Глава 34
Искушение принимает множество разных форм

В вечер после представления Рейф вновь стоял, опираясь спиной о стену фруктового сада, полный сладостных предчувствий. Он думал об экипаже. Возможно, им не надо будет ехать так далеко – в Силчестер. Потом он услышал шуршание юбок по палой листве, насторожился и подумал, всегда ли будет ждать Имоджин с таким обжигающим душу нетерпением.

Но это была не Имоджин. По тропинке шла Джози. Он отступил поглубже в тень старой яблони. Его все еще мучило недоумение, как Имоджин могла не узнать его даже с фальшивыми усами. Но уж Джози-то была востра и прилипчива, как клещ.

Она остановилась прямо перед ним.

– Я должна известить вас, что моя сестра не придет, – сообщила она без предисловия. – Она очень признательна за это приключение, сэр, и благодарит вас за то, что вы составляли ей компанию.

Она протянула ему записку.

Рейф взял ее, ощущая все усиливающееся беспокойство.

– Хорошо ли она себя чувствует?

– Конечно. Она не хочет ехать в Силчестер. Думаю, она все объяснила в записке.

Рейф замолчал. Едва ли стоило спрашивать Джози о причине. Такая молоденькая девушка, как Джози, не могла иметь представления о «приключениях» молодой вдовы. Он поклонился и смотрел вслед Джози, рысцой удалявшейся по тропинке в направлении Холбрук-Корта.

Бывали случаи, когда вечера, вот такие, как этот, казались ему привлекательными, если удавалось утопить их в бренди. Но вместо этого он начал читать короткую записку Имоджин (из которой не узнал ничего), а потом направился в свою спальню и ждал до полуночи, пока не придут часы, когда ночь становится непроницаемой, как черный бархат, а наступление рассвета кажется невозможным. Даже птицы переставали щебетать в такой час. И наконец он наступил. Рейф, нацепив усы, направился по коридору.

Имоджин спала на животе. Он поставил свечу на прикроватный столик и некоторое время созерцал ее скулы. Когда ее глаза были закрыты, лицо казалось совсем другим, будто принадлежало не такой своенравной, а более покладистой женщине. Он сел рядом, и кровать слегка прогнулась. Она открыла сонные глаза, не способные видеть его.

– Привет, – сказал он.

– Это вы, – последовал не слишком любезный ответ. Потом она повернулась и зевнула.

Рейф смотрел, как ее ночная рубашка обрисовала ее груди, и ощутил почти неодолимое желание упасть на нее камнем с высоты.

– Почему ты не пожелала ехать в Силчестер? – спросил он, придавая своему голосу манеру Гейба, к которой уже привык, как к собственной. – Я прочел твою записку, но она не слишком внятна.

Она подалась вперед и похлопала его по руке, будто он был пансионером, просившим свой кусок хлеба.

– Я так вам благодарна за ваше общество, которым я невероятно наслаждалась, но теперь решила вести более целомудренную жизнь.

Рейф наклонился поцеловать ее. Она остановила его жестом, но ему удалось прижаться губами к ее губам.

– Да ну же, Имоджин, – сказал он. – Ты слишком страстная, чтобы вести безгрешную жизнь. Едва ли ты смогла бы уйти в монастырь. Ты вдова, и ничто не может тебе помешать развлекаться.

Но она не растаяла в его объятиях. Вместо этого отпрянула и пристально смотрела на него.

– Верно, что я не предаю Дрейвена, проводя время с вами… Но думаю, что в каком-то смысле изменяю себе.

Рейф открыл рот, поморгал и снова захлопнул его.

Имоджин взглянула на его лицо и подавила улыбку. Гризелда совершенно права. Заявление о том, что она предает себя, сразило его и заставило замолчать.

Он откашлялся, прочищая горло.

– Ты действительно хочешь прекратить наши встречи? – Голос его звучал озадаченно.

Она кивнула.

– Как я уже сказала, я благодарна. Мне было очень приятно. Но я не хочу считать себя женщиной, занимающейся любовью в чуланах для швабр и каретах. Я получила бесценный урок.

– Нам незачем заниматься любовью в каретах! – сказал он, и в голосе его прозвучала надежда.

– Я не хочу продолжать тайную связь.

Молчание. Потом он сказал:

– Похоже, вам легко забыть о наслаждении, которое мы разделяли.

– Я упивалась вашей близостью, – сказала она. – Но, если я отважусь на новый роман, Гейбриел, я не буду охотиться за партнером.

– Мои чувства… – пробормотал он сквозь зубы.

Но она улыбнулась.

– Я верю, что ваше желание искреннее, и признательна вам за него.

Это была отставка.

Он поднялся на ноги, отчаянно раздумывая, не сорвать ли фальшивые усы. И все же был в ужасе. Рейф был слишком обычным, незначительным человеком, чтобы предложить Имоджин брак. Он немногим лучше ее глуповатого мужа, если уж быть честным. И Дрейвен Мейтленд не был пьяницей. Она заслуживала лучшего.

– Прощайте, – сказала она.

– Имоджин.

Он уже повернулся, чтобы уйти, потом остановился и вернулся к ней.

– Что вы думаете делать? Собираетесь выйти замуж?

– В ближайшем будущем нет.

Рейф вышел в коридор. Его будто ударили по голове. План показать себя неотразимым любовником, притворяясь Гейбом, чтобы у Имоджин не было иного пути, кроме как принять его руку, провалился.

Он не чувствовал, что сердце его разбито. Он испытывал огромное и жгучее желание выпить. Укрыться в нежном золотистом тумане забвения, приходящего с виски. В те дни, когда он пил, он никак не мог быть партнером такой женщины, как Имоджин.

Лунный свет тускло сочился на огромную лестничную клетку. Лестница, по которой он спускался, вела на нижний этаж. Эти огромные ступеньки топтало столько герцогов… Но он остановился, положив руку на дверь своего кабинета. Как и всякий пьяница, он прятал здесь виски – запас, оставшийся с тех дней, когда он имел обыкновение в тишине кабинета выпивать на ночь бокал, два или три.

Но были ли все прежние герцоги достойны этих огромных ступеней? Его отец со второй семьей и неизменной холодностью к законным сыновьям? Питер, которого Рейф нежно любил, был настолько скрытен, что даже не счел нужным поставить Рейфа в известность о существовании их единокровного брата. Насколько он помнил, его дед был холодным тощим стариком с тростью, постоянно язвительно ухмылявшимся. Именно дед устроил брак отца, когда его сын был всего лишь мальчишкой. Возможно, его отец был бы совсем другим человеком, если бы ему позволили жениться по собственному выбору.

Наконец Рейф открыл дверь и вошел в кабинет, тайное святилище герцогов, где сиживали Питер, его отец и дед.

Он долго стоял там, глядя на два хрустальных графина, скрытых за панелью. Легкое прикосновение руки – и один из них оказался у него, и пробка из него была вынута. Острый запах виски манил, как улыбка сирены.

Напиток сулил забвение, еще один плащ и фальшивые усы, которые могли помочь ему скрыть от мира собственное несовершенство. Неспособность быть настоящим герцогом. Виски взывало к нему, обещало забыть о поражении, об ощущении, что Имоджин в нем не нуждается.

«Или, может, все было наоборот?» – внезапно подумал он. Ему не нужна Имоджин, во всяком случае, для забвения. А возможно, ей-то он необходим.

Богу было известно, что она для него важнее, чем стакан виски. Он вылил виски из обоих графинов на каменные плиты двора под окном.

Потом сел. Он точно знал, что делать. И начал составлять список. Его поверенный, человек, всегда являвшийся по первому зову. Гейбриел.

И Имоджин.