Глава 23
Хью вошел в зал, когда Джиневра и девочки завтракали в обществе магистра, и поцеловал жену в губы. Эта демонстрация собственнических инстинктов настолько смутила магистра – в предыдущих браках его госпожи о таких интимных ласках на людях не было и речи, – что он уткнулся в кружку с элем.
Хью весело поздоровался с девочками и спросил:
– А что Робин делает в это замечательное утро?
– Я пока его не видела, – ответила Джиневра. – Думаю, он все еще в кровати. – Нет, этого не может быть, – уверенно заявил Хью, но все же пошел к лестнице, хотя первоначально собирался сесть за стол.
Джиневра всей душой болела за мальчика, однако ничего не сказала. Вчера она позволила себе вмешаться в отношения Хью с сыном, а сегодня этого делать нельзя. Она будет использовать имеющееся у нее влияние осторожно, и решать вопросы по мере их поступления.
– Наверное, Робин плохо себя чувствует, – со знанием дела сказала Пиппа. – Ему нужно проспаться.
Джиневра продолжала молча есть. У Пен был расстроенный вид, она задумчиво возила по тарелке кусок бекона, пытаясь решить, как держать себя с Робином, когда он спустится вниз. С одной стороны, ей не хотелось напоминать ему о его поведении на вчерашнем празднестве, но с другой – она не могла вести себя так, будто ничего не случилось.
– С сегодняшнего дня вы должны возобновить уроки, – сказала Джиневра. – Вас это устраивает, магистр Говард? – Она вопросительно взглянула на магистра.
– О да, конечно, миледи, – закивал тот, намазывая масло на хлеб. – Сразу после завтрака мы займемся французским. – Девочки сникли, а магистр просиял.
Вскоре в зал спустились Хью и Робин. Хью был мрачен, Робин же выглядел так, будто он стоит на краю могилы. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок, а глаза были полуприкрыты.
– Садись завтракать, Робин, – сухо велел ему Хью. – Тебе нужно поесть.
– Я не могу, – прошептал мальчик. – Мне даже смотреть на еду тошно.
– Я приготовлю тебе питье, – с сочувственной улыбкой сказала Джиневра. – Оно снимет головную боль. – Она встала из-за стола. – Хью, не заставляй его есть. Его потом просто стошнит, и все.
– Он не сможет выполнять свою работу с пустым желудком, – пробурчал Хью, но настаивать не стал.
Робин с несчастным видом сидел за столом, подперев голову рукой, а Хью молча ел. Пен с тревогой и сочувствием поглядывала на мальчика.
– Мама приготовит тебе особое питье. Ты сразу почувствуешь себя лучше, – вдруг нарушила напряженное молчание Пиппа. – Она всегда дает его нам, когда мы болеем, правда, Пен? – Она покровительственно похлопала Робина по руке, и он в ответ едва заметно улыбнулся.
– Сомневаюсь, что вы когда-нибудь болели тем же, чем Робин, – заметил Хью.
– А вот вы, сэр, по-моему, болели. Правда? – Пиппа вопросительно уставилась на него. В ее карих глазах читался вызов, и она очень сильно напоминала Хью свою мать. Он перевел взгляд на Пен и обнаружил, что та тоже смотрит на него с неодобрением. Видимо, отсутствие у него сочувствия к сыну не нашло отклика в сердцах его падчериц.
– Это не твое дело, Пиппа, – сердито проговорил он. – Если ты уже позавтракала, то советую тебе заняться делом.
Появление Джиневры с дымящейся кружкой в руке спасло Пиппу от необходимости отвечать.
– Оно не такое противное, как то, что я дала тебе вчера вечером, – сказала она, ставя кружку на стол. – Будь осторожен, питье очень горячее.
– Так ты все же полечила его вчера? – удивился Хью.
– Я дала ему питье, которое снимает тошноту и помогает заснуть.
– Ой, я пила его! – заявила Пиппа, наклоняясь, чтобы заглянуть б кружку. – Я пила его, когда у меня была лихорадка и страшно болела голова. Если положить в него мед; то оно очень даже вкусное. Положить тебе меду? – Она потянулась за горшочком с медом.
Робин покачал головой и сделал глоток.
– Если вы с Пен позавтракали, идите готовиться к уроку, – обратилась к дочерям Джиневра. – Магистр, они будут ждать вас в своей комнате через полчаса.
– Пойду, подберу нужные нам книги, – радостно объявил магистр, вставая. – Как приятно вернуться к обычной жизни, миледи. Может, мы с вами почитаем сегодня вечером, как раньше?
– Если получится, – ответила Джиневра.
– Мой сын тоже мог бы заниматься, – задумчиво проговорил Хью, когда магистр вышел из зала. – Он умеет писать, неплохо разбирается в счете, но совсем не знает языки. В частности, французский. – Он взглянул на Робина, который тупо таращился в чашку, глухой к словам отца. – Я не считал, что эти науки необходимы солдату, но сейчас, когда ему не надо учиться, как зарабатывать себе на хлеб, они бы ему не повредили. Что ты об этом думаешь, Робин? Робин!
Робин поднял голову и заморгал.
– Простите, сэр?
– Я предлагаю тебе с пользой потратить время и вместе с сестрами позаниматься с магистром. Ты не сможешь занять свое место при дворе, если будешь неотесанной деревенщиной.
– Но я хочу быть солдатом, – сказал Робин, стряхивая с себя апатию. – Я всегда хотел быть солдатом… как вы.
– Хью, ты скоро уяснишь, что изменившиеся обстоятельства не всегда меняют людей, – с милой улыбкой проговорила Джиневра, вставая из-за стола. – Если Робин твердо намерен стать солдатом, тебе вряд ли удастся сделать из него придворного просто потому, что теперь тебе это по средствам. Прошу простить меня, я должна примирить мастера Милтона с Краудером. Экономы что-то не поделили на кухне.
Тревожно хмурясь, Хью смотрел ей вслед. Джиневра, конечно, права. Но зачем она своим тоном показывает, что это доставляет ей удовольствие? Наверное, решила отомстить. Интересно, спросил он себя, надолго она затаит обиду? Если она будет при каждой возможности тыкать ему в лицо брачным договором, он начнет жалеть о том, что настоял на нем, хотя для этого нет никаких оснований. Любой человек посчитал бы договор обычным и разумным.
Хью повернулся к Робину. Тот все еще выглядел больным, несмотря на питье, приготовленное Джиневрой.
– Когда закончишь утреннее задание, можешь лечь поспать, – сказал Хью.
Робин с усилием поднял голову.
– Благодарю, сэр, – буркнул он.
Джиневра стояла посреди кухни и недовольно взирала на царивший там беспорядок. Со вчерашнего вечера, когда она готовила Робину питье, почти ничего не изменилось. Поварята и судомойки еле шевелились – очевидно, после вчерашнего праздника они страдали тем же, что и Робин. Над кучей костей жужжали мухи, а под столами рыскали собаки в поисках объедков.
Свежий воздух, проникавший в кухню через открытую дверь во двор, немного разгонял вонь от протухших продуктов и гарь. Дверь была открыта потому, что мастер Милтон и мастер Краудер разговаривали с тощим мужчиной, стоявшим у порога. Экономы напомнили Джиневре загнанных в угол собак. Создавалось впечатление, что они ощетинились друг на друга.
Джиневра приподняла шелковые юбки и, ступая по грязи, подошла к ним. Кухня является вотчиной эконома, это он должен распоряжаться здесь, а не хозяйка дома. Джиневра догадывалась, что состояние кухни до глубины души оскорбило Краудера, и он не смог удержать свое мнение при себе. Его критика, естественно, вызвала недовольство у мастера Милтона.
– Доброе утро, джентльмены.
Оба повернулись на ее голос и поклонились:
– Доброе утро, миледи.
Мужчина, с которым разговаривали экономы, прижал шляпу к груди и поклонился почти до земли.
– Миледи, – подобострастно произнес он и, выпрямившись, в раболепной улыбке показал гнилые зубы. У него было узкое лицо с близко поставленными глазами, а нос, судя по всему, ему не раз ломали.
– Кто это? – спросила Джиневра у экономов. Ответил ей мужчина:
– Меня зовут Тайлер, миледи. Я ищу работу. Думал, может, у вас найдется что-нибудь для меня. Я умею все. И по кухне, и на конюшне, и в саду. – Он заглянул в кухню. – Похоже, вам тут требуется помощь.
– Это так, – согласилась Джиневра. Она посмотрела на мастера Милтона и отошла в сторону, давая тому понять, чтобы он последовал за ней. Убедившись, что их никто не слышит, она сказала: – Мне бы не хотелось вмешиваться, Милтон, но ваши люди, похоже, не имеют представления о том, что нужно делать со всей этой грязью.
У эконома на лице отразилось замешательство.
– Мы не привыкли к таким большим приемам, мадам.
– Да, я понимаю. Но нужно, чтобы кто-то своим примером подстегнул слуг. Для начала выгоните отсюда собак и закройте продукты от мух. – Помолчав и сделав вид, будто эта мысль только что пришла ей в голову, она добавила: – Естественно, в доме стало больше народу. Одному тут не справиться. Вам не кажется разумным, если мастер Краудер возьмет на себя заботу о кухне и кладовых, а вам останется весь дом? Признаться, я поражена тем, как хорошо вы о нем заботитесь. В комнатах чисто, белье починено и пахнет свежестью, в каминах всегда дрова. Не исключено, что лорд Хью теперь чаще будет принимать гостей, поэтому нам понадобятся гостевые комнаты и все такое прочее.
Эконом был не глуп. Он понял, что под видом приятного комплимента ему отдан строгий приказ.
– Если лорда Хью устроит такое распределение обязанностей, мадам, я, конечно, сделаю, как вы говорите, – с поклоном ответил он.
– Полагаю, вы обнаружите, что лорд Хью будет доволен, – мягко сказала Джиневра. – Но если хотите, можете сами спросить его об этом.
– В этом нет надобности, мадам, – поспешно заверил ее эконом.
– Отлично. Тогда разъясните ситуацию мастеру Краудеру. Надеюсь, вы оба сможете работать в мире и согласии. – Она ласково улыбнулась и обратилась к Краудеру, который все еще стоял у двери: – Краудер, решено, что вы с мастером Милтоном разделите между собой работу по хозяйству. Вам я поручаю кухню и кладовые. – Она указала рукой на беспорядок: – У вас тут непочатый край работы.
– Слушаюсь, мадам, – ответил Краудер, и на его губах мелькнула удовлетворенная усмешка. – Для начала я найму этого человека.
– Вы об этом не пожалеете, сэр. – Тайлер продолжал мять шляпу в руках. – У меня жена и шестеро детей, миледи. Если бы я не нашел работу, нам бы пришлось побираться на улицах. Раньше я плавал на гуари по реке, но обжег руки и больше не могу держать весла. – Он выставил вперед ладони, демонстрируя уродливые шрамы. – Зато мои руки сгодятся для многого другого, – добавил он. – А вот грести сложно.
– Да, понимаю, – сказала Джиневра. – Хорошо. Будешь подчиняться мастеру Краудеру.
Джиневра пошла к выходу, и Тайлер тайком следил за ней до тех пор, пока Краудер не приказал ему приступать к работе.
Тайлер быстро завоевал расположение слуг – да и как они могли не радоваться появлению человека, который взваливал на себя большую часть работы. Казалось, он одновременно был везде, и его вопросы ни у кого не вызывали возражений и недовольства.
Робин, которому понадобилось зерно для голубей, приплелся на кухню и, остановившись посередине, стал оглядываться по сторонам – он уже забыл, зачем сюда пришел. Его голова раскалывалась, все тело болело.
– Кто это? – спросил Тайлер у судомойки, помогая ей развешивать на крюках чистые кастрюли.
– А, это молодой хозяин, – ответила девушка, бросив взгляд через плечо. – Мастер Робин. Что-то он сегодня неважно выглядит. Интересно, что с ним. – Она с манящей улыбкой передала Тайлеру последнюю кастрюлю. – Спасибо тебе, Тайлер.
Тот лукаво улыбнулся в ответ и шлепнул ее по широкому заду, чем вызвал у нее смех, а затем подошел к Робину, который так и стоял посреди кухни, не замечая, как полусонный поваренок, лениво махая метлой, метет вокруг него пол.
– Чем могу вам помочь, молодой господин?
При звуке незнакомого голоса Робин вздрогнул и устремил взгляд на Тайлера.
– Я за чем-то пришел сюда, но забыл за чем. Ой, вспомнил. Зерно. Мне нужно зерно для голубей. – И он направился в кладовую, мечтая только о том, чтобы поскорее покончить с делами и лечь.
Тайлер последовал за ним.
– Позвольте, я возьму, мастер Робин. – Он закинул мешок на плечо и вышел из кухни.
Робин старался не отставать от него.
– Поставь его здесь, спасибо. – Робин указал на две высокие голубятни, стоявшие в центре садика с лекарственными травами. – Как, ты сказал, тебя зовут?
– Тайлер, сэр. Вы уверены, что мне не надо помочь вам насыпать зерно?
– Абсолютно, спасибо, Тайлер. – Робин разрезал мешок ножом. – Я знаю, сколько надо сыпать.
– Хорошо, молодой господин.
Тайлер пошел прочь, но направился не на кухню, а к боковой двери, ведущей в дом. Проскользнув внутрь, он замер на мгновение в темном коридорчике рядом с лестницей и прислушался. Убедившись, что вокруг тишина, он бесшумно поднялся наверх и отодвинул задвижку на двери, которая открывалась в коридор. В коридор выходило три двери.
Его заданные как бы, между прочим, вопросы о планировке дома принесли свои плоды. Теперь он знал, что за одной из этих дверей находится комната мальчика.
Войдя в коридор, Тайлер снова прислушался, а потом на цыпочках двинулся вперед, останавливаясь у каждой двери. За первыми двумя была тишина, из-за третьей доносились детские голоса.
Тайлер вернулся к первой двери, приоткрыл ее и сразу понял, что в этой комнате с огромной кроватью никто не живет. Видимо, это гостевая, решил он и переключил свое внимание на следующую дверь.
Комната оказалась небольшой, с узкой кроватью. Он вошел внутрь и, закрыв за собой дверь, тотчас понял, что попал куда надо: на стене в ножнах висел детский меч, а на крючке за дверью – плащ, слишком маленький для взрослого мужчины. Покопавшись в ящиках комода, Тайлер еще раз убедился в правильности своей догадки: перчатки, чулки и другая одежда – все было небольшого размера, как раз по мальчишке.
После этого Тайлер действовал быстро. Свечи в двух оловянных подсвечниках он заменил на те, что достал из своего ранца, который ни разу не снял с момента появления в доме. В масляную лампу влил содержимое пузырька, который тоже выудил из ранца, потом достал оттуда кулек и посыпал каким-то порошком одежду. Остатки порошка он высыпал на простыню и подушку.
Закончив, он огляделся по сторонам. Все выглядело как обычно, ничто не указывало на то, что теперь в комнате таится смерть. Вдруг в коридоре послышались шаги, и Тайлер, метнувшись к двери, буквально распластался по стене. Его рука легла на рукоятку ножа.
Дверь открылась.
– Робин?
В комнату вошел мужчина. Он огляделся и, убедившись, что там никого нет, отступил в коридор и закрыл за собой дверь.
Тайлер облегченно вздохнул. По одежде и по манерам он догадался, что это был Хью де Боукер. А он в отличие от некоторых не имеет привычки недооценивать свою жертву. При мысли о неудавшемся покушении на Хью де Боукера Тайлер пренебрежительно поморщился. Убийца не знал, на что идет. К счастью для него, он умер, иначе ему бы несдобровать: хранитель печати умеет наказывать неудачников.
Выждав несколько минут, Тайлер выскользнул из комнаты, спустился вниз и направился в конюшню. Там действительно много работы, лишние руки не помешают.
Не найдя Робина в комнате, Хью отправился искать его. Он уже сожалел о том, что так сурово обошелся с мальчиком, вытащив его из кровати и заставив работать. И в то же время он радовался, что Робин проявил волю и, несмотря на страшную слабость, выполнил указания отца. Хью показалось, что он слышал какой-то шум в комнате сына, и был безмерно счастлив, когда обнаружил, что ошибся. Мальчик отлично знал, что отец смягчится, если он очень попросит. Значит, им движет не страх, а гордость.
Довольно улыбаясь, Хью спустился в зал. Джиневра стояла у камина, в руке у нее было письмо. Услышав шаги Хью, она подняла голову и протянула письмо ему.
– Адресовано тебе. Если я не ошибаюсь, на нем печать Кромвеля.
Хью взял письмо и спокойно ответил:
– Нет, ты не ошибаешься. – Взломав печать, он развернул лист и вдруг присвистнул. – Сегодня вечером мы приглашены на прием, который хранитель печати дает в честь короля и королевы. А праздновать будут приближающиеся роды королевы.
– Думаю, в такое время королева предпочла бы праздновать приближение этого события в обществе своих фрейлин, – насмешливо заметила Джиневра. – Когда женщина на сносях, ей меньше всего нужно общество веселящихся мужчин.
– Королю приятно, что королеву так почитают.
– Зато не дают покоя. – Джиневра пожала плечами. – Мы должны идти?
– Нельзя отказываться от приглашения хранителя печати.
– А я бы отказалась, – сказала Джиневра. – Нижайше просим простить, молим о снисходительности, безмерно благодарны за оказанную нам честь.
Хью рассмеялся и погладил ее по голове в том месте, где разделенные на прямой пробор волосы не были скрыты под белым чепцом.
– Я бы предпочел провести эту ночь с женой.
– А это не серьезный предлог для отказа? – Хью отрицательно покачал головой:
– Нет. Надо идти.
– У меня такое чувство, будто мы постоянно находимся под пристальным вниманием хранителя печати, и это мне не нравится. Он считает, что мы в его распоряжении, – медленно проговорила Джиневра. – Неужели нельзя уехать из Лондона? Вернуться в Дербишир?
Хью опять покачал головой:
– Надвигается зима. Придется отложить путешествие, тем более такое долгое, до весны. К тому же я слуга короля.
Мне нужно разрешение, чтобы покинуть Лондон.
– Я и не знала, что твоя жизнь так четко расписана. – Она повернулась к огню. – А теперь и моя тоже.
– Я служу королю, – напомнил Хью.
– Но не хранителю печати.
– Да, – согласился он, – но поскольку хранитель печати является старшим слугой короля, я неизбежно поступаю в его распоряжение, как ты выразилась.
– Ладно, – махнула рукой Джиневра. – Но мне не по душе такой порядок вещей. Он вызывает у меня тревогу.
Хью ничего не сказал. Он был полностью согласен с ней и поэтому не мог придумать, чем бы успокоить ее. Ему не нравилось быть на поводке у хранителя печати, однако оставалось только покориться, так как Томас Кромвель являлся любимцем короля. Конечно, король лишает своего благорасположения так же часто и произвольно, как дарует его. Одна ошибка Кромвеля – и Генрих отвернется от него. И Хью бы не хотелось, чтобы в тот момент, когда это произойдет, его считали ставленником хранителя печати – ведь при дворе Генриха слуги попадают в опалу вместе со своими хозяевами, так что действовать надо очень осторожно.
– Прошу прощения, сэр.
Хью повернулся, услышав голос Робина.
– А, вот ты где. – Он оценивающе оглядел сына. – Тебе лучше?
– Нет, – ответил Робин, потирая покрасневшие глаза. – Я закончил на конюшне. Что еще мне делать?
– Иди в кровать. – Хью похлопал его по плечу. – Надеюсь, урок о том, что умеренность имеет свои прелести, пошел тебе на пользу.
Робин осторожно, чтобы не усилилась головная боль, кивнул.
– Робин, хочешь, я приготовлю тебе питье? – предложила Джиневра.
– То, что вы дали мне утром, немного сняло головную боль, – ответил мальчик. – Но потом она опять разболелась.
– Я принесу его тебе наверх.
Робин забормотал слова благодарности, а Джиневра поспешила на кухню. Там дела шли на лад: на вертеле жарилось мясо к обеду, кастрюли и сковородки висели на своих местах, пол и столы были вычищены до блеска.
Приготовив питье, Джиневра поднялась наверх. Робин уже лежал в кровати, подтянув одеяло до подбородка.
– Ты будешь обедать? – Она помогла ему сесть и сунула в руку кружку.
– Вряд ли я смогу что-нибудь съесть, мадам. Я голоден, но мысль о еде вызывает у меня тошноту.
– Тогда не думай о ней. – Джиневра направилась к двери. – Через пару часов ты будешь чувствовать значительно лучше.
Она прошла в соседнюю комнату, где девочки занимались с магистром. Увидев мать, они с надеждой взглянули на нее:
– Уже пора обедать? Можно сделать перерыв?
– Нет еще. Я бы хотела, чтобы вы почитали мне.
– Мадам, они многое позабыли со своего отъезда из Мэллори-Холла, – с сожалением проговорил магистр Говард. – Нам пришлось начать с повторения времен во французском.
Расположившись на приоконной скамье, Джиневра слушала, как ее дочери, запинаясь почти на каждом слове, читают французский текст, и удивлялась их равнодушию к учебе, сравнивая их с собой – ведь ей так и не удалось утолить жажду знаний.
Джиневра просидела с ними до тех пор, пока гонг не возвестил, что пора обедать, и они все вместе спустились вниз.
– А на приемах у хранителя печати еду подают? – спросила Джиневра у Хью, усаживаясь за стол.
– Кромвель славится пышностью своих банкетов, – ответил тот. – Я гарантирую тебе наивульгарнейшую демонстрацию богатства.
– Тогда сейчас придется не есть, – вздохнула Джиневра. Предстоящий прием вызывал у нее неосознанное чувство тревоги. – А куда нам ехать?
– В особняк хранителя печати в Остин-Фрайарз. Туда лучше добираться верхом.
– Что ж, хоть какое-то преимущество. Я уже сто лет не ездила на Изольде. – Она отпила вина и отказалась от баранины, которую ей предложил Хью.
– Где Робин? – обеспокоенно спросила Пен.
– В постели, – ответил Хью. – Спит без задних ног, наверное.
На лице Пен отразилось облегчение.
– Ненавижу болеть, – заявила Пиппа с полным ртом. – Терпеть не могу, когда меня заставляют днем лежать в постели. Пен, давай принесем ему котят! Чтобы ему не было скучно.
– Я бы не стала ему мешать, – посоветовала Джиневра и взяла ломтик сыра. – Когда нам ехать, Хью?
– В начале четвертого.
Джиневра поморщилась и вдруг заметила, что Хью хмурится.
– Что случилось?
– Что-то я не узнаю одного человека. В доме появился чужой. – Он ножом указал в сторону кухни.
– О, его зовут Тайлер. Сегодня утром я наняла его в помощь Краудеру. Краудер будет заниматься кухней и кладовыми, а мастер Милтон возьмет на себя все остальное. Все проблемы уже улажены.
– Понятно, – сухо проговорил Хью. – А я и не замечал, что есть проблемы. Кстати, какие у Тайлера рекомендации?
– Желание взяться за любую работу, – ответила Джиневра. – У него большая семья. Кажется, Краудер решил, что он ему пригодится, а я привыкла доверять своему эконому в подобных вопросах. – Она с вызовом взглянула на Хью. – Вы чем-то недовольны, милорд?
Хью покачал головой.
– Я – нет, а вот Милтон – возможно. Он не привык с кем-то делить бразды правления.
– Ничего, привыкнет, – заверила его Джиневра. – Я не желаю жить в неухоженном доме. Теперь у вас, милорд, есть жена. А я, между прочим, очень способный управляющий.
– О, уж в этом я не сомневаюсь! – воскликнул Хью. – Это, кстати, стало одним из решающих факторов для того, чтобы я женился на тебе.
– Вот именно, – хмыкнула Джиневра и поднесла кубок к губам.