Глава 11

– Я уже думала, вы сюда никогда не придете, – сказала Дженни, провожая Уилтона Рейли в просторную гостиную. – Я ждала вас еще вчера и уже начала беспокоиться.

– Вы сказали, в пятницу или в субботу. – Рейли отдал Дженни свое пальто, а шляпу и шарф бросил на круглый столик у двери. – Я хотел прийти вчера, но возникли кое-какие затруднения.

Дженни, которая вешала в это время пальто, так и замерла с поднятой рукой.

– Затруднения? Вы хотите сказать, что-то связанное с вашей работой дворецкого?

Рейли покачал головой, в его темных глазах появилось сочувствие.

– К сожалению, нет. Мистер Беннингтон нанял человека шпионить за мной.

Дженни в изумлении открыла рот, но не издала ни звука. Она быстро повесила пальто и прижала руки к груди, чтобы дворецкий не видел, как они дрожат.

– Откуда вы знаете? – спросила она.

– Оттуда же, откуда я узнаю почти обо всем, что происходит в доме, – ответил он, – одна наша горничная слышала, как мистер Вильям давал распоряжения этому человеку, и сразу пришла ко мне. Разумеется, Марта не поняла, в чем здесь дело, а я не стал ее просвещать. Я сказал ей, что мистер Вильям ищет повод меня уволить. Такое объяснение ее устроило.

В комнате было тепло, но Дженни пробирала дрожь. Она медленно опустилась в обитое бархатом кресло-качалку, Рейли устроился напротив на стуле с золоченой спинкой. Носком туфли она отталкивалась от красно-серого узорчатого ковра и слегка раскачивалась в кресле. Шторы на окне были раздвинуты, и сквозь прозрачные кремовые занавески пробирался зимний солнечный свет. Дженни подставила щеку скупым лучам и наслаждалась их робким теплом. Дженни предложила гостю закусить. На низком столике был накрыт вечерний чай, еду ей прислали из ресторана отеля.

Рейли налил себе в чашку чая и вопросительно взглянул на нее.

– Нет, я ничего не хочу, – сказала Дженни, – кто этот человек, которого нанял мой отчим?

– О нем не стоит беспокоиться. Всего лишь полицейский, желающий подработать на стороне.

– Коп? – У Дженни пересохло во рту. – Кто-то из местных?

– Да. Наверное, мистер Вильям не знал, что я с Лайамом О'Шиа раза два-три в неделю здороваюсь на прогулке. Очевидно, О'Шиа не сказал, что знаком со мной, иначе ему не видать бы этой работы. Что случилось? Вам плохо? – Рейли поставил на стол свою чашку и встревоженно нагнулся к Дженни. – Дать вам чего-нибудь? – Девушка покачала головой, и Рейли неодобрительно поджал свои тонкие губы. – Вижу, вы все-таки расстроились. Надеюсь, вы не думаете, что я позволил О'Шиа прийти за мной сюда? Я не так глуп. Вот почему вчера меня не было – я не мог избавиться от слежки.

– А сегодня?

– Я удивил его тем, что изменил свой обычный маршрут. Я сделал крюк, и он потерял след.

– Будьте осторожнее, мистер Рейли! Лайам О'Шиа знает меня.

Рейли нахмурился:

– Не может быть! Вы так редко выходили из дому, а потом лежали в больнице. Откуда он вас знает? Он уже очень давно не приписан к нашему округу.

– Позвольте, – сказала Дженни, поднимая руку, – я что-то не поняла. Значит, вы и остальная прислуга знали, что я в клинике?

– Ну да, – протянул он с небольшой заминкой, – мистер Вильям сказал нам, что вы в одной из нью-йоркских клиник. Конечно, посещать вас он не разрешил.

– Разумеется, – медленно произнесла Дженни, в глазах ее вспыхнул гнев, – потому что меня там не было. Мой отчим запихнул меня в клинику Дженнингсов… в отделение для душевнобольных.

Лицо дворецкого окаменело.

– Он хотел убедить нас в том, что вы сумасшедшая, но, когда в последний раз пришли врачи и вас забрали, он сказал, что вы серьезно больны – лихорадка – и что в больнице вам обеспечат подобающий уход. Нам и в голову не приходило, что он упек вас в психушку. Мы бы такого не потерпели!

– Думаете, он этого не знал? – ласково спросила Дженни. Она потянулась к руке дворецкого и накрыла ладонью его крепко сжатый кулак в знак благодарности за преданность. – Когда я убежала из клиники, они пустили слух, что я умерла. – Девушка убрала руку. – Я жила у очень добрых людей, которые почти ничего обо мне не знали, мистер Рейли. Тогда-то я и познакомилась с Лайамом О'Шиа.

– Значит, вы жили где-то в районе Пятой авеню, к северу от Тридцать пятой улицы. Это примерный маршрут О'Шиа.

– В вас погиб великий детектив, мистер Рейли, – с улыбкой сказала Дженни.

– Вы скажете мне, у кого жили?

– Нет, – твердо ответила она, – этого я вам не скажу. Я ушла от него… от них, – быстро поправилась Дженни, но это не осталось незамеченным, и дворецкий удивленно вскинул брови. – Пожалуйста, мистер Рейли, не будем об этом говорить! Я не хочу мешать все в одну кучу. Допустим, у меня было две жизни.

– Так что насчет Лайама О'Шиа? – спросил он. – Вы сказали, что он вас знает.

– Да, но не как падчерицу Вильяма Беннингтона, а только как Дженни Холланд. Он думает, что я горничная.

– Дженни Холланд, – задумчиво повторил Рейли, поднимая на нее глаза, полные тревоги. – А вы не боитесь попасться в ловушку собственной хитрости?

– Я действую осторожно, – заверила Дженни.

– Не так уж и осторожно. Вас не удивляет, почему мистер Вильям повесил мне на хвост О'Шиа? – Дворецкий коротко рассказал о своем разговоре со Стивеном после первой встречи с Дженни на прогулке. – Я не смогу часто сюда приходить. Это было бы слишком рискованно. Если вам понадобится моя помощь, дайте мне знать через «Геральд».

– Вряд ли стоит это делать. Я уже не так уверена в надежности такого сообщения.

Дженни было трудно говорить. Мысли в голове бешено крутились. Ее пугало то, что Стивен видел ее тогда с Рейли. Теперь он стал подозрительным. А тот случай у Амалии, когда ее судьба висела на волоске? При одном воспоминании о том, как она стояла у двери в спальне Мэгги и слушала разговор в коридоре, по телу Дженни побежали мурашки. Подумать только – ведь она была всего в нескольких шагах от Стивена и Вильяма Беннингтонов! Только наспех сочиненная ложь Кристиана и балкон Мэгги спасли ее от встречи с ними.

Дженни налила себе чашку чая.

– Лучше пишите мне сюда. Возьмите на почте абонементный ящик и сообщите мне номер. Я буду посылать вам письма на этот ящик. Так нам не придется беспокоиться, что Вильям или Стивен вскроют вашу почту. – Она медленно отхлебнула чаю. – И вот еще что, мистер Рейли. Возможно, у моего отчима имеются не только подозрения Стивена.

Понизив голос до сиплого шепота, Дженни поведала дворецкому о новогодних событиях. Она описала все, опустив только имя Кристиана и то, что между ними тогда произошло, – не могла же она об этом рассказать.

Рейли слушал Дженни со все растущей тревогой. В конце ее рассказа он уже покачивал головой из стороны в сторону и взволнованно потирал лысую макушку.

– Не нравится мне все это, – сказал он, – ох, не нравится! Не знаю, что вы думаете по этому поводу, но мне совершенно ясно, что Амалия Чазэм вас узнала.

– Когда я поразмыслила над случившимся, то пришла к такому же выводу. Но как это могло произойти, мистер Рейли? Ведь раньше я никогда в жизни не встречалась с Амалией.

– Надо думать, – сухо бросил Рейли, – с этой шлюхой!

Дженни слабо улыбнулась и поставила свою чашку на стол.

– Вижу, вы поняли в этом не больше моего. Ну ничего! Мне кажется, теперь это все не имеет значения. Вряд ли мы с ней еще когда-нибудь увидимся.

Рейли неохотно согласился.

– А как ваше фотооборудование? – спросил он, меняя тему. – Теперь у вас есть все необходимое?

Она кивнула.

– Да, я посмотрела – все на месте. Как раз то, что мне надо. Вы просто чудо! – Она тихо засмеялась, увидев, как вспыхнули щеки дворецкого. – Да, да, мистер Рейли. Прямо не знаю, что бы я без вас делала!

– Не напоминайте мне об этом! Я не уверен, стоит ли брать на себя ответственность за ваши таинственные дела.

– На вас нет никакой ответственности, – твердо сказала она.

Дворецкий тихо фыркнул, с сомнением глядя на Дженни.

– Лично мне так не кажется, – сказал он тоном, не терпящим возражений, и взглянул на маятниковые часы, громко стучащие на противоположной стене. – Жаль, я не могу больше здесь оставаться, а то бы я вас образумил. – Он вздохнул:

– Хотя, наверное, это было бы напрасным сотрясением воздуха. Вы всегда отличались кротким сердцем и непробиваемым упрямством. – Он уперся ладонями в колени и встал. – Вам нужно еще что-нибудь из вещей?

– Из оборудования у меня есть все необходимое, – сказала она, – но у меня к вам большая просьба: пришлите, пожалуйста, сюда кое-что из одежды. У меня есть только два платья, несколько смен белья и одна пара туфель. Премию, которую дал мне мой хозяин на Рождество, я потратила на плащ и варежки. Боюсь, я не слишком удачно ею распорядилась, – она грустно улыбнулась. – Забота о деньгах – удел бедняков. А теперь, когда ночной портье принял меня за проститутку, мне придется отстегивать деньги только за то, чтобы он молчал.

Рейли выкатил глаза. Его лысая макушка побагровела.

– Боже мой, о чем это вы говорите? Как он мог так подумать?

– Ну, во-первых, я приехала сюда почти без вещей. А во-вторых, я не знала, под каким именем записана в журнале приезжих. Я назвалась Смит, но в журнале оказалось две миссис Смит. Тогда я просто спросила номер 212. Портье счел это подозрительным.

– Минутку, – Рейли нахмурился, – ведь в объявлении сказано «У. Смит», верно?

– Да, но я же вам говорю – Смит было две. Я не знала, какая из них я.

Рейли в недоумении помотал головой:

– Я что-то не понял. Как звали другую Смит?

– Кажется, Карлтон. Миссис Карлтон Смит.

– Так как же вы могли перепутать? Вы же У. Смит.

– Но… – Она замолчала, пытаясь уловить смысл разговора. – А, так вы имели в виду «У. Смит», а не «У Смит»! – Она расхохоталась, увидев, что Рейли все еще ничего не понимает. – Ну ладно, это не важно. – Она просунула руку ему под локоть и проводила к выходу из номера. Рейли открыл дверь, и они шагнули в коридор, застеленный ковровой дорожкой. – Спасибо, что пришли, мистер Рейли, – серьезно сказала Дженни, – вы очень добры ко мне. Я не забуду этого, обещаю.

Повинуясь порыву, она встала на цыпочки и чмокнула дворецкого в щеку.

Растроганный Рейли смущенно откашлялся:

– Надеюсь только, что мне не придется об этом жалеть. Вы знаете, как тронуть сердце старика.

– Не такой уж вы и старик, – сказала Дженни, критически оглядывая его с головы до ног, – у вас еще неплохая фигура. – Как же ей не хотелось его отпускать! Вот сейчас он уйдет, и она опять останется одна в четырех стенах. – Вы не забудете прислать мне одежду?

– Нет, вы получите ее в течение недели. – Он полез в карман, достал оттуда несколько купюр и сунул их Дженни. – Возьмите, – грубовато сказал он.

– Но вы уже оставили мне деньги.

– Этого мало. – Он махнул рукой, отметая ее возражения:

– И не спорьте! Мы оба знаем, что деньги вам пригодятся. – Он обмотал шею шарфом и, забрасывая его конец с бахромой через плечо, озорно добавил:

– К тому же, участвуя в этой затее, я чувствую себя Робин Гудом.

У Дженни отлегло от сердца – значит, Рейли дал ей не свои личные деньги. Интересно, что же ему пришлось украсть и продать, чтобы получить их?

– Ну тогда все в порядке. Можете располагать всем, что я имею.

Дженни задержалась в коридоре, подождав, пока Рейли повернет к лестнице. Вот он и ушел, надо возвращаться в номер! Скользнув за дверь, она пообещала себе не думать о Кристиане Маршалле – во всяком случае, если и думать, то не больше часа.

Кристиан Маршалл нагнулся за шляпой, которую нарочно уронил на ступеньки. Уилтон Рейли прошел мимо, не взглянув на него. Немного погодя Кристиан направился за ним. Выйдя из отеля, Рейли взял экипаж. Джо Минз, ждавший Кристиана в карете, по приказу хозяина медленно тронулся следом. Джо хотел узнать, нашел ли Кристиан Дженни Холланд, но, мельком взглянув на суровое, замкнутое лицо Кристиана, понял, что сейчас не самый подходящий момент для расспросов.

Кристиан откинулся на кожаные подушки открытой кареты и развернул на коленях одеяло. Он поднял шарф, закрыв нижнюю часть лица от порывов холодного ветра. Предоставив Джо следить за экипажем, Кристиан позволил себе отвлечься и подумать над подслушанными обрывками разговора.

Лестница была не самым удобным местом для наблюдения, но Кристиан, знавший каждый дюйм этого отеля, понимал, что выбирать ему не приходится. В пятницу утром в ожидании прихода Батлера он попытался забронировать апартаменты рядом с 212-м номером, но оказалось, что свободных мест нет. Он вернулся в полдень с блокнотом и карандашами и под предлогом того, что ему надо решить кое-какие проблемы проектирования, поднялся наверх. Как только служащие отеля «Святой Марк» поняли, кто такой Кристиан Маршалл, они наперебой бросились ему угождать. Им вовсе не показалось странным, что он почти целый день слонялся возле вестибюля второго этажа и ресторана или мерил шагами лестницу между первым и третьим этажами.

Он так сосредоточенно-хмуро осматривал здание, так мрачно поджимал губы, делая эскиз за эскизом, что у гостиничной прислуги не осталось сомнений – отелю «Святой Марк» грозит неминуемый обвал. Интересно, но слух об этом так и не пошел дальше портье. Меньше удивляло то, что никто не рискнул обратиться с вопросами к самому Кристиану Маршаллу: с головой уйдя в мысли о Дженни Холланд, он был недосягаем.

В субботу настроение его не улучшилось. Он пришел в отель «Святой Марк», понимая, что, если Батлер и сегодня не появится, ему придется самому идти в 212-й номер. Эти апартаменты были записаны на миссис Уоллес Смит. У Смит. У. Смит. Кристиан сразу увидел связь и понял, что это не совпадение. Дженни должна быть там – он в этом не сомневался. Если бы он был так же уверен в том, что она хочет его видеть! Каждый раз, когда открывалась дверь в северном крыле второго этажа, у Кристиана сердце замирало от страха и тревожного ожидания. Но в коридор выходили незнакомые люди, среди них не было его Дженни. Его Дженни! Да, именно так он думал о ней, но дольше продолжать эту мысль боялся.

Надо было сначала выяснить, кто такой Батлер. Кристиан был даже разочарован, когда этот мужчина – а он нутром чуял, что это именно мужчина, – не появился в отеле в пятницу. И все же стоило быть поосторожнее в желаниях, ибо, когда Батлер все-таки пришел и дверь 212-го номера открылась, Кристиан почувствовал, как у него подкашиваются ноги.

Милый хрипловатый голос Дженни донесся до лестницы.

«Когда вы не пришли вчера, я начала беспокоиться».

Кристиан не помнил, что ответил мужчина – конечно, если он вообще что-то ответил. Слова Дженни эхом звенели в его ушах. В ее голосе были симпатия и тревога – так говорят с человеком, который небезразличен. В Кристиане вспыхнула ревность – чувство, доселе ему незнакомое. На мгновение у него помутился разум, но он взял себя в руки и попытался сосредоточиться. Батлер был пожилым степенным мужчиной, лысоватым и тощим, как жердь. Он совсем не походил на Дженни, но Кристиан все же не исключал возможности их родственных отношений. Маловероятно, зато утешительно. За те полчаса, что Батлер провел в номере у Дженни, Кристиан выстроил в голове с полдюжины разных вариантов, объяснявших их родство. Он приходится ей двоюродным дядей, а может, троюродным братом. Кристиан додумался даже до того, что Батлер – давний друг семьи, учитель или старый партнер по бизнесу.

Но вот Батлер вышел из номера, и Кристиан опять услышал хриплый голос Дженни.

«Спасибо, что пришли, мистер Рейли».

Итак, фамилия мужчины вовсе не Батлер, а Рейли. Батлер был Рейли, так же, как Дженни была Принцессой. Кристиан почувствовал раздражение. Он уже устал разгадывать загадки Дженни, ему надоели ее хитроумные игры.

«Вы очень добры ко мне».

Лучше бы он этого не слышал!

«Не такой уж вы и старик. У вас еще неплохая фигура».

Проклятие, что она хотела этим сказать? Кристиан дал волю своему воображению, и по его щекам заходили желваки. Он представил, как Дженни раздевается перед Рейли, потом раздевает его, как она ложится на кровать, поднимает руки и манит своего любовника улыбкой, глазами…

«Можете располагать всем, что я имею».

Рейли дал ей деньги. Кристиан не видел самой сделки, состоявшейся в коридоре, но догадался о том, что произошло.

«Можете располагать всем, что я имею».

Он не скоро забудет эти ее слова!

«Всем, что я имею». «Всем».

Нет, не скоро!

Но она же не шлюха, говорил себе Кристиан. Во всяком случае, не была ею. Может, он сделал ее шлюхой у Амалии?

«Можете располагать всем, что я имею».

В том скверном расположении духа, в котором пребывал сейчас Кристиан, на ум ему приходила лишь одна вещь, которую могла отдать Дженни. А фотооборудование? Может, она еще и снимала при этом? Что ж, похоже, Дженни Холланд устроила у себя в номере весьма интересную студию.

– Ты видишь экипаж? – спросил Кристиан, нагнувшись вперед и тряхнув Джо за рукав.

– Да, сэр, он едет через несколько карет впереди нас. Ваш человек уже три раза сменил кеб.

Кристиан понял, как далеко забрел в своих мыслях. Он совершенно выпустил Рейли из виду.

– Как ты думаешь, он заметил слежку?

– Точно не знаю, мистер Маршалл. Но похоже, что нет. Он не пытается от нас оторваться.

Кристиан поразмыслил над этим, но так и не понял, что двигало человеком, которого он преследовал, – беспечность или сверхосторожность.

– Где мы сейчас?

– На Сорок второй улице.

– Господи, что мы здесь делаем? Это же верхняя часть города!

Джо понял, что на этот вопрос можно не отвечать. Его дело маленькое – выполнять команды хозяина и следить за кебом.

Кристиан резко откинулся на сиденье и скрестил на груди руки. Его мать сказала бы, что он дуется. Его отец сказал бы, что он нарывается на драку. И оба были бы правы. В этот момент у Кристиана был темперамент десятилетнего мальчишки, и он не собирался его укрощать.

– Экипаж останавливается, сэр, – сказал Джо.

– Поезжай медленно, – велел Кристиан, – я только хочу посмотреть, куда пойдет Рейли

Джо сделал, как ему сказали. Они с Кристианом видели, как мужчина вышел из кеба, расплатился с извозчиком и торопливым, размашистым шагом перешел на другую сторону улицы.

– Черт возьми, – проворчал Кристиан, – ты можешь ехать за ним, не привлекая к себе внимания?

Джо уверенно кивнул. Он проехал полквартала к северу, затем развернул карету. Кристиан в это время не спускал глаз с Рейли. Человек, за которым они следили, не замечал их. Вдоль улицы тянулось несколько массивных частных особняков. Джо слегка округлил глаза, увидев, что Рейли остановился перед одним из них и по-хозяйски открыл железные ворота.

– Он что, там живет? – спросил конюх, обернувшись к Кристиану. – Я думал, это дом Беннингтонов.

В это время Рейли взбежал по ступенькам парадного крыльца, ненадолго остановился перевести дух у одной из коринфских колонн, украшавших главный вход, а затем исчез за дверью.

– Добрый день, мистер Маршалл! Привет, Джо! – Лайам О'Шиа небрежно приподнял край шляпы округлым концом своей дубинки. – Сегодня довольно прохладно, – сказал он, приноравливаясь идти вровень с медленно ползущей каретой Кристиана.

Кристиан опустил свой шарф и одарил копа вежливо-равнодушной улыбкой. Ему не хотелось вступать с О'Шиа в беседу.

Лайам философски воспринял холодность Кристиана. Ему намного сподручнее было общаться с Джо Минзом.

– Как дела у миссис Брендивайн, Джо?

– Бесится. Ей жутко хочется встать с постели.

– Я ее понимаю. Передай ей, что мне тоже очень этого хочется. Без нее никому и в голову не приходит угостить меня пирожками, которые тают во рту.

Джо усмехнулся:

– Ладно, я ей передам.

– Что-то в последнее время не видно мисс Холланд.

– А, так она ушла, – ровным голосом сказал Джо.

– Да? Как жаль! Такая славная девушка! Мы с ней иногда прогуливались вместе. – Он пожал плечами, размахивая дубинкой в такт своим шагам. – Послушай, ты не передашь от меня пару слов Мэри-Маргарет?

Обернувшись и украдкой взглянув на Кристиана, Джо понял, что его хозяину надоело ждать.

– Зайди и скажи сам, – сказал он.

– В том-то и дело, что не могу. – Они дошли до конца квартала, и Лайам остановился, показывая дубинкой через плечо на ближайший особняк. – Я на особом задании. Понимаешь, мне тут подкинули кое-какую работенку – частного свойства. В общем, подрабатываю. Так что я не смогу пойти к ней…

– Вы работаете на Беннингтонов? – перебил Кристиан ирландца, резким взмахом руки велев Джо остановить карету.

– Этого я не могу вам сказать, мистер Маршалл. – Лайам качнулся на пятках, заложив руки за спину. Вся его поза выражала гордость и самодовольство: как же, ведь он обратил на себя внимание самого мистера Маршалла! – Если бы я, к примеру, выполнял для вас работу сыщика, вам бы не понравилось, начни я трепать об этом на каждом углу, верно? Вы бы пожелали сохранить это в строгом секрете.

Кристиан желал сейчас одного – расквасить О'Шиа его смазливую физиономию. Но пришлось обуздать свои мальчишеские порывы и зайти с другого конца:

– Понимаете, в чем дело, О'Шиа. Я как раз ищу человека для такого рода работы. Я хотел обратиться в сыскное агентство Пинкертона, но пока еще не решил. Может быть, если вы расскажете мне, что конкретно вы делаете для Беннингтонов, я пойму, подходите вы мне или нет.

Лайам оглядел улицу. Что ж, время у него есть. Вообще-то это время оплачено мистером Беннингтоном, но ничего страшного не случится, если он немного побеседует с мистером Маршаллом. В конце концов, мистер Рейли вернулся в дом и вряд ли скоро выйдет опять. Если не считать его сегодняшней поездки в кебе, дворецкий был вполне предсказуем. Лайам не слишком переживал из-за того, что потерял его след. Он знал извозчика, который привез Рейли назад, и позже выяснит, где тот подобрал дворецкого. Улыбка О'Шиа так и светилась самодовольством.

– С радостью расскажу вам все, что могу, мистер Маршалл, – сказал Лайам, – но не здесь, перед самым домом. У меня могут быть неприятности.

Кристиан понял намек:

– Тогда, может, прокатитесь с нами? Я еду домой, мы можем поговорить по дороге.

Лайам потопал ногами, сбивая налипший на них снег, и забрался в карету.

– Итак, какую работу вы хотели бы мне поручить? – спросил он, беря предложенное Кристианом одеяло и укрывая им ноги.

Карета тронулась.

– Дело сугубо личное, – медленно заговорил Кристиан, пытаясь придумать что-нибудь подходящее для Лайама, – к «Кроникл» не имеет никакого отношения. Я полагаю, поручение Беннингтонов как-то связано с банком?

– Нет-нет, – поспешно ответил Лайам, – совсем не связано.

– Тогда мне надо обратиться к Стивену за рекомендациями.

Лайам покачал головой, покручивая двумя пальцами кончики своих усов.

– К его отцу. Но я еще не собрал нужные сведения для мистера Беннингтона, так что, если вы будете разговаривать с ним сейчас, он пока не сможет дать достойную оценку моим способностям.

– Ну ладно. Думаю, уже одно то, что он вас нанял, говорит в вашу пользу. Сам-то он наверняка навел о вас справки, прежде чем дать вам задание.

– Совершенно верно, – отозвался Лайам, – и остался доволен отзывами.

Кристиан кивнул. Внешне он казался совершенно расслабленным, но под одеялом его руки судорожно сжимали колени.

– Даже не знаю, – сказал он, якобы замявшись, – дело в том, что я хочу предложить вам работу весьма деликатного свойства, – он понизил голос до доверительного шепота. – Мне кажется, что женщина, с которой я в последнее время встречаюсь и которой хотел сделать предложение, крутит роман с другим мужчиной, – Кристиан вдруг понял, что его ложь прозвучала очень похоже на правду, – с женатым мужчиной. Если это так, то, естественно, ни о какой свадьбе не может быть и речи. Я хотел бы, чтобы вы последили за ней… узнали, куда она ходит, с кем встречается. Вам приходилось когда-нибудь выполнять работу такого рода?

– Как раз это я и делаю сейчас для мистера Беннингтона. Разница лишь в том, что он поручил мне следить не за женщиной, а за мужчиной.

– Ах, вот как? Вы следите за мужчиной? – тихо спросил Кристиан. – Это, наверное, деловой партнер Вильяма?

– Домашний работник.

Кристиана осенила догадка.

– Дворецкий? – Ирландцу не пришлось отвечать – ответ был написан на его лице. – Так вы следите за мистером Рейли?

– Но откуда…

– Джо его знает, – солгал Кристиан, надеясь на поддержку своего конюха.

И Джо не подкачал – обернувшись через плечо, он кивнул, подтверждая слова хозяина.

– Я слышал, как Джо его окликнул на улице, – продолжил Кристиан.

«Странно, как же я этого не заметил? – удивился Лайам. – Наверное, это случилось, когда я разглядывал экипаж, в котором приехал Рейли».

– Понятно. Значит, вы знаете, за кем я слежу. Но думаю, это не страшно, – сказал он, явно сконфуженный, – ведь это не я вам сказал, правда?

– Нет, вы ничего не говорили. И потом, я уверен, что, обратись я к Вильяму, он сам рассказал бы мне о вашем задании. – «Черта с два!» – Так что не берите в голову! Если бы вы работали на меня, я бы нисколько не сомневался в вашей надежности. Но расскажите же мне, как вы работаете. Это так интересно! Мистер Рейли знает, что вы за ним следите?

Лайам взглянул на спину Джо.

– Раз Джо знаком с этим человеком, то мне нельзя…

– Обо мне не беспокойся, Лайам, – сказал Джо, оборачиваясь, – я ничего не скажу. Не так уж я его хорошо знаю, да и, по правде говоря, он мне никогда не нравился.

Джо украдкой подмигнул Кристиану.

Лайам колебался недолго. Ему очень хотелось убедить Кристиана Маршалла в том, что он справится с еще одним заданием. Он выпрямился на сиденье и расправил грудь.

– Нет, Рейли ни о чем не подозревает. Откуда? Я действую очень осторожно. В таких делах это самое главное.

«Не так уж и осторожно, – подумал Кристиан. – Рейли три раза менял кеб, значит, он что-то заметил».

– А что вы пытаетесь выяснить?

– Точно не знаю, – неохотно признался Лайам, – мистер Беннингтон держит это в секрете. Но мне кажется, все дело в воровстве. Обычное дело: хозяева подозревают, что их старый слуга ворует, но не хотят терять работника, не проверив своих подозрений. Такие дела лучше улаживать по-тихому, без шума, – он красноречиво указал на себя. – Вот почему Беннингтон нанял меня. Мне нужно только записывать передвижения дворецкого – куда он ходит, с кем видится. Как раз то, что надо и вам.

Кристиан оставил без внимания намек Лайама.

– Ну а вы что же? Записываете его передвижения? Как увлекательно! – восхитился он, надеясь, что О'Шиа заглотнет наживку. – Вот, например, сегодня – куда он ходил?

Лайам откашлялся и отвел взгляд от испытующих глаз Кристиана.

– Этого я не могу вам сказать, – ответил он, – сначала я должен доложить мистеру Беннингтону, понимаете?

Кристиан разжал напряженно сведенные пальцы. Он понял: О'Шиа темнит, потому что у него нет ответа. Как видно, коп упустил сегодня Рейли. Слава Богу! Значит, Дженни не замешана в дела дворецкого. А может, это дворецкий еще не замешан в дела Дженни? Как бы то ни было, все, что касалось Дженни Холланд, по-прежнему оставалось неразрешимой загадкой, от которой у него уже раскалывалась голова. А не раздавить ли бутылочку виски? Что ж, неплохая идея, решил Кристиан. Правда, у него в доме нет ни капли спиртного, но это дело легко поправимо.

– Вы, разумеется, правы, – сказал он, – вам нельзя мне этого говорить. Но если, как вы подозреваете, этот человек – вор, значит, он скорее всего встречается с кем-то, кто помогает ему сбывать краденые вещи.

– Конечно, – Лайам опять обрел уверенность, – мы называем их скупщиками краденого.

– Да, я слышал об этом.

Но Рейли, насколько помнил Кристиан, ничего не выносил из комнаты Дженни. И потом, именно он дал ей деньги, а не она ему. Нет, что-то здесь не сходится! Да и не должно сойтись, невесело подумал Кристиан.

– Да, случай интересный. А знаете, об этом можно написать в газете! Не сейчас, конечно, ведь вы еще ведете расследование. Имена мы, конечно, изменим. Вот это будет статейка!

– Даже и не знаю, – забеспокоился Лайам, – комиссар полиции не одобряет, когда его люди берутся за левую работу.

– Значит, городские власти должны им больше платить, – заявил Кристиан, – в общем, я над этим подумаю. Обещаю, что, прежде чем говорить с моим редактором городских новостей, сначала посоветуюсь с вами. – Джо остановил карету перед домом Маршаллов, и Кристиан сбросил с колен одеяло. – Джо отвезет вас куда скажете, – сказал он, спрыгивая на тротуар. – До свидания, О'Шиа, было очень приятно с вами поговорить.

Лайам хмуро дернул себя за ус:

– А как же насчет секретного задания?

– Я еще не решил. Если честно, мне кажется, она не стоит всех этих хлопот. Раз ей хочется другого – ради Бога, пусть встречается!

– Но вы, кажется, не знали наверняка, встречается ли она с тем парнем. Именно это вы и хотели выяснить с моей помощью, разве нет?

Кристиан привалился плечом к карете и поманил Лайама пальцем. Полицейский нагнулся ближе.

– Только между нами, О'Шиа: я это знаю и знал всегда. Вопрос в том, насколько сильно мне хочется их застукать. К тому же не стоит забывать, что у ее любовника есть семья, а огласка приведет к нежелательному скандалу.

– Очень деликатно с вашей стороны!

«Еще бы! – самодовольно подумал Кристиан. – Раз уж я сам сочинил всю эту историю, отчего бы не позволить себе быть великодушным?» Оттолкнувшись от кареты, он махнул рукой, приказывая Джо трогать.

– Я напомню миссис Моррисей и Мэри-Маргарет насчет пирожков! – крикнул он вдогонку.

Кристиан отвернулся и зашагал по тротуару к дому, нагнув голову и ссутулившись под порывами ветра. Он заметно хромал – нога затекла после долгого сидения.

– Черт возьми, Дженни Холланд, в какую авантюру ты себя втравила? – проворчал он себе под нос, но слова его так быстро отнесло ветром, что было неясно, сказал ли он это вслух, или только подумал.

Дженни развернула газету, которую принесли ей в номер вместе с обедом. Сначала она обратила внимание на то, что это «Кроникл». А она просила «Таймс». Потом она заметила дату – 9 марта 1867 года. Дженни долго смотрела на эти цифры отсутствующим взглядом. С тех пор как она ушла от Кристиана Маршалла, прошло уже восемь недель. Восемь бесконечно долгих недель. Когда наконец она перестанет вести счет своему одиночеству? Нельзя же так себя изводить! В последнее время она сделалась просто больной. Даже не глядя в зеркало, она знала, что похудела. Платья, которые прислал ей Рейли и которые всего несколько недель назад были ей впору, теперь висели на ней как на вешалке.

Дженни читала газету и нехотя ковыряла вилкой в тарелке. Она обнаружила, что рыба под соусом вполне съедобна. Спаржа оказалась жесткой и волокнистой, но рис был помаслен и приправлен как раз по ее вкусу. Она съела весь рис, оставила спаржу и через силу одолела полпорции рыбы, вспомнив, что завтрак в ней долго не задержался, а ленч она не заказывала.

Дженни не нашла в «Кроникл» ничего интересного. Она наскоро просмотрела первую полосу, но не стала заглядывать дальше. Некрологи она окинула беглым взглядом, а колонку редактора пропустила вовсе – там не было очерков Кристиана, а что пишут другие, ее не интересовало. Светская хроника пестрила сообщениями о последнем праздничном обеде в Дельмонико. Напечатано было все – от меню до списка присутствовавших гостей. Дженни пробежала глазами последнее. Вильям и Стивен там были. И Кристиан тоже.

Скомкав газету, она сердито швырнула ее на соседний стул. Чтоб они подавились там своими устрицами или пролили на хозяйку бутылку «Моэ э Шандон» по крайней мере! Вот было бы здорово!

Когда молодой официант из ресторана отеля пришел за подносом, Дженни неожиданно для себя втянула его в разговор. Просто она устала от одиночества и ей очень хотелось услышать чей-то голос, кроме собственного. Но, заболтавшись, она вдруг сообразила, что официант неверно истолковывает ее внимание, и указала ему на дверь.

Дженни видела, что служащие отеля «Святой Марк» никак не возьмут в толк, кто же она такая. После Рейли, который заходил почти восемь недель назад, у нее больше не было посетителей-мужчин. Ни одного! Ночной портье наконец понял, что отсутствие гостей означает, что Дженни не проститутка, и перестал тянуть с нее деньги. Кое-кто из персонала отеля полагал, что она больна, другие считали, что она просто с чудинкой. Но все сошлись во мнении, что она затворница.

Если не считать редких вечерних прогулок, Дженни почти не выходила из номера. Отель «Святой Марк» предлагал обед в домашнем стиле, а это значило, что двадцать, а то и тридцать гостей сидели за общим столом. В таких обстоятельствах было довольно сложно не познакомиться хотя бы с несколькими из пятисот человек, проживавших в гостинице. По этой причине Дженни обходила роскошный ресторан стороной. Она также обходила стороной вестибюль, читальные залы и гостиные. Бездельники болтались там в любое время дня, но перед самым обедом наблюдался такой наплыв посетителей, что часть толпы неизбежно выплескивалась на Бродвей.

Дженни часто наблюдала за этими людьми из окон своего номера на втором этаже. Несмотря на все свое одиночество, она не испытывала ни малейшего желания стать частью этой толпы. Скопление людей угнетало и пугало ее.

Дженни бродила взад-вперед по гостиной, меряя разными маршрутами пространство от двери до больших овальных окон. Она подходила к дивану то справа, то слева, останавливалась перед незажженным камином и так стояла, прислонясь плечом к каминной доске и ероша волосы. При этом она старательно избегала своего отражения в висевшем над камином зеркале в золоченой раме. Она замедляла шаг перед одной из батарей, по которым в ее номер поступал теплый воздух, и грела свои постоянно холодные руки и ноги. Подходя к окну, она перебирала одной рукой бахрому на шторах, а другую прижимала к замерзшему стеклу, оставляя на нем отпечаток своей ладони.

Она двигалась медленно, безо всякой цели – больше слонялась, чем ходила. Дженни говорила себе, что совсем не взволнована, но это не помогало. На душе у нее было так неспокойно, что она могла бы еще очень долго бесцельно разгуливать по гостиной, протирая ковер до блеска.

Вечер был холодным, но Дженни не обратила внимания на холод, когда вышла из спальни на балкон. Она глубоко дышала. Морозный воздух приятно наполнял легкие и прояснял голову. Прислонясь бедром к железным перилам и скрестив руки на груди, Дженни смотрела на другую сторону освещенной фонарями улицы. Балкон ее спальни выходил не на Бродвей, поэтому здесь не было оживленного движения транспорта. Взгляд ее не отвлекали модные дамы, чинно направляющиеся к театру под руку со своими строго одетыми кавалерами. В свете газовых рожков искрились снежинки, а не драгоценности. Там, за углом, нескончаемым парадом двигались кареты, конки, экипажи и сани. Если бы не доносившиеся звуки – перезвон колокольчиков, щелчки кнута и всплески смеха, Дженни вполне могла бы забыть, что находится совсем близко к главной артерии города.

Улица, на которую смотрела Дженни, была вполовину уже и гораздо тише Бродвея. Она не была пустынной – просто спокойной. Извозчики переводили на шаг своих лошадей, люди смеялись не так громко. Но Дженни не замечала того покоя, который окутывал улицу. Она смотрела на здание напротив, слыша и чувствуя лишь одно – как гулко бьется ее сердце.

Первый сберегательный банк «Траст Хэнкока» располагался в большом роскошном особняке, построенном лет за двадцать до отеля «Святой Марк». Само же банковское учреждение возникло примерно на сорок лет раньше. Это был очень респектабельный дом финансов, насчитывавший среди вкладчиков дюжину самых богатых семейств Нью-Йорка. Под началом Ван Дайков банк процветал. За шестьдесят лет не было даже намека на его банкротство. Теперь же поползли нехорошие слухи. Дженни знала о них, потому что сама же их и распустила.

Надо сказать, что слухи эти имели под собой основание. Дженни была не настолько мстительна, чтобы сеять панику на пустом месте. Она достаточно наслушалась разговоров между своим отчимом и его сыном и знала, что «Траст» находится на грани полного краха. Во время войны Вильям Беннингтон одобрил большое количество крупных кредитов, которые никогда уже не будут выплачены. Сами по себе эти кредиты не могли нанести урон банку, но за ними последовали неудачные вложения, поспешно сделанные Вильямом Беннингтоном с целью восполнить предполагаемые потери, и положение становилось критическим. Вдобавок ко всему Вильям и сын брали деньги непосредственно из банка и делали личные вложения в недвижимость, ожидая прибыли за счет неуклонного расширения города на север. Это был весьма неплохой способ личного обогащения, о котором они страстно мечтали и достичь которого считали своим долгом. Однако их доходы росли за счет тысяч мелких вкладов основной массы клиентов «Траста».

Вся трудность заключалась в том, чтобы это доказать.

Дженни потихоньку начала распространять слухи о затруднениях банка спустя несколько недель после того, как до нее дошел смысл махинаций Вильяма и Стивена. Это было в августе. Приходилось действовать очень осторожно. Она как бы невзначай роняла намеки в разговорах, делая вид, что не понимает всех последствий своей неразумной болтливости.

Сейчас, оглядываясь назад, Дженни видела, что последствий она тогда в самом деле не понимала. Ее усилия не привели ни к чему, кроме разговоров о смене руководства банка. Она-то надеялась на решительные действия, но действий все не было. И теперь Дженни каждый день смотрела со своего балкона, как Вильям Беннингтон уверенной поступью хозяина входит в банк. Спустя пару минут он появится в своем кабинете и сядет за стол – спокойный и самодовольный. Значит, никто и не собирался смещать ее отчима с поста президента. Значит, ей не удалось возбудить в людях недоверие к Беннингтонам.

Однако ей удалось возбудить недоверие в самих Беннингтонах. Вильяму потребовалось совсем немного времени, чтобы определить источник слухов. Сделав это, он без колебаний перешел к действиям, в результате которых Дженни оказалась в клинике Дженнингсов.

Иногда Дженни спрашивала себя: стала бы она затевать эту опасную игру, зная наперед реакцию отчима? Наверное, ответом на этот вопрос мог служить тот факт, что она до сих пор его преследовала – на этот раз с большей хитростью и скрытностью. Она не собиралась полагаться в этом деле на банковских служащих. Ей надо было получить доказательства и в случае необходимости представить их публично. Ей хотелось увидеть разоблачение Вильяма и Стивена Беннингтонов на первых полосах «Кроникл», «Геральд» и «Таймс».

Осуществить этот план оказалось гораздо труднее, чем она ожидала, и Дженни с каждым днем все больше сомневалась в успехе. Она выбрала этот номер в отеле «Святой Марк», потому что отсюда лучше всего просматривался кабинет Вильяма Беннингтона в «Трасте». Дженни попросила Рейли забронировать для нее эти апартаменты, чтобы иметь возможность следить за отчимом – наблюдать, когда он входит и выходит из банка. Ей надо было заново узнать распорядок дня Вильяма. Она хотела показать людям, что иногда, поработав вместе, Вильям и Стивен выносят из банка не только сложенную под мышкой вечернюю газету.

Между страницами какой-нибудь ежедневной газеты закладывались сотни, а иногда и тысячи долларов из банковского сейфа. По крайней мере Дженни полагала, что они выносят деньги именно так. Но она не могла строить обвинения, не убедившись в этом наверняка. Если она ошибается, Беннингтоны опять упекут ее в психушку и на этот раз позаботятся, чтобы она осталась там до конца своих дней.

Когда Дженни впервые пришло в голову сфотографировать Вильяма и Стивена в момент кражи, она сильно сомневалась в успехе. Но чем больше она размышляла над этой идеей, тем больше она ей нравилась. Фотоснимок станет неопровержимой уликой, он убедит там, где не сможет убедить она сама. Дженни преисполнилась решимости осуществить этот план, невзирая на риск.

Дженни начала увлекаться фотографией несколько лет назад. В этой профессии были заняты в основном одни мужчины, но, по мнению столпов изящного общества, женщины могли найти здесь отличный способ занять досуг. В фотоделе требовались сноровка, верный глаз и в большинстве случаев море терпения – те качества, которые всегда считались чисто женскими. Конечно, помимо этого, надо было уметь пользоваться сложной аппаратурой и химикатами, пользоваться такими научными понятиями, как время экспонирования и оптическая плотность. И все же предполагалось, что женщины могут в конце концов освоить фотографию, несмотря на всю сложность этой профессии.

Знания всегда легко давались Дженни Холланд. Когда в их парижском пансионе ввели фотодело как предмет изучения, она сразу же загорелась. То, чему полагалось быть приятным развлечением, стало в умелых руках Дженни чем-то совсем иным. Путешествуя по Европе с другими юными леди, она везла в своих сундуках больше фотооборудования, чем одежды. Она приводила в изумление пансионерок, фотографируя чуть ли не все, что попадалось на глаза, а потом проявляя снимки в переносной фотолаборатории, представлявшей собой не что иное, как стойку с ванночками, накрытую большой черной попоной.

Чаще всего, когда Дженни погружалась в свое занятие, пансионерки старательно обходили ее стороной. Наполовину скрытая под своей импровизированной палаткой, она походила не столько на девушку из высшего света, сколько на страуса, зарывшего голову в песок. То, что институт благородных девиц Жильяра принял в свои избранные ряды американку, было уже само по себе событием из ряда вон выходящим, а теперь еще это всеобщее посмешище – женщина-фотограф! Ее странности терпелись только потому, что она была до неприличия богата. Воспитанницы института благородных девиц побывали в Амстердаме, Венеции, Афинах и Риме, и Дженни запечатлела на снимках все эти города. Только по возвращении в Париж работу ее оценили.

Дженни вспомнила, каким опасностям подвергала себя во время этого путешествия. В Венеции она свалилась в канал, пытаясь установить свою треногу. Важный, чопорный месье Жильяр прыгнул за ней в воду, а его жена хлопнулась в обморок, не выдержав позора. В конце концов мадам Жильяр привели в чувство с помощью нюхательной соли, а Дженни спасла владельца пансиона, ибо самоотверженный герой совершенно не умел плавать. В Альпах она полезла фотографировать гнездо с птенцами и оступилась на узком выступе скалы. Был еще случай в Амстердаме с ветряной мельницей, когда она спасла свой фотоаппарат, но не свое достоинство.

Да, вот когда были веселые приключения – не сравнить с тем, что она делает сейчас. Иногда размах собственных планов пугал Дженни. Когда она задумывалась о последствиях, ей становилось жутко.

Глядя через дорогу на кабинет своего отчима, Дженни чувствовала, как к ней возвращается прежнее отчаяние. Расстояние от гостиничного номера до банка оказалось больше, чем она думала сначала. Линзы в ее фотоаппарате, даже те, которые она специально заказала после переезда в отель, были не настолько сильными, чтобы она могла четко видеть логово Вильяма Беннингтона. Его рабочий стол стоял под углом к большому, во всю стену, окну, и все равно отблески солнечного света на оконном стекле часто мешали Дженни смотреть. Даже когда ей удавалось привести в соответствие угол освещенности, время экспонирования и линзы, самые лучшие из полученных снимков все равно выходили недостаточно четкими. Человек за столом мог быть кем угодно.

Возникла и еще одна, непредвиденная трудность. Когда Стивен и его отец бывали вместе, они обычно разговаривали, расхаживая по кабинету. Это означало движение, а движение было серьезной помехой в работе Дженни. Время экспонирования, необходимое при мокром способе фотосъемки, требовало неподвижности объекта. С этим не было проблем, когда фотограф снимал недвижимость. На всех фотографиях Дженни первый сберегательный банк «Траст Хэнкока» выходил очень хорошо, во всех подробностях. Улица, однако, всегда казалась пустой – кареты и прохожие двигались слишком быстро, чтобы запечатлеться на пленке из коллодия. Когда Вильям и Стивен ходили по кабинету, глаз фотокамеры не мог поймать их изображения. В лучшем случае у Дженни получалось размытое пятно, обозначавшее движение, но такой снимок, разумеется, не мог служить необходимой уликой.

С каждым днем Дженни все больше убеждалась, что, если она хочет добиться успеха, нужно подобраться поближе. Но как это сделать, она не знала. Задача казалась просто неразрешимой, а в иные дни, такие, как сегодня, она чувствовала себя особенно несчастной и у нее опускались руки.

Ветер ледяными порывами налетал на балкон и трепал подол платья Дженни. Она чувствовала, как морозный воздух забирается ей под юбки, и сильно дрожала. Если не считать возможности заработать воспаление легких, на балконе делать было нечего. Дженни шагнула обратно в спальню, заперев за собой двойные двери.

Отель «Святой Марк» мог похвастаться не только роскошью центрального отопления. Проектируя это здание, Кристиан Маршалл учел лучшие особенности других известных гостиниц, таких как отель на Пятой авеню и «Метрополитен». Здесь был лифт, который осторожно, иногда рывками, поднимал клиентов из вестибюля на любой из семи этажей. Кроме того, в номерах отеля «Святой Марк» предусматривались ванные комнаты. Дженни все это казалось раем. Путешествуя по Европе, она не видела ничего, что могло бы сравниться с гениальными изобретениями и новинками Америки. И ни в одном городе Соединенных Штатов не было столько удобств и комфорта, как в Нью-Йорке.

Она пустила теплую воду, наполнив медную ванну с дубовыми краями меньше чем наполовину. Для Дженни удовольствие погрузиться по шею в ароматную воду все еще перечеркивалось ужасными воспоминаниями о процедурном кабинете.

К ванной примыкала гардеробная. Здесь Дженни переоделась в атласный халатик, присланный Рейли в сундуке с ее вещами. Она купила этот халат травянисто-зеленого цвета в парижском салоне по цене, которая даже ее повергла в шок, и хотела подарить его маме. Лилиан Беннингтон так никогда и не увидела этого подарка.

Дженни покинула Францию сразу, как только услышала о болезни матери, но до сих пор терзалась чувством вины, что не сделала этого раньше. Она приехала в Нью-Йорк через две недели после похорон матери. Стоя над ее могилой в окружении только что увиденных отчима и сводного брата, Дженни убеждала себя в том, что вообще никогда не должна была оставлять свою маму. Как странно порой оборачивается жизнь!

Дженни обмотала волосы полотенцем, повесила халатик на спинку стула и скользнула в ванну. Занемевшие пальцы на руках и ногах слегка защипало от тепла. Откинувшись назад, она опустила голову на край ванны и вспомнила, как на удивление практично и дальновидно отреагировала ее мама на первый раскол Штатов. Предвидя войну, Лилиан устроила свою дочь в парижскую школу как раз накануне избрания Линкольна. К моменту его вступления в должность Дженни уже была на пути во Францию.

Порой, оглядываясь на прошлое, Дженни спрашивала себя, зачем мама отправила ее за границу. В то время казалось, что тревоги Лилиан напрямую связаны с опасностями надвигающейся войны. Она пророчила всем подряд, что повстанцы будут победно маршировать по Пятой авеню еще до того, как Линкольн соберет войска. Разумеется, Дженни разделяла страхи матери. Когда ее посадили на пароход до Европы, она плакала, потому что разлучалась с мамой, а вовсе не потому, что уезжала.

Однако вскоре после прибытия в Париж у Дженни появились первые сомнения. Во втором письме, которое она получила из дома, Лилиан заявляла о своем намерении повторно выйти замуж. К моменту получения третьего письма это был уже fait accompli.

Дженни выжала себе на плечи теплую воду с губки и слабо улыбнулась. Fait accompli! Красивое выражение, но оно ничуть не смягчало горького гнева, испытанного ею в то время. Она была уже не маленькой и понимала, что у ее матери в течение нескольких месяцев продолжался роман с Вильямом Беннингтоном. Дженни не была знакома с этим человеком, поэтому никогда не прислушивалась к сплетням, ходившим среди прислуги. Она наивно полагала, что Лилиан не может всерьез увлечься другим мужчиной. Меньше года прошло с того времени, как она овдовела. Иногда для выхода в свет нужен кавалер, и это вполне понятно. Но муж? Дженни до сих пор с трудом верила в то, что Лилиан вышла замуж за Вильяма Беннингтона. Это известие ранило ее в самое сердце. У нее было такое чувство, что мать предала и ее, и отца.

Замужество Лилиан явилось для Дженни неожиданным предлогом, чтобы остаться в Европе. К моменту окончания войны в Штатах она уже больше года жила самостоятельно. Наперекор желанию матери она не поехала к дальним родственникам в Амстердам, а осталась в Париже, сняла дом и наняла горничную, утвердив тем самым свою независимость. Тогда впервые прозвучал туманный намек на прекращение денежных поступлений из Нью-Йорка в Париж, но Дженни не приняла это всерьез. Видимо, таким образом Вильям Беннингтон хотел напомнить о том, что, пока ей не исполнится двадцать один год, он вправе распоряжаться ее состоянием. Дженни верила, что мама не позволит ему оставить ее без денег. Так оно и было до тех пор, пока Лилиан не заболела.

В июне Дженни узнала от мистера Рейли, что у мамы плохо с сердцем, а семейный юрист известил ее о том, что выплата ее ежеквартального содержания приостановлена. Дженни могла занять денег на дорогу в Нью-Йорк, но она была слишком горда и слишком сердита. Чтобы вернуться домой, Дженни продала большую часть одежды и все свое фотооборудование. Она беспечно раздарила друзьям свою коллекцию фотографий, не оставив себе ничего в память о годах, проведенных вдали от матери.

Весь путь через Атлантику Дженни представляла себе свою первую встречу с Вильямом Беннингтоном. Она хотела плюнуть ему в глаза, но, к сожалению, вышло по-другому. Услышав неожиданное известие о смерти матери, она потеряла сознание.

О, какое это было унижение! В тот момент ей хотелось держаться уверенно и с достоинством, а вместо этого она продемонстрировала Вильяму и Стивену свою ранимость. И они не преминули впоследствии повернуть ее слабость себе на пользу.

Она встала из ванны, вытерлась и накинула халатик, который вызвал в ней столько неприятных воспоминаний. Сняв с головы полотенце, Дженни тряхнула волосами и прочесала пальцами вьющиеся концы. От влажности короткие темные локоны прилипли сзади к шее и к вискам. Она прижала полотенце к лицу, подержала какое-то время, промокая слезы, и бросила на пол.

Слезы повергали Дженни в отчаяние. В последнее время они стали непременными спутниками ее жизни. Она ненавидела себя за это. Ей надо было быть сильной, а она чувствовала себя неуверенной, уязвимой и очень часто беспомощной. Дженни боялась, что все ее планы потерпят крах. Ее преследовал процедурный кабинет клиники Дженнингсов.

Она решительно прогнала от себя эти мысли и, прошлепав босиком в спальню, откинула с кровати одеяло. Дженни знала, что еще слишком взволнована и не сможет заснуть. В последние две недели ей надо было как следует утомиться, прежде чем лечь спать. Она решила просмотреть свои фотографии, как делала каждый вечер, надеясь на озарение. Дженни прошла из спальни в гостиную и направилась в свою фотолабораторию, устроенную на другой стороне.

Дженни успела пройти совсем немного. Внимание ее привлекло какое-то движение у камина. Резко повернув голову в ту сторону, она застыла на месте, увидев того, кто стоял у каминной доски. Ее темные глаза округлились.

У нее сам собой вырвался хриплый крик.