Глава 9
– В самые мрачные дни английской истории жил герой, превосходивший отвагой и благородством своих собратьев, – начал он.
– Первый граф Рокхерст?
– Да, – кивнул он.
– Первый Паратус, – уточнила Гермиона, положив ладонь ему на рукав.
В этот момент в душе графа словно вспыхнула искра.
Что такого в этой болтливой плутовке? Почему его кровь загоралась каждый раз, стоило им коснуться друг друга?
Рокхерст устремил взгляд на оттоманку, где, предположительно, сидела незнакомка.
– Так ты хочешь послушать мой рассказ или предпочитаешь болтать всякую чушь?
– О, простите, – извинилась Гермиона, убирая руку. – Пожалуйста, продолжайте.
Рокхерст пожалел о том, что больше не ощущает тепло ее ладони, но ничего не сказал.
– Имя его было Томас Херст, – продолжал он историю.
– Вторая половина фамилии Рокхерст! – воскликнула Гермиона.
– Совершенно верно. Первая половина появилась позже.
– И вас тоже зовут Томасом, верно? – Да.
– Но никто не обращается к вам по имени.
Рокхерст хотел что-то сказать, однако осекся. Это правда! Никто. Ни тетушка Ратледж, ни даже Мэри! Он так давно не слышал своего христианского имени, что почти его забыл!
– Никто. Ни один человек.
Гермиона тихо охнула, но промолчала, словно размышляя над этим обстоятельством.
– Как я уже говорил, Томас обрел обширные земли и богатство своим искусством сражаться в бою и на турнирах.
Граф не успел перевести дыхание, как заговорила Гермиона:
– И он правил своими людьми честно. Заботился о них. Аристократ и герой в полном смысле этих слов.
Рокхерст вопросительно вздернул бровь.
– О Господи, я опять вмешалась! – Гермиона с расстроенным вздохом стиснула его руку. – Боюсь, я слишком увлекаюсь французскими романами. В них герой всегда честен и справедлив, и поэтому я предположила… – Сообразив, что ее снова понесло, Гермиона на несколько секунд замолчала, прежде чем поклясться: – Обещаю, что этого больше не будет.
Но граф не поверил ни единому ее слову.
– Вы и в опере трещите без умолку?
– Никогда! То есть кроме тех случаев, если просто необходимо о чем-то упомянуть. Вроде ужасно безвкусного платья. Или когда у кого-то в ложе сидит женщина сомнительной добродетели. Например, на той недели лорд Боксли привез мисс Аппинггон на встречу с…
Рокхерст в отчаянии прикрыл глаза. Это займет всю ночь!
– Господи, опять я разболталась! Наверное, потому что так нервничаю.
– Нервничаете? По какому поводу?
– Потому что раньше я никогда не была наедине с мужчиной, – призналась Гермиона.
И это правда. Он по голосу это слышал.
– А я впервые провожу ночь с невинной девушкой, – ответил он.
– Я уже не совсем невинна, – напомнила Гермиона. – Мы были в постели, и вы ласкали меня…
Рокхерст мог побиться об заклад, что она снова краснеет. Значит, действительно так невинна, как клянется. Гнев его немного смягчился, потому что он искренне наслаждался ее удивленным вздохом, когда она достигла пика наслаждения.
У него чесались руки снова уложить ее в постель. Услышит ли он такой же восторженный крик во второй раз… или в третий?..
О чем он только думает, черт возьми!
Граф туже затянул пояс халата и пожалел, что на нем нет панталон. А заодно меча и арбалета.
Спаси его Господь от невинных! Он всегда молил Бога об этом. Именно поэтому держался подальше от лондонского брачного рынка из страха впутаться в скандал с одной из мисс, жаждущих поймать богатого мужа. Да эти мейфэрские барышни, с их широко раскрытыми глазами, пушистыми ресницами и зазывными взглядами, опаснее, чем дерга! Особенно эта. В два счета приковала его к себе!
Вот и получилось, что все его старания избегать подобных созданий ни к чему не привели. Теперь все так запуталось, что у него не было ни малейшего представления о том, как избавиться от нее… кроме самой очевидной.
– Да, я припоминаю, что случилось, – сказал граф, изо всех сил пытаясь ничего не вспоминать. Подождал немного, чтобы посмотреть, станет ли Гермиона его перебивать, но поскольку в комнате царило молчание, снова перешел к рассказу: – Как-то раз до Томаса дошли слухи, что у него появился соперник, объявивший себя самым доблестным воином во всем королевстве. Слухи росли и ширились, и каждый трубадур и путник, проходившие через долину, где раскинулись владения Томаса, повествовали о человеке, чью невероятную отвагу в битве никому не дано превзойти.
Ладонь Гермионы опять легла на его рукав, и граф замолчал, неожиданно представив, как ребенком взбирался на материнские колени именно на этом месте рассказа, но тут же выбросил из головы неуместные воспоминания и продолжил:
– Этот жестокий демон вихрем пронесся по Англии, убивая хороших людей, опустошая их земли и…
Рокхерст осекся. Какую версию истории рассказать ей? Ту, которую поведала мать? Или ту, которой поделился отец, когда Рокхерст достаточно вырос, чтобы все понимать?
– И? – поторопила Гермиона.
Что ж, нет никаких причин скрывать правду. Может, она хотя бы тогда придет в чувство!
А вдруг повезет, и он так напугает кольцо, что оно само собой спадет с пальца?
– Если в помещении не было женщин и детей, трубадуры досказывали конец истории. То, что проделывала гнусная тварь с детьми, женами и слугами жертв, было так омерзительно, что сердца несчастных отцов и мужей, вынужденных наблюдать все это, не выдерживали и разрывались от боли и ужаса.
Пальцы невидимки судорожно сжались.
– Милафор! – охнула она.
– Нет, не он, дерга, – коротко бросил граф.
– Только не дерга!
Граф резко вскинул голову:
– Ты знаешь, что такое дерга?
– Видела изображение. Но кроме того, что она ужасно уродлива, больше мне ничего не известно.
– Ты была близка к истине, когда подумала, что это Милафор. Дерга – близкий его родственник. Оба – древние посланцы ада.
– Полагаю, их послания не всегда несут добро.
– Вернее, никогда. Они несут только смерть.
– Черт побери!
Рокхерст едва сдержал улыбку. Еще один признак того, что она не обучалась в пансионах Бата.
И слава Богу. Подобное воспитание погубило бы живость ее характера и способность к оригинальным высказываниям.
– И эти дерга хуже Милафора? – уточнила она. Граф покачал головой:
– Не хуже. Просто другие. Они живут для того, чтобы убивать и разрушать. Милафор хочет и этого, и власти. Власти править миром.
– Кто бы мог подумать, что такое возможно? – с дрожью в голосе спросила Гермиона, но уже через несколько минут захотела узнать, что было дальше.
– И Томас…
– Как порядочный человек и герой…
– Кто здесь рассказчик?!
– Вы, – пропищала она, неловко заерзав.
– Вот именно!
Граф слегка улыбнулся. Проклятая девчонка! Она каким-то образом проникла в его сердце. Нахмурившись, он вернулся к рассказу.
– Итак, Томас, как порядочный человек и герой, – повторил он ее слова, – понял, что должен победить злодея. Поэтому он послал вызов и отправился к месту поединка.
– Что было ужасно глупо с его стороны. Рокхерст покачал головой в полной уверенности, что не так расслышал.
– Глупо? Если вы не забыли, чудовище терроризировало всю страну. Томасу пришлось выйти на бой.
– Да. Но разве Томас не боялся за жену и детей?
– Не думаю, что в то время у него были жена и дети.
– Неудивительно, что здравый смысл не подсказал ему правильного решения. Мама утверждает, что у мужчин совершенно отсутствует рассудок. И только жена способна наставить его на путь истинный.
Впредь необходимо любыми способами избегать этой матушки. Она мыслит и высказывается точно так же, как тетушка Ратледж.
Рокхерст невольно передернулся.
– Так о чем мы?
– Рокхерст совершил необдуманный поступок.
– Да, и, к счастью, его некому было наставить на путь истинный.
– Поэтому вы так и не женились?
На этот раз граф вырвал руку и повернулся к Гермионе лицом. Конечно, не совсем приятно говорить с невидимкой, но вся его жизнь была цепью неприятных событий, так что он не слишком расстроился.
– Вы хотите дослушать историю или нет?
– Конечно, – заверила она. – Но еще хочу знать, почему вы так и не женились. Не хотите стать разумным и рассудительным? Или есть другие причины, как те, что упомянул Милафор? «Ты еще не женился… А мне доставит величайшее удовольствие убить ее только ради того, чтобы увидеть, как ты корчишься от боли, потому что отказал мне в том, чего я хотел больше всего на свете».
Рокхерст уставился в огонь, пытаясь найти достойный ответ.
– Начхать мне на то, что говорит Милафор. Я женюсь, когда пожелаю, и никто меня не остановит.
Но в угрозах коварного, злобного создания было слишком много правды, чтобы просто их проигнорировать. Потому что страх преследовал его с той минуты, когда он впервые взял женщину и понял степень риска, которой ее подверг.
Сколько его предков погибли таким образом от рук Милафора или дерги? И последнее, что они слышали – вопли обреченных жен и детей.
Нет, все богатства, земли и власть, принадлежавшие Рокхерстам по праву, достались слишком высокой ценой.
– Боитесь, что, если женитесь, Милафор может… – прошептала Гермиона.
– Никогда! – крикнул Рокхерст. – Никогда!
– Конечно, нет! – выдохнула она. – Я не хотела предполагать…
Они долго сидели в напряженном молчании. Милафор никогда пальцем не тронет жену или ребенка Паратуса, потому что Рокхерст не собирался жениться. А если бы и собирался, осуществить это не так просто. Паратус не приходит на бал и не выбирает невесту из самых красивых и богатых наследниц. Он принимает решение медленно, расчетливо и ищет женщину из древнего рода, старинных семейств, ныне почти вымерших, членов которых становится все меньше. Но при этом они должны были отчетливо понимать, что такое долг и обязательства перед страной и монархом. Долг, ради которого нельзя жалеть собственную жизнь.
На протяжении многих поколений в жилах графинь Рокхерст текла неистовая кровь воинов, которая давала им силу при необходимости драться наравне с мужчинами. Безжалостно и без колебаний.
Воспоминание об арбалетном болте, прилетевшем из ниоткуда, вернуло Рокхерста к действительности.
Удачный выстрел!
Но он все же с некоторым уважением взглянул в сторону оттоманки.
– Где вы научились стрелять из арбалета?
– Я? Я не умею стрелять из арбалета.
– Почему же схватила мой в ту ночь?
– Н-не знаю, – пролепетала Гермиона. – Я так испугалась! Подумала, что это ничем не отличается от стрельбы излука?
– Вы стреляете из лука?
– Немного, – поскромничала Гермиона, как в тот раз, когда описывала свою внешность. Ясно, что ни в том, ни в другом случае она не говорила всей правды.
Граф развалился на стуле:
– Мисс Берк известна своим искусством лучницы.
– Она жульничает! – негодующе фыркнула невидимка.
– Вы состязались с ней?
Гермиона ничего не ответила, и он слегка улыбнулся. Еще одна улика. Еще один шанс на удачу. Ничего, он все узнает в тот момент, когда над горизонтом поднимется солнце.
Теплые пальцы сжали его руку.
– Не стоит рассказывать, почему вы не женаты, – неожиданно сказала она. – Кажется, я все понимаю.
И помоги ему, Боже, так оно и было. По спине прошла дрожь, словно это пробуждалось что-то давно дремлющее в его сердце. Разве не отец советовал ему найти женщину, которая все поймет? Женщину, чистую сердцем, с огнем страсти в глазах.
И ему вовсе не нужно заглядывать в глаза этой женщины, чтобы видеть, как они горят желанием.
– Итак, на чем я остановился, прежде чем вы меня перебили? – поспешно спросил он.
– Я не…
Рокхерст снова изогнул бровь.
– То есть, может, и перебили. Да-да наверняка. Итак, где мы… ах да. Томас отправился навстречу неминуемой смерти.
Он почти услышал, как она добавила: «потому что у него не было жены».
– Да, бедный Томас, – согласился он. – Прибыл к лондонским воротам и разбил лагерь у ручья.
– У ручья? – переспросила она. – Какого ручья? Рокхерст покачал головой. Именно такого рода вопрос задала бы кузина Мэри, питавшая страсть к уточнению деталей. Как всякий «синий чулок».
– Разве это так важно?
– Думаю, что очень, – выдохнула Гермиона.
– Вы точно не «синий чулок»?
– Я думала, мы уже договорились…
– Но я не понимаю, почему название ручья имеет какое-то значение, – упорствовал граф.
– Для меня – еще какое!
Неразумная девчонка! Но он тем не менее соизволил ответить, чтобы избежать дальнейших споров:
– Уолбрук. Поединок должен был состояться около Уолбрука.
Гермиона ничего не ответила, поэтому граф, приняв ее молчание как дар, поспешно продолжил:
– Слухи о готовящейся стычке привлекли так много зрителей. Поле выглядело чем-то вроде летней ярмарки, а не местом кровопролития, которое должно было определить судьбу Англии.
– Неужели они не боялись, что в случае проигрыша Томаса их убьют или съедят?
Наверное, она никогда не бывала на петушиных боях или на травле медведей.
– Думаю, что жажда зрелищ перевесила здравый смысл.
– Пфф! Ни за что бы не пошла! – заявила Гермиона.
– Но вы последовали за мной в ночь, – напомнил граф.
– Просто не знала, чего ожидать.
– Полагаю, то же самое относится к людям, которые пришли посмотреть поединок. Кроме того, вера в Томаса оказалась сильнее страха.
– Об этом я не подумала. Впрочем, я твердо знала, что прошлой ночью вы выйдете победителем, – заверила она.
– Вы знали? – удивился Рокхерст.
– Разумеется!
– Но откуда вам знать подобные вещи?
– Этого я объяснить не могу. Знала, и все! Гермиона подтолкнула его локтем.
– Продолжайте. Похоже, самое интересное впереди.
Она просто знала. Но этого не могло быть, разве что… Он проигнорировал охвативший его озноб и стал рассказывать дальше:
– В вечер накануне битвы Томас встал на колени, чтобы помолиться, хотя уже видел противника и в глубине души понимал, что обречен. Но вместо того чтобы бежать, как умоляли его вассалы, он поклялся драться до конца. И молился, чтобы Карпио остался ему верен.
– Карпио?
– Его меч, меч, который с тех пор носит с собой каждый Паратус.
Рокхерст помолчал, ожидая реплики, но ничего не услышал.
– Помолившись, он мгновенно заснул, и во сне к нему пришла леди в белом. Встала на колени у его постели и разгладила нахмуренный лоб.
– Это хорошая часть, – прошептала Гермиона.
– По крайней мере вы так считаете, – сухо бросил Рокхерст.
– Вот тут и начинается романтика! – заявила она так уверенно, что ему захотелось смеяться.
– Нет, тут начинается повествование о том, как мужчина снова попал в сети коварной женщины.
– Весьма циничная точка зрения.
– Это мой рассказ, – напомнил Рокхерст.
– Но романтика – это так приятно, – вздохнула Гермиона. – Впрочем, продолжайте, и посмотрим, чем кончилось дело.
Рокхерст открыл рот, чтобы указать, что это не французский роман и не роман-фельетон в каком-то дамском журнале, а история его семьи.
Тоже еще романтика!
Глубоко вздохнув, он припомнил, что было дальше:
– Дама в белом заклинала Томаса помочь ей. «Мой добрый господин, – говорила она, – вы должны уничтожить гнусного убийцу. Если не остановить его сейчас, вскоре он появится и в моем королевстве».
– Бедная женщина! – воскликнула невидимая гостья.
– Коварная особа. Вот кем она была! – возразил граф. – Как это?!
– Если позволите закончить рассказ…
– В таком случае заканчивайте, – фыркнула Гермиона. – По-моему, я вам не мешаю!
Рокхерст закрыл глаза и сосчитал до трех, прежде чем снова начать:
– Томас только и мог, что склонить голову и признаться в своих страхах. «Вряд ли я сумею остановить его, – сказал он. – Разве вы сами не видели, каков он? Это создание наделено силами иного мира…»
– Но ведь она помогла ему? – удивилась Гермиона.
– В каком-то роде, – согласился Рокхерст. – Она предложила ему равные, если не большие, чем у врага, силы, если он поклянется ей в верности. И он согласился. На следующий день он победил дергу.
– Думаю, вы намеренно не хотите рассказать об их романе.
– Там не было романа, – отмахнулся Рокхерст.
– Она явилась у его постели и всего-навсего приняла клятву в верности? Но во французских романах так никогда не бывает. Обычно союз скрепляется поцелуем, или… или…
Рокхерст повернулся лицом к оттоманке и скрестил руки на груди. Теперь его очередь поставить ее на место.
– Или что?
– Вы знаете, – прошептала гостья. – Остальное. После поцелуя… Она и Томас… то есть они… но ведь она стояла на коленях у его кровати. Должна ли я продолжать?
Нет. Не должна.
Его дразнила смесь невинности и любопытства в ее словах. Искушала совершенно необъяснимым образом.
Его самообладание, его обычная сдержанность не устояли, когда он вспомнил нежность ее обнаженного тела, которое он придавил своим, жар рук, притягивавших его ближе…
Томас наверняка не смог устоять против таинственной дамы. И Рокхерст тоже не святой.
Он медленно-медленно потянулся к ней. Коснулся плеча. Сжал. Пальцы скользнули выше, к изгибу шеи.
Он шепотом досказал конец истории, чувствуя себя так, словно перенесся в ту палатку и это ему предлагает дама в белом невиданные богатства в обмен на верность и преданность.
– Она наклонилась над Томасом и успокоила его медовыми словами: «Сила твоего врага велика, но ты можешь получить такую же». Ее уговоры пьянили, как доброе вино. Она погладила его лоб, нагнулась еще ниже и поцеловала его. На вкус ее губы были слаще розовой воды. – Граф привлек к себе Гермиону и посадил на колени.
Она не сопротивлялась, влекомая неизвестным Рокхерсту чувством. Любопытством, теплом его прикосновения, обещанием еще не познанных страстей. Он не колеблясь пускал в ход все приемы обольщения и, прижав ее к себе, поцеловал в губы.
И в этот момент понял, что пропал.
– Решимость Томаса поколебалась. То, что предлагала леди, было безнравственно, но в противном случае ему грозила неминуемая смерть. А она, словно зная о его страхах, повторила: «Ты победишь его. Обязательно победишь».
Халат соскользнул с плеч графа, и Гермиона оказалась обнаженной до талии.
Идеально округлые груди наполнили его ладони, и когда он снова поцеловал ее, его плоть ожила, твердая, упругая, требующая разрядки, которой он лишил себя в начале ночи.
– Люби меня, Рокхерст, – прошептала она. – Пожалуйста, люби меня.
Не выпуская Гермиону, граф поднялся со стула и понес драгоценную ношу к кровати.
«Все, что ты должен сделать, – обещать, что ты, и твои сыновья, и их сыновья защитят это королевство от моих врагов. А я позабочусь о том, чтобы в награду ты и твои потомки были вознаграждены богатством и властью».
Они легли в постель. Вскоре Гермиона осталась нагой перед ним. Совершенно нагой. И ему не нужно было видеть ее, чтобы понять, как совершенна эта женщина – от длинных ног до полных грудей.
Она подняла руки и потянула его на себя. Их тела сплелись. Они целовались, ласкали друг друга, пока ими не завладел хмель страсти.
– Леди в белом взяла его руку и положила себе на грудь, на то место, где билось сердце: «Клянись в верности, и мы скрепим договор сегодня же ночью». Неизвестно, что взяло верх: соблазн ее тела, или видения золота и власти, или даже мысль о победе над врагом и дальнейшей долгой жизни, но Томас поклялся ей в верности и провел остаток ночи в пылу необузданных наслаждений.
– О пожалуйста, Рокхерст, – молила Гермиона, изнемогая от желания. Трепеща в предвкушении его обладания.
Рокхерст снова привел ее на грань, разбудил в ней восхитительный голод, утолить который способен был только он.
Он обнял тонкую талию и приподнялся, готовясь войти в Гермиону. Она обвила его ногами.
– Я хочу тебя, – прошептал он, прикусывая ее мочку и оставляя дорожку пламенных поцелуев на шее.
Он впервые испытывал такое головокружительное желание и думал только о том, что сейчас возьмет ее, погрузится в теплый грот между стройными бедрами. «Безумие! – твердил разум. – Это совершенное безумие!»
Но Паратус не согласился с ним и вонзился в нее, обретя незамутненно-чистый рай.
Было ли все это частью магии ее желания или силой кольца, но Гермиона обнаружила, что совершенно развратна по натуре. И разом освободилась от всех моральных ограничений, налагаемых на нее, как на дочь графа. Скрытая вуалью невидимости она безоглядно отдалась пробужденной Рокхерстом страсти.
Когда Рокхерст вошел в нее, Гермиона выгнулась, принимая его в себя. Но как только он наполнил ее, как только прорвал преграду ее девственности, она поняла, что он имел в виду, обещая, что впереди их ждет много всего.
О, он дат ей попробовать вкус того, что могут делить в постели мужчина и женщина, но это слияние было совершенно иным. Магическим…
Лишив ее невинности, Рокхерст замер, однако только на мгновение. Потому что так же, как и Гермиона, потерялся в вихре страсти. Он стал двигаться, и ее бедра начали подниматься и опускаться в том же ритме: Гермиона каким-то древним женским инстинктом сразу поняла, что от нее требуется. И все отчетливее понимала: все, что с ними происходит, – настоящая магия. Сейчас она могла бы поклясться, что находится не в спальне Рокхерста, а в палатке и оба тонут в весенних запахах. Ветер шептал что-то над их разгоряченными нагими телами, все туже свивая вокруг них кокон чар.
Желания Гермионы сводили ее с ума. Ее терзала одна мысль – обрести освобождение. И когда Рокхерст вонзился в нее еще глубже и хрипло застонал, ее тело словно взорвалось, ибо в его разрядке она нашла свою.
– Томас! – вскрикнула она. – Томас!
– Я здесь, Тень, – гортанно прошептал он ей на ухо. – Я здесь.
Гермиона мечтала, чтобы этот момент, эта ночь длились вечно, и, закрыв глаза, наслаждалась силой обнимавших ее рук. Наслаждалась последними конвульсиями своего экстаза.
Она вздрогнула. Но не от холода. Ее поражала тайна происходившего.
Рокхерст прижал ее к себе, все еще оставаясь в ней. Они по-прежнему были соединены, и никто не спешил разорвать чары, связавшие их.
Он все так же шепотом досказал конец истории и откинул со лба Гермионы спутанные локоны.
– Наутро Томас проснулся куда более могучим, чем мог себе представить. К величайшей радости своих вассалов, он победил врага.
– Они приветствовали его радостными криками, – добавила Гермиона, которой тоже хотелось кричать от восторга.
– Это верно, – кивнул граф. – Они кричали, и пели, и дали Томасу Херсту новое имя.
– Паратус, – добавила Гермиона, игнорируя язвительную улыбку, которой он обычно встречал всякие попытки перебить его. – И леди в белом сдержала свои обещания. Он стал невероятно богат и знатен.
– Тут вы правы. Но вместе с богатством на него легли обязанности защищать ее владения. И вскоре он обнаружил, что в ту ночь отдал ей не только свою верность. Всю свою жизнь он посвятил борьбе с нечестивыми духами, постоянно пытавшимися свергнуть королеву с трона.
Гермиона чувствовала, что он собирается откатиться от нее. Расторгнуть связь между ними. Но она еще не была к этому готова и поэтому обняла его за шею и привлекла к себе.
– А его потомки? – спросила она.
– И они не знали иной жизни.
– Полагаю, тут нет никакой романтики, – констатировала она.
– Никакой, – вздохнул Рокхерст. – Ни в малейшей степени.
По крайней мере, до этого момента. И он сказал бы ей это. Если бы посмел.
А Куинс тем временем бродила под окнами дома Рокхерста в ожидании Милтона. Это она назначила встречу. Впервые за столько времени она искала его общества, но сейчас гадала, захочет ли он видеть ее. Пока что он не появлялся.
Глядя на все еще темное небо, она тяжело вздохнула. К счастью, у нее осталось несколько часов, чтобы все исправить.
По крайней мере она на это на надеялась.
Куинс потуже завернулась в накидку, чтобы спастись от сырости, проникавшей под одежду. И все же ее знобило.
И не только от холода.
– Куинс, какого черта тебе здесь понадобилось?
Она поморщилась, потому что в голосе мужа звучало неприкрытое раздражение. Но он все же пришел!
Правда, оглянувшись, она увидела нахмуренные брови и жесткий, непрощающий взгляд небесно-голубых глаз. Может, ей не стоило звать его сюда?
Милтон не отличался великодушием или добрым сердцем по крайней мере за последние восемьсот лет.
И все же пришел, а это, возможно, лучше, чем ничего. Честно говоря, она совершенно не понимала, как решить возникшую проблему.
Их проблему. Потому что, если он не…
О небо, сейчас нет времени горевать над их распавшимся браком. Проблема у нее, и он должен ей помочь.
– Если только ты не призвала меня, дабы сказать, что получила кольцо…
Последующие слова замерли у него на губах, едва он огляделся и понял, где они стоят.
– Позвать меня сюда?! Ты спятила?
Сообразив, что он сейчас сбежит, она схватила его за руку.
– Он заполучил ее.
– Кого именно? – спросил Милтон, пытаясь освободиться. Конечно, Милтон мало чего боялся в этой стране, но он и подобные ему никогда не встали бы на пороге дома Паратуса по доброй воле. И хотя сама королева назначила этого человека защитником своих владений, это еще не означает, что он не может сначала убить, а уж потом задавать вопросы. И это относится к любому созданию, которое трудно назвать смертным. И если уж на то пошло, Куинс и Милтон вообще не должны находиться в мире людей. – Отпусти немедленно! Если это какой-то трюк, какая-то ловушка, чтобы заманить меня…
– Да успокойся, Милтон, – отрезала Куинс, еще сильнее сжимая руку. В самом деле, иногда он мог быть таким утомительным!
– Она там, в доме. С ним. Гермиона. Та, которая загадала желание.
Милтон на секунду замер.
– Скажи, что шутишь!
– Хотелось бы, но не могу, – покачала головой Куинс.
– Как ты посмела…
– Я никогда бы…
– Куинс!
– При чем тут я?
– Ты позволила, чтобы мое кольцо попало в руки этой девушки, и сейчас… сейчас погляди, куда тебя это завело?
– Меня?! – вскинулась Куинс. – Это наша общая проблема.
– Я не вижу…
Куинс поймала его за лацканы фрака, притянула ближе и яростно прошипела:
– Ты действительно считаешь, что королева останется довольна тобой, если оставишь меня мучиться в одиночестве, хотя на девушке твое кольцо, как ты любишь напоминать.
Милтон злобно сверкнул глазами:
– Похоже, и он не может снять его с ее пальца!
– Не будь идиотом! Ему нужно всего лишь убить ее, чтобы получить кольцо.
– Он не может сделать этого! – отмахнулся он. – Она смертная.
– Только не с этим кольцом на руке! В нем кроются частички тебя и меня!
Милтон застонал, и гнев помог ему освободиться от Куинс. Настала его очередь бродить у дома.
– Она сознает всю степень опасности, в которой оказалась?
Куинс прикусила губу. О проклятие! Она надеялась, что он не станет разбираться в происходящем. Просто подскажет ей нужное решение и уберется. Без суеты и града назойливых вопросов.
– Куинс.
Она покачала головой, ожидая взрыва. Долго ждать не пришлось.
– Клянусь всем, что свято, Куинс! Как ты могла допустить такое? Почему не вызвала меня сразу же?!
«Наверное, по вполне очевидным причинам», – едва не выпалила она, однако предпочла не затевать скандала и заняться более настоятельными делами.
– Никакие перебранки тут не помогут, – отрезала Куинс, предварительно несколько раз глубоко вздохнув. – Нужно найти способ вытащить оттуда Гермиону.
Милтон с сомнением оглядел дом:
– Это чудовище, именуемое собакой, все еще при нем?
– Да, но не понимаю…
Он сбросил сначала пальто, потом фрак и ослабил галстук.
– Поверить не могу, что готов сделать это.
– Но не хочешь же ты…
– Не хочу. Но должен.
Куинс только головой покачала. Он собирается помочь Гермионе? Конечно, она призвала его именно по этой причине, но не думала, что он засучит рукава и что-то сделает.
Впервые с того дня, когда их дороги разошлись, Куинс по-новому взглянула на мужа и увидела, что он тоже изучает ее. Она задохнулась при виде искры страсти, загоревшейся в его взгляде.
– Тебе все удастся, – ободрила Куинс, подталкивая его к обочине, подальше от себя, прежде чем ситуация окончательно выйдет из-под контроля. – Главное – не попасться на зубы этому мерзкому зверюге… и не подставить грудь под арбалетный болт.
– Подумать только, а я так любил охоту, – пробормотал Милтон, переходя улицу. – Вот уж не думал оказаться в роли лисицы.
– Добеги до парка, – предложила Куинс, – и у меня хватит времени вызволить ее.
– Вытащи ее и добудь мое кольцо, – приказал он.
– Да-да, – пробормотала Куинс, снимая ротонду и оглядывая дом графа. Необходимо определить, каким образом можно проникнуть внутрь.
Раздобыть его кольцо?! И только!
Она молча направилась к конюшням, находившимся за домом. Вот тебе и глупые надежды на то, что он все еще питает к ней какие-то чувства.
Хорошо бы, если б после ночи, проведенной с дьяволом вроде Рокхерста, Гермиона тоже навсегда забыла о своем увлечении этим человеком.
– Как же тебя зовут, Тень? Скажи, и я открою дверь, и сам отвезу тебя домой, – пообещал Рокхерст.
– Не могу, – вздохнула Гермиона.
Признаться и увидеть его разочарованное лицо, когда он узнает, что соблазненная им женщина не кто иная, как странная Гермиона Марлоу… нет, ни за что!
– Может, я сумею убедить тебя иным способом? – сказал он, припадая к ее губам и подминая под себя.
В этот момент Гермиона услышала басовитый лай Роуэна, с каждой секундой становившийся все громче. Когда лай сменился воем, в дверь настойчиво постучали.
Они разомкнули объятия.
– Милорд, Роуэн…
– Да, Стогдон, я слышу.
– Хотите, чтобы я его выпустил?
Рокхерст наклонил голову набок и прислушался к лаю, в котором уже слышались нотки безумия. Покачав головой, он поцеловал Гермиону в лоб.
– Нужно посмотреть, что случилось, – прошептал он и крикнул, обращаясь к дворецкому: – Я сейчас спущусь, Стогдон.
Дворецкий облегченно вздохнул.
– Я пока что запру тебя, – сообщил Рокхерст извиняющимся тоном. – Для твоего же блага.
– Для блага? Отпустите меня, Рокхерст…
– Почему? Я думал, тебе понравилось. Так оно и есть, но она ему ничего не скажет.
– Я вернусь, и посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, – бросил он, выходя.
В замке повернулся ключ. Послышались удалявшиеся шаги.
О дьявол! Будь у нее еще одно желание… она попросила бы, чтобы рассвет никогда не наступил, а эта ночь никогда не кончилась. Но солнце поднимется, а до этой минуты ей необходимо убраться отсюда, пока не кончилось волшебство.
Должен быть какой-то выход.
Гермиона вскочила с постели и попыталась утихомирить бешено колотившееся сердце. Это оказалось не легче, чем стоять на трясущихся ногах.
– Дьявол! Что он со мной сделал? – прошептала она, пытаясь привести волосы в некое подобие порядка.
О небо! Что он с ней сотворил!
Немного придя в себя, Гермиона принялась поспешно одеваться.
Он действительно погубил ее! Она падшая женщина…
Гермиона натянула чулки и туфли.
Мало того, отныне она не посмотрит ни на одного мужчину… кроме Рокхерста. Потому что ни один мужчина на свете не способен подарить ей такое же наслаждение.
Роуэн снова залаял. Раздался стук в парадную дверь.
Гермиона подбежала к окну и увидела, как Роуэн гонится за мужчиной в белой сорочке и черных панталонах. Высокий и элегантный незнакомец двигался с грацией оленя, давно привыкшего ускользать от хищников.
Через несколько секунд к погоне присоединился граф, на бегу приказывая Роуэну схватить непрошеного гостя.
Едва Рокхерст завернул за угол, ручку двери кто-то подергал. Гермиона повернулась на шум. Он вернулся? Но ведь она сама видела…
– Гермиона? – прошептал кто-то.
– Куинс!
Гермиона подбежала к двери и встала на колени перед замочной скважиной.
– Что вы здесь делаете?
Замок задребезжал, и, к удивлению Гермионы, дверь открылась.
Ворвавшаяся Куинс радостно улыбнулась при виде Гермионы.
– Лучше скажи, что здесь делаешь ты!
Но, тут же заметив растрепанные волосы и помятое платье девушки, она в тревоге всплеснула руками.
– О, Куинс, я не собиралась привлекать внимание графа, когда отправилась на бал Терлоу, – торопливо объяснила она.
– И похоже, тебе не удалось. Очень жаль. Куинс поймала ее за руку и вытащила из комнаты.
– Пойдем. У нас мало времени.
– Я не думала, что это случится, – пожаловалась Гермиона, когда они сбегали по ступенькам черного хода.
– Пфф!
Но она сказала правду!
Гермиона в последний раз оглянулась на лестнице. Она действительно не думала, что с ней это случится.
– Все произошло так быстро. Он нашел меня в саду, схватил и унес к себе. Я не смогла сбежать.
Да и не очень-то хотела…
– Повезло, что я сумела прийти на помощь, – упрекнула Куинс.
Они вылетели из двери черного хода, которая вела к конюшням.
– Надеюсь только, что эта история излечила тебя от страсти к этому человеку.
– Так оно и есть, – кивнула Гермиона. И опять сказала правду.
Теперь она боялась, что безумно влюблена в графа.
