Глава 22

Чтобы подготовиться к празднику, пришлось немало потрудиться. Зал украсили зелеными гирляндами, перевитыми ветками остролиста – яркие ягоды очень красиво смотрелись на фоне листвы. Золотистые и оранжевые хризантемы и маргаритки поставили в кувшины. Длинный стол застелили белой скатертью и везде зажгли свечи.

Хью, стоявший в дверях и оглядывавший все это великолепие, подумал, что тут, видимо, командовал мастер Краудер. Его собственный эконом не имел доступа к финансам, необходимым для того, чтобы так пышно украсить зал. Хью покосился на Джиневру. Может, это она дала инструкции? Но она была поражена не меньше, чем он, и даже немного огорчена. Значит, кто-то другой взял дело в свои руки, решил Хью. Ведь Джиневра не хотела устраивать пышную свадьбу.

Все разъяснилось, когда им навстречу выбежали дети. Все трое были одеты во все самое лучшее. Их старания соблюсти торжественность разбились о возбужденную болтовню Пиппы, которая тут же начала рассказывать, как они с Пен, Тилли и мастером Краудером обсуждали детали убранства.

– Нам нужны были восковые свечи, мама, – проговорила Пен.

– Да, но у мастера Милтона были только сальные, – перебила ее Пиппа. – И Робин сказал ему, что нужно застелить стол скатертью, и послал за восковыми свечами.

– Все верно, – подтвердил Робин и с тревогой взглянул на отца. – Мастер Милтон решил, что это подходящий случай для того, чтобы забить бычка, которого мы откармливали к Рождеству, сэр. Я с ним согласился.

– А Грин сходил на тот берег и подстрелил оленя, уток и фазанов, – опять заговорила Пен. – У нас есть огромный пирог с дичью – Тилли научила кухарок, как его печь. А еще она показала им, как готовить быка.

– Надеюсь, никто никому не наступал на больную мозоль? – усмехнулась Джиневра.

– О нет, – заверила ее Пен. – Все были ужасно счастливы. У нас такой замечательный день!

– Смотри, как здесь красиво! – Пиппа обвела рукой зал.

– Да, очень красиво, – улыбнулась Джиневра. – И вы, наверное, очень старались.

– Ведь у вас как-никак свадьба, – важно проговорил Робин.

– Верно, – согласился Хью.

Он оценивающе посмотрел на сына, недоумевая, почему тот так сильно возбужден. Затем он перевел взгляд на стол. Кувшины с элем и бутыли с вином еще не открывали, но из помещений за залом уже доносились раскаты хохота – солдаты из его дружины и другие гости уже начали праздновать сегодняшнее событие, догадался он. Уезжая утром, он дал указания Робину перед началом празднества открыть две бочки крепкого октябрьского эля. Кажется, мальчик решил присоединиться к веселящимся мужчинам.

– Где Джек Стедмен? – Нахмурившись, Хью оглядел зал. Джеку следовало бы лучше следить за парнем. Куда он подевался? У Хью было для него важное поручение.

– Он пошел с Грином на охоту, – опередив Робина, пояснила Пиппа – мало, что в доме происходило без ее ведома. – Потом они пришли и сели пить на скотобойне. Я пошла к ним поговорить, но они прогнали меня. Я и ушла.

– Робин, приведи его сюда, – приказал Хью. – У меня к нему дело.

Робин пошел к двери, и Хью обратил внимание, что он не очень твердо держится на ногах. Мальчик давно привык к пиву и элю, только в малых дозах. Отправившись в путешествие, он вместе с отцом и его дружинниками пил в тавернах, но всегда под присмотром отца. Октябрьский эль отличается особой крепостью, и мальчик это отлично знает. Его не назовешь глупцом, думал Хью, значит, на него очень сильно подействовали последние события – неожиданная свадьба отца и обретение двух сестер. И все это наложилось на сложности в отношениях с Пен.

– Надо бы поздороваться с челядью и твоими гостями, – сказала Джиневра. Она сняла перчатки и отдала их Пиппе, а Пен взяла ее плащ. – Отнесите их в мою комнату, девочки.

– Теперь твоя комната – это комната лорда Хью, – значительно напомнила Пиппа. – Мы и ее украсили цветами.

– Замечательно. – Джиневра помахала им рукой. Они с Хью прошли в зал. Все бросились поздравлять их.

Тилли и магистр, прослезившись, попросили у Джиневры разрешения обнять ее. Краудер держался с большей важностью, чем обычно, и Джиневра поняла, что во время подготовки к празднику между ним и мастером Милтоном возникли какие-то разногласия. Что же касается мастера Милтона, то его поздравления прозвучали сдержанно и сухо. Но эти проблемы Джиневра решила уладить в ближайшие дни.

Все выпили за новобрачных и в ожидании приглашения к столу переместились к камину.

В этот момент в зал чуть ли не бегом ворвался Джек Стедмен.

– Прошу прощения, милорд. Мне следовало быть здесь, – пробормотал он, кланяясь и пряча раскрасневшееся лицо. – Примите мои поздравления, миледи.

– Спасибо, Джек.

– У меня к тебе дело, – сказал Хью, доставая нож, который он забрал у незнакомца. – На нас напали почти у самого дома. Пойди и взгляни, там ли этот человек. Я серьезно его ранил. Если он там, попытайся выяснить, что ему от нас было надо.

– Кажется, ты называл его простым разбойником? – Джиневра удивленно взглянула на Хью.

Тот пожал плечами:

– Ну, я думаю, что он разбойник, но мне бы хотелось удостовериться. Возьми нож, Джек. Может, кто-нибудь узнает его.

– Слушаюсь, милорд. – Джек спрятал нож в рукаве.

– Сожалею, что лишаю тебя праздника, – с улыбкой сказал ему Хью.

Джек отрицательно замотал головой и ушел.

– Если это не ограбление, кому понадобилось убить тебя? – тихо спросила Джиневра. На ее лицо легла тень: она снова переживала ужас тех мгновений… снова в страхе спрашивала себя, а не лежит ли на ней проклятие.

– Не имею ни малейшего представления, – сказал Хью и заглянул в свой кубок, как бы ища там ответ. Затем, будто встряхнувшись, он поднял голову и улыбнулся.

Робин, сопровождаемый Пен и Пиппой, протолкался к ним через толпу.

– Я послал к вам Джека, сэр, – доложил он, тщательно выговаривая слова.

– Да, я видел, – ответил Хью. – Итак, начнем?

– Я велю глашатаю играть сбор! – воскликнула Пиппа и убежала.

– Я сам хотел, – возмутился Робин. – Это мой дом, и это моя обязанность.

– Тебе придется вставать очень рано, чтобы опередить эту маленькую барышню, – предупредил его Хью. – Уверен, Пен уже давно уяснила это.

– Да, сэр, почти сразу после того, как она родилась, – подтвердила Пен и посмотрела на Робина. – А еще я уяснила, что спорить с ней бесполезно – если она чего-то хочет, то обязательно добьется.

Робин покраснел. У него был такой вид, будто он только что получил выговор.

– Не всегда.

– Ну, может быть, – задумчиво проговорила Пен. – Когда ты привыкнешь видеть в ней сестру, ты поймешь, что проще ей не противоречить.

– Мудрые слова, – заметил Хью.

На маленькой галерее для менестрелей зазвучали фанфары, и гости потянулись к столу.

Пен догадывалась, что Робин выпил, и немало, с дружинниками своего отца. Конечно, он почти мужчина, и это его право, однако девочка очень волновалась за него. Как и ее мать, она хорошо знала, что делает с человеком алкоголь.

Когда все расселись, Пен дернула Джиневру за рукав и прошептала:

– Робин слишком много выпил. Что мне делать?

– Думаю, лорд Хью знает об этом, – ответила Джиневра. – Он сам позаботится о нем.

Пен немного успокоилась, но все же решила хоть как-то повлиять на сводного брата. Она подчеркнуто отказывалась от вина, надеясь, что Робин обратит на это внимание. Однако того интересовала только компания дружинников, которые громко переговаривались через стол и оглушительно хохотали.

Робин раз за разом до краев наполнял свой кубок, и Джиневра ждала, что Хью вмешается, но тот ничего не говорил, лишь хмурился. На его скулах ходили желваки. Когда Робин уже начал перекрикивать собеседников и у него стал заплетаться язык, Джиневра не выдержала и спросила:

– Хью, почему ты ему ничего не скажешь?

– Он взрослеет и должен научиться делать собственные ошибки. Эту ошибку он совершает в безопасной обстановке, дома. Единственным последствием будет похмелье, и ему придется его пережить. – Тон Хью был резким, и Джиневра поняла, что ему очень трудно спокойно сидеть и наблюдать за сыном.

Робин опять потянулся за кувшином с элем. Руки плохо слушались его, и он задел рукавом миску с жарким. Жирный соус вылился Пен на платье, а миска с грохотом упала на пол.

– Робин, что ты наделал! – возмутилась Пен. – Какой же ты неуклюжий!

Робин озадаченно взглянул на нее. Он никогда не слышал, чтобы мягкая и нежная Пен возмущалась.

– Ничего страшного, – пробормотал он, пытаясь салфеткой стереть соус с ее платья.

– Очень даже страшно! – Пен в сердцах оттолкнула его руку. – Ты пьян! – В ее голосе слышались слезы. – Я ненавижу пьяных. Зачем ты напился?

Робин изумленно уставился на нее.

– Я не пьян! – громко возразил он. – А ты не имеешь права… предъявлять мне претензии, как какая-то мегера. Мужчина вправе пить эль, мисс Зануда.

– Ой, только не надо ссориться! – вмешалась Пиппа. – Ведь сегодня такой день! Сегодня свадьба!

– Верно, барышня, – поддержал ее один из дружинников. – Мастер Робин что-то разбушевался. Я бы сказал, что он должен заплатить штраф.

Раздались одобрительные возгласы, и несколько дружинников вдруг подхватили еще ничего не понимающего мальчика под руки и поволокли к наручнику в стене. Когда Робин все понял, он ужаснулся и начал вырываться. Его бравады как не бывало.

– Нет! – закричала Пен, устремляя на мать полный муки взгляд. Это ее вина! Это она привлекла внимание к Робину, спровоцировала его на ссору!

– Ради Бога, Хью, останови их! – прошептала Джиневра. – Неужели ты им позволишь?

Во взгляде Хью была такая же мука, как у Пен. Однако он лишь мрачно сказал:

– Если он хочет пить наравне с мужчинами, то должен и расплачиваться наравне с ними.

– Глупости! – возразила Джиневра. – Неужели ты допустишь, чтобы они унизили его на глазах у Пен. Только не здесь, только не сейчас. Как ты не понимаешь? Он никогда не оправится от такого унижения.

Хью посмотрел на Джиневру, потом перевел взгляд на вырывающегося Робина и спросил:

– По-твоему, если его отпустят по моему приказу и отнесут в постель – это будет менее унизительно, чем платить штраф?

– Да, менее, – ответила Джиневра. – Пусть он побудет ребенком, хотя бы один день.

Хью потер подбородок. Права ли она? Женщины смотрят на многое по-другому. И ему никогда прежде не приходилось учитывать мнение женщины в своих отношениях с Робином.

Хью резко встал и пошел к дружинникам, которым уже удалось приковать Робина.

– Отпустите парня, – приказал он.

Дружинники не скрывали своего сожаления: им очень не хотелось выпускать жертву. Алкоголь подействовал на них возбуждающе, и в них проснулся охотничий азарт.

– Я сказал – отпустить его. – Голос Хью вдруг стал тихим и спокойным, в глазах появился холодный стальной блеск. Он видел, что Робину страшно, и его сердце сжалось от сострадания.

Дружинники отошли в сторону, и Хью, освободив мальчика, одним движением перекинул его через плечо и направился к двери.

– Только не вздумай облевать мне спину, сынок, – сердито проговорил он.

Пен облегченно вздохнула. Пиппа, молчавшая все это время, рассудительно заявила:

– Я рада, что лорд Хью не позволил им приковать его. Это было бы ужасно!

– Думаю, вам обеим тоже пора наверх, – сказала Джиневра.

Она по опыту знала, что шумный праздник скоро превратится в обычную попойку. Будь она дома, она бы тоже ушла, но сейчас она вынуждена была сидеть за столом. Во всяком случае, до возвращения Хью.

– Еще рано, – запротестовала Пиппа. – Еще рано для свадьбы. А еще я хочу торта!

– Торт съешь завтра, – пообещала ей Джиневра. – Останется много, тебе хватит.

– Пошли. – Пен потянула за собой сестру. – Я не хочу больше здесь оставаться.

Поколебавшись, Пиппа встала.

– Если бы Робин не напился, мы бы могли остаться, – обиженно проговорила она. – И съесть торт.

– Я не желаю задерживаться тут даже на минуту, – заявила Пен. – А ты, если хочешь, можешь оставаться.

– Я иду, – закричала ей вслед Пиппа. – Я только сказала… – Она побежала за сестрой.

– Мне пойти с ними, миледи? – Тилли в мгновение ока возникла позади Джиневры. Она раскраснелась – очевидно, старая камеристка получала удовольствие от общества слуг старшего поколения.

Джиневра отрицательно покачала головой:

– Нет, не надо. Я загляну к ним, когда поднимусь наверх.

– Разве я вам не понадоблюсь, чтобы помочь раздеться? – спросила Тилли.

Джиневра опять покачала головой:

– Нет, не понадобишься. На сегодня ты свободна. Развлекайся.

Секунду казалось, что Тилли будет возражать, но вдруг с того конца стола, где сидели пожилые слуги, раздался взрыв хохота.

– Ну, если вы уверены, миледи, – пробормотала Тилли и поспешила на свое место, где ее ждали увлекательные сплетни и легкий флирт со старшим конюхом.

Через несколько минут вернулся Хью и сел рядом с Джиневрой.

– Как он?

– Я успел вовремя поднести ему таз. – Хью взял свой кубок. – Ты отправила девочек спать?

– Мне показалось, что им пора. Ситуация может в любой момент выйти из-под контроля, а они уже достаточно навидались таких вещей.

Хью помолчал, а потом заметил:

– Конечно, в доме холостяка нравы грубее, чем там, где правит женщина. Мои люди склонны к жестоким играм, когда предоставляется возможность. Если тебя это оскорбило, прости.

– Я не обиделась, – заверила его Джиневра. – Они имеют право веселиться вволю. А вот Робин наутро будет единственным пострадавшим.

– Не понимаю, что с ним случилось, что заставило его совершить эту глупость.

– Не понимаешь?

– Ну, может, и понимаю, – грустно проговорил Хью. – Думаю, сегодняшнее представление излечит Пен от влюбленности.

– Пен слишком рассудительна, чтобы так быстро изменить свое мнение о нем, – возразила Джиневра. – У меня такое чувство, что между ними уже начали устанавливаться новые отношения, в которых больше дружбы, чем чего-то еще. Любовь редко вырастает на тесном общении, она предпочитает, когда ее объект окутан дымкой неизвестности и тайны. А ты что думаешь? – Она лукаво поглядела на мужа.

– У меня нет времени на тайны, – сказал Хью. – Я люблю прямолинейность. И предпочитаю понимать вещи. Может, в этом нет романтики… и я кажусь тебе скучным. Но я такой.

– Да, знаю. Я вышла замуж за простого человека, у которого нет времени на всякие ухаживания и любезности. У него прямая, грубоватая манера разговаривать, и он предпочитает неприкрытую правду.

– Что в этом плохого? – Хью не принял ее поддразниваний. Он оставался серьезным, его взгляд был прикован к ее лицу.

– Ничего, – ответила Джиневра. – Абсолютно ничего. Просто женщины – и ты наверняка знаешь об этом – чуть хитрее мужчин. И они предпочитают окольные пути.

Хью спрашивал себя, что Джиневра пытается сказать ему. Ведь она завела этот разговор не случайно, он был уверен в этом. Так что же она имеет в виду?

– Складывается впечатление, что ты хочешь меня о чем-то предупредить, – сказал он.

– Я хочу обратить твое внимание на следующее: женщины всегда найдут способ разрушить порядок, который с таким тщанием и удовлетворением строил мужчина, – весело пояснила она. – И когда это происходит, мужчины обычно удивляются. Самодовольство, милорд, опасная штука.

– Джиневра, я не боюсь, что какие-то твои действия застигнут меня врасплох, – тихо проговорил Хью. – И я никогда не страдал самодовольством, уверяю тебя.

На мгновение их взгляды встретились, но негромкий смех Джиневры разрядил обстановку.

– Мы отлично подходим друг другу, милорд. Впереди нас ожидают очень интересные времена.

– Верно, очень подходим, миледи, – прищурился Хью. – И в кровати, и вне ее.

– В связи с этим я хотела бы, чтобы ты понял: на этой свадьбе никаких укладываний невесты в постель не будет, – твердо заявила Джиневра.

– Мы с этим опоздали, – усмехнулся Хью. – Невесту уже уложили в постель. Полностью и бесповоротно, я бы сказал.

– Полностью и бесповоротно, – согласилась Джиневра, вставая. – Я бы хотела сбежать, пока гости слишком пьяны, чтобы заметить мое исчезновение. Вдруг им взбредет в голову поиграть еще в какие-нибудь игры, а у меня нет желания участвовать в них.

– Я приду, как только гости разъедутся. – Хью пожал ей руку. – Жди меня.

– Как прикажете, мой господин. – Джиневра насмешливо улыбнулась ему и выскользнула из зала.

Хью с мечтательной улыбкой на лице прикидывал, сколько ему еще ждать, прежде чем он сможет присоединиться к ней. Однако ожидание не очень огорчало его, он воспринимал его как сладкую пытку.

– Милорд. – Голос Джека Стедмена вывел ею из задумчивости.

– Садись, Джек. Выпей и съешь мяса. – Хью указал ему на стул Джиневры.

Красивое убранство стола было разрушено: скатерть лишилась своей девственной белизны, свечи оплыли и превратились в огарки. Зато на досках и в мисках было полно еды. – Благодарствую, сэр. – Джек сел и подвинул к себе доску с жареной олениной. Он ел жадно, накалывая мясо на острие своего ножа и заедая его хлебом, смоченным в соусе. Разделавшись с мясом, он опорожнил кубок эля и отрезал себе здоровенный кусок пирога.

Хью терпеливо ждал, пока тот насытится, и неторопливо потягивал вино. Он сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза, но это спокойствие было обманчивым.

– Ну? – нарушил молчание Хью, удостоверившись, что Джек наелся.

– Тут какая-то странность, сэр. – Джек вытер рот рукавом. – Мужчина еще там, лежит в грязи и истекает кровью. Никто не пришел за ним. Думаю, его уже обыскали. Что-нибудь сперли.

– Он все еще был жив?

– Тогда был жив. Люди стояли вокруг и наблюдали, как он истекает кровью. – Джек озадаченно покачал головой. – Никогда не видел ничего подобного. Никто не хотел приближаться к нему. Как будто у него чума.

– Он что-нибудь сказал?

– Он чего-то страшно боялся, милорд. И не смерти. Молчал как рыба, не захотел говорить, даже когда я предложил отнести его к лекарю. Только бормотал что-то о приказе.

– О приказе? – медленно повторил Хью. – Чьем приказе?

Джек пожал плечами:

– Он больше ничего не сказал, сэр.

– Что ты сделал с ним?

– А что еще я мог сделать? – удивился Джек. – Оставил его там, сэр. Вы же не давали приказа принести его сюда. Сходить за ним?

Хью задумался. Его не интересовала жизнь незнакомца – вряд ли обществу пошло бы на пользу, если бы он сохранил ее. Наемный убийца – всегда наемный убийца.

– Нет, – наконец ответил он. – А нож? Ты что-нибудь узнал о нем?

Джек положил нож на стол.

– Я спросил, видел ли кто его, знает ли, кому он принадлежит. Если кто и знал, то не ответил. Одна тетка заикнулась, было насчет дьяволов, но ее быстренько заткнули.

– Дьяволов?

– О да, она была не в себе, сэр. – Джек отпил прямо из кувшина.

Хью взял нож и принялся внимательно его рассматривать. В нем не было ничего необычного – ничего, что помогло бы установить личность незнакомца. Однако этот человек выполнял приказ. Кому-то понадобилось, чтобы Хью де Боукер был мертв.

По дороге наверх Джиневра зашла в кухню и поморщилась при виде царившего там беспорядка: горы грязных кастрюль, пьяные поварята, сонные судомойки. В ее кухне в Мэллори-Холле всегда был идеальный порядок, даже в дни больших приемов. За этим следил мастер Краудер. Но здесь у него, естественно, нет власти.

Джиневра налила в высокую кружку горячей воды из котелка, в кладовой набрала сухих трав, истолкла их в ступке и высыпала в воду. Держа в одной руке кружку, а в другой – масляную лампу, она поднялась в комнату Робина, которая находилась рядом с комнатой девочек и по своему спартанскому убранству очень напоминала спальню его отца. Она поставила кружку на столик и, прикрывая рукой лампу, чтобы свет не падал на мальчика, подошла к кровати. Робин, бледный, лежал на спине. Почувствовав присутствие постороннего, он открыл глаза и застонал.

– Тебе очень плохо, Робин?

Ответом послужил еще один стон. Джиневра отставила лампу и взяла кружку.

– Выпей это, хороший мой. Питье невкусное, но, обещаю тебе, оно успокоит твой желудок. – Встав на колени рядом с кроватью, она приподняла Робина и поднесла кружку к его губам.

Робин сделал несколько глотков, закашлялся, что-то пробормотал, снова застонал и, рухнув на подушку, закрыл глаза.

– Это поможет тебе заснуть, – сказала Джиневра, отводя влажные волосы с его лба.

Робин промолчал, и она, взяв лампу, прошла в комнату Хью.

Там Джиневру ждал сюрприз: комната преобразилась. Как Пиппа и предупреждала, везде стояли вазы с цветами, а камин украшали восковые свечи. Кровать была застлана постельным бельем, которое Джиневра захватила с собой из Мэллори-Холла – оно предназначалось для домика в Колдоне. На столике были расставлены фарфоровые безделушки, тоже прибывшие из Мэллори-Холла. Серебряное апельсиновое деревце, на котором она развешивала свои драгоценности, стояло на туалетном столике рядом со шкатулкой и ее любимым серебряным подсвечником. Кувшин и тазик на умывальном столике были изготовлены из тончайшего делфтского фарфора, а на приоконных скамьях лежали диванные подушки, тоже доставленные из Мэллори-Холла.

Джиневра задумчиво оглядела комнату. Как к этому отнесется Хью? Он сказал, что Тилли может делать любую перестановку, но вряд ли он имел в виду столь радикальные изменения.

Джиневра села за туалетный столик и принялась снимать чепец. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Хью. Последовавшая за этим тишина удивила Джиневру, и она обернулась. Хью ошарашенно смотрел по сторонам.

– Кровь Господня! – пробормотал он. – Мою комнату превратили в будуар!

– Я в этом, не виновата.

Хью снял бархатный берет и почесал в затылке.

– Конечно, мне не следовало рассчитывать, что ты откажешься от роскоши, к которой привыкла. Даже не думал, что ты так много привезла с собой.

– Все эти вещи были в повозке, которой правил Краудер. Я везла их для домика в Колдоне.

– Понятно, – сухо произнес Хью. – Ты не могла обойтись без этой чепухи, даже когда планировала побег?

– Я не видела смысла лишать себя абсолютно всего, – недовольно ответила Джиневра. – И, насколько мне известно, мои личные вещи не являются предметом брачного договора. Или я что-то упустила? – Она указала на деревце с украшениями и на серебряный подсвечник. – Отныне они тоже принадлежат тебе? И моя одежда? – Она положила на столик шпильки и, сняв верхний чепец, занялась нижним.

– У меня нет желания спорить с тобой сегодня, – сказал Хью, подходя к ней. – Твои личные вещи принадлежат тебе, и ты это отлично знаешь. Просто меня застали врасплох. Ведь это моя комната как-никак.

– А в доме есть пустая комната, которую я могла бы занять? – Джиневра сняла нижний чепец и повернулась к нему. – Я бы с радостью перенесла все свои личные вещи в то помещение, которое могла бы назвать своим.

– О нет, – тихо проговорил Хью, кладя руки ей на плечи. – В этом браке, жена моя, у нас не будет раздельных спален. Если я вынужден спать в шелковом будуаре – что ж, так тому и быть. Моя комната – твоя. И можешь делать с ней что пожелаешь.

– Какая заботливость, милорд. Благодарю вас. – Несмотря на ироничный тон, Джиневра не испытывала враждебности. Она знала, что брачный договор еще долго будет вызывать у нее сожаление и обиду, что будут моменты, когда ее гнев выплеснется наружу; но Хью должен понять ее.

Она принялась снимать кольца, развешивая их на деревце.

Хью, слегка нахмурившись, наблюдал за ней. Во время венчания они не обменялись кольцами. Джиневра не предложила этого, и он промолчал, так как считал, что она воспримет этот символичный жест как нечто, не согласующееся с чисто практичным духом их сделки. Что касается его самого, то у него просто не было денег, чтобы купить кольцо, хотя бы отчасти похожее на те, что висели на деревце и лежали в ее шкатулке. А гордость не позволяла ему предложить ей меньшее.

Теперь же он может покупать все, что ему нравится. Однако та же самая гордость мешала ему покупать Джиневре подарки на ее же деньги.

И все же у него есть, что подарить ей. И он принялся вынимать шпильки из ее волос.