Дженнифер Хеймор
Сезон обольщения
Посвящается Лоуренсу
Глава 1
Лондон
3 ноября 1827 года
«Сегодня я ему отдамся».
Бекки закрыла глаза, чтобы Джози, служанка, смогла опрыскать волосы розовой водой. Дрожь серпантином обвила позвоночник, скользнула вниз…
Джек Фултон. Отчаянный моряк, недавно вернувшийся в Лондон из многолетнего странствия. Сегодня вечером она впервые за четыре года дотронется до мужчины. Сегодня ночью она целиком отдастся ему.
Она уже месяц была знакома с Джеком, но все еще мало знала его. Впрочем, не больше знал о ней и он. Оставаясь наедине, они болтали о прошлом, о настоящем, но все это было поверхностно и ни к чему не обязывало.
Ей так больше нравилось. И все же было в нем нечто такое, что влекло заглянуть под этот твердый панцирь, открыть для себя то, что скрывалось под суровой, но красивой внешностью.
Она слегка тряхнула головой, чтобы отогнать от себя нахлынувшие мысли. Круглолицая Джози неодобрительно поморщилась, потому что при этом движении из прически госпожи выбилась прядь и служанке пришлось, сокрушенно вздыхая, поправить ей волосы.
Бекки открыла глаза и пристально вгляделась в зеркало, принесенное из гардеробной ее подруги Сесилии. Ах, какое лицемерие с ее стороны — желать больше узнать о Джеке Фултоне! И уж конечно, она не хотела бы впускать его в свою душу. Она уже давно накрепко заперлась изнутри и не собиралась вновь раскрываться перед кем бы то ни было. Даже перед любовником. Сердце ее надежно защищено, а эта ночь сделает ее свободной. Джеку не удастся ее ранить — она не допустит этого. Однако он может освободить ее из той одинокой тюрьмы, в которой она провела долгие годы. Он способен снова дать ей ощущение жизни.
— Ты думаешь о чем-то, Бекки? Я вижу по твоему лицу.
Бекки посмотрела в зеркало и встретилась взглядом с вошедшей подругой. Сесилия, леди Деворе, заложив руки за спину, стояла посреди комнаты — одной из гостевых спален своего дома. Белоснежное атласное платье с высоким воротником и широкий пояс с алой вышивкой подчеркивали стройность ее фигуры. Блестящие локоны цвета шоколада, завитками ниспадавшие из прически, обрамляли элегантный изгиб лебединой шеи и изящного подбородка.
Несколько часов назад Сесилия заехала за Бекки в дом ее брата, как будто бы для того, чтобы вместе отправиться в оперу. Но сегодня оперы для Бекки не будет. Вместо этого Сесилия отвезет Бекки в респектабельную гостиницу, где подруга намеревается устроить себе вовсе не такое уж респектабельное свидание с морским бродягой, в котором ложно, однако, разглядеть намек на джентльмена. Хотя скорее он джентльмен с намеком на морского бродягу.
Не было сомнения в том, что Джек Фултон — выходец из уважаемой семьи. Его отец состоял в Королевском тайном совете, старший брат мечтал войти в парламент, а средний был капитаном флота его королевского величества. Джек не принадлежал к верхушке аристократии, как семья Бекки или даже Сесилии, но кровей был самых уважаемых, это бесспорно.
Однако… Один взгляд на него — и сразу видно в нем что-то заманчиво непристойное. Что-то опасное, беззаконное, что учащало пульс Бекки и делало ватными колени. Его внешность волновала и притягивала. В отличие от привычных прилизанных, бледных и каких-то мягкотелых лондонских денди, Джек отличался смуглостью кожи; на лбу между бровями прочно залегла морщина, а когда он улыбался, мелкие лучики расходились от уголков его глаз. Свои каштановые — на тон светлее радужных оболочек — волосы и бачки он коротко стриг. Бледноватые губы часто складывались в лукавую улыбку, которая так хорошо сочеталась с озорным блеском глаз. И эти глаза, и эти губы в последний месяц часто являлись ей в эротических снах.
Сесилия слегка кашлянула, отвлекая подругу от непристойных мечтаний.
— Да… — задумчиво протянула Бекки, — я и впрямь о чем-то задумалась.
Темные глаза Сесилии смотрели с пониманием. Но она хотела услышать подробности от самой Бекки.
— Рассказывай.
Взглянув на горничную, Бекки знаком отпустила ее. Та не проронила ни звука, но, не упустив случая недовольно сморщить губы, заткнула пробкой бутылочку с розовой водой, поставила ее на стол, сделала реверанс и вышла.
Когда дверь щелкнула, закрывшись за нею, Бекки сказала:
— Думаю, сегодня это случится.
— Правда? — Голос Сесилии был мягок. Атласное платье зашуршало: она точно проплыла по мягкому ковру к туалетному столику, возле которого сидела подруга. — Да ты не на шутку увлеклась мистером Фултоном?
Опершись локтем левой руки о блестящую дубовую поверхность, Бекки пошевелила двумя пальцами. Они часто напоминали о себе, но она научилась испытывать даже какое-то удовольствие от этого ощущения — видимо, привыкла к нему. Оно успело стать частью ее самой, как и немного искривленный, плохо сросшийся локоть. Это напоминало ей о том периоде жизни, который она забыла бы с огромной радостью.
— Увлеклась. Но не столько им самим… сколько некоторыми частями его существа.
— О! — Губы Сесилии сложились в хищную улыбку. — И с этими частями его существа ты желала бы познакомиться поближе…
Бекки вспыхнула, поерзала в кресле…
— Можно сказать и так.
Знаменитая прямолинейность Сесилии распространялась и на такие стороны жизни других людей, которые большинство предпочли бы не афишировать. На самом деле именно эта ее черта и привлекла к ней Бекки, когда они впервые встретились в прошлом сезоне. Спокойное понимание природных инстинктов человеческой натуры казалось одновременно и свежим, и шокирующим.
Когда по окончании сезона лондонское общество в основном покинуло столицу, семья Бекки осталась. Сесилия тоже не поехала в деревню, ссылаясь на отвращение к сельской жизни. И вот, когда весь свет удалился из Лондона, Сесилия и Бекки сблизились и стали встречаться почти каждый день. Но и теперь, несмотря на долгие месяцы их тесного знакомства, Бекки частенько краснела в ее присутствии.
Брови Сесилии распрямились, губы смягчились — лицо ее теперь выражало сочувствие. Она ласково положила длинные пальцы Изящной руки на плечо подруги:
— Рада за тебя. Это так долго тянулось.
Действительно, прошло уже четыре года с тех пор, как Бекки в последний раз была с мужчиной. Она так обожала своего мужа — жаждала его ласки и сама страстно ласкала его, упиваясь каждым прикосновением… пока это все не случилось.
— Слишком долго, — прибавила Сесилия.
Бекки шумно выдохнула и в раздражении посмотрела на подругу:
— Нет, ты определенно испорчена, Сесилия. Многие вдовы вообще не прикасаются к другому мужчине после смерти мужа.
Сесилия, чьи манеры безукоризненно соответствовали обычаям высшей аристократии, в чём-то ухитрялась идти гораздо дальше прочих людей ее круга. Тонкие темные брови ее круто выгнулись.
— Что ж, это их упущение. Я потеряла мужа в том же году, что и ты, но с тех пор уже многие согревали мою постель. — Она пожала плечами. — И не подумаю раскаиваться в этом. Я люблю мужчин.
Бекки скривила губы:
— В самом деле? Я бы так не сказала. В целом, мне кажется, ты весьма цинично относишься к мужскому полу.
Сесилия усмехнулась и положила ладонь на плечо Бекки.
— Конечно, ты права. Осмелюсь сказать тебе правду: мужчины гораздо приятнее, когда лежат голые в моей постели, а их рты заняты моим телом, а не разговорами.
Легкие кудряшки защекотали шею; Бекки резко отвела взгляд от подруги. В их последнюю встречу Джек поцеловал ее. Нежное прикосновение этих губ — и словно электрический разряд пронизал все тело, напомнило, что, сколько бы она ни сдерживалась, ее природная страстность никогда не умрет.
— Ты готова, Бекки. — Сесилия ободряюще сжала ее плечо.
— Не уверена.
— А я уверена. Это то, что тебе нужно. И что бы ни случилось между тобой и мистером Фултоном этой ночью, ты во всеоружии.
Последние несколько месяцев Сесилия занималась тем, что вызволяла Бекки из крепких уз ее любящей, но слишком заботливой семьи. Однажды поздно вечером, после нескольких бокалов кларета, Бекки призналась в своих тайных желаниях, и Сесилия взялась учить ее тому, что должна уметь делать умная вдова: как закрутить интрижку, начав с соблазнения, и как закончить — имея в виду не просто кульминацию страсти, но и все неизбежные последствия.
Так что теперь она действительно была совершенно готова.
— Чувствую себя такой бессердечной. — Глядя в зеркало на Сесилию, Бекки провела пальчиком по плавному вырезу своего белого муслинового платья. Она приехала в дом Сесилии в тяжелом шелковом наряде для оперы, но теперь этот костюм висел в дубовом гардеробе. Сегодня вечером Бекки снимет и вот это легкое белое платье… Но сначала его полупрозрачная ткань сама расскажет Джеку о ее намерениях. — Как-то это неправильно… Грешно это — столь легкомысленно относиться к сердечным делам.
Сесилия решительно покачала головой и снова заложила руки за спину.
— Ты не должна так думать. Я уверена: один из недостатков нашего пола в том, что мы чересчур усложняем вопросы плотской любви. В итоге просто не видим мужчин такими, какие они есть на самом деле.
Бекки нахмурилась, не спуская глаз с отражения подруги в зеркале:
— И какие же они?
— Да просто охотники за телом, совершенно не знающие ничего об этих самых сердечных делах.
— Но в чем-то дела плоти и сердечные дела должны хоть немного совпадать.
— Иногда и совпадают, — признала Сесилия. — Но это скорее исключение. Редкий экземпляр из мужского племени позволит плотским желаниям проникнуть себе под кожу, не то что дойти до сердца. — Улыбнувшись, она махнула рукой: — Да-да, знаю: твой брат — один из них. Но стоит повнимательнее рассмотреть остальных мужчин нашего круга, чтобы понять, насколько я права.
Бекки улыбнулась в ответ и поднялась из-за туалетного столика. Она была готова. Верная Джози, несмотря на присущую ей дерзость, держала рот на замке, до сих пор никому ни словом не проболтавшись о проделках своей госпожи, и, уж конечно, станет хранить молчание, пока та не вернется утром. Сесилия проводит ее до гостиницы, оставит там для свидания с Джеком, а потом вернется за нею в два часа.
— Ты, без сомнения, права. — Бекки выпрямила спину. — Не волнуйся, пожалуйста, Сесилия, я помню все, чему ты меня научила. Мое сердце останется равнодушным. Что бы ни получилось из нашего свидания с мистером Фултоном, я сохраню о нем самые нежные воспоминания.
Сесилия взяла ее за руку и крепко сжала, улыбаясь.
Бекки надеялась, что говорит правду. Она по-настоящему хотела, чтобы это была правда. И все же была напугана. Да-да, конечно, все предостережения подруги будут учтены. Но, как это ни ужасно, приходится признать, что Джек Фултон уже успел растопить часть ее ледяного панциря и начал пробираться под него.
Натягивая новые, только что принесенные из мастерской перчатки, Джек бросил взгляд на графа Стрэтфорда:
— Ну как, все в порядке?
Стрэтфорд кивнул, но тут же вопросительно выгнул бровь:
— Полагаю, я просто обязан спросить тебя в последний раз: ты уверен в том, что поступаешь правильно? Я сам с этой дамой не знаком, но семья у нее непростая. Если бы только узнали, что ты задумал…
Джек остановил его, подняв руку:
— Спокойно. Никто не знает. И никто ничего не узнает.
Стрэтфорд был единственным человеком в Лондоне, которому Джек доверил свой план. Три месяца назад он вернулся в Англию после двенадцатилетнего отсутствия и обнаружил, что большинство его юношеских приятелей превратились в слабые, фатоватые существа. К счастью, случайно встреченный в одной из таверн на Стрэнде граф оказался исключением.
Со временем Стрэтфорд рассказал обо всем, что с ним приключилось. Как и самому Джеку, ему пришлось пережить ужасную потерю. Но именно этот горький опыт сделал из него того человека, каким он был сегодня. Его считали распутным повесой и безнравственным дебоширом. Он принадлежал к тому роду мужчин, против которых предостерегали своих невинных дочерей заботливые благочестивые мамаши.
Но вопреки всем самым страшным предостережениям дьявольское безразличие, которое только он один умел так на себя напускать, а также его лоск и стиль вкупе со светлыми, на несколько тонов светлее, чем у Джека, волосами и атлетической фигурой позволяли Стрэтфорду немедленно поймать на крючок любое существо женского пола, которое имело неосторожность к нему приблизиться. Граф спокойно относился к своей репутации и лишь пренебрежительно улыбался, хищно поблескивая голубыми глазами. Если бы Джеку не были знакомы такие же чувства, он бы не распознал в этом вызывающем равнодушии горечи и отчаяния, точивших душу его друга.
Мужчины вышли через парадные двери графского дома на Сент-Джеймс-сквер. Солнце скупо проливало свет сквозь густую дымку, листья и пыль несло по улице, то и дело закручивая в вихре. Зато ветер прогнал тяжелый городской дух и оставил на улицах свежий аромат, присущий самому началу поздней осени.
Глядя на выметенную ветром площадь, Джек плотнее запахнул черные шерстяные лацканы пальто. Мимо прогрохотали две кареты, за ними проехали несколько верховых и телега молочника. Он оглянулся на друга, который задержался на ступенях дома, чтобы застегнуть стильное темно-серое пальто.
— Мне необходимо сделать этот шаг, — сказал он достаточно громко, чтобы граф мог слышать его сквозь уличный шум.
Стрэтфорд приостановился, положив руку на перила лестницы. Аметист на его безымянном пальце слабо блеснул в бледном солнечном свете.
— Знаю.
— Способ только один, — решительно продолжил Джек. — И времени у меня не много. Я не побегу из Англии поджав хвост.
— Разумеется. — Стрэтфорд говорил мягко, но взглядом из-под полей своей шляпы так и буравил Джека. — Я бы выбрал другой путь, но я не ты, конечно.
— Нет, — согласился Джек, — ты не я.
Граф содрогнулся, отчего гордая осанка словно бы на мгновение покинула его, а потом грациозно сбежал с двух последних ступенек.
— У меня нет ни малейшего желания дать кому бы то ни было заковать меня в кандалы.
У Джека тоже не было такого желания. Во всяком случае, пока он не увидел леди Ребекку — Бекки. Это случилось полтора месяца назад в Британском музее. Он следовал за нею на расстоянии, смотрел, как она прижимает руку к груди, склоняясь над артефактами и внимательно изучая их, пока ее спутники болтали и сплетничали между собой. Его сердце мало-помалу обволакивала нежность. Стоя в стороне от остальных, она выглядела такой хрупкой и недоступной — ему казалось, даже неземной. Но все же что-то в ней, какая-то смутная тень, которую он, впрочем, скорее ощутил, чем смог заметить взглядом, напоминала ему самого себя.
Вскоре он узнал, что она вдова и приходится сестрой эксцентричному герцогу Кантону. Еще в юном возрасте, когда ей было восемнадцать, она потеряла мужа, а потом покалечила руку в дорожном происшествии. Вот почему она так прижимала эту руку там, в музее. И хотя со времени происшествия и со дня смерти мужа прошло уже четыре года, ходили слухи, что ее семья, словно огромная птица, распростершая над гнездом мощные крылья, оберегает ее добродетель, как если бы она до сих пор была девицей на выданье.
А когда Джек узнал о ней больше, его вдруг осенило: вот оно! Вот решение его проблемы.
Вскоре ему стало известно, что Сесилия, леди Деворе, является наперсницей этой женщины, избранной им в качестве цели. К счастью для него, леди была одной из некогда покоренных Стратфордом дам, и они продолжали дружить. Стрэтфорд организовал встречу и представил ей Джека. Усыхав о его интересе и желании познакомиться с леди Ребеккой, леди Деворе пронзила его холодным взглядом, но с готовностью согласилась обсудить возможность этого знакомства.
На другой день леди Деворе послала записку, в которой значились день, время и место — комната в маленькой элегантной, но не слишком притязательной гостинице недалеко от Стрэнда.
Он встречался с леди Ребеккой уже пять раз. Леди Деворе присутствовала на первом свидании, однако все последующие проходили наедине. Они обедали вместе, играли в шахматы, допоздна просиживали за беседой. Бекки играла ему на фортепиано, а он увлеченно, с напряжением наблюдал, как она прикусывает нижнюю губу, сосредоточенно разбирая ноты.
Его уже утомило кокетство. Он устал от необходимости продираться сквозь дебри ее застенчивости. Джек видел, что она его желает, — замечал ее взгляд, устремленный на него через всю комнату. Он сразу почувствовал, как замерло ее дыхание, когда он впервые коснулся губами нежной щеки. Позавчера он поцеловал ее, и она ответила ему так страстно! Она была готова.
Но что важнее, отпущенное время истекало. Он должен жениться или умереть — еще до Рождества.
Сегодняшний вечер определит их будущее.
Сегодня ночью начнется последний акт его жизни, который ему суждено провести с леди Ребеккой Фиск.
Бекки оперлась на руку лакея и вышла из кареты, зябко кутаясь в отороченный мехом плащ с капюшоном. Перед нею возвышалось здание гостиницы. Сесилия тоже выскользнула из экипажа и остановилась рядом с подругой.
Непримечательный фасад отеля «Шеффилд» был выкрашен в скучный серый цвет — под стать стальным тучам, которые нависли над ним в этот холодный ноябрьский день. Однако за невзрачным фасадом скрывался весьма достойный интерьер: общие залы внизу и двадцать отлично обставленных дорогих покоев для гостей в верхних этажах. Сесилия посоветовала Бекки взять апартаменты из двух комнат на последнем этаже в конце коридора. Входная дверь вела прямо в гостиную с фортепиано, мраморным камином и элегантной французской мебелью. Двустворчатая дверь на другом конце зала вела в роскошную спальню, какой Бекки еще не доводилось видеть. Сегодня ночью ей предстояло войти в эту спальню — хотя она понимала, что, скорее всего ее взоры будут заняты Джеком Фултоном, а не изысканным декором.
Сесилия сжала ее руку:
— Ты готова?
— Да. — Она добавила решительных ноток в свой голос. — Да. Готова.
Она хотела, чтобы это случилось сегодня. Даже больше, чем могла признаться Сесилии. Даже зная, что та ее, безусловно, поймет.
— Тогда пойдем.
Сесилия глубже надвинула капор, а Бекки покрыла голову капюшоном. Они вошли в гостиницу рука об руку. Хозяин, мистер Шеффилд, встретил дам у входа, словно весь день специально поджидал именно их. Он приветливо и простодушно улыбался.
— О, миссис Флетчер, миссис Джеймс! Как я рад снова видеть вас!
Они назвались чужими именами. Сесилия всегда пользовалась фамилией служанки, если ей случалось назначать подобные встречи. Распространенная фамилия Флетчер обеспечивала необходимую анонимность, несмотря на то что Сесилия принадлежала к довольно узкому аристократическому кругу, где трудно было оставаться незаметным. Фамилия Джеймс встречалась еще чаще, так что Бекки без колебаний последовала примеру подруги, взяв ее взаймы у своей прислуги.
Дамы ответили на приветствие мистера Шеффилда, причем Бекки старалась не смотреть ему в глаза. Она чувствовала неловкость, ведь мистер Шеффилд наверняка понимал, что самый лучший номер она снимала не для чего иного, как для тайного свидания с мужчиной. Но, взглянув ему в глаза, она увидела в них только любезность. Ни малейшего осуждения.
У Бекки подобное отношение никак не укладывалось в голове, даже несмотря на то что оно было оплачено.
Мистер Шеффилд проводил дам в свой маленький, но со вкусом обставленный кабинет. Весь первый этаж отеля благоухал ароматами кофе, табака и мускатного ореха, но в пространных помещениях они рассеивались, да и само сочетание этих мужских запахов не доставляло Бекки неудовольствия. Тут не было ничего удивительного, ведь в гостинице чаще всего останавливались богатые купцы, приезжавшие по делам в Лондон.
Мистер Шеффилд повернулся к деревянной панели на стене, где рядами висели на крючках ключи.
— Я приказал убрать комнаты специально к вашему приходу, миссис Джеймс. В номере есть буфет с отборными сырами, булочками и фруктами. Напитки, которые вы заказывали, тоже там. — Он сделал паузу. — Да, и ваш гость уже пришел.
Лицо ее внезапно вспыхнуло.
— Благодарю вас, мистер Шеффилд.
Он вложил ключ ей в руку. Быстро сомкнув пальцы, Бекки уже не слышала, как он желает ей приятнейшего вечера. Они с подругой направились к лестнице.
— Ты просто восхитительна. — Сесилия явно решила ее подбодрить.
Бекки еще гуще залилась краской и едва выдавила из себя:
— Восхитительна?
— Ты так мило краснеешь и тушуешься всякий раз, когда мы сюда приходим, что можно подумать, мистер Шеффилд не видит подобные вещи ежедневно.
— Именно поэтому он меня не осуждает? — пробормотала Бекки. Ей впервые пришло в голову, что все эти мужчины, которых она встречала в коридорах и холлах отеля, возможно, приехали сюда вовсе не по делу, а ради свиданий со своими любовницами.
— Ну конечно, не осуждает. Ты хорошо платишь ему, не портишь его имущество, да и вообще вполне респектабельна. Какое право он имеет осуждать тебя?
— Но он же знает, чем я тут занимаюсь, зачем я здесь…
— Конечно, знает.
Шагая по ступеням, Бекки вздохнула. Воистину мир сильно отличался от того, что рассказывали воспитатели.
Ей с детства внушали, что существуют нерушимые законы морали, которым подчиняются и, безусловно, следуют все вокруг без всякого исключения. Что есть хорошее и дурное, добро и зло. Но еще столько всяких поступков и мыслей очутилось между ними.
— Люди так непросты… — промолвила она, когда обе подруги миновали первый марш лестницы и, повернув, стали подниматься выше.
— Согласна, — кивнула Сесилия.
— Их поступки — тоже.
— Да, это правда, — снова согласилась Сесилия, немного помолчав.
Крепкий, удушливый запах амбры и гвоздики спустился с верхней площадки лестницы, предвещая появление своей обладательницы: шелест обширных юбок нарастал, на двух подруг надвигалась статная дама. Остановившись, Бекки в ужасе увидела ее лицо — точнее, пару темных глубоко посаженных глаз. Женщина ответила ей долгим пристальным взглядом, и Бекки вдруг поняла, что узнана.
Дама повернулась к Сесилии и, высокомерно промолвив «простите», подобрала свои юбки, уступая дорогу, после чего продолжила путь вниз по лестнице.
Женщина исчезла из виду, а Бекки и Сесилия дошли до следующего этажа. Тут Бекки остановилась и, ухватившись за перила, прошептала:
— Я ее знаю.
— В самом деле? — нахмурилась Сесилия.
— Это леди Боррилл. Ее муж заседает в парламенте вместе с моим кузеном Тристаном. Они друзья. Я знала, что, пока их дом ремонтируется, Борриллы живут где-то в гостинице, но не думала, что именно в этой.
Сесилия поглядела вниз, туда, где скрылась из виду статная леди.
— Но она тебя, кажется, не узнала.
Да как же она могла не узнать? Бекки встречалась с ней не один раз. Правда, леди Боррилл никогда не отличалась острым умом, но ведь они с супругом даже гостили как-то целый месяц в Калтон-Хаусе. Это было как раз зимой, перед самым отъездом Бекки в Лондон к очередному сезону.
— Все, я пропала, — прошептала Бекки, но Сесилия решительно возразила:
— Ты не можешь знать этого. Скорее всего она тебя просто не помнит.
— Я так не думаю. Ах, Сесилия, она догадалась, для чего я здесь!
— Ну что ты, нет, конечно.
— Откуда у тебя такая уверенность? — Хоть Бекки и говорила тихо, в голосе ее звучал вопль отчаяния. — Я в городском отеле, хотя ей прекрасно известно, что живу я в доме брата. Для чего мне было еще сюда приходить, как не…
— Ты со мной, — терпеливо объяснила Сесилия. — Обо мне она ничего не знает. Скорее всего решит, что ты пришла ко мне в гости.
Бекки зажмурилась и несколько раз сжала и разжала кулаки, заставляя себя расслабиться. Леди Боррилл не имела никаких причин уничтожать ее. Да и скорее всего она действительно не узнала ее в этом темном плаще, с покрытой головой. Если бы узнала, то уж наверняка остановилась бы, чтобы расспросить о здоровье родных. Нет, в самом деле, ее опасения просто смешны.
— Ты права. Наверное, я чересчур взволнована.
— Это вполне естественно. — Сесилия улыбнулась. — Ну пойдем. — Она протянула руку подруге. Бекки дала ей свою, и крепкое пожатие Сесилии еще больше ободрило ее. Они двинулись по коридору. — Завидую тебе, — шепнула Сесилия.
— Почему? — Бекки удивленно приподняла брови.
Сесилия вздохнула:
— Да потому что нет ничего прелестнее, чем в самый первый раз…
— Но… Это у меня уже не в первый раз.
Сесилия широко улыбнулась:
— Ну что ты! Ты не понимаешь, моя дорогая. Бывает первая физическая близость, а бывает первая настоящая, которая, думаю, случится у тебя сегодня.
Бекки качнула головой и нервно усмехнулась:
— Я так не думаю…
Ей нравилось заниматься любовью с Уильямом. И как ни мимолетны были те моменты, как неожиданно они ни кончались, это доставляло ей настоящее удовольствие. Несмотря на ужас, который случился потом, она не отреклась бы от этого.
Сесилия понимающе улыбнулась. Они дошли до конца коридора и остановились возле высокой белой двери апартаментов.
Еще раз пожав ей руку, Сесилия отпустила подругу:
— Ну вот, Бекки, здесь я тебя оставлю. Мой кучер заберет тебя в два часа.
Бекки чмокнула ее в щеку:
— Спасибо тебе.
Сесилия усмехнулась, и ее смех прозвенел как ручеек.
— Пожалуйста. Уверена, что ты приятно проведешь время.
И она поплыла по коридору прочь, постукивая по паркету каблучками. А Бекки постояла, глядя на дверь, пока шаги Сесилии не смолкли, потом глубоко вздохнула, вставила ключ в замок и повернула его.
