Первый эпилог
МАЛЕНЬКОЕ ПЯТНЫШКО И БОЛЬШИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Эсме проснулась, как и всегда в последнее время, с мыслью об Уильяме. Все ли с ним в порядке? Секундой позже она поняла, что ее разбудил радостный детский смех. Занавески были открыты, и в комнату вливался яркий солнечный свет. Себастьян в одних панталонах стоял у окна, его плечи вздымались восхитительной горой мышц, а из-за его левого плеча выглядывал, болтаясь в воздухе, крохотный сжатый кулачок. Держа Уильяма на одной руке, Себастьян подбрасывал его вверх. Голову Эсме немедленно наводнили мысли о сквозняках. Она никогда не позволяла Уильяму приближаться к окну, даже несмотря на разгар лета… Но на этот раз Уильям так радостно визжал от восторга!
Однако когда Эсме заметила, что младенец сидит на согнутом локте Себастьяна и на нем даже нет подгузника, у нее сердце ушло в пятки. Она никогда не раздевала ребенка догола!
Вцепившись Себастьяну в волосы, малыш весело повизгивал, и Эсме поймала себя на том, что не может оторвать взгляд от этой поразительно красивой пары.
Внезапно она подумала, что один из самых упитанных, здоровых и счастливых детей на свете вряд ли напоминает ее еще недавно такого больного и хрупкого сына.
— Тебе так нравится, сынок, правда? — спрашивал Себастьян каждый раз, когда подбрасывал Уильяма и тот весело хохотал. Потом он, прижав ребенка к груди, начал целовать его кудри и только тогда заметил, что Эсме смотрит на них. Он смутился, не зная, как она отреагирует на эту сцену.
— Ему нравится, Эсме. Видишь? — Себастьян пощекотал маленький пухлый животик. В знак подтверждения Уильям откинулся на его плечо и залился хохотом.
— Он у нас здоровенький, правда? — осторожно спросила Эсме.
— Здоровый, как поросеночек, — подтвердил Себастьян.
— О Боже, — выдохнула Эсме. — Я только боюсь, что…
Себастьян перенес Уильяма на постель.
— Обещаю тебе, он не простудится. Я бы никогда не стал раздевать его, если бы подозревал, что малыш может захворать.
Уильям, лежа на одеяле, махал ручками и брыкался, радостно празднуя освобождение от трех слоев шерстяных одежек.
— Сейчас лето, Эсме, — мягко заметил Себастьян. — В саду цветут розы. Я думаю, что упражнения пойдут ему только на пользу. — Он перевернул малыша, и Уильям вопросительно поднял свою большую голову. — Он уже учится держать голову, — сообщил Себастьян таким счастливым голосом, словно Уильям получил высшую степень Оксфордского университета.
На крепкое маленькое тельце мальчика лился солнечный свет, освещая его каштановые волосы, так похожие на волосы отца, его голубые глазки смотрели на Себастьяна с лаской, доставшейся по наследству от Майлза; но, кроме этого, Эсме заметила еще кое-что.
В самом низу его позвоночника виднелось маленькое пятнышко, похожее на звездочку, — отметина, которой не было при рождении, но которая теперь, несомненно, присутствовала.
— Себастьян, — тихо позвала она, и что-то в ее голосе заставило его оглянуться. — Посмотри.
Себастьян уставился на поясницу сына и не произнес ни слова.
— Что ты об этом думаешь?
— Это очень похоже на ту отметину, которая имеется у меня на пояснице, — сказал он медленно. Его лицо выглядело в эту минуту скорее озадаченным, чем обрадованным.
Внезапно он рассмеялся:
— А я никогда не сомневался, что прав! К тому же я и без того уже любил его всем сердцем.
Эсме подняла на него сияющие глаза:
— О, Себастьян, что бы я без тебя делала? Некоторое время он смотрел на нее любящим взглядом, потом широко улыбнулся:
— Я не стану отвечать, потому что этого никогда не будет.
Уильям перевернулся и энергично махал маленькими ручками, но его папа и мама не видели, как он машет феям, танцующим в воздушном столбе пыли, выхваченном солнечным лучиком. Они соединились в объятиях, и папа поцеловал его маму так, как будто она была самым восхитительным, самым желанным, самым прелестным созданием на свете, а она — как будто была готова отдать все сокровища мира за то, чтобы вечно оставаться в его руках.
