Эпилог

В доме графа Рокхерста на Гановер-сквер назревал скандал.

– Рокхерст! Рокхерст, где ты, черт побери!

Услышав раздававшийся на весь дом крик госпожи, слуги, находившиеся поблизости, поспешили от греха подальше удрать на кухню.

Когда в голосе леди Рокхерст слышались опасные нотки, все знали, что надвигается гроза. Правда, это бывало не так часто, но графиня, вероятно, считалась единственным в Лондоне человеком, который осмеливался противоречить графу, и… словом, подобные стычки неизменно оказывались чреваты последствиями.

– О да, и завтра они весь день проведут в постели, – с понимающей улыбкой сообщила одна из горничных своей новой товарке, волоком таща ее на кухню. Лучше переждать бурю за блюдом с булочками и поиграть с недавно родившимися щенятами.

– Рокхерст! – снова окликнула Гермиона, распахивая дверь оружейной.

И действительно, граф оказался там. Хотя дыры в Дайалсе были закрыты и последние четыре года в Лондоне не случалось загадочных убийств, Рокхерст все-таки регулярно тренировался. Ибо он по праву оставался Паратусом. Однако Гермиона и Мэри все-таки убедили его начать поиски других английских семей, считавшихся, подобно его роду, защитниками королевства. Правда, до сей поры ему не удалось найти свидетельств существования других защитников. Но Гермиона упрямо цеплялась за одну строчку в книге Подмора, которую тот нашел в древней рукописи. Строчку, убедившую ее, что граф Рокхерст не одинок в своей миссии.

Все четыре угла Англии защищены самыми храбрыми и древними воинами, предназначение которых – сражаться с силами зла.

– Поэтому, – часто твердила Гермиона, – они и составляют лигу Паратусов! Поверь, Рокхерст, ты не один. И больше никогда не останешься в одиночестве.

Но в этот момент Рокхерст, вероятно, жаждал, чтобы его любили чуть меньше.

Гермиона вошла в комнату с сыном на руках:

– Рокхерст!

Все еще держа меч, он с улыбкой повернулся к жене. Гермиона ощутила, что ее досада куда-то испаряется, но не позволила себе сдаться: дело было крайне важным.

– Рокхерст, сегодня днем приезжает матушка вместе с твоей тетей Ратледж…

– Как мило с твоей стороны, дорогая, предупредить меня.

Он шагнул к ней, поцеловал в лоб и взъерошил волосы маленького Томаса. Мальчишка, которому недавно исполнился год, как две капли воды походил на отца: те же синие глаза и рыжевато-золотистые волосы.

– В этом случае я, пожалуй, до вечера пробуду в «Уайте», – объявил граф.

Однако Гермиона решительно вручила ему сына и подбоченилась:

– О нет, дорогой, не выйдет! Как, спрашивается, я объясню им это?

– Что именно? – удивился он, улыбаясь Томасу.

– Это, – повторила она и, взяв ручку ребенка, попросила: – Скажи слово, которое ты выучил, дорогой. Скажи слово.

Малыш перевел взгляд с матери на отца и, громко воскликнув «Карпио!», захлопал в ладоши.

Рокхерст невольно съежился под яростным взглядом жены.

– И что, спрашивается, я им скажу?!

– Можем заверить тетушку, что все это дело рук твоей матери, – предложил он.

– Пфф! – фыркнула Гермиона, закрывая ладонями уши Томаса. – Ты опять читал Подмора ребенку, так ведь?

– Ну-у-у…

Гермиона молча изогнула бровь.

– Но пропускал самые страшные истории, – поспешил оправдаться граф.

– Такое объяснить невозможно, – простонала Гермиона.

Отец посадил Томаса на ковер и обнял жену.

– На свете нет ничего невозможного, если только ты берешься за дело. Я уверен в этом всем своим сердцем, – прошептал он и стал страстно целовать ее, прогоняя раздражение и досаду.

– Ты очаровательный дьявол, муж мой, – выдохнула она. – Но как насчет маленького Томаса? Что будем делать?

Рокхерст взглянул на кроху и покачал головой:

– Похоже, он сам выбрал судьбу.

Гермиона проследила за взглядом мужа и ахнула, увидев, что Томас пытается поднять с пола Карпио. И ему удалось оторвать рукоять от пола!

– Паратус! – крикнул он и торжествующе уставился на родителей.

– Ты знала, что ждет тебя впереди, когда согласилась выйти за меня, – поспешно сказал Рокхерст и заглушил протесты Гермионы поцелуем. А когда оторвал от ее губ свои, она уже трепетала от желания. – Помни, именно этого ты хотела!

– О, это так. Именно так, – согласилась Гермиона и с гордостью взглянула на сына, который был действительно точной копией отца. Человека, достойного тысячи желаний.