Глава 2
Дверь щелкнула — Джек обернулся. Он стоял возле столика, на котором в ряд выстроились хрустальные графины с напитками. В руке у него был стакан бренди.
Леди Ребекка притворила дверь и словно поплыла в глубь комнаты, бесшумно скользя по темно-серым и голубым кудряшкам ковра. Она напоминала сейчас Снежную королеву, в этом блеске белоснежной чистоты, такая маленькая, ладная и такая безупречная. Она держалась благородно и сдержанно, почти холодно.
Джек улыбнулся краешками губ. Насколько приятнее видеть ее тающей, мягкой, теплой и цветущей подобно весне. Он хотел снова увидеть ее такой. И сегодня вечером, и, даст Бог, еще много раз потом, в будущем.
Кивком поприветствовав Джека, она сняла плащ и повернулась, чтобы повесить его на позолоченную вешалку, которая стояла у входа.
Пульс забился на шее у Джека, как только она вошла, но теперь он еще участился. Ладонь стиснула стакан с бренди. Джек замер, но каждый его нерв, казалось, крутил бешеное сальто.
На Бекки было прозрачное платье из газа — напоминание о французской моде начала столетия, так отличавшейся от нынешней, с ее жесткими корсетами и толстыми тканями. Платье соблазнительно облегало женственные формы — Бекки напоминала статую Афродиты. Глубокий вырез обнажал взору самый верх пышной груди, а подхвативший ее снизу искусно вышитый золотом пояс привлекал внимание и к декольте, и к едва заметным сквозь сборки тонкого газа двум более темным пятнышкам. Подол платья обрисовывал изящный изгиб бедер, обещая столь же совершенную линию стройных ножек. Она стояла перед ним не дыша, подобно прекрасной жертве.
И тут он понял словно громом пораженный, насколько Бекки ему доверяет. Она была уверена, что он ее не обидит.
Острием кинжала чувство вины пронзило все бушевавшие в нем желания и пригвоздило их к самому сердцу.
Но, черт побери… Иного пути нет. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
— Вам нравится? — Чувство вины мгновенно улетучилось, как только зазвенел ее голос.
Джек впился глазами в ее лицо.
— О да, — промолвил он, — очень.
Мало-помалу ее натянутость начала исчезать.
— Я рада.
Джек повернулся к столику с напитками и поднял бокал, который наполнил для нее:
— Хересу?
Она приняла вино с благодарной улыбкой, бледные хрупкие пальцы красиво обняли хрустальные стенки бокала.
— Благодарю вас.
Он проследовал за Бекки к обитому серебристой тканью дивану, стоявшему в центре гостиной, и, лишь дождавшись, когда дама усядется на шелковые подушки и пригубит вино, опустился рядом с нею.
Именно здесь он впервые ее поцеловал. И сегодня в глубине ее глаз теплилось воспоминание об этом поцелуе. У Бекки были самые чарующие глаза из всех, в какие ему доводилось заглядывать. Иногда темно-синие, как ночное ясное небо, иногда — как и сейчас — глубокого цвета индиго.
В нем вдруг вспыхнуло желание завладеть ее губами, и все тело напряглось в ожидании, однако он призвал себя к сдержанности. Сегодня — особенный вечер. Он не должен его испортить.
Джек не сводил с нее взгляда. Потом залпом допил бренди, отставил стакан на столик и, обхватив ладонью затылок Бекки, привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. Лишь вздох — почти что вздох безысходности — слетел с ее губ.
Он все крепче обнимал ладонью нежный затылок, пока наконец их губы не встретились. И это прикосновение было подобно искре, от которой зажегся в крови огонь.
Губы ее — лепестки розы — были так мягки, так соблазнительны, нежны и сладки…
Не отпуская ее, Джек закрыл глаза и с наслаждением вдыхал аромат цветущей весны — доказательство того, что Снежная королева уже начала оттаивать. Потом он погладил ее губы своими, касаясь носом кончика ее носа. Бекки оставалась неподвижна. Она ждала: кожа ее теплела, желание пульсировало во всем теле.
— Я мог бы остаться тут на всю ночь, — прошептал он. — Вот тут.
И он снова поцеловал ее — совсем легонько коснулся. Однако рука его на затылке Бекки стала тверже, и, надежно держа ее голову, Джек тронул языком ее верхнюю губу, наслаждаясь этим тончайшим вкусом.
— Джек… — Она вздохнула, ее уста слегка шевельнулись в ответ. Она крепко схватила его за плечи, впившись пальцами в его бицепсы.
— Что ты? — Произнося каждое слово, он ласково гладил ее губы двоими. — Чего ты хочешь?
Она замерла. Казалось, перестала дышать. Джек открыл глаза и увидел, что Бекки, наоборот, опустила веки. Неподвижностью она напоминала безукоризненную фарфоровую статуэтку.
Он немного подался назад, чтобы лучше разглядеть ее лицо. Эту гладкую кожу, алые губы, темные линии ресниц и черные как ночь дуги бровей. Шелковистые темные волосы — как он предполагал, обычно прямые — сейчас были закручены в кудряшки, обрамлявшие овал лица.
Она приоткрыла рот, и Джек едва удержался, чтобы снова не прикоснуться к нему, если не губами, то кончиком пальца.
— Тебя хочу, — бесхитростно ответила она.
Джек ошеломленно молчал.
Бесспорно, он и сам чувствовал ее желание. Все предыдущие свидания она с готовностью шла навстречу всем его дерзновениям. Сегодня она подтвердила эту готовность, надев такое тонкое платье.
Просто он не ожидал, что Бекки скажет об этом. Да еще так скоро. Он думал, что ему придется всю ночь преодолевать ее природную застенчивость, утешая, лаская, добиваясь ее расположения. Заставляя не просто желать себя, но жаждать.
Все пять прошедших свиданий он оттачивал свою тактику, так чтобы, беспрепятственно ее применить в эту ночь. Соблазнение было безукоризненно рассчитано и спланировано безупречно.
Ее голос распалил ему кровь, но он все-таки сдержал себя. Не теперь. Не сейчас… Джек бросил быстрый взгляд на каминные часы — вот именно: не в ближайший час.
Черт возьми! Он скрипнул зубами.
— Бекки… — Его рука скользнула по стройной шее, между лопатками… ниже… и остановилась.
И тогда он поцеловал ее. Жар тонких пальцев обжигал ему плечи. Не было сил сопротивляться. Вся она была опьяняющей смесью яростной жаркой агрессии и ласкового вопроса, робости и смелости, пылкости и покорности, тьмы и света. Губы их слились в отчаянном поцелуе.
У него захватило дыхание, Бекки замерла. С поцелуем время словно остановилось.
— Что с тобой? — шепнула она, как будто бы мягкой теплой пуховкой провела ему по щеке. — Почему ты сомневаешься?
Обняв ее крепче, Джек усадил Бекки к себе на колени. Она запрокинула голову и все так же доверчиво глядела на него.
Он провел пальцем по ее лицу со лба по гладкой щечке — к подбородку, словно обрисовал контур. Она была так юна… и выглядела еще моложе своих лет. Но излучаемая ею уверенность принадлежала скорее зрелой опытной женщине.
Она снова взяла бокал и, сделав большой глоток, слегка поморщилась.
Затем соскользнула с колен Джека, отодвинулась от него подальше и поставила бокал на стол. Прямо у него на глазах между ними снова воздвигались прежние преграды. Бекки становилась холодной и отстраненной. Весна внезапно закончилась — так же скоро, как и пришла. Бекки смотрела прямо перед собой.
— Я не понимаю.
— Что ты имеешь в виду? — Джек нахмурился.
— Я в самом деле не понимаю, почему ты здесь со мной. — Она со вздохом пощупала раненую руку. — Ведь я в таких вещах совсем неопытна. Конечно, тебе не слишком приятно это слушать, ведь ты волен выбирать любую из многочисленных лондонских вдов, чей арсенал любовных ласк стократ превосходит мои умения. Так почему же…
Чувство вины сделалось тяжелее, все больше напоминая проглоченное пушечное ядро. Джек накрыл своей ладонью пальцы Бекки, которыми она массировала поврежденный локоть.
— Если бы мне был нужен кто-то другой, я бы не пришел сюда. Ты должна это понимать.
— Но почему? — Синие глаза пытливо изучали его лицо, стараясь разглядеть в нем истину. Джек понял, что придется еще раз солгать ей.
— Я увлекся тобой с первого взгляда, — сказал он, и покуда это была правда. Во всяком случае, не ложь, а, скорее, умолчание о некоторых фактах.
— Почему?
— Потому что ты на меня похожа, — ответил Джек, не успев понять, насколько недальновиден такой ответ.
— Что ты имеешь в виду?
Он погладил ее бальную руку:
— Ты тоже страдала. Тоже испытала боль. — При этих словах она вздрогнула. — Ты прекрасная женщина, Бекки. Настоящая леди. С той минуты, когда я тебя увидел, мне хочется узнать тебя ближе.
— А когда ты меня впервые увидел?
— В Британском музее.
— Я помню этот день. Я ведь тебя тоже сразу заметила.
— Правда? — Джек считал, что она не могла его видеть.
— Правда. Ты стоял, прислонившись к стене, в такой непринужденной позе… но смотрел на всех весьма пристально. Казалось, окружающие люди очень тебя занимают.
Джек слегка усмехнулся. Ведь со дня возвращения в Лондон он и в самом деле принялся заново изучать англичан, своих соотечественников, сравнивая их с людьми, которых ему доводилось встречать в странствиях.
— Мне ты показался… тоже показался интересным, — продолжала она. — Привлекательным. Я хотела разузнать, кто ты, но ни одна из моих спутниц не была с тобой знакома.
— А я в тот же день спросил о тебе у Стрэтфорда, — признался Джек, — а уж он, в свою очередь, обратился к леди Деворе. И вот что из этого получилось.
Но Бекки продолжала хмуриться:
— Но что же особенное ты во мне увидел? Я же ничего такого не делала. Просто рассматривала экспонаты вместе с моими спутниками.
Но Джек покачал головой:
— Ты рассматривала экспонаты. А они просто болтали. Ты была не с ними, а сама по себе.
Бекки помрачнела:
— Я не хотела этого.
— И все же так случилось. Я за тобой наблюдал. Не могу объяснить, но в тебе было что-то необыкновенное.
— Что ж… Узнав обо мне больше, ты понял, что причина моей отстраненности — потеря мужа, а рука моя крива и неуклюжа из-за несчастного случая в карете.
Его пальцы, до сих пор ласково скользившие вверх и вниз по этой поврежденной руке, остановились, сжав локоть, и Бекки дернулась. Он сразу ослабил хватку.
— Тебе больно?
— Нет, — промолвила она, хотя глаза заблестели.
— Твоя рука напоминает о случившемся несчастье, но, пожалуйста, не называй ее кривой и неуклюжей. Я никогда так не думал.
Чтобы успокоиться, она вздохнула.
— Ну а что насчет тебя?
— Насчет меня?
— Ну да. Ты же сказал, что я на тебя похожа из-за моих страданий. О моих страданиях ты, кажется, все уже знаешь. Теперь должен рассказать мне о своих.
Он иронически усмехнулся:
— А ведь мне не следовало рассчитывать, что ты забудешь эти слова, правда?
Бекки покачала головой, сохраняя совершенно серьезное выражение лица.
Он знал, что пора рассказать ей правду. Но сколько той правды рассказать, сколько — опустить? Да и разве не считается ложью умышленное умолчание о некоторых деталях? Но он уже привык лгать подобным образом. Все равно кто-нибудь очень скоро расскажет ей недостающую часть истории, в этом Джек даже не сомневался.
Насколько проще было бы просто уложить ее в постель. Овладеть ее сладкой и нежной, такой податливой плотью. Соблазнить, довести до восторга и самому достичь того удовлетворения, которого он ждал, казалось, целую вечность. Тело требовало действия.
Но он знал, что способен контролировать свои инстинкты гораздо дольше.
— Двенадцать лет назад я был восемнадцатилетним юнцом. — Приготовившись слушать, Бекки кивнула, и он продолжил: — Я оказался… в общем, я оказался втянут в скандал.
Какая давность! В те времена леди Ребекка была еще совсем ребенком и ничего не слышала о событиях, которые определили следующие двенадцать лет жизни Джека. Бекки вскинула голову:
— Что за скандал?
— Это касалось дамы, с которой я был знаком с самого детства, и ее мужа, маркиза. Общество сочло меня причастным из-за былой связи с этой леди…
— Причастным к чему? — переспросила Бекки.
Он смотрел прямо перед собой, на небольшой искусно украшенный камин. Огонь в нем разожгли еще до его прихода, и теперь пламя уверенно потрескивало за экраном; расписанным китайскими сюжетами. Сжав и разжав кулаки, Джек положил руки на колени, принимая позу покоя. Он ненавидел говорить об этом. Не хотел. Но это надо было сделать — иначе несчастную Анну непременно отрекомендуют ей как шлюху, а его самого — как развратного соблазнителя замужних женщин.
Его нервы были на пределе. Он собирался сделать это, хотя прежде никогда не рассказывал ни о своем прошлом, ни о своем изгнании, ни об Анне, ни об обстоятельствах ее смерти. Но было очень важно, чтобы сегодня Бекки узнала от него хотя бы часть всей этой истории. Остальное, несомненно, расскажут другие, и, уж конечно, представят Джека в менее привлекательном свете. Надо заранее сделать ей эту прививку, чтобы потом она сумела дать отпор сплетникам, тем, кто попытается из зависти или ради собственной забавы разрушить их союз.
— Этот брак был неблагополучен. Все отлично знали, что маркиз завел любовницу, а его жена… ее звали Анна… — Он запнулся, произнеся вслух это имя. Он не называл его уже долгие годы. А тут вдруг так легко… Он и подумать не мог, что это будет так легко.
Бекки озадаченно взглянула на Джека:
— Так что же она?
— Она была очень несчастна.
Бекки сочувственно вздохнула.
— Однажды ночью маркиза убили между входом в клуб и конюшней.
— Подожди минутку. — Бекки подняла руку, останавливая рассказчика. — Кажется, я об этом читала. Это был маркиз Хардаун, убитый в… 1815 году, правильно?
— Да, — отозвался Джек. Голос у него был натянут, как швартовый канат, во время шторма удерживающий судно у причала. Еще одна сильная волна — и он порвется.
Бекки задумчиво свела брови:
— Я помню, его застрелили разбойники, чтобы ограбить, но на выстрел прибежали прохожие и грабители скрылись, так и не успев ничего забрать.
— Да, так гласит официальная версия.
— А жена его умерла в тот же самый день, не так ли? — Джек только кивнул, потому что горло у него пересохло. — Только она умерла сама по себе, а его убили. Это была ужасная трагедия.
— Да, ты права. Ужасная трагедия.
— О Боже! — Бекки во все глаза уставилась на Джека. — И, даже не успев как следует разобраться, власти приплели к делу молодого джентльмена.
— Именно так.
— Так это был ты, — прошептала она. Джек кивнул. — Тебя обвинили в убийстве маркиза Хардауна.
Бекки ошеломленно моргала, словно не могла взять в толк. Она и правда ничего не понимала. Она была так неопытна, как бывают неопытны совсем юные вдовы.
От того, как Бекки воспримет его рассказ, зависела их судьба. Джек вполне ожидал, что все это может ужаснуть даму, принадлежащую к лондонскому свету, оттолкнуть, заставить бежать от него навсегда. Он уповал лишь на то, что она столь же необычная женщина, какими представлялись ее поступки.
— С меня были сняты все подозрения, — сказал он.
— Я помню. Объявился свидетель, составивший тебе алиби. И судья решил, что этот молодой человек — то есть ты — не мог совершить преступление.
— Да, это так. — Джек поймал себя на том, что начинает суетиться, и усилием воли вновь обрел спокойствие и твердость голоса. — Но откуда ты все это знаешь? Ты же была еще ребенком.
— Да, но Хардаун был пэром, так что о нем много писали. А я прочла намного позже.
Казалось, она помнит каждую деталь. Джек с уважением посмотрел на нее.
— Но ты… — проронила Бекки, с прежним ужасом глядя на него, — это был ты. — Потом, набрав побольше воздуха, она тряхнула головой: — Что же произошло?
— Ты имеешь в виду: потом?
— Нет. Я хочу спросить: был ли ты там, когда его убили? Почему обвиняли тебя?
Джек отметил, что она старается держаться от него подальше — насколько позволяли размеры дивана. Следовало действовать осторожнее, и потому, не двигаясь с места, он заговорил:
— Меня обвинили из-за моих прежних отношений с женой маркиза. Ходили слухи, что мы с ней любовники.
Бекки молчала. Взглянув на нее, Джек понял, что она настороженно изучает его, и тут же отвернулся, чтобы не увидеть в ее глазах признаков ужаса.
Они с Анной действительно любили друг друга, но гораздо раньше, когда были совсем юными, и не прикасались друг к другу с того дня, когда она, рыдая, объявила о своей помолвке с маркизом Хардауном.
— И эти слухи были справедливы? — спросила Бекки.
Стиснув зубы, Джек произнес:
— Нет, это была неправда. — Его голос дрогнул, но он твердо продолжил: — Клянусь жизнью, я не допускаю и мысли о том, чтобы прикасаться к замужней женщине. Я ни за что не стану наставлять рога ни одному мужчине. Даже такому жалкому, каким был маркиз Хардаун.
Бекки взмахнула пушистыми темными ресницами, и ее темные, цвета индиго, глаза остановились на нем.
— Я тебе верю, — прозвучал еле слышно ее голос.
Джек провел рукой по волосам.
— Так или иначе, из-за этих сплетен подозрение пало на меня.
Бекки кивнула, но продолжала сидеть, вжимаясь в противоположный подлокотник дивана. А ему так хотелось обхватить ее за талию и снова усадить к себе на колени! Его пальцы жаждали снова погладить эту нежную кожу. Но он не мог прикоснуться к ней… по крайней мере пока не успокоит ее страхи.
— Объявился свидетель, который подтвердил, что я в момент убийства находился в другом месте, и через два дня после гибели маркиза обвинение с меня сняли.
Бекки снова кивнула.
— Но все равно был ужасный скандал. Можешь себе представить.
— О да, представляю. — Лицо Бекки действительно выражало полное понимание.
Джек знал кое-что о ее семье. Им было хорошо известно, что такое скандал. И они не были такими снобами, как семейство Анны. Отец Анны ни за что не допустил бы, чтобы его дочь вышла замуж меньше чем за пэра, тогда как родной брат Бекки женился на девушке совсем не знатного происхождения. Нынешняя герцогиня Калтон раньше была служанкой.
Все, что удалось узнать Джеку о леди Ребекке Фиск, о ее прошлом и семье, убедило его в том, что он выбрал правильный путь. Каждый миг, проведенный с нею, укреплял его в этом убеждении. Она нравилась ему. Он желал ее. И, что еще важнее, он в ней нуждался.
— Отец отослал меня прочь, — продолжал Джек. — Он приказал мне исчезнуть, пока не улягутся разговоры. И я уехал из Англии на долгие годы. Последний раз перед отъездом я ходил по английской земле весной 1815-го, а вернулся в Лондон только этим августом.
Наступило долгое, тягостное молчание.
Оказалось, что поведать всю историю от начала до конца гораздо тяжелее, чем он думал. Но вот уже и финал. Теперь ему оставалось только ждать. И надеяться.
— Так долго, — промолвила Бекки. — Целых двенадцать лет… Но за это время ты объездил весь мир.
— Ну не весь, конечно.
Она вздохнула:
— Мне всегда хотелось путешествовать. Африка, Азия, Полинезия… Как было бы интересно самой увидеть местные обычаи! Но особенно я бы хотела побывать в Америке.
— В Америке? Почему?
— Мне кажется, американцы такие люди, каких я люблю: пытливые, готовые к приключениям, отважные и практичные. Я их себе всегда представляла предприимчивыми и созидательными. — Бекки задумчиво улыбнулась. — Впрочем, мои наивные представления наверняка имеют мало общего с реальностью.
— Да нет, мне кажется, во многом ты права. Но, как и в других странах, в Америке живут самые разные люди.
— Ах, как бы мне хотелось путешествовать! Ехать куда хочется, делать что хочется! Вот если бы стать моряком, только… Только, увы, я женщина, сестра герцога. Это для меня невозможно.
— Но ты же путешествовала хотя бы по стране?
Бекки колебалась.
— Совсем немножко. Два-три раза от Лондона до Йоркшира. — Она поглядела на пламя очага. — Несколько дней провела на юге Шотландии и какое-то время жила с мужем в Уорикшире. Но не могу сказать, что хорошо знаю Британию. В Корнуолле у меня дом — мамино наследство, — но я никогда там не была.
Он осторожно взял ее за руку и повернул ладонью кверху. Рука была такая мягкая, такая маленькая.
— Тебе какое занятие больше всего нравится?
Она задумалась на минуту, потом улыбнулась:
— Я бы хотела быть хирургом.
— В самом деле? — Он снова удивился. Невозможно представить себе, как это хрупкое элегантное создание пилит кости, зашивает раны и прописывает лекарства умирающим.
— Да. Я думаю, да, — произнесла она очень серьезно. — Мне кажется, это самое благородное занятие. Очень тяжелое, но тем более нужное.
— Весьма справедливо, — подтвердил он, вспоминая Смита, корабельного врача с «Глорианы». Прошлой осенью он утонул в шторм у берегов Ямайки вместе с тремя другими моряками. Смит был преданным другом и отличным парнем. Глядя на него, Джек ясно понимал, что хирургом может стать далеко не каждый.
Бекки поставила пятки на край дивана и обхватила колени.
— Почему ты не вернулся в Англию раньше? — спросила она после долгой паузы. — Ведь двенадцать лет — это так долго!
— Меня здесь никто не хотел видеть. Мой отец, как тебе известно, член парламента, у братьев — свои амбиции. Они боялись, как бы младший повеса не уничтожил их шансы неуспех.
— Но это так жестоко.
— Да нет, я понимаю, почему они не разрешали мне возвращаться, и не могу их винить. — Это была истинная правда. Сегодня, после двенадцати лет отсутствия, Джек был настолько далек от ближайших своих родичей, насколько это вообще возможно. После возвращения он встречался с отцом и братьями всего один раз, и встреча их была натянутой и формальной. Все чувствовали себя в высшей степени неловко, и Джеку вовсе не хотелось повторения. — В прошлом году отец принес присягу члена Тайного совета, так что мое отсутствие явно пошло на пользу его карьере. — Джек перевел дух. — Но Англия — мой дом, и теперь, после всех моих странствий, я намерен строить будущее здесь.
— Да, конечно, — кивнула Бекки.
Он взял свой пустой стакан, встал и прошел к столу с графинами, чтобы снова наполнить его. Бекки потягивала херес.
Когда янтарный напиток полился в стакан, Джек попросил:
— Расскажи о своем муже.
Бекки почти отшатнулась, и он тут же пожалел о своей просьбе. Теперь он и сам не понимал, для чего вдруг вспомнил о ее муже. «Наверное, — уныло подумалось ему, обнажив перед нею часть моей души, я теперь жду, что она в ответ тоже о себе расскажет. Подлинное ребячество с моей стороны».
Джек вернулся к дивану, поставил стакан в сторону и снова взял Бекки за руку, прижимаясь ладонью к шелковистой теплой коже.
— Прости, пожалуйста. Можешь не отвечать.
— Мой муж… — Бекки с усилием сглотнула и посмотрела ему в лицо так, словно твердо решила ответить, чего бы это ей ни стоило. — Это… это было тайное бегство. Я едва успела узнать его. Сначала я до сумасшествия влюбилась. — Сделав большой глоток вина и осушив бокал до капли, Бекки опустила его на колено.
Джек нахмурился:
— А потом нет?
— Нет, потом — нет. Уильям оказался… — Она опустила голову, и щеки ее залились густым румянцем. — Он оказался нехорошим человеком.
Эти слова внезапно всколыхнули Джека. Глаза налились кровью, и словно жаром обожгло скулы. Собственные воспоминания нахлынули мощным потоком, слишком быстрым и неудержимым. Джек сжал ее руку:
— Он обижал тебя?
— Да.
Пальцы его сомкнулись плотнее, так что Бекки даже поморщилась от боли.
— Что с тобой, Джек?
Он ослабил хватку и свободной ладонью погладил ее поврежденный локоть.
— В этом не он виноват?
— Нет. Не напрямую. Это случилось через несколько дней после его смерти. — Бекки смущенно качнула головой. — Ты злишься на меня, Джек?
Он пытался улыбнуться, но побоялся, что получится гримаса. На самом деле его рассердила не Бекки, а собственные воспоминания. Но почему же они вернулись после этого рассказа об Уильяме Фиске, плохом человеке и недостойном муже? Ведь Бекки — другая женщина, ее муж — другой мужчина, и случилось все это совсем в другое время.
— О нет, не на тебя.
— Не на меня? — Бекки начинала понимать. — Ты сердишься на него?
Но ведь Джек ничего не знал и определенно не мог знать о ее семье. Бекки не Анна. Бекки в безопасности. Ведь, что бы ни совершил Уильям Фиск, он уже мертв. Стараясь утихомирить бешеный пульс, Джек процедил сквозь зубы:
— Ненавижу мужчин, способных оскорбить невинность.
Бекки усмехнулась горько:
— Но я не невинна.
— Ты более невинна, чем думаешь.
— Нет. Я вдова. И я видела… — Бекки остановилась, взгляд ее стал отстраненным. — Слишком многое, — закончила она тихо.
Он рисовал круги пальцем по ее мягкой ладони. Господи, какой же он дурак! Ведь речь шла о прошлом. Что бы ни случилось с ней раньше, теперь это уже миновало. Его приключения — тоже. Пора научиться лучше контролировать свои воспоминания.
— Прости меня, — промолвил он.
— За что?
— За все, чем мог тебя обидеть. И прости, что напомнил тебе о плохом.
Бекки неуверенно улыбнулась:
— Прости и ты, что я доставила тебе неприятные воспоминания.
Несколько долгих минут они просидели молча. И с каждой такой минутой его тело наполнялось желанием. За двенадцать лет плаваний по морям он время от времени испытывал похожие ощущения, в особенности когда «Глориана» после долгого перехода наконец заходила в порт. И все-таки чувство, которое возбудила в нем Бекки, было совсем иного рода. Было в нем и плотское желание, причем гораздо сильнее, чем тогда. Но было и нечто большее — глубокая нежность. Мечта прижать ее крепко к своей груди, обнять, вдохнуть сладкий женственный аромат, чтобы пропитаться им насквозь, чтобы утешить больную душу.
Джек сам понимал, насколько абсурдны его мысли. Хорошо, конечно, что она ему действительно нравится, но уж вовсе незачем морочить себе голову. Ведь единственной причиной их сближения стала его отчаянная нужда в деньгах.
Джек ласково прижал мягкий бугорок на ее ладони возле большого пальца.
— Когда я к тебе прикасаюсь… — Он сделал паузу, подбирая правильное слово для описания ошеломляющего чувства, которое посещало его при каждом таком прикосновении. — Я теряю себя.
— «Теряю себя», — шепнула в ответ Бекки, высвободила руку и тут же сплела его пальцы со своими. — Да, это так.
Не выпуская его ладонь, Бекки подняла ее выше и медленно перецеловала каждый палец.
— Люблю твои руки. Они такие большие, и пальцы такие длинные… — Она провела по мозолистым костяшкам. — Грубые от работы, но красивые. И мужественные.
Он закрыл глаза, не веря, что простое прикосновение может быть столь соблазнительным.
У него был план, не более того. План ее соблазнения — и только. Ему было нужно ее состояние, и он придумал, как сделать, чтобы завладеть им. «Кто сказал, что при этом не появятся дополнительные приятные обстоятельства?» — думал Джек, вдыхая цветущий аромат Бекки. Леди Ребекка Фиск нравилась ему, и он ее уважал. Он будет хорошо заботиться о ней и ни за что не станет причинять ей боль.
Но не нуждайся Джек в ее деньгах, он никогда не предпринял бы попытку познакомиться с ней.
