Глава 8

Ночь пришла, и в маленькой комнате Фейт ждала своего мужа. Она переоделась в ночную рубашку, которую Марта подарила ей на свадьбу. Сшитая из кремового батиста, она была очень тонкой, почти прозрачной.

– Моя мама сшила ее, – сказала старая женщина и добавила: – Я надевала ее только один раз, вы понимаете.

Фейт сразу поняла, что она имела в виду. Марта надевала ее в свою брачную ночь. Это была особенная рубашка, созданная для любви, а не для сна.

Фейт искупалась, отмочив свои одеревеневшие мышцы в горячей воде. Она научилась ездить верхом, еще будучи маленькой девочкой, и поскольку эго была единственная сфера образования, которую дедушка не игнорировал, Фейт слыла умелой наездницей. Но она не обожала верховую езду так, как ее сестра-близнец, и уже довольно давно не тренировалась, поэтому день в седле давал о себе знать.

Свеча замерцала на ночном столике. Где же он? Фейт поднялась наверх почти час назад и ждала как на иголках.

За обедом Ник мало говорил. Лицо его было бледным и хмурым Он едва притронулся к еде и почти не отвечал на ее попытки навязать разговор. Он не обращал на нее внимания – он вообще ни на кого не обращал внимания.

Фейт не могла понять его настроения. Она не знала, было ли это признаком сдерживаемого гнева или вызвано какими-то иными размышлениями. Его мрачное, отчужденное лицо только еще сильнее нервировало ее.

Его стук заставил ее подскочить от неожиданности. Ник тихо вошел и тяжело опустился на деревянный стул.

– Вы не поможете мне снять сапоги? – Голос его был тихим.

Она поспешила помочь, опустившись перед ним на колени и стянув с него один за другим сапоги и чулки. Она застенчиво подняла глаза и изумилась выражению его лица. Вместо напряженного, горячего взгляда на нее смотрели тусклые и остекленевшие глаза. Лицо было белым как мел, а кожа вокруг глаз казалась темной, словно в синяках.

Она положила руку ему на колено.

– Вам нехорошо?

Он начал качать головой и поморщился, словно движение причинило ему боль. Печальное выражение коротко промелькнуло на его лице, и он сказал осторожно, точно каждое слово давалось ему с трудом:

– Прости... брачная ночь откладывается... У меня опять... проклятая головная боль.

– Чем я могу помочь? Может, спросить у жены хозяина, нет ли опия или...

– Нет! – Он поморщился, потом проскрипел сквозь зубы: – Никакого опия... только не опий. Нет... это пройдет к утру... всегда проходит.

Он осторожно снял сюртук. Фейт поспешила помочь. Он позволил снять с себя жилет, шейный платок и рубашку, но когда она потянулась, чтобы расстегнуть бриджи, Ник остановил ее.

– Теперь я... сам справлюсь. Ложись в постель... у тебя ноги замерзли.

Да, ноги замерзли, но разве сейчас это имеет какое-нибудь значение? Он выглядел ужасно. Отвар ивовой коры, вдруг вспомнила Фейт. Ее младшая сестра Грейс, бывало, мучилась сильными головными болями, и повариха делала для нее отвар из ивовой коры. Кажется, всегда помогало.

Она натянула платье поверх ночной рубашки и поспешила к двери. Секунду спустя она уже стучала в дверь комнаты, которую делили Стивенс и Мак. Ей открыл Стивенс.

– У мистера Блэклока снова болит голова. Узнайте, пожалуйста, есть ли у жены хозяина ивовая кора, чтобы приготовить отвар. Уверена, он поможет.

– Но, мисс...

– Пожалуйста, Стивенс, быстрее! Сделайте кружку и принесите ее в мою... в нашу комнату. – Она поспешила обратно.

Николас Блэклок забрался на кровать и кое-как натянул на себя одеяло. Он был в нижней рубашке и кальсонах. Глаза закрыты, лоб пересекли глубокие морщины, рот плотно сжат. Белые линии боли прорезали кожу от носа ко рту и между бровями. Дыхание было затрудненным. Она подоткнула вокруг него одеяло, поправила подушку и разгладила растрепанные темные волосы.

Стивенс пришел с отваром ивовой коры, и Фейт, шепотом поблагодарив, взяла кружку. Затем приподняла голову Ника и поднесла кружку к его губам. Он не хотел пить.

– Это не чай, а отвар ивовой коры. Он поможет, – мягко сказала Фейт. – Пожалуйста.

И через секунду его рот расслабился, она смогла влить немного горькой жидкости. Ник проглотил и передернутся oт отвратительного вкуса, но она заставила его выпить почти все.

Фейт поставила кружку на тумбочку и забралась в постель. Ее движения потревожили его, и он застонал.

– Прости. – Она погладила лоб мужа.

Его глаза открылись, и в свете свечи она увидела в них боль, страдание и полное одиночество, которое взывало к ней. Повинуясь инстинкту, она раскрыла ему объятия.

– Николас... – И привлекла к себе.

Вначале он сопротивлялся, затем с глубоким вздохом сомкнул руки вокруг нее и спрягал лицо на груди. Он держал ее так крепко, что на мгновение Фейт показалось, что она не сможет дышать.

Вскоре она почувствовала, что он отяжелел, словно обрел некоторый покой.

Фейт взглянула на темную голову, покоящуюся у нее на груди, и почувствовала, что вот-вот расплачется, сама не зная отчего. Он держался за нее, словно утопающий. Его тело было жестким и негнущимся от боли.

Фейт легонько погладила его шею, руки и гладкие черные волосы. Она чувствовала каждый его вдох и выдох. Его дыхание согревало ей кожу, и кожа впитывала это тепло. Она обнимала его, гладила и вдыхала его запах и в какой-то момент поняла, что неспроста судьба вела и направляла ее среди дюн к этому человеку в ту ужасную ночь.

Медленно, очень медленно она ощутила, как напряжение оставляет его. Конвульсивная хватка ослабла, дыхание замедлилось, в конце концов стало ровным и нормальным, и Ник перешел из боли в сон.

Она как следует укрыла их обоих одеялом. Эта ночь не оправдала и в то же время в какой-то мере превзошла ее ожидания. Прижимая к себе большое, обмякшее тело, она с благодарственной молитвой погрузилась в сон.

Фейт медленно просыпалась от восхитительного ощущения, наслаждения. Ей снился чудесный сон. Она не открывала глаз, цепляясь за ощущения сна, продлевая это трепетное чувство. Что она любима... желанна.

Большие теплые руки гладили, разминали, ласкали ее кожу. Она чувствовала себя желанной, как никогда прежде. Теплая, сонная, улыбающаяся, она потянулась и чувственно задвигалась, блаженно извиваясь в объятиях чудесного сна. Ее кожа, казалось, оживала под скользящими движениями его рук, которые рассылали восхитительную дрожь по всему телу; дрожь, которая была вызвана отнюдь не холодом, а... желанием.

Его рот завладел ее ртом мягко, нежно, властно, ласково покусывая губы.

– Просыпайтесь, миссис Блэклок, – хрипло пробормотал он.

Она распахнула глаза. Это был не сон; это был Николас Блэклок. Ее муж, очевидно, оправился от головной боли, оправился достаточно, чтобы задрать на ней рубашку до самой талии.

Она открыла рот, чтобы спросить его о самочувствии, и... обнаружила, что ее ротнаполнен вкусом Николаса Блэклока. Вкус у него был неясный, мужской и безумно волнующий. Его язык пробовал ее, исследовал, овладевал ею, и она изучала его в ответ.

Ее руки отыскали твердую, шероховатую линию подбородка, и она провела ладонями вдоль его скул, наслаждаясь ощущением небритой кожи снаружи и гладким настойчивым теплом языка внутри.

Руки Ника скользнули вверх по ногам и погладили ее бедра, и она нетерпеливо задвигалась. Он обнажен, с изумлением осознала она. Когда же он успел раздеться? Она ни разу не слышала, чтобы он шевелился.

Большая теплая ладонь нырнула в низкий вырез рубашки и обхватила одну грудь. Груди, казалось, набухли под его ласками, и, ощутив теплое дыхание сквозь кружево, Фейт крепко зажмурилась и выгнулась дугой от наслаждения. Пальцы погрузились ему в волосы, прохладные и густые, удерживая его, прижимая к себе, но не так, как она делала это раньше.

– Ты так хорошо пахнешь, – пробормотал он. – Розами... и свежеиспеченным хлебом... и морем. – Глубокий звук его голоса, казалось, прокатился по ней, словно раскат грома. Он покрыл влажными, теплыми поцелуями ее кожу, и Фейт затрепетала в беспомощном, блаженном отклике.

Их кровать была беседкой с розовыми стенами, золотые солнечные блики пробивались сквозь темно-красный балдахин. Фейт тонула в наслаждении. Волны восторга накатывали одна задругой, достигая самых сокровенных уголков ее тела, словно морской прилив, вспенивающийся на песке.

Он потянул ее рубашку вверх, стащил через голову и отбросил в сторону. Жаркие серые глаза пожирали ее. Но не успела она застесняться, как он уже целовал ее снова, сплетая свой язык с ее языком.

– Как шелк, – пробормотал он. – Моя девочка с шелковой кожей.

Он проложил медленную дорожку поцелуев вдоль ее скулы, вниз по шее, лаская впадинку у горла, и она таяла и напрягалась, таяла и напрягалась. Язык дразнил сосок, обводя его неторопливыми, ленивыми кругами снова и снова, пока у нее голова не пошла кругом от желания. И когда Фейт оказалась на грани чего-то неведомого, его горячий рот сомкнулся на ее груди, и она непроизвольно выгнулась и задрожала, сделавшись беспомощной во власти силы, которой никогда прежде не испытывала. Он втянул сосок глубоко в рот, и Фейт чуть не свалилась с кровати, когда горячие стрелы экстаза пронзили ее тело, унося в восхитительное царство наслаждения.

Когда осколки сознания наконец начали соединяться вместе, Фейт обнаружила, что уже снова взбирается по этой головокружительной спирали. Ухватив его за плечи, она подалась вперед, пробуя на вкус его горячую, влажную кожу, упиваясь острым мужским вкусом и сдерживаемой силой гладкого мускулистого тела под ее ладонями.

Ник зарычал – низкий звук удовлетворения. Фейт была натянута, как тетива лука, вибрируя от желания, и смутно услышала, как он пробормотал:

– А твой вкус даже еще лучше, чем запах.

Он приподнялся над ней и вошел одним скользящим, мощным движением. Выгнувшись под ним, Фейт зависла на краю, а потом Ник начал двигаться, и она почувствовала... почувствовала...

Откуда-то издалека она услышала слабый высокий вскрик, погружаясь в восхитительное забвение...

Во второй раз Фейт проснулась одна. Солнце больше не светило сквозь щели в шторах, и Николас Блэклок, судя по звукам, одевался.

Она нашла свою ночную рубашку и надела ее, все еще стесняясь своей наготы. Потом раздвинула края балдахина и выглянула.

– Доброе утро.

Он подпрыгнул, виновато обернулся и с серьезным лицом стал внимательно разглядывать ее.

– Доброе утро, – буркнул он. – Ты... как ты?

Она свесила ноги с кровати, встала и начала потягиваться.

– Ой! – вырвалось у нее.

– Что такое? Тебе больно?

Она покачала головой.

– Нет, просто... ох! – Она попыталась потянуться еще раз и поморщилась от боли в мышцах спины и ног. – Вчерашняя беспримерная практика... ох. – Она снова потянулась и скривилась, когда мышцы запротестовали.

Он побелел, и вид у него стал еще более виноватым.

Фейт поймала его взгляд и сказала:

– О, не волнуйся, ничего серьезного. Просто некоторые мышцы протестуют Дело в том, что я давно не тренировалась.

– Не тренировалась? – Он нахмурился, сведя брови над переносицей.

– Да, но теперь станет лучше. Чем больше я буду практиковаться, тем быстрее привыкну. – Она бросила на него печальный взгляд. – В конце концов, ты же предупреждал меня, что придется терпеть всякие неудобства и лишения.

Он помрачнел еще больше.

– Да, предупреждал. И пусть это будет для вас уроком, мадам! – В его голосе прозвучали оскорбленные нотки. – Если хотите вернуться в Англию сейчас, я отправлю Стивенса проводить вас.

– О нет, я не собираюсь уезжать. Уверена, что смогу привыкнуть. Это же все дело практики, как ты понимаешь.

Он фыркнул.

– Полагаю, у этого проклятого болгарина было больше мастерства! – прорычал он.

Она изумленно уставилась на него.

– Что ты такое... – И тут она поняла, о чем он подумал, и засмеялась.

Он гневно зыркнул на нее.

– Что вы нашли такого смешного, мадам?

Когда Фейт смогла говорить, она сказала:

– Я не знаю, что ты имел в виду, – соврала она, при этом еле сдерживаясь, чтобы опять не рассмеяться, – но я говорила о верховой езде. Мои мышцы болят оттого, что я провела целый день в седле, а не от... гм... ну, ты знаешь. – Она снова засмеялась, затем послала ему теплую, интимную улыбку. – Та часть путешествия пока была весьма приятной.

Он уставился на нее, и краска медленно залила его шею и лицо. Он шумно откашлялся и огляделся в поисках сюртука, словно вдруг заторопился.

– Увидимся внизу за завтраком, мадам, – ворчливо пробормотал он и повернулся, чтобы уходить, но она пронеслась через комнату босиком и остановила его.

– Постой!

– Что такое?

– Моя утренняя обязанность жены. Помнишь, вчера ты объяснял мне про нее, – пробормотала она и обвив его руками за шею, приподнялась на цыпочки и поцеловала.

Вначале он стоял неподвижно, жесткий как палка, пассивный, безразличный. Фейт открыла рот и робко пробежала языком по его губам, с жадностью пробуя на вкус, стремясь вернуть ему хоть немного наслаждения, которое он подарил ей ночью. Он стоял как скала, сопротивляясь ей, а она закрыла глаза и просто целовала его. Она целовала его со всеми зарождающимися чувствами, которые росли внутри ее, словно новый человек являлся на свет – смелая, чувственная Фейт, которая хотела достучаться до него и вместе строить новое будущее.

Но Ник стоял, непоколебимый, позволяя ей целовать себя, но отказываясь отвечать на поцелуй. Она уже готова была сдаться, когда он с низким стоном притянул ее ксебе и углубил поцелуй. Горячий, неясно-пряный вкус Николаса дрожью прокатился по ней, затопляя каждый утолок беспомощной любовью к нему.

Ее колени подогнулись, она скользнула пальцами в его мягкие, густые волосы, сжимая их так, словно боялась затеряться в нем.

Когда поцелуй закончился, она отпустила его и дала себе медленно соскользнуть вниз по его телу. Они стояли, разделенные лишь несколькими дюймами, тяжело дыша, уставившись друг на друга. Его зрачки были огромными и темными.

– Доброе утро, мистер Блэклок, – мягко проговорила она, боясь, что ноги ее не удержат.

Он пробормотал что-то себе под нос и вышел из комнаты. Она услышала, как его сапоги протопали вниз по ступенькам, и улыбнулась. Это начало, великолепное начало.

– Стивенс, вы знали много солдатских жен? – спросила Фейт.

Они ехали бок о бок по узкой дороге вдоль побережья. Николас ускакал вперед, и Фейт воспользовалась возможностью поболтать со Стивенсом. С ним было очень легко разговаривать. В отличие от мужа.

– Да, мисс. Много. Некоторые были женами, а некоторые... сожительницами.

– Сожительницами? – Фейт не знала такого слова.

– Да, мисс. Ну, неофициальными женами то есть. Без законного брака. У солдат, как правило, короткая жизнь, и некоторые женщины просто переходили к следующему мужчине, когда ее прежнего убивали.

Фейт была шокирована.

– Вот так просто?

– Да, вот так просто. – Он кивнул и, видя ее смятение, объяснил: – Я знаю, эго звучит малость бесчувственно, но вы должны понять, мисс, на войне все по-другому. Мужчины и женщины, ну, они ищут быстрого утешения, и нет времени на долгий период траура. Те, кто выжил, должны двигаться дальше, брать от жизни что могут. Женщине нужен мужчина-защитник, а мужчинам, им тоже нужны женщины. Хорошая жена – неофициальная или законная – может здорово облегчить солдатскую жизнь.

– Каким образом? – Фейт подъехала поближе, чтобы послушать его ответ. Именно для этого она и подняла эту тему.

– Ну, некоторых женщин просто талант создавать повсюду уют. Горячая еда, теплая постель, даже на земле, какие-то мелкие, но приятные безделицы, ласковые слова ночью. Вы не представляете, какое значение все это имеет для мужчины, особенно для того, который завтра может умереть.

– Понимаю. – И она действительно понимала. Если Николас так долго был солдатом, то можно понять, почему он не хочет думать о будущем, связывать себя обязательствами, даже при том, что она не сожительница, а законная жена.

Наверное, очень неприятно думать о том, что в случае твоей гибели твоя сегодняшняя жена завтра спокойно перейдет к твоему другу. Она могла понять, почему солдат не хотел говорить о любви.

А вот уют – совсем иное дело. Она вспомнила о том, что произошло между ними утром, и улыбнулась. Едва ли слово «уют» было подходящим Скорее уж блаженство. Николас Блэклок, возможно, и не хочет любви, но, похоже, не против взаимного супружеского счастья.

Между тем Стивенс, не подозревая о ее шальных мыслях, продолжал:

– Была одна такая женщина, Полли Микмак мы ее звали, так я слышал, она прошла через пол дюжину мужей за год. Кое-кто из парней считал, что она приносит несчастье, но у нее никогда не было недостатка в поклонниках. Замечательная она была девка, Полли, добрая, широкая натура, и никогда не услышишь от нее ни единой жалобы, как бы тяжело ни приходилось. А уж стряпуха какая! Всегда находила из чего приготовить: то зайца откуда-то притащит, то голубя. Каждый вечер стряпала что-нибудь горяченькое и вкусное. – Стивенс задумчиво покачал головой. – Даже когда армия умирала с голоду, Полли умудрялась что-нибудь сгоношить. – Помолчав немного, добавил: – Я так и не узнал, что сталось с Полли. Потерял ее из виду, когда капитан был ранен в Тулузе.

– Он был ранен? А что случилось?

– О, не смотрите так испуганно, мисс. Это было не в первый раз. Капитан Ник, он был ранен много раз и все равно выжил. Он подрывался, и бог знает сколько осколков шрапнели вытащили из него после Ватерлоо, – и все равно леди так и вьются вокруг него. – Он печально похлопал себя по щеке. – А меня только раз задело, и смотрите, на что я стал похож.

– Глупости! – Фейт стиснула его руку и тепло сказала: – Ни одна стоящая женщина не станет обращать на это внимания. Характер и доброта – вот что настоящая женщина ищет в мужчине, а у вас, Стивенс, этого в избытке.

Он улыбнулся ей.

– Ну спасибо, мисс.

Фейт улыбнулась в ответ. Стивенс дал ей много пищи для размышлений. Николас жил жизнью, которую описывает Стивенс, с шестнадцати лет. Неудивительно, что у него такое необычное понятие о браке. И привязанности.

У Фейт есть время до Бильбао, чтобы заставить его изменить свое мнение.

Они ехали большую часть дня, останавливаясь лишь на короткий отдых. После старинного средневекового города Сент-Валери путешественники повернули в глубь страны Фейт пришла в восторг от посещения места остановки Вильгельма Завоевателя. Она непременно расскажет об этом сестрам в следующем письме.

Она уже написала несколько писем каждой из сестер, и тете Гасси, и дяде Освальду. В первых письмах она просто заверила их, что жива-здорова и вышла замуж за Николаса Блэдкока. Фейт не стала вдаваться в подробности своих неприятностей с Феликсом – только Хоуп рассказала. Близнецы ничего не скрывали друг от друга.

А потом написала еще пару писем, описывая свое путешествие. Ей не хотелось, чтобы родные беспокоились.

Они проезжали заброшенные луга, кое-где поросшие буком, березой и редкими зарослями куманики. Фейт твердо вознамерилась стать хорошей солдатской женой, и не только потому, что этого хотел от нее Николас.

В несчастный период ухода от Феликса она была жутко подавлена, а те дни, когда она ковыляла по пыльным дорогам, дали ей много времени подумать о своей жизни. Осознание того, что ее всю жизнь опекали – что она предоставляла другим заботиться о себе, – было не слишком утешающим.

Ей больше не хотелось чувствовать себя такой одинокой, но не хотелось и зависимости от других. Солдатские жены были сильными и независимыми женщинами, спутницами своих мужей и скорее их равноправными товарищами, чем иждивенками. Именно этого и хотела Фейт – быть товарищем Николаса. Спутницей жизни.

День клонился к вечеру, когда Фейт заметила большого зайца, который щипал траву. Вот он, ее шанс.

Она осторожно вытащила пистолет, взвела курок и выстрелила. Заяц свалился, и на мгновение ее охватило чувство триумфа. Но вдруг, к ее ужасу, заяц поднялся. Медленно и мучительно он заковылял к небольшому кустику ежевики. Фейт стало плохо. Лопатка зайца была пробита, и из нее ручьем вытекала кровь. Она промахнулась.

– Какого дьявола, что ты делаешь? – Николас появился позади нее. Его голос был резким, холодным. Злым.

Она жестом показала

– Я... я выстрелила в зайца, только... только...

– Только это не чистый выстрел. Вы промахнулись, мадам! – В голосе его слышалось обвинение.

– Я знаю, – всхлипнула Фейт. Она и так чувствовала себя ужасно, а тут еще он рявкает на нее, словно она специально промахнулась.

Остальные собрались вокруг. Мак спешился и, встав на четвереньки, стал заглядывать под кустики ежевики. Беовульф не отставал, шумно принюхиваясь.

– Я разберусь! – прорычал Мак – Вы поезжайте. Скоро стемнеет, а вам еще нужно добраться до города. Я вас догоню.

– Хорошо, – сказал Николас, почти не разжимая губ. – Поехали! – резко бросил он Фейт, развернул свою лошадь и поскакал вперед.

Чувствуя себя расстроенной и виноватой, Фейт поехала следом.

Несколько минутой игнорировал ее, потом натянул поводья своей лошади и подождал, когда Фейт поравняется с ним.

– О чем, черт возьми, вы думали, устраивая такой глупый, безответственный фокус? Я купил вам этот пистолет для самозащиты, а не для стрельбы по зайцам! – Его лицо было напряженным от гнева, глаза – осколки льда Он говорил так холодно, словно резал ее ножом – Никто не просил вас отправляться в это путешествие, мадам, и если вам скучно, эго ваша вина! Если вам вздумалось разгонять скуку, ради забавы постреливая по местной живности, подумайте дважды. Я не потерплю этого, вы меня слышите?! Я отправлю Стивенса отвезти вас обратно в Сент-Валери, и возвращайтесь в Англию! Я глубоко презираю людей, которые убивают животных ради спортивного интереса!

– Эго было не ради спортивного интереса, а для обеда! – выпалила она, смахивая слезы, которые катились по щекам – И мне совсем не скучно Я наслаждаюсь каждой минутой этого путешествия. Я... я просто увидела зайца и п-подумала что из зайца можно приготовить хороший обед.

– Бога ради, зачем?

Фейт потерла глаза и попыталась объяснить.

– Я подумала…, я хотела быть... я хочу сказать, вы же не возражали, когда я наловила рыбы. И вы ели ее! – Она вытащила носовой платок, промокнула глаза, затем громко высморкалась в него.

Он молча наблюдал за ней, а когда снова заговорил, его тон был намного спокойнее.

– Я не имею ничего против рыбной ловли. Как и пробив охоты ради пропитания. Но я не выношу, когда над животными издеваются ради бездумной забавы.

При этих словах ее глаза снова наполнились слезами.

– Я не хотела и-издевагься над бедным зайцем. Я никогда в жизни никого не уб-бивала. Я думала, он умрет мгновен-но. Но в последний момент он пошевелился, и я п-промах-нулась, – несчастно всхлипнула она.

Фейт взяла свои платок и с сомнением посмотрела на него. Николас вздохнул, полез в карман и подал ей чистый платок, который она с благодарностью взяла.

Когда она немного овладела собой, Ник спросил:

– Но почему, скажите на милость, вы решили взять на себя роль добытчика еды? Я вполне способен обеспечить нас всем, что нужно.

– Я пыталась быть как Полли Микмак.

– Полли Микмак? Полли Микмак? – Он ошеломленно уставился на нее. – Почему, Бога ради, вам захотелось брать пример с какой-то вороватой распутницы вроде Полли Микмак?

– Вороватой?

Он сделал нетерпеливый жест.

– Никогда не встречал человека, более нечистого на руку. Спросите у фермеров и жителей деревень, которые она проходила. Не было ни одной фермы без того, чтобы Полли Микмак не «нашла» петушка, или яблок, или отбившегося от своих собратьев поросенка. И кроме того, тогда же была война!

Фейт внезапно увидела другую сторону поступков Полли Микмак. Она предположила, что офицеры и солдаты смотрели на это с разных точек зрения, в особенности если эти солдаты с удовольствием пользовались результатами воровства Полли.

– И откуда вообще, дьявол побери, вы узнали про Полли Микмак... – Он осекся и воскликнул: – Стивенс, ну конечно! Дьявольщина! Мне следовало догадаться. Предавался воспоминаниям о своих днях в армии. Он всегда питал нежные чувства к этой женщине, но она была... – Внезапно до него дошло, какое направление приняла его речь, он замолчал и посмотрел на Фейт из-под черных бровей. – Итак, отныне, мадам, вам запрещается стрелять по несчастным созданиям. Господи ты Боже, вы же даже не знаете, кому принадлежит земля, по которой скакал этот дурацкий заяц. Если бы мы были в Англии, вас могли бы арестовать за браконьерство.

– Б-браконьерство? – пискнула Фейт.

Она не подумала об этом.

– Людей ссылают в Новый Южный Уэльс за охоту на зайцев, которые им не принадлежат. Бог знает, что они делают с браконьерами во Франции.

Фейт закусила губу.

– Я не подумала.

– Это очевидно. Поэтому давайте договоримся: больше никакой стрельбы. Держите этот пистолет при себе. Он для отпугивания разбойников и бандитов, а не для добывания обеда.

Он пришпорил свою лошадь и поехал вперед. Фейт чувствовала себя пристыженной, глупой и жестокой.

– Не переживайте, мисс, – успокоил ее подъехавший сзади Стивенс. – Вы просто случайно задели одно из больных мест мистера Ника. Он всегда любил всякую тварь Божью, с самого детства. Вечно, бывало, убегал в лес вместе с моим Элджи.

– Но он прав. Я не подумала. Я так ужасно чувствую себя из-за бедного зайца. Я совсем не подумала. Я полагала, одно мгновение – и все будет кончено, быстро и безболезненно, как с той рыбой, когда вы ударили ее ножом. – Она поежилась, почувствовав тошноту.

– Ничего страшною, мисс Вы же не хотели, чтобы так вышло, я знаю. И мистер Николас понимает, что вы хотели как лучше.

– Нет, не понимает, – несчастно сказала она.

– А-а, не берите в голову, мисс. Он знает, что это была ошибка. Все образуется, вот увидите.

– Я просто хотела... – Она закусила губу.

– Ну-ну, мисс. Все пройдет. Мистер Ник успокоится, увидите, а Мак найдет этого зайца и быстро положит коней его страданиям.

– Конечно, Мак считает, что негоже мясу пропадать зря. – Даже произнося это, она почувствовала себя мелочной.

– Нет, тут вы ошибаетесь, – сказал Стивенс с мягким упреком. – Мак сделает это потому, что не выносит страданий живого существа. Он найдет зайца и убьет его быстро и чисто. Наследие воины.

Фейт почувствовала себя еще хуже за свое мелочное замечание, когда он сказала это.

– Что вы имеете в виду – наследие войны?

– Мак видел множество людей, умирающих в медленной агонии. Мы все видели, но, похоже, на Мака это подействовало больше, чем на других. Никто не мог помочь им. Мак ненавидел это. Он заставил всех нас пообещать, что если когда-нибудь окажется в такой ситуации, один из нас застрелит его, прекратив мучения, и пообещал сделать то же самое для нас.

– Какой ужас.

Стивенс покачал головой:

– Нет, вы не знаете, каково это, мисс. Лучше умереть быстро и с достоинством. Я бы предпочел быструю, чистую пулю от Мака медленной смерти. Тому зайцу повезло.

Фейт закусила губу.

Через некоторое время Мак присоединился к ним. Руки у него были поцарапаны, а с седла свисала мягкая, окровавленная заячья тушка. Фейт передернуло. Она почувствовала себя настоящей скотиной.

– Извините, что вам пришлось это делать, мистер Мактавиш, – сказала она – Мне очень жать, что бедному зайцу пришлось так страдать.

– Ага, в следующий раз, когда надумаете пристрелить животину, постарайтесь сделать это быстро и чисто.

– Постараюсь, – Фейт сглотнула. – Хотя не думаю, что после этого убью когда-нибудь даже паука, – грустно пробормотала она.

Он оглядел ее из-под кустистых бровей и проворчал:

– А-а, не бери в голову, девочка. Если б лиса поймала этого зайца, ему пришлось бы ничуть не легче. Жизнь по большей части не очень-то добра к животным, а смерть и того хуже.

Это было, без сомнения, самое приятное из того, что Мак когда-либо говорил ей, а тот факт, что он хотел успокоить Фейт, только усугубил ее чувство вины. Окровавленный мертвый заяц подпрыгивал и бился о лошадиный круп. Фейт чувствовала каждый подскок.

Тем же вечером Фейт рассказала Николасу, как ужасно чувствует себя из-за зайца.

Ник удивленно взглянул на нее.

– Но это случилось полдня назад. Ты что, все это время думала об этом?

Она нахмурилась:

– Конечно.

Он сбросил с себя сюртук.

– Живи моментом – помнишь? Ты совершила ошибку, она не была серьезной, поэтому иди дальше. Каким бы необдуманным ни был твой поступок, ты не хотела ничего плохого. Последствия, не считая плачевных для зайца, несущественны не было серьезной задержки, ты усвоила важный урок, а Беовульф полакомился свежим мясом. – Он сел, чтобы стянуть сапоги.

Фейт была склонна возмутиться таким небрежным отношением к ее чувствам но он начал расстегивать бриджи, и она поспешно отвернулась. Она еще не настолько легко чувствовала себя с ним, чтобы невозмутимо наблюдать, как он раздевается.

Она расстегнула платье, выскользнула из нижней юбки и сорочки и переоделась в ночную рубашку со всей возможной скромностью. Фейт понимала, что это глупо, поскольку он уже видел все, что можно видеть, но все равно стеснялась.

Она забралась под одеяло и стала ждать, когда он присоединится к ней. Она почувствовала, как матрац подался, когда он забрался на кровать но вместо того, чтобы скользнуть под одеяло, он откинул его, полностью раскрывая ее. Во рту пересохло, и Фейт сглотнула, не то от испуга, не то от предвкушения.

– Перевернись. На живот, – велел он.

Фейт перевернулась. Она постаралась не дернуться, когда он взялся за край рубашки и потянул ее вверх, насколько можно.

– Приподнимись, – скомандовал он, и она приподняла живот как можно выше, в то время как он задрал ее рубашку.

Она ждала, чувствуя себя незащищенной, гадая, как выглядят сзади ее ноги и все остальное. Долгое время он не делал ничего, но она слышала какие-то тихие странные звуки, как будто босые ноги топтались на липком полу.

Она нервно сглотнула слюну. Неужели это то, что она выпустила на волю своим чувственным поцелуем сегодня утром? Или это своего рода наказание за зайца? Правда, он сказал, что это в прошлом, но люди часто говорят одно, а делают другое.

Он придвинулся ближе. Она собралась с духом. Она чувствовала тепло его тела рядом со своей замерзшей обнаженной кожей.

Затем что-то холодное и вязкое коснулось ее бедра, и она в ужасе ахнула и попыталась отодвинуться.

– Не двигайся. Она немного холодная, я знаю, но скоро нагреется. – Он начал растирать ее бедро.

Фейт застонала. Мышцы были все еще одеревенелыми и болели от непривычно долгой езды в седле.

– Вот так, расслабься, – пробормотал он.

Руки гладили ее бедра длинными, твердыми движениями. Она почувствовала, как ноющие мышцы запротестовали.

– Ох, там немного больновато, – сказала она ему.

– Я знаю, поэтому и втираю в тебя этот бальзам. Он поможет.

Фейт сомневалась в этом. Едкий запах защекотал ноздри. Камфара и мята, чеснок и что-то еще. Он уже втирал эту мазь ей в лодыжку, но то было на улице. А в этой маленькой комнате... она сморщила нос. Ей не нравится запах камфары. Но такова жизнь солдатской жены, напомнила она себе, стиснула зубы, уткнулась носом в подушку и приготовилась терпеть.

Постепенно движение и тепло, казалось, проникли в ее тело, и ноющие мышцы начали расслабляться. Вскоре Фейт обнаружила, что потягивается и извивается от удовольствия под его руками.

– Ох, как хорошо, – выдохнула она.

Он что-то буркнул. Его руки не останавливались. Через некоторое время Ник сказал:

– Приподнимись. Я разотру спину.

Не без труда она приподнялась, и он окончательно стянул с нее рубашку. Вязкая масса бальзама шлепнулась ей прямо между лопаток, Фейт ахнула и стала ждать, когда его большие руки вновь начнут творить свое волшебство. Он аккуратно тер и гладил, казалось, целую вечность. Его длинные, сильные пальцы отыскивали каждый узелок и тщательно разминали его.

– Ох, Николас, это божественно, – промурлыкала она, чувственно потягиваясь под его руками.

И снова он лишь что-то проворчал в ответ. Когда он закончил, Фейт была сплошной бескостной массой удовольствия.

– Сядь, – велел он и набросил на нее свою рубашку.

– Твоя рубашка?

– Ее легче постирать, чем ту тонкую штуковину, которая была на тебе.

– А-а... – Она закуталась в его рубашку. – А разве ты не хочешь, чтобы я втерла в тебя бальзам? Твои мышцы, должно быть, тоже напряжены.

Последовало короткое молчание.

– Нет, спасибо.

– Разве ты ничуточки не напряжен?

Еще одна короткая пауза.

– Нет, – проскрипел он. – Спокойной ночи, миссис Блэклок.

Она почувствовала легкое разочарование. Впрочем, возможно, он находит ее ужасно отталкивающей из-за того, что от нее так сильно воняет камфарой.

Она наклонилась и быстро поцеловала его.

– Спокойной ночи, мистер Блэклок. Спасибо за массаж. Эго было просто бесподобно. – Она уютно устроилась в кровати, чувствуя тепло и расслабленность.

Легкая улыбка тронула уголки ее губ.

– Мистер Блэклок?

– Гм? Спи. Ты вымоталась.

– Я все-таки думаю, вам нужен массаж. Или что-нибудь еще.

Ник застонал.

– Ты уверена, что не очень устала?

– О нет, я чувствую себя просто чудесно, – заверила она его.

Они покинули гостиницу поздним утром.

– Мы больше не будем выезжать так поздно, мадам. Крайне важно, чтобы мы не теряли скорости, – сообщил Ник резким тоном.

– Да, конечно. Тогда разбуди меня завтра утром пораньше. – Она лукаво улыбнулась ему и он отвел глаза, прекрасно зная, кто виноват в позднем пробуждении. Опять.

Он наблюдал за ней, отыскивая признаки сильной привязанности, но, не считая склонности делиться улыбками с окружающим миром, Фейт казалась вполне нормальной.

– Твоя шляпа съехала набок, – сказал он, просто чтобы что-то сказать.

Она поправила шляпу и вопросительно взглянула на него. Он кивнул. Мало того, что она пустилась в это нелегкое путешествие, так не хватало еще, чтобы ее нежная кожа обгорела на солнце.

Во второй половине дня стало еще жарче, и лицо Фейт раскраснелось от жары или от движения, Ник не знал точно.

Заметив промелькнувшее на некотором расстоянии море, он объявил, что они немного отдохнет на берегу. Мак и Стивенс бросили на него удивленные взгляды, но Ник не обратил на них внимания.

Берег был песчаным и безлюдным. Они нашли тенистое местечко, поели хлеба с колбасой и сыром и закусили местными хрустящими яблоками. Фейт легла в тени на расстеленном одеяле и закрыла глаза. Она почти мгновенно уснула, виновато подумал Ник. Он измотал ее. Она спала, солнце ярко светило, море мерцало серебристо-голубым.

Ник с тоской смотрел на морскую гладь. Очень скоро им придется повернуть в глубь страны. Возможно, это его последний шанс. Он резко встал.

– Я иду купаться.

Мак и Беовульф присоединились к нему. Стивенс пожал плечами.

– Я останусь здесь, с госпожой. Может, и сам прикорну маленько.

Фейт проснулась от крика морских чаек. Она села, взмокшая, сонная, не понимая, где она. Стивенс лежал на другом одеяле, в нескольких шагах от нее, и крепко спал с открытым ртом.

Она встала и потянулась. Мышцы уже понемногу привыкали к езде в седле, но она спала в неудобном положении. Где же Николас? Фейт огляделась и увидела Беовульфа, стоящего у самой кромки воды и напряженно вглядывающеюся в море. Две головы мелькали, подпрыгивая, среди волн. Они плавают. Вот вам и настоятельная необходимость проезжать за день как можно больше.

Фейт с завистью наблюдала за ними. Она не умела плавать. День такой жаркий, а вода кажется такой прохладной, освежающей и манящей. Мысль погрузиться всем телом в прохладу воды была божественной.

В голове зазвучал голос Хоуп, словно сестра была рядом. «Не упускай возможности для радости, как бы мала она ни была».

Только позавчера она согласилась жить одним мгновением. И вот оно, мгновение. Без дальнейших колебаний Фейт схватила свое одеяло и побежала вдоль берега. Потом оглянулась на спящего Стивенса. Вокруг ни души. Фейт расстегнула жакет амазонки, сняла юбку и положила ее рядом с ботинками и чулками. Чувствуя себя почти голой в рубашке и панталонах, она встряхнула одеяло, завернулась в него и подошла к кромке воды.

Беовульф искоса взглянул на нее и зарычал, но особого внимания не обратил. Пса интересовал только его хозяин.

Фейт сбросила одеяло и, чувствуя себя смелой и дерзкой, вошла в воду по колено, тихо вскрикивая от прикосновения легких волн к горячей коже. Поначалу вода казалась холодной, но очень бодрящей. Приятное возбуждение росло, и Фейт заходила все глубже, пока не оказалась почти по пояс в воде. Дальше она войти не осмеливалась – боялась, что волна собьет ее с ног. Волны были небольшими, но довольно сильными. Фейт прыгала, плескалась и шлепала холодной соленой водой по разгоряченному лицу. Ощущение было божественным. Ей бы хотелось погрузиться в воду полностью, но она не решалась.

Фейт посмотрела в море, на своего мужа, на его мокрую темную голову над водой. Он пока еще не заметил Фейт. Она гадала, согласится ли он учить ее плавать.

– У тебя что, ни капли скромности, женщина?

Большой, мокрый, раздраженный шотландец стоял по грудь в воде слева от нее. Она не заметила, как он подплыл к берегу.

Спутанная масса морских водорослей плавала в прозрачной воде возле ее ног. Фейт не любила водоросли. В них скрываются всякие противные создания. Она осторожно обошла их.

– Ну? – потребовал ответа Мак.

– Что ну?

– Ты уйдешь отсюда?

Она нахмурилась:

– А почему я должна уходить?

– Ради своей скромности! – Мак прямо кипел от негодования – Это должно быть очевидно даже для таких, как ты!

– С моей скромностью все в порядке, – парировала она, оборонительно скрестив руки на груди. В конце концов, может, она и в нижнем белье, но рубашка и панталоны прикрывают ее, тогда как он, без сомнения, голый, как и в первый день.

– И ты можешь смотреть на голого мужчину, не краснея? А теперь уйди, женщина!

– И не подумаю! Я имею полное право охладиться. Как это только что делали вы.

– Может, и так, только я хочу выйти.

Она пожала плечами:

– Я вас не держу.

– Держишь! Ты что, не слышала? Я голый, бесстыдное создание!

– Я не бесстыдное создание. Давайте выходите из воды, я вас не держу – Она отвернулась от него. – Я не буду смотреть.

Он фыркнул:

– С тебя станется подглядывать.

– Даю вам слово. – Фейт была вне себя. Да, в тот первый день она действительно подсматривала. Но не за ним. И тогда она не давала слова.

Он снова фыркнул:

– Ага, слово вертихвостки.

Она повернулась, взбешенная.

– Я не вертихвостка! И если вы еще хоть раз меня так назовете, я... я... – Никакое страшное наказание не приходило ей в голову. Не раздумывая, она наклонилась, подхватила плавающую массу водорослей и швырнула в него со всей силы. Они шлепнулись прямо на Мака.

Он отшатнулся, прижимая массу мокрых водорослей к груди. Может, там и были какие-то морские твари, но Мак был вылеплен из более крепкого теста.

– Значит, ты не сдвинешься с места?

– Нет!

Он зыркнул на нее.

– Ни капли стыда, – заявил он и ринулся вон из воды, прижимая к себе водоросли, чтобы прикрыться.

– В них полно крабов! – крикнула Фейт ему вслед.

Он дернулся и отшвырнул водоросли. Фейт проворно повернулась к нему спиной Она не вертихвостка! Как будто у нее есть желание смотреть на здоровою, голого, волосатого шотландца! Вот обнаженный греческий бог – совсем другое дело... Пока она вглядывалась в море, отыскивая глазами мужа, его темная, мокрая голова, словно тюлень, вынырнула из воды рядом с ней.

– Как это нехорошо с вашей стороны, миссис Блэклок.

– Но он был очень груб, – сказала она в свою защиту.

– Да, но ужасно смущен, что женщина застала его голым. Полагаю, вы дали ему пищу для размышлений. Скажите мне, в тех водорослях действительно были крабы?

Ему смешно, с облегчением увидела она. В глазах Ника плясали смешинки.

– Не знаю. Надеюсь, что да. Надеюсь, они были большими и злыми и укусили его. Сильно и за самое чувствительное место!

Он расхохотался. Фейт заулыбалась. Ник без колебании схватил ее и потянул под воду.

Она вынырнула на поверхность, брызгаясь и отплевываясь, и в ярости уставилась на него.

– Ты что, рехнутся? Зачем ты это сделал? Я же могла утонуть!

Он совершенно бесчувственно, по мнению Фейт, рассмеялся и заметил:

– Твои ноги и касаются дна, и воды тебе только по пояс. Не найдя слов, чтобы ответить ему должным образом, она плеснула в него водой. Он ответил тем же, и началось сражение. Вода летела во все стороны, а они оба задыхались, мокрые и смеющиеся. Это была чудесная забава, но в конце концов Николас прекратил ее, нырнув под воду и отплыв в сторону, Фсйт не могла его достать.

Она наблюдала за ним со смесью расстройства и тоски.

– Несправедливо, – сказала она, когда он вынырнул в нескольких ярдах от нее. – Ты же знаешь, что я не умею плавать.

Вместо ответа Николас снова нырнул и исчез Его долго не было, и когда Фейт уже забеспокоилась, темная тень в глубине стрелой метнулась к ней. Фейт взвизгнула от испуга. Ник обхватил ее бедра и поднял высоко над водой.

– Хочешь научиться? Я могу научить тебя, если хочешь.

Она стиснула его плечи, но отозвалась с готовностью, сразу позабыв про водную битву.

– Правда научишь?

– Конечно, – сказал он и позволил ей соскользнуть в море. – Итак, первое, чему тебе надо научиться, это держаться на воде.

Разочарованная, она сморщила носик.

– Просто держаться на воде?

– Умение держаться на воде – это важно. Если ты умеешь держаться на воде, то, значит, умеешь и плавать. К тому же если ты устанешь в воде, то всегда можно полежать и отдохнуть. – Он обхватил ее рукой за талию. – Я буду держать свою руку здесь, у тебя на пояснице. Просто отклонись назад, ляг затылком на воду и позволь ногам всплыть на поверхность.

Она отклонилась назад, как он велел, но ее ноги отказывались подниматься.

Он скользнул другой рукой ей под бедра.

– Не бойся, я поддержу тебя. Ты не уйдешь под воду.

Она крепко зажмурилась и оттолкнулась назад. Было страшновато, но после одной или двух неудачных попыток ей удалось не сопротивляться, он мягко, но уверенно опрокинул ее назад. Она понимала, что в любой момент пойдет ко дну.

– Голову назад, вот так, теперь дыши... – Он ждал. – Дышать можно... даже нужно. – Он подождал еще немного, затем сказал своим офицерским голосом: – Фейт, дыши.

Она открыла глаза, с силой втянула воздух и ушла под воду. Потом вынырнула, отплевываясь.

– Ты же сказал, что я не... – И остановилась. Он смеялся. Она стукнула его по руке. – Как ты смеешь смеяться? Ты чуть не утопил меня!

Все еще смеясь, он сказал:

– Все было не так уж плохо. Знаешь, ты держалась почти сама, только тебе надо научиться искусству держаться на воде и дышать.

Игнорируя его поддразнивания, она попробовала еще раз, настояв, чтобы он держал свою руку у нее под спиной, просто на всякий случай. Она положила голову на воду, чувствуя, как прохладная вода плещется вокруг ушей, и оттолкнула ноги вверх.

– Теперь дыши, – велел он. – Это поможет тебе держаться.

Фейт старательно держалась и дышала, делая глубокие вдохи. Это было удивительно. Она чувствовала себя невесомой, но его большая рука по-прежнему поддерживала ее. Дыхание действительно помогало держаться на поверхности. Фейт задышала еще глубже.

Он застонал:

– Боже, дай мне силы!

Она открыла глаза.

– Я для тебя слишком тяжелая? – Она замолотила ногами и тут же стала тонуть.

Он подтянул ее и поднял на ноги.

– Конечно, нет. В воде ты совсем ничего не весишь.

– Тогда почему ты просишь у Бога силы?

– Не физической силы, моральной. – С печальным выражением он взглянул на ее тело. – Уверен, ты думала, что хорошо прикрыта, но теперь, когда ты вся мокрая... – Он криво улыбнулся при виде ее озадаченного лица. – Полагаю, тебе неведомо, какое действие производит вода на тонкое хлопковое белье.

Она проследила за его взглядом и ахнула.

Действие воды на тонкое хлопковое белье заключалось в том, что вода делала его почти полностью прозрачным, и Фейт выглядела все равно что голой. Она закрыла руками грудь и присела на корточки.

Он улыбнулся:

– Я ведь уже видел тебя.

Фейт не знала, куда смотреть. Она чувствовала, что лицо ее пылает.

– Д-да, возможно, но не средь бела дня. О Боже! Мистер Мактавиш! – Она в ужасе повернулась. – Он, должно быть, видел...

Николас покачал головой:

– Heт, он не видел ничего, кроме твоего нижнего белья. Твоя нижняя половина была в воде, а верхняя не была мокрой, пока ты не наклонилась, чтобы взять водоросли. – Он усмехнулся. – А после этого, насколько я припоминаю, он был занят.

Фейт обдумала это, затем расслабилась.

– Да, и я повернулась к нему спиной, чтобы доказать, что я не подглядывающая вертихвостка.

– Кто-кто? – Он сдвинул брови.

– Он сказал, что я бесстыжая вертихвостка, которая любит подглядывать за голыми мужчинами. Но это неправда, то есть не совсем. Мне просто нравится смотреть на... – Она осеклась и вспыхнула. Что он подумает о ней, если она признается, что, в сущности, бесстыдно глазела на голого мужчину?

– На что тебе нравится смотреть? – напомнил он.

Она не ответила. Она была уверена, что лицо ее горит огнем. У нее возникло горячее желание окунуться в прохладную соленую воду и просто спрятаться там, только его руки все еще держали ее.

– Фейт?

Он явно не собирался сдаваться.

– На греческие статуи, – чуть слышно пробормотала она.

Последовало короткое молчание.

– На греческие статуи!

– Да, – беззаботно отозвалась она – Разве ты не видел мраморные статуи лорда Элджина? Они очень искусно сделаны.

– Нет, не видел – Он снова нахмурился – Значит, Мак назвал тебя бесстыжей вертихвосткой?

– Да. Полагаю, было несколько нескромно с моей стороны раздеться до нижнего белья. Но по крайней мере я была прикрыта, – быстро сказала она, радуясь смене темы – Он ужасно неотесанный, правда?

Ник с сомнением взглянул на нее.

Фейт объяснила.

– Сварливый и раздражительный и все время ожидает от меня худшего. Почему он меня так не любит? Я же не сделала ему ничего плохого.

Николас покачал головой.

– Дело не в тебе. В прошлом ему сильно не везло с женщинами. Он ожидает худшего не от тебя, а от всех женщин. – Ник помрачнел – Но я не позволю ему расстраивать тебя и говорить неуважительно. Я разберусь...

– Нет! – Она положила ладонь ему на грудь – Я сама разберусь с мистером Мактавишем Поскольку он ожидает от женщин худшего, я не разочарую его, – заявила она. И не посмотрю, что он твой друг, Николас. Я больше не стану терпеть его неотесанность. Я сыта по горло мужской грубостью!

Он задумчиво посмотрел на нее.

– Ну хорошо. Оставляю это на твое усмотрение... пока. А теперь, может, вернемся на берег?

Ее лицо вытянулось.

– А как же мой урок плавания?

Ник подавил стон. Нельзя мужчине иметь дело с почти голой нимфой и при этом бездействовать. Особенно теперь, когда он знал, какова ее кожа на ощупь, знал контуры ее тела под своими руками, помнил вкус ее груди...

Ему вообще не следовало подтверждать брак.

– Всего один маленький урок. Пожалуйста!

Он сделал глубокий вдох. С этим, пожалуй, он справится. С тех пор как он вытащил Мака и Беовульфа и этой реки, Ник обучил плаванию многих молодых офицеров и солдат. Солдатам необходимо было уметь плавать. А раненые излечивались быстрее после купания в море. Обучение Фейт ничем не отличается от того, что он уже делал много раз, сказан он себе.

– Ну хорошо, – коротко произнес он. – Покажи мне, как ты держишься наводе.

Она послушно легла на спину, придерживаемая его рукой, и с суровой сосредоточенностью приподняла кверху бедра, живот, груди. Ник стиснул челюсти.

Она покачивалась вверх-вниз, розовая и мокрая. Облепляющее ее полупрозрачное белье только добавляло привлекательности, словно сокровище, обернутое в тонкую бумагу, просвечивающее сквозь нее и манящее.

– Дыши, – приказал он и попытался не забыть что и самому надо дышать.

Она дышала, и ее грудь вздымалась и опускалась, а соски были твердыми, как маленькие ягодки.

Желание сотрясло его. Зажав его в крепкие тиски, Ник убрал руки из-под ее поясницы. Она лежала на воде. Он отошел от нее. Она продолжала лежать.

– Как ты думаешь, сколько понадобится времени, чтобы научиться самостоятельно держаться на воде?

С расстояния в несколько ярдов он сказал:

– Открой глаза, Фейт.

Она медленно открыла глаза и увидела, что лежит на воде. Она умудрилась продержаться еще минуту, затем закричала:

– Я сделала это! Я умею держаться на воде! – Она встала и брызнула в него водой. – Я умею держаться на воде, Николас!

Он старался не засмеяться при виде ее радостного возбуждения. Что-то сдавило ему грудь. Она была такой чертовски красивой. Такой полной радости жизни. Было почти больно смотреть на нее.

Поделом, сурово сказал он себе. Не надо было вообще учить ее плавать.

– Теперь покажи мне, как плавать, – приказала она. Ему в самом деле стоило немедленно прекратить все это.

Выйти на берег, одеться и продолжить путешествие. Время идет. Он взглянул на берег. Его людей нигде не было. Очевидно, они отошли к лошадям, сказал он себе. Дают ему возможность порезвиться наедине с женой.

– Хорошо. Этот процесс во многом такой же, только на животе, а не на спине. Я кладу руку тебе на живот, а ты... да, правильно. Ты когда-нибудь видела, как плавает лягушка?

Сосредоточенно нахмурившись, она в точности выполняла все его инструкции.

Его рука обхватывала ее живот, придерживая ее, пока она «плавала» вокруг него, по-лягушачьи двигая руками и ногами. Время от времени она случайно набирала в рот воды, кашляла и отплевывалась, или он убирал руку, и она пыталась плыть самостоятельно.

– Ты почти научилась. Попробуй теперь сама! – резко бросил Ник.

Лицо Фейтна мгновение вытянулось, но потом прояснилось. Она взглянула на солнце.

– О да, извини. Я всех задерживаю, да? Хорошо, еще одна попытка, и обещаю, потом мы выходим.

С лицом, на котором была написана угрюмая сосредоточенность, она опустилась на воду и неуклюже и упрямо поплыла к нему. Чем ближе она подплывала, тем дальше он отходил, и только когда она проплыла почти десять ярдов сама, остановился и позволил ей подплыть к нему.

– Я сделала это! – Запыхавшаяся, она встала на ноги. – Я умею плавать, Николас! Я умею держаться на воде и умею плавать! О, спасибо тебе, спасибо! – И без предупреждения она выпрыгнула из воды, обвила его за шею руками и поцеловала. Она целовала его в уголок рта, в подбородок, в щеку, бурно и неумело; она просто осыпала поцелуями все его лицо.