Глава 13

– Что это с тобой, Минни? – в тысячный раз спросила леди Уолбрук. – Почему ты ерзаешь? Старайся стоять спокойно, гордо, как Диана или Венера. Бери пример с меня.

Леди выпрямилась и приняла величественный вид, как героиня одной из своих постановок.

Гермиона растянула губы в деланной улыбке и последовала совету матери. Черт возьми! Как она может стоять спокойно, когда солнце вот-вот сядет, а она застряла посреди переполненного бального зала!

Всю неделю ей удавалось отделаться от матери, но сегодня графиня ничего не пожелала слушать. Они едут на бал к Абингтонам. И на этом конец! Счастье еще, что скоро день летнего равноденствия и дни становились все длиннее. Однако если она исчезнет на глазах всего света…

Впрочем, вся прошлая неделя была цепью испытаний, Гермиона сдержала слово и не подходила к Рокхерсту. Но сердце болело все сильнее, особенно еще и потому, что за каждым завтраком графиня давала пространные отчеты о непонятном поведении Рокхерста.

Гермиона украдкой взглянула в окно, хотя можно было и не делать этого. Всеми фибрами своего существа она ощущала, как солнце клонится за горизонт и тянет ее за собой. Еще несколько минут – и она окончательно исчезнет.

– Видите Рокхерста? – спросила мать стоявшую рядом даму, совершенно забыв о необходимости держаться с достоинством и яростно размахивая веером. – У него вид безумца!

– Думаю, он совершенно спятил, – хмыкнула леди, разглядывая графа в лорнет. – Готова заложить свое лучшее шелковое платье, что он влюбился.

– Влюбился? – Мать Гермионы неодобрительно поджала губы. – Какой ужас! Я возлагала такие надежды на свою дорогую Минни! Но я все равно должна поговорить с ним. Потому что репетиции начинаются на следующей неделе, а я не позволю ему забыть свое обещание сыграть…

Однако Гермиона уже не слушала.

Рокхерст в ее доме? Рядом с ней? Она больше не выдержит пребывания в одном с ним зале, потому что уже сейчас превратилась в сплошную трепещущую массу неудовлетворенного желания!

У нее перехватило дыхание при виде графа, идущего через весь зал и рассматривавшего дебютанток. Очевидно, он ждал, когда начнется музыка. Судя по словам матери, он приглашал почти каждую, умолял представить его незнакомым девушкам, красивым и не очень, а потом появлялся на следующем балу, где повторялось то же самое.

Но если остальные мило краснели и бросали в его сторону нежные взгляды в попытке привлечь его внимание, Гермиона отводила глаза. Ей ни к чему было смотреть на него, ведь она побывала в его постели. Нежилась в кольце его сильных рук. Чувствовала, как он наполняет ее, накрывает своим телом. Берет нежно и грубо, медленно и так быстро, что ей становилось трудно дышать.

Ее колени подогнулись, а внизу живота стало горячо. Гермиона стиснула зубы и попробовала подумать о чем-то другом.

О его поцелуях… или прикосновениях.

О, черт бы все побрал! Так не пойдет!

И она стала наблюдать, как он мерит шагами зал. Как полубезумный взгляд скользит по девушкам, стоящим у стен.

Он был похож на волка, выбиравшего, кого из ягнят съесть.

А когда он не изучал взглядом каждую девицу, оборачивался к окну.

В ожидании захода солнца.

Да, она обещала Куинс, что не станет искать общества графа, ибо предостережения леди бросили тень на ее сердце.

«…тебе не приходило в голову, что он использует тебя, пытаясь заполучить кольцо?»

О, эти ужасные слова, заставлявшие Гермиону сомневаться в истинных чувствах Рокхерста! Но сейчас, глядя на него, она думала только об одном. Все сомнения отошли куда-то далеко.

Она хотела его.

И впервые за всю неделю кольцо дрогнуло, пробуждаясь к жизни.

«Скоро. Скоро мы сможем быть вместе».

Вот только как найти способ улизнуть от матери?

Гермиона с тревогой посмотрела в окно.

Если бы только она могла исчезнуть незамеченной и проскользнуть сквозь толпу! Проходя мимо графа, она шепотом пригласит его следовать за ней. «Пойдем со мной, Рокхерст. Люби меня сегодня ночью! Я люблю тебя, как ни одна женщина на свете. И не хочу другого мужчины…»

И он пойдет за ней, это так же верно, как то, что солнце вот-вот сядет. Пойдет за ней в сад, где жадно схватит в объятия и сожжет в пламени сладострастных поцелуев. Сделает все, чтобы они были вместе. Проведет целую ночь в постели с ней. С ней. Со своей Тенью. С женщиной, которую любит.

И тут в ее мысли вторгся внутренний голос, чем-то похожий на голос мисс Берк: «Может, он и любит свою Тень, но ведь не тебя? Не леди Гермиону Марлоу». Остроумная шуточка, ничего не скажешь!

Убежденность Гермионы в любви графа поколебалась. Что будет, если она подойдет к Рокхерсту и произнесет приглашение от своего имени? От имени ничем не примечательной Гермионы Марлоу?

Она плотнее сжала губы. О Господи. У нее осталось не больше двух минут!

– Минни! – прошептала мать. – Что с тобой? Выглядишь бледнее трески.

– Я себя неважно чувствую, – честно ответила Гермиона. Перед преображением ей всегда становилось не по себе. – В зале невыносимо душно.

Она покачнулась. Ноги неприятно дрожали. Она не смела взглянуть вниз, боясь, что туфли уже стали невидимы.

– О небо, девочка! Только не падай в обморок, иначе станешь всеобщим посмешищем. Если тебе дурно, выйди в сад и подыши свежим воздухом.

Мать подтолкнула ее к двери, и других приказов не потребовалось. Гермиона пробежала по залу, огибая усыпанных драгоценностями матрон, хорошеньких девушек и неотразимых джентльменов, и наконец оказалась у высоких стеклянных дверей, ведущих в сад. Они уже были приоткрыты, так что ей ничего не стоило выйти наружу. В сгущавшийся закат.

Рокхерст заметил поспешный уход молодой леди, и сердце словно остановилось. Он подошел к окну, взглянул в сад, сверкающий оттенками красного и золотого, в ожидании ночи.

Тень.

Это должна быть Тень. И хотя в этой мисс не было ничего примечательного, он точно знал – в саду его Тень.

Через несколько минут она станет невидимкой. И по-прежнему останется неизвестной. Если только он не сумеет добежать до нее, пока не село солнце.

Всю эту неделю он занимался лишь тем, что искал ее: на скучных музыкальных утренниках, званых вечерах, бесконечных балах. И даже провел вечер среды в «Олмаке», постоянно ожидая того момента, когда ее пальцы лягут на его рукав. Когда он услышит приглашение, на осуществление которого уйдет вся ночь.

Он забыл о долге и обязательствах, он сходил с ума от желания и искал единственный цветок в саду, полном клумб, рабаток, бордюров и цветников.

До этого момента.

Игнорируя возмущенные возгласы и уничтожающие взгляды, он растолкал гостей и был уже почти у двери, когда дорогу загородил расфранченный джентльмен:

– Рокхерст! По-о-о-озвольте на два слова, милый мой! Это насчет вашего обращения с мисс Берк. Хочу сказать…

Баттерсби!

Рокхерст тяжело вздохнул и попытался протиснуться мимо несчастного дурачка, но, тот, очевидно, отличался не только редкостной глупостью, но и столь же невероятным упрямством.

– Мисс… кто? – нетерпеливо бросил он, не сводя глаз с сада. У него лишь несколько минут, а может, и секунд.

– Мисс Берк! Вы были крайне внимательны к ней на прошлой неделе в саду у лорда Беллинга, а потом, перед самым ужином, вместо того чтобы идти к столу вместе с ней, безжалостно бросили бедняжку! Должен сказать, что мне пришлось выступить вперед и самому ее проводить! Стать безупречным рыцарем девушки, покинутой неверным поклонником!

– И в этом вся проблема? Мне казалось, что девушка вам нравится.

– Нравится? Я обожаю ее!

– Баттерсби, у меня нет времени на болтовню. Я проложил для вас широкую тропу к сердцу мисс Берк. Может, теперь у вас даже появилась возможность повести ее к алтарю. – Он наклонял голову, пока не оказался нос к носу с Баттерсби. – Очень не хотелось бы оскорбиться тем тоном, которым вы со мной говорите, и всадить пулю вам в грудь до того, как сумеете сделать предложение.

Баттерсби недоуменно моргнул… раз… другой… пока до него наконец не дошел смысл слов графа.

– О… я не думал об этом с такой точки зрения. Вы правы, Рокхерст. Как всегда, – широко улыбнулся он. – Следовало бы знать, что вы в моем лагере и готовы мне помочь. Уверен, что мы с вами способны разбить любое сердце!

Граф взял его за плечи и не слишком мягко подтолкнул в ту сторону, где, по его предположениям, должна была находиться мисс Берк. Правда, он не знал, делает ли глупцу одолжение или лучше было бы вызвать его на дуэль и пристрелить, прежде чем он действительно покончит с собой после нескольких месяцев супружеской жизни с мисс Берк.

Порыв ветра пронесся по комнате, принеся с собой запахи цветов и трав. Рокхерсту не понадобились дальнейшие напоминания. Окинув напоследок окружающих презрительным взглядом, давая знать, что больше не потерпит ничьих вмешательств, он гигантскими быстрыми шагами преодолел остаток пути и наконец оказался в саду. Но опоздал. Солнце село, и маленький сад был абсолютно пуст.

Ни одной женщины…

– Дьявол! – громко выругался он. – Опять не удалось!

Даже ее смех не унял его раздражения.

– Ты почти поймал меня, Рокхерст, – поддразнила она. – Почти.

– У меня есть другой способ определить, кто ты такая, – заверил он, пытаясь точнее определить, где она стоит.

– А именно?

– Похитить тебя и удерживать в своей постели.

– И вскружить мне голову так, чтобы я сама назвала свое имя? Неплохой план, милорд. Однако пока что он не сработал…

– У меня нет необходимости кружить тебе голову.

– В самом деле?

Кто из них более разочарован: он или она?

Граф широко улыбнулся:

– Нет, но я не дам тебе ни минуты свободной до того момента, когда родители начнут искать пропавшую молодую леди. И тогда я точно узнаю, кто ты.

– Вы бесчестный человек, сэр! – воскликнула Гермиона. – Вам все равно, что моя репутация будет погублена?

– Но это уже произошло, не находишь?

Зачем ей знать, что теперь он не может смотреть ни на одну женщину?

– Верно, но пока это только наш секрет. Секреты… опять в ней заговорил адвокат! Всегда найдет лазейку, в которую можно выскользнуть.

– Но это случится не завтра.

– Неужели ты не понял, что девушку, которая опозорила себя, могут сослать в самый отдаленный уголок Шотландии? – Она замолчала, но он услышал легкий шорох гравия. – А если меня сошлют, милорд, с кем вы станете проводить ночи?

Плутовка! Она знает, чем его взять!

– Ты действительно воображаешь, что я позволю отправить тебя в ссылку?

– Потому что это – твое королевство?

– Так оно и есть, – кивнул он, чувствуя, как дрогнуло сердце, когда она подошла ближе. Он впервые испытывал нечто подобное к женщине. Жаждал ее, как зеленый юнец, возбужденный до крайности, но совершенно в себе не уверенный.

– Но если меня сошлют, я не смогу посещать балы, – прошептала она, встав прямо перед ним. И совсем не обязательно было видеть ее, чтобы понять: она совсем близко.

Он чувствовал ее, вдыхал ее запах, почти пробовал на вкус.

– Ты и так нигде не бываешь, – ухмыльнулся он, – учитывая переплет, в который попала.

– Я не считаю это переплетом, – хрипловато прошептала она и скользнула пальцами по его фраку, – это награда.

– Награда? Быть невидимой для всех?

– Меня видишь ты, а лучшей награды мне не нужно! Подумать только, чего я добилась всего одним желанием!

– Значит, твое желание исполнилось?

– Еще не совсем.

– Почему?

– Мы еще не любили друг друга этой ночью.

– Но солнце только зашло, – запротестовал он.

– Почему же мы тратим время, стоя здесь?

Не успела она договорить, как его жадный рот смял ее губы. Он умирал от желания. Но идти было некуда.

– Жалкий скряга, этот Абинггон! Даже кладовой и то нет!

– Здесь есть калитка? – спросила она.

– Нет. Выйти можно только через парадную дверь. Взяв ее за руку, он повернул к дому, но внезапно остановился и погрозил пальцем:

– И оставь мисс Берк в покое!

– Неужели.

– Да, если хочешь, чтобы я…

Остальное он договорил шепотом, и, слушая его, Гермиона тяжело дышала.

– Но… – осмелилась сказать она.

– Никаких «но», – отрезал он. – Попробуй тронуть хоть волосок на ее голове…

– Я думала, она тебе не нравится.

– Так и есть, – кивнул он. – Но как я уже заметил раньше, ты тратишь драгоценное время.

– Дьявол! – рассмеялась она.

– Плутовка!

Они снова поцеловались. Гермиона прижалась к нему всем телом, безмолвно требуя забыть чертову постель и взять ее прямо сейчас. Он так и сделал бы, если бы не собирался похитить ее. Унести в постель, полить шампанским это соблазнительное тело и слизывать золотистый напиток с шелковистой кожи.

А потом он…

Где-то за домом послышались лай и отчаянный визг. Рокхерст мгновенно уронил ее руку и замер.

Звук был таким устрашающим, таким жалобным, таким понятным.

Роуэн! Воет так, словно его преследуют все псы ада.

Гермиона бежала за Рокхерстом, который промчался через сад, потом через битком набитый бальный зал и выскочил на крыльцо городского дома лорда Абингтона.

Гермионе оказалось не так легко протиснуться сквозь толпу гостей. У нее не было ни роста, ни силы графа, и она только старалась не терять его из виду.

Наконец она выскочила на тротуар и увидела, как граф бежит через дорогу, к темному переулку.

– Рокхерст! – окликнула она. – Подожди меня! Но он не слышал ее криков.

Рычание и лай посылали неприятный озноб по спине Гермионы, потому что она слышала последние слова Дабгласа, обещавшего, что он будет отомщен.

Гермиона бросилась следом, увертываясь от экипажей, несколько раз едва не попав под колеса, потому что кучера ее не видели. Но тут она увидела карету графа. Поводья держал какой-то молодой парень. Забравшись внутрь, она нашла спрятанный под сиденьем мешок, открыла, нашла сначала Карпио, потом арбалет. Захватив заодно горсть болтов, она метнулась к переулку. Однако успела сделать всего несколько шагов, как на пути встала Куинс.

– Тебе нельзя туда! – прошипела она, хватая Гермиону за плечо.

Та попыталась освободиться, но Куинс оказалась сильнее.

– Убирайся прочь! – крикнула Гермиона, размахивая мечом. – Его могут убить!

– Если это случится, ты тоже не выживешь, – предрекла Куинс. – Но тогда кольцо попадет в их руки.

Ее брови сошлись в прямую линию.

– Я не могу допустить, чтобы это случилось. С этим кольцом они будут всемогущи и станут беспрепятственно творить зло. Как в твоем, так и в моем мире.

«Самое ужасное происходит прямо сейчас!» – хотела крикнуть Гермиона. Слезы жгли ее глаза, потому что там, за углом, рычание и лай превратились в исполненный боли визг и скулеж. Каждый звук разрывал ее сердце. Они терзают Роуэна. Безжалостно. А это может означать одно…. Рокхерста загнали в угол… или и того хуже.

Эта мысль и представшая перед ней картина показались такими кошмарными, что у Гермионы словно удвоились силы. Оттолкнув Куинс, она забежала за угол и лихорадочно огляделась в поисках Рокхерста. Однако перед ней встали те десять дерга, о которых предупреждала Куинс. Один из них был даже больше Дабгласа. Правда, все стояли спиной к Гермионе. Омерзительное создание повернулось к ней, словно почуяв ее появление. Но Гермиона была уверена, что ее не видят. И даже несмотря на это, похолодела. Второй дерга поднял Роуэна высоко над головой, словно детскую игрушку. Трое нападали на Рокхерста. Тот отбивался из последних сил и уже был весь в крови, но собирался дорого продать свою жизнь.

Гермиона сунула Карпио под мышку и поспешно вложила болт в арбалет, после чего с трудом оттянула рычаг и закрепила болт.

– Отпусти пса! – крикнул граф чудовищу. Гермиону затрясло от страха. О небо, неужели дерга собирается…

Гермиона снова оттянула рычаг. Сегодня это давалось ей намного труднее, чем обычно, однако раньше жизнь Роуэна не висела на волоске…

– Спасти Роуэна, спасти Роуэна, – прошептала она и дрожащей рукой потянула что есть мочи. Спусковое устройство наконец встало на место, Гермиона подняла арбалет, но прицелиться не успела.

Поздно.

Дерга швырнул бесстрашного верного пса на другую сторону переулка. Роуэн ударился о стену с жутким, душераздирающим лаем и безвольно сполз на брусчатку у ног Гермионы.

Горький ком застрял в ее горле, не давая дышать. Спутанная шерсть, огромные лапы, мускулистые плечи, неизменно полные энергии, сейчас казались странно неподвижными.

Гермиона подобралась ближе и встала на колени рядом с Роуэном, всем сердцем надеясь, что ошибается. Но надежда тут же угасла.

Роуэн, лучший волкодав из всех, которыми когда-либо владел Паратус, был мертв. Она ощущала это с уверенностью, разрывавшей сердце. Видимо, Рокхерст тоже понял это, потому что вырвался, подбежал к Роуэну и тоже встал на колени. Его трясло от ярости и скорби. А когда Рокхерст поднял голову, Гермионе показалось, что он смотрит ей прямо в глаза. И взгляд его горел сверхъестественной ненавистью. Синие глаза сверкали неестественным темным светом, как в одной из книг Мэри о чудовищах.

Гермиона отпрянула, впервые видя таким любимого человека. Впервые видя устрашающую мощь Паратуса.

Но даже при его силе их было десятеро против одного. Поэтому она положила Карпио на тело Роуэна и выпустила рукоять, так что меч стал видимым.

Граф даже глазом не моргнул. Не стал искать ее. Не поблагодарил за дар.

Тот приветливый, веселый Рокхерст, которого она знала и любила, исчез. Любовник, который погружал ее в море страсти, был потерян. Вместо него появился новый Паратус, с мечом в руке, – и он сделал то, к чему его обязывал долг защитника Лондона вот уже свыше одиннадцати сотен лет. Убил всех чудовищ.

Гермиона зарылась лицом во все еще теплую шерсть Роуэна и прижималась к мертвому псу, пока Паратус вершил свою безжалостную месть.

Она подняла голову только тогда, когда в переулке воцарилась неестественная тишина. Рокхерст дышал хрипло и неровно, сжимая рукоять так крепко, что лезвие меча подрагивало. Однако он еще не закончил битву. Потому что размахивал мечом, вонзая его в воздух, словно его жажда крови не знала пределов.

– Остался один, – бормотал он, оглядывая переулок. – Я чувствую твой запах. Я знаю – ты здесь. Выходи и умри!

Гермиона слышала истории о внезапном безумии, охватывавшем людей, которым довелось столкнуться с несказанными ужасами. Теперь она боялась, что смерть Роуэна свела с ума Рокхерста и он уже никогда не станет прежним.

Она продолжала машинально гладить собаку, находя в этом некое странное утешение. Провела ладонью по шелковистым ушам, и слезы хлынули с новой силой.

Что станет делать Рокхерст, если рядом больше не будет Роуэна? Кто станет защищать его, стоять на страже, как это делал Роуэн?

– Полагаю, не осталось никого, кроме меня, – прошептала она волкодаву и медленно поднялась.

О, почему она не старалась узнать больше об этом мире, вместо того чтобы тратить жизнь на изучение модных журналов и светской хроники? Что она знала о подобных вещах? Ее сестра Корделия, прекрасно разбиравшаяся в литературе, сумела бы все понять и, может, объяснила бы Гермионе. Или даже подруга Гермионы Шарлотта. Практичная, здравомыслящая Шарлотта. Она бы знала, что делать.

Но она? Леди Гермиона Марлоу, с ее ужасным вкусом и равнодушная ко всему, кроме сплетен?

О чем только думали мойры, богини судьбы, уготовив ей подобную участь?

– Выходи! Я приказываю тебе выйти! – закричал Рокхерст, продолжая убивать демонов, которых видел только он один.

Гермиона закрыла рот рукой, заглушив готовое вот-вот вырваться отчаянное восклицание.

– О, черт побери, – прошептала она.

Этот безумец, этот скорбящий несчастный человек, которого она любила, похоже, забыл ее в стремлении проклясть и прикончить всех своих врагов. Ему нужно остановиться, отдать Карпио, прежде чем он покалечит кого-то или, хуже того, себя.

Она бесшумно шагнула к нему, но тут же застыла, когда он располосовал пустоту перед ее лицом.

«Что ты делаешь, Гермиона? – подумала она в редком всплеске здравого смысла. – Он, вероятно, сразу убьет тебя…»

Она оглянулась на Роуэна и вздрогнула. О Господи, теперь графу ничем не помочь!

– Рокхерст! – дрожащим голосом позвала она. – Это я… Леди Гермиона.

Последние слова она постаралась проглотить. Бедняга и так безутешен, ни к чему ему знать правду о ней.

– Это я! – повторила она. – Твоя Тень. Я здесь. Совсем рядом!

Она прикусила губу, гадая, как выманить его из мрака, укравшего его душу.

– Рокхерст, вернись! Ты нужен Роуэну. Его необходимо похоронить, с честью. Пожалуйста, Рокхерст, уже все кончено!

Он яростно развернулся. Слишком поздно она заметила, что его глаза по-прежнему полны жутким стальным светом и что тот, кого он искал, тот «который остался» – это она сама!

И прежде чем она успела собраться с мыслями, он бросился на нее, высоко подняв меч. Горя жаждой убийства.

Женский вопль пронзил тьму, сгустившуюся над Паратусом. Перед глазами взорвалась яркая вспышка света, и неожиданно силы, державшие его в своей власти, исчезли, метнувшись назад, в ту адскую нору, откуда вышли, оставив дрожащего, шатавшегося, ослабевшего Рокхерста.

Что тут произошло?

Граф пытался дышать, но легкие горели огнем. Наконец очень медленно зрение прояснилось, и он увидел Роуэна, неподвижно лежавшего на брусчатке.

И только тогда он вспомнил все.

Тьма снова угрожающе надвинулась на него, принося с собой ненависть и бешенство, которых он не ведал доселе. Но как ни странно, он приветствовал их, потому что они ограждали его от безумной скорби по павшему другу.

Граф снова взглянул на Роуэна и упал на колени, опираясь на Карпио.

Паратус не причинит зла. Не причинит зла…

О Господи, что же он наделал?

Рокхерст открыл глаза и огляделся. Никого. Только труп Роуэна и десять пыльных куч. На какой-то момент он ощутил злорадное удовлетворение.

Пока не увидел на камне ярко-красное пятно крови.

Кровь?!

Но дерга, умирая, превращаются в пыль. У них нет крови.

Зато кровью истекают люди. Сердце судорожно сжалось. Граф вскочил, ловя губами воздух.

– Тень! – позвал Рокхерст, отчаянно обшаривая глазами переулок. И хотя знал, что не сможет ее увидеть, все равно искал.

О Господи, он убил ее!

Убил так же яростно, как уничтожил клан Дабгласа.

Все еще шатаясь, он нерешительно шагнул вперед, в направлении улицы, где, словно факел, горел фонарь. Под ним обнаружилась еще одна лужица крови, а дальше еще…

Она двигалась. Он не убил ее.

И он пошел бы по кровавым следам, если бы не услышал ее голос, словно донесшийся на крыльях ветра.

– Возвращайся. Ты нужен Роуэну. Его нужно похоронить. С честью. Пожалуйста, Рокхерст, все уже кончено.

Это она взывала к нему. Вытаскивала из мрака. И думала только о Роуэне.

Он оглянулся. Роуэн… нет! Это не может быть правдой.

Спотыкаясь, он вернулся в переулок. Упал на колени и зарылся лицом в мягкую шерсть. Потом поднял погибшего друга и прижал к себе.

И тут Рокхерст сделал то, чего не делал почти двадцать лет. С той самой ночи, когда нашел убитого отца и принес его изрубленное тело домой, где ждала убитая горем мать.

Паратус заплакал.