Глава 15
– Я приняла решение, Джулиан. Я знаю, что делать.
За ужином в кроссингтонской гостинице, на обратном пути, Пен все-таки нашла в себе мужество завязать этот разговор.
Кэтрин, как всегда, наскоро поужинала и удалилась, сославшись на то, что у нее-де болит голова. Как подозревала Пен, на самом деле ее спутница спала не так уж крепко, как заявляла. Прошлой ночью она все видела и слышала, поэтому решила сейчас не мешать новоиспеченным любовникам побыть друг с другом наедине.
Джулиан сделал знак рукой, давая понять прислуживавшей за ужином горничной, чтобы она тоже оставила их. Девушка удалилась.
Джулиан взял руку Пен в свою.
– И что за решение? – спросил он.
Голос и поведение его было спокойны, но Пен тем не менее отчетливо чувствовала его нетерпеливое ожидание. Сердце Пен сжималось от боли. Еще утром она была рада тому, что случилось между ними прошлой ночью. Теперь же она боялась, что эта ночь была ошибкой.
Дело даже не в том, что Пен испугалась за безопасность Джулиана. Она боялась другого: чувствовала, что слишком сильно привязалась к Джулиану. Теперь она думала, что надо прекратить любовную связь, иначе это может зайти слишком далеко.
– Я все-таки должна уехать из Англии, Джулиан, – начала она. Если уж Глазбери не остановился перед тем, чтобы довести до смерти Клео, он вполне может сделать это и со мной. Мы имеем дело с сумасшедшим, Джулиан, самым настоящим сумасшедшим!
Пен была уверена, что Джулиан тут же начнет горячо возражать, но он молчал. Молчал, продолжая держать руку Пен и нежно гладя ее пальцами. В этом прикосновении словно сосредоточилось все, что было теперь между ними. Пен ловила каждое мгновение, каждую секунду, словно ей никогда больше не суждено будет снова дотронуться до руки Джулиана.
– Бьянка, кажется, что-то говорила о своих друзьях в Балтиморе. Поеду к ним, попрошу их приютить меня на время, пока Леклер что-нибудь придумает.
– Я не позволю, – нахмурился он, – чтобы ты жила за счет каких-то людей, которых даже не знаешь!
– Извини, Джулиан, но кто ты такой, чтобы что-то мне позволять или не позволять?
В глазах Джулиана на мгновение вспыхнула злость. Он даже сильно сжал ее руку, и в этом жесте было что-то собственническое.
«Еще одно подтверждение тому, что прошлая ночь была ошибкой, – подумала Пен. – Джулиан, конечно же, хочет меня удержать и поэтому не может давать мне беспристрастных советов. Он все-таки привязался ко мне, хотя и не влюблен, но все равно терять любовницу не хочет...»
– Пен, – заговорил он, – это правильно, что, узнав печальный конец Клео, ты стала больше бояться мужа, это понятно. Но клянусь тебе: пока я жив, он тебя и пальцем не тронет!
– Я знаю, Джулиан, что ты всегда готов защитить меня. Но согласись, что ты все-таки не всемогущ. Мне, вероятно, лучше уехать отсюда.
«Я знаю, Джулиан, что ты, если понадобится, и жизнь за меня положишь. Не потому, что ты мой старый друг, не потому, что считаешь это своим долгом, и даже не из-за того, что было прошлой ночью, – а из-за наших детских игр в Лек-лер-Парке».
Если бы Джулиан Хэмптон стоял сейчас перед графом Глазбери, последний ни минуты бы не стал колебаться, чтобы убрать его с дороги.
– Что ж, – вздохнул Джулиан, – поступай, как хочешь. Но в любом случае я требую, чтобы ты ехала не без денег. Уж это-то, я думаю, могу от тебя потребовать? Завтра же наймем экипаж и отправимся в Лондон. Но я не отпущу тебя, пока не найду для тебя денег, на которые ты могла бы жить на первых порах. Не беспокойся, Пен, это займет всего пару-тройку дней.
Джулиан обещал, что предоставит ей самой принимать решение. Он так и поступил сейчас. Но в глубине души Пен была немного расстроена тем, что Джулиан так покорно смирился с ее решением. Как ей хотелось, чтобы он снова стал спорить, возражать, говорить, что не позволит!
Противоречивые чувства боролись в душе Пен. Голос разума говорил ей, что жалеть не о чем. Если даже она останется и продолжит связь с Джулианом, все равно ведь это не будет настоящей любовью... Это будет связь по расчету, ради скандала, ради развода с графом. Весь же романтизм вокруг этого – лишь самообман уже не очень юной женщины, так и не встретившей настоящую любовь, довольствующейся суррогатом, создающей какую-то иллюзию. Неизбежно такая любовь рано или поздно кончится. Так ли уж принципиально, произойдет это после первой ночи или после двадцатой?
Но голос сердца говорил Пен совсем другое. Пусть то, что связывает их с Джулианом, всего лишь дружба. Но потерять старого верного друга тоже будет нелегко. И лучше так, чем никак.
– Что ж, – вздохнула она, – пара-тройка дней погоды не сделает.
– Ты можешь остаться здесь, в гостинице, или пожить у миссис Кенуорти. Как сама захочешь. Я думаю, что и здесь, и там ты будешь в безопасности.
– Я бы лучше погостила у миссис Кенуорти, если она не против принять нас.
Ночные минуты тянулись медленно, слагаясь в часы. Рядом безмятежно спала Кэтрин. С соседней кровати доносилось ее ровное дыхание.
Пен снова не спалось из-за воспоминаний, но на этот раз они были не о Клео, не о графе Глазбери, Эти воспоминания сейчас если и гнездились в ее памяти, то где-то очень глубоко. Дракон словно притаился в темноте пещеры. Пен знала, что он никуда не делся, но сегодня ночью он вряд ли покинет свое логово. На время можно о нем забыть.
Сегодняшние воспоминания отнюдь не были ужасными. Пен задремала. В сказочном сне все было так красиво и грустно. Это были воспоминания о Джулиане, о детской дружбе, не таких.уж и частых встречах за все эти годы и о прошлой ночи. Во сне проплывали причудливые картины возможного будущего. Вот Джулиан на светской вечеринке. Он окружен всеобщим презрением, но встречает его со своим обычным холодным, стоическим мужеством.
Пен в страхе очнулась. Она постаралась было думать о чем-то другом, но перед мысленным взором снова и снова вставал Джулиан. Пен представила его сидящим в полумраке библиотеки Леклер-Парка. Это был такой привычный образ, словно Джулиан стал частью домашней обстановки, как ваза или стул. Вот Джулиан смотрит на нее. И взгляд его так мужествен и так нежен одновременно.
За весь день Джулиан ни разу не намекнул, что желал бы повторения вчерашней ночи. Более того, отпускал ее в Америку так покорно, словно она для него – никто. Должно быть, вчерашняя ночь больше значила для нее, чем для Джулиана. Он всего лишь таким способом старался утешить ее, отвлечь от грустных мыслей. Спасибо, конечно, но...
Что ж, коли так, то с ее стороны тоже все решено. Завтра Джулиан уедет в Лондон, не подозревая, что Пен он больше никогда не увидит.
Пен села на кровати. Тишина гостиницы казалась гнетущей. Полнейшая тишина, если не считать сонного дыхания Кэтрин.
«Да, прошлая ночь – это моя грубая ошибка во всех отношениях».
Пен подумала, что не должна повторять подобных ошибок впредь. Так говорил ей разум, но сердце сжималось от боли, когда она думала с ужасом о предстоящей разлуке.
Пен осторожно выскользнула из номера и крадучись подошла к двери Джулиана.
Дверь была приоткрыта на дюйм. Из-за нее виднелась полоска света.
Пен приоткрыла дверь немного пошире.
Джулиан стоял перед камином, тяжело опираясь на него руками, и напряженно всматривался в огненное пламя. Всполохи отбрасывали золотистые блики на его белоснежную рубашку. Джулиан выглядел как загадочный рыцарь, мечтающий спасти свою принцессу. Картина предстала очень живописная: на голом теле рубашка без жабо, разметавшиеся в беспорядке черные волосы, лихорадочный взгляд, устремленный в камин, сосредоточенный и напряженный.
Пен вошла в комнату и притворила за собой дверь. Почувствовав, что кто-то вошел, Джулиан от неожиданности даже вздрогнул.
Он повернулся к ней.
– Я не думал, что ты придешь, – произнес он.
– Ты меня не ждал?
– Я этого не говорил. Ты же знаешь, что я всегда тебе рад.
Джулиан не подходил к ней, продолжая стоять у камина. Сейчас он был так чертовски красив, что у Пен замирало сердце.
– Пришла я не потому, что не могла заснуть, – начала она лишь ради того, чтобы не молчать. – Я приняла решение. Чувствую себя уже гораздо смелее.
Джулиан покачал головой:
– Что ж, коли так, я рад. Ты пришла затем, чтобы сказать мне это?
– Да. То есть нет... – Пен опустила взгляд. – Я сама не знаю, зачем я пришла, Джулиан.
– Ой ли? – лукаво прищурился он.
«Ты прав, – вздохнула она про себя. – На самом деле, конечно же, знаю. Пришла ради того, чтобы еще больше все запутать. Пришла потому, что снова ищу трудностей на свою голову...»
Джулиан протянул ей руку.
Сделав несколько шагов, Пен взяла его руку. Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы хрупкая преграда между ними моментально рухнула. Джулиан тут же притянул к себе Пен своими сильными руками.
На этот раз Джулиан был совсем другим. Прошлой ночью он был нежен, прикасался к Пен бережно, словно к фарфоровой, ласкал ее, как отец ребенка. Сейчас же он был напористым, страстным и властным, хотя, разумеется, не грубым. Всем своим видом и поведением он хотел показать Пен, что никаких возражений не потерпит. Впрочем, Пен и сама бы в тот момент Ир смогла отказать Джулиану. Его страсть передавалась и ей. Все ее существо замерло в предвкушении того, что неизбежно должно было случиться.
Да, на этот раз все было по-другому. Не было долгих разговоров, вообще никаких слов. Настоящая страсть, как известно, не нуждается в словах. Не было робости молодых, неопытных любовников, в первый раз касающихся друг друга. Не было той игры, которую они изображали прошлой ночью. Никаких просьб или мольбы. Не возникали и иллюзии ради защиты от кошмара реальной жизни. Были просто мужчина и женщина, безумно стремящиеся друг к другу.
Сомнения, раздумья, взвешивания всех «за» и «против» были решительно отброшены. Сейчас всем существом Пен правил не разум, а всепоглощающая страсть. Пен целиком отдалась поцелуям Джулиана, его сильным рукам, ласкающим ее тело. Утонченным хитросплетениям разума не было места там, где безраздельно правил примитивный первобытный инстинкт.
Пен хотела Джулиана, хотела до безумия. Она ласкала его руками, губами, языком – всем, чем могла, словно безмолвно хотела сказать ему, как она его хочет. На ощупь, ибо ничего не видела от туманящей рассудок страсти, Пен судорожно начала стягивать с Джулиана рубашку. Ей хотелось дотрагиваться до его тела безо всяких преград. Джулиан помогал ей как мог. Вместе им удалось наконец стянуть рубашку, не прекращая при этом объятий и поцелуев.
Джулиан снял с Пен ее ночную рубашку, а сам освободился от остальной одежды. Они стояли нагими в отсветах каминного огня. Жар от камина приятно согревал их тела.
Пен ожидала, что Джулиан поведет ее к кровати, но вместо этого он встал сзади и положил ее руки на каминную плиту. Пен поняла, чего он хочет.
– Пен, ты такая красивая... – прошептал он.
Он легко вошел в нее, сразу и целиком. Все тело Пен, каждая ее клетка, отдалось ему, наполняясь незабываемыми ощущениями. Тела их двигались в древнем, как мир, ритме, пока наконец не достигли высшей кульминации.
Пен прижалась к Джулиану в постели. Как она оказалась в его постели, не помнила. Должно быть, он отнес ее туда, когда она уже спала.
Пен рассеянно гладила руку Джулиана, обнимавшую ее.
– Джулиан, – спросила вдруг она, – а сколько женщин у тебя было до меня?
Пен сама не знала, зачем она задала этот дурацкий вопрос. Возможно, потому, что мало знала о его жизни в тот период, когда он был для нее не Джулианом, а мистером Хэмптоном.
– Может быть, – усмехнулся он, – и есть мужчины, которые ведут подсчет, я же – нет. Может быть, потому, что все эти женщины, по сути, мало что для меня значили. Впрочем, как и я для них.
Джулиан немного кривил душой, когда говорил об этом. Он пытался, особенно в молодости, уверить себя, что его любовницы много для него значат. Он думал, что это не просто легкое увлечение, а серьезное чувство. Ему казалось, что «так благороднее». Вскоре же, однако, он пришел к выводу, что благороднее как раз не придавать этому большого значения, иначе обманываешь и женщину, и себя.
Иной раз бывали случаи, когда Джулиан догадывался, что женщина, начиная с ним роман, не просто хотела переспать с ним два-три раза, а рассчитывала на нечто большее. Самому же Джулиану этого большего отнюдь не хотелось. Так что на его совести была пара случаев, когда он не оправдывал возлагаемых женщиной на него надежд. Впоследствии он, однако, избегал подобного.
– Ты сказал, что изощренных соблазнений у тебя не было, – произнесла Пен. – Но любовные приключения все-таки были? Так что мы с тобой кое в чем похожи!
– Не совсем.
– В общем-то да, не совсем. Мои любовники на самом деле не были любовниками.
Джулиан, однако, имел в виду совсем не это.
– Именно поэтому ты так и не женился? – спросила она. Джулиан колебался, стоит ли говорить? Но он все-таки произнес:
– Когда женился твой брат, я подумывал было, что и мне пора жениться. И возраст подошел, и положение в обществе, и кое-какие средства у меня уже были. Но потом я все-таки решил, что не создан для семейной жизни.
Все, что сказал Джулиан, было правдой. Но не полной.
– Что-то я не припомню, – хитро сказала она, – чтобы ты когда-нибудь ходил в женихах, высматривал себе невесту, просил своих друзей тебя с кем-нибудь познакомить.
– Было все это, было. Только я искал себе невесту не в том обществе, в котором вращаешься ты. Солиситоры обычно женятся на девушках из немножко другого круга.
На девушках попроще, имел в виду Джулиан. Не на дочерях виконтов. Это само собой подразумевалось, обычно об этом не принято говорить вслух.
Пен и не стала распространяться больше об этом. Она снова начала ласкать Джулиана, касаясь пальцами его шрама.
– Неужели это кто-то из моих братьев тебя ранил? – спросила она. – Какой ужас!
– Нет, это не они, – поспешно уверил он. – Это другой человек из нашего кружка.
Джулиан снова вспомнил тот день, когда получил эту рану. Он специально назначил встречу Уидерби в фехтовальной академии (так шевалье Корбе называл свое заведение) в день, когда нет никого посторонних, даже самого шевалье. Джулиан не собирался устраивать дуэль, он всего лишь хотел откровенного разговора, хотел выяснить, справедливы ли его подозрения.
Когда Джулиан появился, Уидерби уже давно его поджидал, нервно расхаживая по залу и делая выпады шпагой, чтобы размяться.
– Граф Глазбери рвет и мечет, – произнес Уидерби, начиная этот шуточный поединок. – Ты в курсе, что он обвиняет тебя кое в чем?
– Он совершенно не прав, подозревая меня. Но кое-кто действительно что-то пронюхал, чего знать не следовало.
Шпаги соперников скрестились в замок.
– Что ж, – усмехнулся Уидерби, – нет ничего тайного, что однажды не становится явным!
– Тайное становится явным только тогда, когда находится кто-то, у кого слишком длинный язык. И я подозреваю, что кто-то рассказал кое-что именно тебе.
Уидерби отступил от Джулиана на шаг, поспешив отвернуться. Но Джулиан успел заметить в его глазах что-то стальное – такое, что ему не приходилось видеть во взгляде Уидерби никогда раньше.
– Послушай, старина, – проворчал Уидерби, – нельзя ли без намеков? Хочешь что-то сказать – говори прямо!
– Ты сам отлично знаешь, о чем я. Есть только два человека, которые знают секреты графа: графиня и я. Я никогда никому ничего не говорил. Остается одно – графиня о чем-то рассказала тебе!
Уидерби рассмеялся. Освободив свою шпагу из замка, он взмахнул ею пару раз, словно для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и снова встал в стойку.
– Не смеши меня, старина! С чего бы она стала посвящать во что-то меня? Уж скорее бы она поделилась с более близким другом!
– А с того, приятель, что ты соблазнил ее. – Произнести это вслух было нелегко для Джулиана. Бессильная злость мутила его разум, но и придавала уверенности. – Вот она и доверилась тебе как любовнику. И ты быстро сообразил, что можешь обезопасить себя от ревнивых преследований графа, намекнув, что кое-что о нем знаешь и, если надо, расскажешь. Вот единственное объяснение, Уидерби. Но это никоим образом не может служить твоим оправданием. Ты слишком злоупотребил ее доверием.
– Докажи это! – оскалился Уидерби.
– Очень просто. Я спрошу саму графиню, говорила ли она тебе.
– Пока ты ее спросишь, я успею убедить ее, чтобы она держала язык за зубами. И она меня послушает. Как ты думаешь, кому она доверяет больше – мне или тебе?
Джулиан заметил, что выпады шпаги Уидерби тоже становятся агрессивнее.
– Мой тебе совет, Хэмптон, – процедил сквозь зубы Уидерби, – держись от этого дела подальше, если не хочешь неприятностей!
Черная волна ярости захлестывала разум Джулиана. Спортивный поединок уже превратился в настоящую дуэль. Соперники словно сошлись в некоем смертельном танце. Лязганье стали эхом отзывалось в большом пустом зале. Вот появилась и первая кровь – лезвие шпаги Джулиана царапнуло по руке Уидерби...
Джулиан отпрянул. Вид тоненькой красной струйки словно отрезвил его.
Уидерби с удивлением смотрел на свою рану.
Джулиан опустил свое оружие.
– Ты слышишь, Уидерби? – проворчал он. – Отступись от любых угроз графу, и я никому не расскажу об этом!
– Я не понял, – усмехнулся тот. – Ты что, защищаешь этого мерзавца? С каких это пор, Джулиан? Или, может быть, желаешь защитить себя от его подозрений, что все это разболтал ты?
– Если я кого-то и защищаю, то только графиню. Между прочим, для тебя же стараюсь. Не хочу, чтобы она разочаровалась в тебе, узнав, как ты злоупотребляешь ее доверием!
Джулиан повернулся, собираясь уйти. И вдруг жаркая боль пронзила его бок. Джулиан пошатнулся, но, обернувшись, успел заметить безумные глаза и красное от ярости лицо Уидерби.
Джулиан все-таки нашел в себе силы бороться. Возможно, это ярость придавала ему силы и притупляла боль. Несколько быстрых и умелых выпадов, и Уидерби оказался прижатым к стене. Во всем огромном зале для него не осталось места, чтобы наступать или отступать.
Уидерби уронил свою шпагу и как-то весь вжался в стену, словно это могло его спасти. Кончик шпаги Джулиана упирался в подбородок Уидерби. Джулиан едва сдерживался, чтобы не прикончить своего врага. Минуты на три в зале воцарилась мертвая тишина. Слышно было лишь разгоряченное дыхание обоих соперников.
Приступ кровожадности Джулиана понемногу прошел. Убивать Уидерби ему не хотелось, но он не удержался и кольнул своего противника так, чтобы показалась кровь. Бросив шпагу, Джулиан со всей силы припечатал кулаком ему под ребра. Тот согнулся в три погибели, словно перочинный нож.
Поражение, однако, не заставило Уидерби сдаться. Держась за живот, он, ухмыляясь, прохрипел:
– Признаться, не ожидал я от тебя такого, Джулиан. Мне всегда казалось, что ты холоден как лед. Чего ты добиваешься? Чтобы она всю жизнь прожила одинокой женщиной? Как ты живешь бобылем? А ты будешь лишь платонически вздыхать по ней и наблюдать со стороны, чтобы она не смела никому отдавать свою честь. Тоже мне, рыцарь! Протри глаза! Не в средние века живем – девятнадцатый на дворе!
Джулиан пошел прочь.
– Запомни, Уидерби, – произнес он, обернувшись. – Если ты ее хоть пальцем тронешь, будешь иметь дело со мной. А если ты ее снова предашь, как сейчас, я убью тебя!
Угроза Джулиана, как ни странно, возымела действие на Уидерби. Во всяком случае, граф больше не получал анонимных писем с требованием денег в обмен на молчание. Но от графини Уидерби не отступился. И однажды снова предал ее. Как и предсказывал Джулиан, на этот раз еще подлее.
– Не мои братья? – переспросила Пен.
Джулиану, погруженному в воспоминания, показалось, что прошло много времени после его ответа. На самом же деле все эти воспоминания промелькнули у него в голове мгновенно.
– Но я думаю, – продолжала она, – и не Сент-Джон или Адриан Бершар. Они все-таки достаточно профессиональны, чтобы допустить подобную оплошность!
Пен вдруг затихла. То ли она прочитала мысли Джулиана, то ли догадалась сама, но вдруг внезапно поняла, кто на самом деле был виновником раны.
– Господи! – прошептала она. – Джулиан, это он? Он догадался, что ты все о нем знаешь. Господи, Джулиан, он мог бы тебя убить!
– Мог бы. Но, как видишь, не убил!
Пен снова осторожно коснулась шрама Джулиана. Не убил. Джулиан говорил об этом так, словно это было милостью, благородством со стороны Уидерби. Пен так не думала. Не Уидерби был победителем в этом поединке, чтобы иметь право миловать Джулиана.
Пен еще крепче обняла Джулиана. Много лет назад он ради нее дрался с мужчиной, который потом ее предал. А она все эти годы жила, даже не подозревая об этом.
И она прижалась к его груди щекой, словно желая насладиться каждой минутой близости. Она понимала, что эти минуты, складываясь в часы, неизбежно приближают рассвет, с которым Джулиан уедет в Лондон. Пен жадно вдыхала запах Джулиана, целовала все его тело, словно пытаясь запомнить его на вкус.
Джулиан повернулся к ней. Поцелуи ее он, должно быть, воспринял как призыв к новому акту. Пен сама не заметила, как очутилась на Джулиане сверху. Он ласкал ее грудь, и Пен тоже ласкала его грудь. В этой новой позе Пен еще сильнее чувствовала плоть Джулиана в себе.
Она наклонилась, чтобы поцеловать его.
– Джулиан, – спросила она, – ты сказал, что твой отношения с женщинами мало что для тебя значили.
– Честно говоря, Пен, это действительно так.
– А со мной, Джулиан? Что значат для тебя отношения со мной? Мне это очень важно знать.
– Пен, – произнес он, – я собирался задать тебе тот же вопрос.
Пен вдруг просияла.
– Иного ответа мне и не надо, Джулиан. Твой вопрос – это лучший ответ на мой вопрос, как и мой – на твой. Я очень рада, Джулиан, что для тебя столько значу. Хорошо все-таки иметь любовную связь со старым другом, которому давно доверяешь!
Губы Джулиана вдруг скривила какая-то странная улыбка.
– Да, – прошептал он себе под нос, едва слышно для Пен, – старый друг.
Он притянул ее к себе и коснулся губами соска.
– А теперь, Пен, – произнес он, – я буду тебя любить и хочу, чтобы ты стонала как можно громче. Хочу; чтобы этот звук стоял у меня в ушах всю дорогу до Лондона.
