страстная и изобретательная любовница. Годы шли, и они стали больше чем просто любовниками — они стали добрыми друзьями.
Он так и не попрощался с ней: как только вспомнил Софи, сразу отплыл в Англию. Позднее, в Лондоне, он поучил Фиску написать Жоэль письмо и объяснить его внезапный отъезд. Фиск посоветовал ему послать ей денег, и Гаррет без колебаний согласился — не только из чувства вины, но еще и потому, что знал: Жоэль оценит этот жест, она всегда любила деньги.
С тех пор как Гаррет повстречал Кейт, он почти не вспоминал о ней.
— Как… ты меня нашла?
— Я получила твое письмо и… подарок. Спасибо:
Он кивнул, удивляясь, что Фиск в кои-то веки выполнил обещание.
— Я попросила денег на дорогу у матери, она купила мне билет и упросила отца отпустить со мной мою служанку. Матушка верила, что ты поможешь мне. — Глядя в пол, Жоэль приблизилась к нему еще на один шаг. — Мы с Колеттой сначала подались в Лондон, но не нашли тебя там.
— Я прожил в Лондоне совсем недолго. — С тех пор он объездил все королевство в погоне за Фиском.
После долгой паузы она сделала широкий жест рукой:
— Мой Гаррет — английский герцог?
Он проследил за ее взглядом. Да, даже за столько месяцев не привык к этому.
Гаррет вошел и закрыл за собой двери.
— Похоже на то, — ответил он, улыбнувшись.
Жоэль глядела на него, и глаза ее сияли.
— Должно быть, ты очень-очень обрадовался, узнав, что богат. Ты столько усилий к этому приложил. — Ее пухлые розовые губы сложились в улыбку. — Я этому не удивляюсь. Я всегда чувствовала, что ты не просто рабочий с фермы. — Она окинула его взглядом с головы до ног и восхищенно ахнула: — Как же тебе идет наряд герцога!
Голос ее звучал сдержанно и скромно, но в этом вся Жоэль: снаружи нежная и хрупкая, как сахарная глазурь, а внутри решительная, сильная и страстная. И очень амбициозная. Он не забывал об этом. Она бы никогда не вышла замуж за простого батрака с фермы. По ночам она шепотом поверяла ему свои мечты о счастливом будущем, о жизни в Париже, о выходах в свет.
Теперь она ждет ребенка, не будучи замужем, и на ее блестящем будущем навсегда поставлен крест. Из-за него.
Он посмотрел на себя — и у него холодок пробежал по коже. Его брюки были заметно смяты после «прогулки» с Кейт.
Однако бессмысленно отрицать, что в Бельгии он никогда не носил ничего подобного и что его костюм стоит гораздо дороже, чем даже модное муслиновое платье Жоэль.
Он неопределенно махнул рукой в сторону ее живота:
— Когда… родится ребенок?
— Через несколько недель. — Она помолчала. — Мне не следовало так затягивать с этим, но я так боялась… — Она заломила руки. — Я зря приехала, да?
— Нет, вовсе нет.
— По правде говоря, мне больше некуда было податься.
— Конечно, ты правильно сделала, приехав ко мне.
На лице ее отражалась такая мука, что у него сжалось сердце. Да, сколько бы Жоэль ни бунтовала против отца, она обожала старика. Он и представить себе не мог, как она страдала, когда Мартин выставил ее из дома. Хорошо, что ее мать оказалась не склонной драматизировать вещи и помогла Жоэль. И слава Богу, иначе одному Богу известно, где могли бы оказаться она и ребенок.
Его ребенок.
Гаррет снова посмотрел на ее живот как завороженный. «Мой ребенок». Какая странная мысль!
— Ты уверена?
Она сжала руки на животе.
— Что ты имеешь в виду?
Да, действительно, что он имеет в виду? Насколько он знал, Жоэль никогда ему не лгала, однако следовало убедиться.
— Жоэль, у тебя был кто-нибудь еще? Может, это ребенок кого-то другого?
Ее глаза широко распахнулись. Она стиснула руки так сильно, что костяшки побелели, и решительно покачала головой:
— Ты и сам прекрасно знаешь, что других любовников у меня не было. Ты был у меня единственным! Единственным?
Она всхлипнула, и Гаррета захлестнуло чувство вины.
За все годы знакомства она ни разу не дала ему повода усомниться в ней. Господи, какой же он ублюдок! Он подошел к ней, обнял и заговорил по-французски, на языке, который они использовали в минуты наибольшей близости.
— Ш-ш… — бормотал он, пока она, дрожа, льнула к нему. — Теперь ты в безопасности.
Солнце давно уже скрылось за горизонтом, оставив после себя лишь расцвеченный пурпуром край небосвода, и Кейт конец-то задернула розовые с кисточками шторы в спальне Ребекки, чтобы отогнать сгущающуюся темноту.
Четыре часа Кейт простояла посреди комнаты, в то время как три портнихи разглядывали ее, обмеряли и так и эдак, обсуждали ее фигуру, размер и цвета, которыми наделила ее природа. Кейт чувствовала себя как лошадь на базаре, Бекки нисколечко не рассердилась на Кейт из-за опоздания, потому что та примчалась буквально спустя минуту после появления портних.
Бекки пребывала в полном восторге от результатов мероприятия, и даже Кейт не могла сдержать дрожи волнения, представляя, как будет выглядеть в прекрасных платьях, которые обсуждали Бекки и портнихи. Модистка заверила ее, что первая партия нарядов будет готова через несколько дней.
В комнату заглянул лакей и спросил, можно ли мастеру Реджинальду отужинать сегодня с леди Мирандой. Кейт, ошеломленная как самим приглашением, так и формой его подачи, дала разрешение.
Бекки выпрямилась, сидя на постели, и сжала здоровой рукой плечо Кейт:
— Скоро будет ужин, и ты пойдешь на него со мной.
— Я не могу. Реджи…
— Разумеется, можешь, — отрезала Бекки. — Вы с Реджинальдом ужинали здесь со мной, пока я не могла встать с постели, и это было вполне благопристойно. Но теперь Реджинальд будет ужинать с Мирандой, а ты — с нами. Я не позволю своей золовке есть вместе со слугами.
— Бекки…
Ребекка вскинула руку:
— Кейт, я ничего не желаю слушать. Пойми: ты больше не служанка. Ты родственница благородной леди, и эта леди не желает, чтобы по углам шептались, будто ее золовка ужинает на кухне.
Кейт покачала головой:
— Тебе же все равно. Ты сама говорила, что сплетни и скандалы тебя не волнуют.
Бекки широко улыбнулась:
— Ты слишком хорошо меня изучила. Конечно, ты права, если бы кто-то стал сплетничать о такой безделице, меня бы это нисколько не взволновало. Но я действительно хочу, чтобы ты пошла со мной. Как моя родственница и подруга.
Кейт колебалась. Она не была уверена, что сможет сегодня посмотреть Гаррету в глаза — после всего, что произошло между ними. Но это ведь трусость, верно? Рано или поздно ей все равно придется встретиться с ним. А трусливой она никогда не была и быть не собиралась.
— Жаль только, что твое кремовое вечернее платье еще не готово. Кейт, прошу тебя, пойдем на ужин вместе. Нас будет всего четверо: я, ты, Гаррет и тетя Бертрис. Ты ведь нас уже не боишься?
В этот момент в комнату влетела Джози, новая служанка Бекки. Выглядела она так, словно взорвется, если сейчас же не выложит все новости.
Бекки покосилась на Кейт и терпеливо кивнула Джози:
— Выкладывай, что у тебя.
— Ой, леди Ребекка, вы, наверное, еще не слыхали, госпожа, но сегодня — сразу как портнихи приехали — к его светлости пожаловала красивая элегантная леди!
— Да? Серьезно?
Джози подошла к кровати. Лицо ее заливал густой румянец.
— Да, — выдохнула она. — Бельгийка.
— Правда?
— И она ждет ребенка. Очень скоро, — со значением протянула Джози.
Бекки нахмурилась, а сердце Кейт пустилось в галоп. Она перевела взгляд с Бекки на Джози.
Джози подалась вперед:
— Леди сообщила его светлости, что это его дитя.
Сердце Кейт сжалось от боли, как будто кто-то стиснул его в железном кулаке. Она смотрела прямо перед собой, но чувствовала взгляд Бекки.
— Пустые слухи, — резко сказала Бекки. — Постыдилась бы, Джози, разносить такие нелепые сплетни.
Кейт едва слышала ее слова из-за шума крови в ушах.
— Но, госпожа, клянусь, это правда. Нелл протирала серебро в коридоре и слышала весь разговор от начала до конца.
Бекки вздохнула:
— Оставь нас. — Она помедлила. — Но если услышишь еще что-либо, возвращайся.
Кейт проводила служанку взглядом и обернулась к Бекки, часто моргала — единственное, что она могла сделать, чтобы не разрыдаться. Она не должна так реагировать. Господи, она вообще не должна на это реагировать!
— Кейт, дорогая моя! — Бекки взяла ее за руку. — Это ничего не значит. Даже если это правда, если ребенок действительно от Гаррета, это еще ничего не значит.
— Значит, — ответила Кейт надтреснутым голосом. Не должно бы, а значит.
Как же больно! Больно то, что Гаррет в Бельгии спал с другой женщиной. Что он не был так же осторожен с ней в плане возможных последствий, как с Кейт. Теперь Гаррет будет обязан взять на себя заботу об этом ребенке и его матери.
Кейт почти физически ощущала, как привязанность Гаррета к ней испаряется и ее заменяют чувства к этой женщине, кем бы она ни была.
Боль в груди стала твердой, тяжелой, как груда каменного угля. Она вонзала в сердце тысячи шипов ревности. Кейт попыталась совладать со своими чувствами, но тщетно. Надо же, а она и не подозревала, что ревнива.
— Может, тебе лучше присесть? — мягко сказала Бекки.
А она даже не осознавала, что вскочила. Кейт медленно опустилась в кресло и вцепилась в мягкие, обтянутые бархатом подлокотники.
Какое она имеет право на Гаррета?
Бог свидетель, она не претендует на этого мужчину. Но гневу, от которого темно в глазах, шипам злости, разрывающим грудь, до этого нет никакого дела.
Кейт заскрипела зубами.
— Я была права, — вздохнула Бекки. — Я так и знала.
Кейт посмотрела на нее сквозь пелену слез. Бекки неловко опустила ноги на пол, ночная рубашка задралась, открывая ее бледные тонкие щиколотки.
— Ты страстно, безумно, без памяти влюбилась в моего брата.
Как Кейт ни старалась, возразить не получалось. Она могла лишь смотреть на Бекки. Кейт знала, что даже если ей удастся промямлить что-то, это прозвучит фальшиво. Она совершенно не умела врать. Она вжалась в кресло, вспоминая, о чем предупреждала ее Бекки по пути из Кенилуорта в Колтон-Хаус.
— Кейт, я точно знаю, о чем ты сейчас думаешь. И в твоих силах прекратить это прямо сейчас.
Кейт нахмурилась:
— И о чем я думаю?
— Думаешь, что твоя любовь невозможна. Недостижима. Безответна. Что ж, ты ошибаешься.
— Что ты такое говоришь? — выдохнула Кейт.
— Знаешь, в последние дни у меня было предостаточно времени, чтобы все обдумать. Я в конце концов поняла тебя, Кейт. И я понимаю брата. И ясно вижу, что вам обоим нужно.
Кейт не осмелилась спросить, что же это такое.
— Вы нужны друг другу, — твердо сказала Бекки.
Кейт застонала.
— Понимаешь, ты выпустила из виду очень важный — пожалуй, самый важный — элемент этого уравнения.
— Какой же? — прошептала Кейт.
— Ты не принимаешь во внимание чувств моего брата. Думаешь, что недостойна его любви, и поэтому не видишь, как он к тебе относится.
Кейт покачала головой.
— Кейт, пойми. Я уверена, что брат так же безумно любит тебя, как и ты его. — Она помедлила. — В Кенилуорте я думала иначе, но потом изменила свое мнение. Уильям и его слуга говорили, что это ты соблазнила Гаррета…
Кейт ахнула.
— Но теперь мне все ясно, — продолжала Бекки. — Ты Гаррета не соблазняла. Вы с моим братом соблазнили друг друга.
— Нет, — простонала Кейт.
У нее все болело, снаружи и внутри. Воздух непомерной тяжестью давил на нее, грозя расплющить в лепешку. Это было невыносимо. Начиная с появления этой женщины, того, что произошло сегодня между ней и Гарретом, и заканчивая выводами, к которым пришла Бекки… Кейт чувствовала себя маленькой, как лягушонок, и ей страшно хотелось ускакать прочь и навеки спрятаться от всех под листом кувшинки.
Бекки встала перед ней на колени и нежно взяла за руку. Она вся светилась.
— Послушай меня, Кейт. Вы с моим братом идеально подходите друг другу. Слышишь меня? Идеально.
— Прошу тебя, Бекки… — выдохнула Кейт.
Бекки встала и потянула ее за собой:
— Кейт, ты должна быть сильной. Ну же, пора готовиться к ужину. Пойдем, посмотрим своими глазами, что это за загадочная особа.
Гаррет заканчивал отдавать домоправительнице распоряжения насчет комнат для Жоэль и ее служанки, а также дополнительного прибора к столу, когда его нашла тетя Бертрис.
— Да, сэр, я немедленно обо всем позабочусь. — Домоправительница сделала реверанс и ушла.
Тетя Бертрис изогнула бровь:
— Что происходит?
Так как долго держать в тайне положение Жоэль ему все равно бы не удалось, Гаррет решил выложить все начистоту.
— Ко мне приехала женщина из Бельгии. Она ждет ребенка, и я уверен, что от меня.
Тетя Бертрис прищурилась:
— Ты намерен поселить в Колтон-Хаусе свою девку?
— Нет. Она француженка благородного происхождения. Вдова. И так как она моя гостья и ждет от меня ребенка, я рассчитываю, что ты будешь к ней очень добра.
Тетя Бертрис поджала губы:
— Гаррет, это неприлично.
— Двери этого дома открыты для нее, и точка. Как и для любого члена нашей семьи. — Гаррет вдруг пожалел, что не сказал этого о Кейт: он же видел, как тетя Бертрис смотрит на нее — холодно и недоверчиво. В некотором смысле он понимал подозрения тети. Фиск напугал тетю Бертрис, как никто на свете, и из-за этого она не доверяла его сестре.
Разумеется, того факта, что Гаррет доверял Кейт, было бы достаточно — при других обстоятельствах. А так родные больше не полагались на его суждения — и имели на это полное право. Он заставил их принять Уильяма Фиска в круг семьи — и посмотрите, что из этого вышло.
— Могу ли я встретиться с этой леди? — спросила тетя Бертрис.
— Разумеется. Но только при условии, что будешь хорошо себя вести.
— Вот как! Послушай, мальчик мой, я не ребенок, так что не надо со мной обращаться подобным образом!
Они направились к двери.
— А она хотя бы говорит по-английски? Или мне придется общаться с ней на французском? Или на голландском, упаси Господи?
— Она очень хорошо говорит по-английски. Ты увидишь, она весьма образованна. — Гаррет покосился на нее. — Но ты сама можешь побеседовать с ней на французском. Если я правильно помню, ты провела во Франции много лет и прекрасно знаешь язык.
— Ты вспоминаешь все больше и больше, да?
— Я помню все, — тихо ответил Гаррет и, набрав в легкие побольше воздуху, отворил двери в гостиную.
— Гаррет! О! — Жоэль опустила голову и присела в реверансе. — Простите меня.
— Мадам Мартин, это моя тетя, леди Бертрис. Тетя, это мадам Мартин.
Жоэль подняла голову. Ее голубые глаза сияли.
— Очень приятно. — Она перевела взгляд с Гаррета на тетю Бертрис. — Фамильное сходство несомненно.
Она снова присела в реверансе, и тетя Бертрис склонила голову:
— Мадам Мартин.
Жоэль всплеснула руками:
— О, какой чудесный акцент! Вы говорите по-французски, леди Бертрис?
— Полагаю, мой французский немного устарел, но в молодости я много лет провела в Париже.
— В Париже! Ах, это мое самое любимое место на земле!
У тети Бертрис заблестели глаза, и Гаррет вспомнил, как она менялась каждый раз, когда речь заходила о Париже. Она становилась задумчивой и мечтательной, что в обычной жизни было ей крайне несвойственно.
Гаррет не сомневался, что лучшие свои годы тетя Бертрис прожила в Париже.
— Это также и мое любимое место, — заявила она и перешла на беглый французский. — А вы бывали в Париже, мадам Мартин?
Жоэль тоже перешла на французский.
— Да, я жила там вместе с мужем до войны. Недолго.
Гаррет отошел к буфету и налил себе немного бренди. К тому моменту, когда он поднес бокал к губам, они уже сидели бок о бок на диване и оживленно щебетали.
Он мог бы улыбнуться, если бы… Он покачал головой, чувствуя себя подлецом. Часть его хотела, чтобы это Кейт была беременна, чтобы именно она ждала от него ребенка.
Гаррет залпом выпил бренди и с наслаждением ощутил, как жидкость обожгла горло.
Кейт спускалась вниз следом за Бекки. Им предстояло встретиться в гостиной с Гарретом, тетей Бертрис и загадочной женщиной из Бельгии, а потом вместе проследовать в столовую к ужину. Кейт стеснялась, чувствуя себя неуклюжей и нескладной в огромном, плохо сидящем платье. Она понятия не имела, как пережить этот вечер после откровений сегодняшнего дня, как смотреть Гаррету в глаза…
Это его ребенок. Его ребенок.
Они прошли в гостиную вслед за лакеем. Лакей объявил об их прибытии. Гаррет поднялся с кресла, тетя Бертрис вскочила с дивана:
— О Боже! А я и не заметила, как время пролетело! — Она бросила на Гаррета хмурый взгляд. — А ты почему ничего не сказал?
Гаррет не ответил. Он смотрел на Кейт, и в его голубых глазах пылали все невысказанные чувства.
— Что… — начала Кейт.
Но тетя Бертрис громко прокашлялась, и Гаррет оторвал взгляд от Кейт. Он подошел к дивану и подал руку сидевшей на нем женщине, помогая встать.
Бельгийская любовница Гаррета. Беременная. Кейт с трудом отвела взгляд от большого круглого живота.
А она красивая. Тугие светлые кудри, бледное овальное лицо, голубые глаза, пухлый рот. Она повернулась, приветствуя Бекки реверансом, и Кейт увидела ее в профиль. Сердце ее сжалось. Когда незнакомка поздоровалась, Кейт не сдержалась и громко ахнула.
Все взгляды устремились на нее, но Кейт не видела никого и ничего, кроме женщины, стоявшей посреди комнаты. Люди что-то говорили, но она слышала лишь шум собственной крови в ушах.
Она широко открытыми глазами смотрела на любовницу Гаррета… и любовницу Уилли. Беременная подруга Гаррета оказалась той самой женщиной, с которой Уилли так бесстыдно и грубо сношался в домике Берти.
