ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РОНУИН. 1273 — 1274 годы

Ронуин присмотрелась к Найлек. Пожилая женщина тихо похрапывала во сне. Ронуин осторожно коснулась щеки Найлек в знак нежного прощания. Найлек была добра и много для нее сделала.

— Только не заставляй ее нянчить детей, — попросила она Баба Гаруна. — Найлек ненавидит это занятие.

— Я отдам ее любимице принца Мохаммеда, — пообещал он. — Это милая девушка, но нуждается в надлежащем воспитании и наставлениях. Думаю, Найлек способна творить чудеса. А теперь пойдем. Времени у нас немного, госпожа Hyp.

Свидетельства твоей гибели уже на месте. Жаль, конечно, что пришлось остричь твои волосы, но они отрастут.

С этими словами он быстро повел ее по темным коридорам дворца. К удивлению Ронуин, они не встретили ни одной живой души, даже стражников.

— А сэр Фулк? — вспомнила Ронуин.

— Он расскажет всем, что за жизнь ты тут вела, — заметил главный евнух.

— Но мне совесть не позволяет оставить его здесь. Кроме того, я сама все расскажу мужу, — возразила Ронуин.

— Он либо не поверит тебе, либо бросит. Но, зная твое доброе сердце, я велел привести рыцаря. Он ждет тебя вместе с братом и его людьми.

— Каким образом мы покинем Синнебар?

— Я уже говорил — присоединитесь к каравану, который направляется на побережье. Через неделю будете в Карфагене. Оттуда добирайтесь как хотите, но думаю, вы прекрасно справитесь, — проворчал Баба Гарун и, неожиданно остановившись, стал считать изразцы на стене.

— Нашел. Ход прямой, без ответвлений, так что не заблудимся. И длиной всего в несколько локтей. Пойдем, я освещу твой путь.

Он нырнул в темный лаз, и Ронуин последовала за ним, испуганно оглянувшись, когда дверь со скрипом захлопнулась за ними. Но уже через минуту-другую впереди мягко засиял голубоватый свет. Ронуин увидела несколько фигур впереди, нерешительно остановилась, и тут услышала голос Глинна:

— Скорее, Ронуин!

— Еще раз спасибо, — шепнула она главному евнуху и поспешила на волю.

— Да пребудет с тобой Аллах, — раздалось у нее, за спиной, и вторая дверь закрылась.

— Ну же, быстрее! — торопил Глинн, беря ее за руку.

— Где мы? — спросила она.

— В переулке, за стенами дворца. Помолчи пока, сестра, чтобы стража не всполошилась.

— Куда мы идем? — не отставала она.

— В наше жилище. Тебе нужно как следует замаскироваться.

Наконец они вбежали в небольшой домик на окраине города. Ронуин сбросила бурнус и обняла сначала брата, потом Ота и Дьюи, затем шагнула к сэру Фулку, выглядевшему на редкость сильным и здоровым.

— С тобой хорошо обращались? — спросила она.

— Да, госпожа. Мне было ведено обучать молодых принцев воинскому искусству. Я даже сумел выучить их головоломный язык, так что стал во дворце почти своим. Знаешь, хотя я благодарен за помощь, все же не пойду с вами.

— Как? — поразилась Ронуин. — Ты не хочешь вернуться на родину, Фулк?

— В Синнебаре я занимаю высокую должность, и мне неплохо платят. Как ты помнишь, я младший сын — значит, никогда не добьюсь высокого положения в Англии. Сын халифа любит меня, и я плачу ему тем же. Здесь у меня больше возможностей добиться славы и богатства, чем дома. Родители мои умерли, из всех родственников остались два старших брата. Даже невеста меня не ждет. Я пришел сюда по совету Баба Гаруна. Он сказал, ты ни за что не поверишь, пока не услышишь правду из моих собственных уст. Он ведь пытался отговорить тебя брать меня с собой, верно? Евнух сказал, что ты стоишь на своем. Честно говоря, ему нравится такая преданность друзьям и чувство долга.

— Но как ты проберешься обратно во дворец, Фулк? Ты такой же раб, как была я! — встревожилась Ронуин.

— Молодой принц давно освободил меня, — пояснил Фулк. — Он считает, что недостойно иметь в наставниках невольника. Я могу выходить из дворца в любое время.

— Что мне сказать твоим братьям? — спросила напоследок Ронуин.

— Скажи, я храбро сражался и погиб в бою, защищая тебя, госпожа, — улыбнулся Фулк. — Истина, как мы оба знаем, только покроет их позором. Чтобы их брат, так смело отправившийся в крестовый поход за освобождение Святой Земли от мусульман, перешел на сторону врага… Они не поймут и не простят такого. Но лучше места, чем здесь, мне не найти. В Синнебаре мне разрешено исповедовать свою веру, на что ни один мусульманин или еврей не мог бы надеяться в Англии. Доброго пути, госпожа. Храни тебя Бог. — Повернувшись, он медленно вышел.

— По крайней мере совесть моя чиста, — выдохнула Ронуин. — Глинн, где сейчас Эдвард?

— В последний раз я видел его в Акре… но… Ронуин… я должен кое-что рассказать… Видишь ли, Эдвард считает тебя мертвой и… словом, он готовится к свадьбе с Кэтрин де Боло…

— Значит, нужно поскорее добраться до Акры, — решила она.

— Нет, — возразил Глинн, — мы должны плыть в Англию, чтобы ты оказалась в Хейвне ко времени возвращения мужа и встретила его на пороге. Ничего не :. скажешь, Кэтрин — милая девушка, но , ее братец Рейф — крепкий орешек. Он жаждет заполучить для сестры богатого мужа. Тебе следует поскорее принять на себя управление хозяйством и отправить брата с сестрой в их поместье.

— И каким образом мне заставить Рейфа покинуть Хейвн? — запальчиво спросила сестра.

— Наш отец поможет, если попросишь его, сестрица. Сейчас не время ершиться. Спрячь свою гордость подальше, — резко парировал Глинн.

— Может, лучше поехать в Акру, чтобы Эдвард увидел меня и не посчитал, что его хотят обмануть?

— Нет! Хотя бы раз в жизни, сестрица, сделай как тебя просят и не упрямься! Именно твердолобое своеволие — причина всех твоих бед. Ты всегда поступала, как в голову взбредет, а не как следует, как подобает примерной жене и дочери!

Эдвард вне себя от гнева! Ты бросилась в бой, позволила захватить себя в плен, а в результате он потерял не только жену, но и верного рыцаря! Он потребует абсолютной откровенности и вправе сделать с тобой все, даже убить, если узнает, что ты принадлежала другому. Тебе понадобится немало сил и хитрости, чтобы остаться его супругой. Эдвард может выгнать тебя, и никто его не осудит.

— Я люблю его, — заявила Ронуин так убежденно, словно это могло решить все проблемы. — И знаю, что он тоже меня любит.

Любит ли? Как мог Эдвард столь легко смириться с ее исчезновением и начать строить планы новой женитьбы? Она окончательно растерялась.

— Лучше быть дома, как приличествует верной жене, какой он всегда хотел тебя видеть, чем мчаться в Акру, — внезапно поддержал Глинна От.

— Вы все в этом уверены? — беспомощно пробормотала Ронуин.

Глинн спокойно кивнул.

— Нужно спешить, сестра, — твердо сказал он. — Но сначала тебе необходимо как следует подготовиться к путешествию. Караван выходит на рассвете. На полке найдешь миску, тряпки и два кувшина. В большом — краска для кожи. Ты должна покрыть ею все тело. Дочь нашего хозяина вымажет тебе спину. Содержимым маленького кувшина выкрасишь волосы в черный цвет. На стуле твоя одежда: шаровары, рубашка, халат и сапоги. Бурнус у тебя есть. Береги его. Баба Гарун вшил в потайной карман золотые монеты.

— Зачем мне краситься? Это зелье смердит! — фыркнула Ронуин.

— Как только нанесешь его на кожу, вонь выветрится.

Ты слишком светлокожая, Ронуин, а нужно выглядеть мальчишкой, который всю жизнь провел на свежем воздухе. Если штанина задерется, все увидят белую ногу и нас в два счета разоблачат. Я знаю, трудно подчиняться приказам младшего брата, но прошу: сделай это ради всех нас! Сначала волосы, чтобы девушка, которая потом поможет тебе, не знала их истинного цвета и не проболталась, — велел Глинн.

Мужчины вышли, а Ронуин с тяжелым вздохом принялась за дело. Она еще раньше остригла волосы так, что они теперь едва доходили до подбородка. Оставалось надеяться, что они отрастут до возвращения Эдварда домой. Раздевшись догола, она налила краску в тазик, разбавила водой, окунула туда голову и принялась энергично втирать черную пасту в золотистые пряди. Потом подождала немного и промыла волосы водой. Проверить, что получилось, не было возможности. Такая роскошь, как зеркало, очевидно, оказалась не по карману менестрелю.

Настала очередь большого кувшина. Когда белыми остались лишь плечи и спина, она позвала на помощь, и в комнате появилась молоденькая девушка.

— Давайте, госпожа, я закончу работу, которую вы так хорошо начали, — пролепетала она и стала размазывать коричневатую жидкость по спине Ронуин.

Та не сразу поняла, что девушка говорит по-норманнски! Прошло немало времени, прежде чем она последний раз слышала норманнскую речь. С Фулком они беседовали по-арабски, с братом и Отом — по-валлийски. Но стоило ей раскрыть рот, и слова полились сами собой.

— Ты говоришь на языке франков. Значит, приехала оттуда? — поинтересовалась Ронуин.

.. — Нет. Мой отец, которому принадлежит этот дом, занимается торговлей. Я его единственное дитя и помогаю чем могу. Иногда даже езжу по делам в Карфаген, поэтому и знаю несколько языков.

— По всему видно, ты способная ученица, — коротко заметила Ронуин.

Как только краска высохла, Ронуин поспешно оделась.

Девушка к тому времени ушла. Ронуин как раз натягивала сапоги, когда в комнату вошел брат и критически осмотрел ее с головы до пят.

— Ты перевязала груди? — спросил он.

Ронуин кивнула и, встав, медленно повернулась под его взглядом.

— Успела найти потайной карман? — допрашивал он.

— Даже два, и оба битком набиты, — заверила она. — Придется не расставаться с плащом.

— Прекрасно. Для посторонних я менестрель, а ты мой брат и один из музыкантов.

— На каком же инструменте я играю? — засмеялась она.

— На тамбурине, — серьезно ответил Глинн. — По крайней мере хоть мои песни не испортишь! Всякий дурак может трясти тамбурином.

— Благодарю за «дурака», — обиделась Ронуин.

— Нам пора.

— Ты стал таким взрослым и сдержанным.

— Пойми, сестра, мы еще не выбрались из Синнебара. Не обрести мне покоя, пока не ступлю на христианскую землю, и ты тоже должна быть начеку, — объяснил Глинн. — Мне больно, что Эдвард так легко отказался от тебя. Он провел в поисках всего четыре дня, прежде чем снова последовать за принцем Эдуардом. Я говорил ему, что ты жива, всем сердцем ощущал это, но он и слушать меня не захотел. Теперь мой долг — вернуть тебя в Хейвн-Касл. Я сделаю то, на что оказался неспособен твой прекрасный рыцарь, — привезу тебя домой.

Глаза Ронуин наполнились слезами.

— Ты настоящий мужчина, — шепнула она.

— Да, — кивнул ей брат. — А теперь — в путь. Знаешь, какой сегодня день? Сочельник! Если повезет, будем дома к Иванову дню.

Они довольно быстро добрались до побережья Туниса, а оттуда корабль доставил их в порт Кальяри на острове Сардиния. Проведя там несколько недель, они нашли судно, отплывавшее в Эг-Морт. Поскольку стояла зима и путешествие по морю было небезопасным, они решили верхом отправиться в Кале, а потом пересечь пролив. Лошадей купили смирных и выносливых, не отличавшихся ни породой, ни красотой.

На таких вряд ли кто польстится, если не брать в расчет самых отчаявшихся бедняг.

Арабскую одежду удалось сменять на более подходящие облачения. Ронуин достались шоссы и туника, доходившая до щиколоток. На дорогах свирепствовали разбойники, поэтому путники старались не искушать судьбу и присоединялись то к торговому обозу, то к свите знатного дворянина, оплачивая проезд пением и игрой. Прошло немало времени, прежде чем они оказались на побережье Франции. Однако в мае они уже были в Кале и без труда нашли места на судне, готовящемся переплыть пролив. Продав лошадей, они заплатили капитану и на следующий день прибыли в Дувр. Там. снова приобрели коней для предстоящей поездки и повернули их сначала на север, а потом на запад. Путешествовали они по-прежнему в обличье музыкантов, хотя в Вустере Ронуин послала брата на ярмарку за красивым нарядом. Даже он понимал, что она не может появиться в Хейвн-Касле в шоссах и с коричневой физиономией. С волос краска давно сошла, и они снова отросли до плеч. А вот сок ореховой кожуры, которым она была вымазана с ног до головы, хотя и поблек, но кожа все равно казалась желтоватой. Накануне приезда в Хейвн они остановились у ручья, и Ронуин вымылась — впервые за все это время, — старательно оттирая лицо и руки намыленной тряпкой. Конечно, горячая вода наверняка сотворила бы чудо, но Ронуин была лишена любых удобств. Завтра она первым делом прикажет нагреть воды и целый час просидит в лохани.

Утром она переоделась в платье из темно-синего бархата, с коттом из голубого шелка, со шнуровкой по бокам и единственной завязкой у выреза. Талию перехватывал скрученный шелковый жгут. С простого тонкого венчика из такого же шелка свисала призрачная вуаль.

Не доезжая до Хейвна, Глинн остановил лошадь:

— Здесь я покидаю вас, сестра. От и Дьюи проводят тебя домой.

— А почему ты не поедешь с нами? — удивилась она.

— Рейф де Боло не знает, кто я на самом деле. Я наговорил ему всяких небылиц относительно того, что уезжаю во Францию, чтобы закончить образование и принять сан. Вряд ли я смогу появиться в твоем обществе и легко все объяснить. От и Дьюи скажут, будто твой отец отправил их искать тебя и им повезло. Никому, кроме Эдварда, нет дела до того, где ты была все это время. Не отвечай ни на чьи вопросы.

— А куда ты поедешь?

— Я останусь здесь, а От и Дьюи будут сообщать мне, что творится в Хейвне. Вон в том окруженном лесом холме есть пещера, которая временно приютит меня. От знает дорогу. Поезжай и отбери у Рейфа де Боло Хейвн. Пусть убирается вместе с сестрицей. Если понадобится призвать на помощь отца, я сам к нему отправлюсь.

Стражники раскрыли рты от изумления, когда Ронуин въехала в ворота и остановила во дворе коня. Первым, кого она увидела, оказался отец Джон. Бедняга побледнел и перекрестился.

— Покойся с миром, призрак, — дрожащим голосом прошептал он.

— Это я, Ронуин! Я наконец вернулась домой! — воскликнула она.

— Господи, помилуй нас грешных! — Священник никак не мог опомниться. — Пойдемте со мной, госпожа, мне нужно многое вам рассказать.

— Все в свое время, добрый отче, все в свое время. А пока я пойду в зал.

Она поспешила к замку, и священнику пришлось попотеть, чтобы угнаться за ней. Несчастный в отчаянии вздымал руки к небу, но спорить не осмеливался. Ступив в зал, Ронуин заметила Энит и окликнула ее. Та подняла глаза и, увидев прежнюю хозяйку, пронзительно закричала и упала без чувств.

Остальные слуги в страхе столпились в углу.

— Да что это с ними? — удивилась Ронуин.

— Разве вы не знаете, что все они уверены в вашей кончине? Господин послал письмо мне и своему кузену, когда вы исчезли. Когда он вернулся из Святой Земли один, мы уверились в том, что это правда, госпожа.

— Эдвард здесь? В Хейвне? Где? В наших покоях? ахнула Ронуин и, выбежав из зала, взлетела по лестнице.

Священник помчался за ней.

— Госпожа! Госпожа! Подождите! Вы не все знаете! так громко завопил он, что Ронуин остановилась.

— Что я должна знать?

— Лорд Эдвард женат, — объявил отец Джон.

— Знаю. Он мой муж, — усмехнулась Ронуин.

— Нет, госпожа. Он муж госпожи Кэтрин, — печально вздохнул священник.

— Разве многоженство не запрещено церковью? — рассердилась она. Сердце ее тоскливо сжалось.

— Вас объявили мертвой, госпожа Ронуин, — объяснил отец Джон, уводя ее в зал.

— Эдвард не слишком долго скорбел по мне, не так ли? — с горечью заметила она.

— Но вас нигде не могли найти. Все уверяли, что вы мертвы. Наш господин, хоть и присоединился к принцу Эдуарду в Акре, все же никак не смог оправиться от своей болезни. Принц отослал его домой прошлым летом. По требованию господина церковь и суд объявили вас мертвой, предоставив ему свободу жениться во второй раз. Он уже не мальчик, госпожа, и нуждается в наследниках.

— Отец, мне сказали, что у нас гостья? — спросила Кэтрин де Боло, входя в зал.

— Совершенно верно, госпожа, — откликнулась Ронуин, оборачиваясь. И замерла от неожиданности. Огромное чрево соперницы свидетельствовало о том, что до родов осталось совсем немного. Более чем очевидно, что новобрачные времени не теряли!

— О Боже! — прошептала Кэтрин, инстинктивно схватившись за живот. — Нам сказали, что ты погибла!

— Может, мне и вправду лучше было умереть, бросила Ронуин.

Тут в зал вбежали Эдвард и Рейф де Боло. Эдвард метнулся к Кэтрин и прижал ее к себе, словно стремясь защитить от неведомого врага. Глаза его гневно сверкнули.

— Ублюдок! — воскликнула Ронуин.

— Значит, ведьма, ты все же вернулась? Так вот, тебе здесь нет места! Убирайся! — холодно бросил он.

— В мое время гостей здесь принимали радушнее, — сухо процедила Ронуин. — Меня до глубины души тронуло, Эдвард, как глубоко и искренне ты оплакивал мою предполагаемую смерть. Любил ли ты меня когда-нибудь или просто выполнял договор между моим отцом и королем? Я отправлюсь к королю, Эдвард, ибо ты жестоко оскорбил меня и обесчестил своими поступками. Я исчезла, но доказательств моей гибели ты не получил.

— Неужели я должен был ждать всю жизнь? Ты пропала, и мы так и не сумели найти следов! И выкупа за вас с Фулком не просили. Что я мог думать? — взвился Эдвард.

— Ты и дня не страдал! — презрительно отмахнулась Ронуин. — Сразу же написал кузену и попросил руки Кэтрин!

А потом поспешил домой и обратился с просьбой к церкви и суду объявить меня мертвой. О Эдвард, я любила тебя, а ты меня предал!

— Ты не ведаешь, что такое любовь, бессердечная сука! — рассердился Эдвард. — И где же ты провела все эти месяцы?

— В гареме халифа Синнебара, — с поразительной откровенностью объяснила Ронуин. — Рашид аль-Ахмет сделал меня второй женой, потому что любил, но я хранила в сердце воспоминания о нашей с тобой любви. А твои признания оказались ложью! Я так стремилась в Хейвн! К тебе, Эдвард. Хорошо же ты меня встретил!

— Потаскуха! — в бешенстве прошипел тот. — Валялась в постели с чужим мужчиной и смеешь признаваться в этом?

Ронуин печально покачала головой, но жалела она не себя, а его. Ее такой поворот судьбы не сломил.

— Бедный Эдвард, — участливо прошептала она.

— Неужели халиф находил наслаждение в твоем ледяном сердце и неподатливом теле? — глумливо фыркнул Эдвард.

— С ним я познала истинный смысл страсти, — спокойно сказала она. — Да, он заставил меня кричать от экстаза. И все потому, что дал себе труд узнать истинную причину, по которой я боялась мужских объятий. Он избавил меня от моих страхов. Я вернулась, чтобы разделить с тобой все, чему он меня научил. Но выяснилось, что я осталась бездомной соломенной вдовой. Теперь нужно решать, что делать дальше. Как отважился ты, имевший столько любовниц, осуждать меня? Ты не только опозорил мое и свое имя, но совершил страшную ошибку. Берегись, Эдвард, до моего отца дойдет, какое оскорбление ты ему нанес. Королю придется умасливать ап-Граффида, расплачиваясь за твою вину. Во время путешествия я узнала, что король нездоров. Говорят, он не дотянет до Рождества. Но еще до этого срока я добьюсь суда над тобой, обещаю. — Холодно усмехнувшись, Ронуин обратилась к Кэтрин:

— Можешь взять его себе, госпожа. Видно, ты и в самом деле лучше подходишь ему. Я не причиню зла ни тебе, ни ребенку, которого ты носишь. Мой брат и я знаем на собственной шкуре, что такое клеймо незаконного рождения. Оно жжет кожу даже королевских детей.

— Но куда ты пойдешь? — встревожилась Кэтрин.

— Не ведаю, — ответила Ронуин, немного подумав.

— Тогда останься в Хейвне, — великодушно предложила Кэтрин и, повернувшись к покрасневшему от ярости мужу, твердо заявила:

— Это мой дом, и я в нем хозяйка. Как бы ты ни гневался на госпожу Ронуин, нельзя выбрасывать ее на улицу после трудного путешествия. Такова моя воля.

— Как пожелаешь, дорогая, — ответил он и поднял глаза на Ронуин.

— Где Глинн?

— Там, куда до него не дотянутся твои руки!

— Неужели считаешь, будто я способен причинить ему зло? — взорвался Эдвард.

— Когда-то ты был моим мужем и я безгранично тебе верила. Но, предав меня, ты предал и Глинна, — отрезала она. — Госпожа Кэтрин, я благодарю тебя за доброту, но мне лучше покинуть этот замок. — Поклонившись всем, Ронуин вместе с Отом и Дьюи вышла из зала.

Рейф долго смотрел ей вслед. Хорошенькая девушка стала неотразимой женщиной, К тому же она умна.

Недаром поняла, что Кэтрин — самая подходящая жена для Эдварда. Ее слова о безграничной страсти пробудили в Рейфе непреодолимое влечение к ней. Интересно, каким образом она собирается добиваться справедливости? Как ни странно, он сразу поверил, что она не желает зла ни Кэтрин, ни ребенку. Но что теперь станется с Ронуин, дочерью Ллуэлина?

Она выехала из замка с высоко поднятой головой, но глаза застилали непрошеные слезы. Алия была права: Эдвард никогда не любил ее по-настоящему, и осознание этого жгло сердце и душу. Как она могла быть настолько наивной! Лучше было остаться с халифом… но что теперь об этом жалеть! Ворота Синнебара закрыты для нее так же плотно, как и Хейвн-Касл.

— Куда мы теперь? — спросила она у спутников.

— К твоему брату. А потом решим, как лучше прикончить де Боло, — мрачно буркнул Дьюи.

— Вы не можете его убить, — покачала головой Ронуин.

— Это почему? Все еще любишь его? — вмешался От.

— Нет, но этого делать нельзя. Во всем обвинят меня.

Сегодня я перенесла достаточно потрясений. Нет, я отправлюсь к королю Генриху с жалобой на Эдварда. Король непременно возместит мне ущерб. Кроме того, суд и церковь должны объявить, что я жива.

Глинн, как и ожидалось, вышел из себя, узнав о поведении де Боло. Не останови его Ронуин, он немедля помчался бы в замок и вызвал Эдварда на поединок. Но сестра объяснила, что собирается делать.

— Он должен заплатить за все! — бушевал Глинн.

— Да, но как?

— Я, отвезу тебя в Аббатство милосердия, — внезапно решил Глинн.

— Но я не собираюсь становиться монахиней, — запротестовала Ронуин. — Думаешь, моя жизнь кончена лишь потому, что муж от меня отказался? Вовсе нет, братец, — Пойми же, наша тетка наверняка знает, что следует предпринять в подобном случае. Годы, проведенные в Ситроле, не подготовили нас к борьбе с интриганами. Я поэт и мечтатель, я ничем не могу тебе помочь. Но твои обиды должны быть как-то отомщены. И тетка нам поможет.

— Откуда тебе знать? Ты никогда ее не видел! — воскликнула сестра.

— Аббатиса Гуинллиан известна среди служителей церкви своим умом и хитростью. Поездка займет несколько дней, так что лучше отправиться в путь сейчас. Где еще ты сможешь спокойно зализать свои раны и поразмыслить, что делать дальше? Не к отцу же поедешь?

— Ты прав, — выдавила она.

Они пришпорили коней и помчались по дороге. Последующие дни путники останавливались на отдых только ночью, а с первыми лучами солнца трогались в путь. Коней кормили травой, сами питались овсяными лепешками и ягодами и пили воду из ручьев, рассекавших зеленые долины.

В аббатство прибыли к вечеру. На этот раз каменные здания не казались Ронуин такими мрачными, как в юности.

Церковный колокол созывал монахинь к вечерне. Въехав в ворота, всадники спешились и стали дожидаться, пока тетка выйдет из церкви.

Как ни странно, Гуинллиан, в жизни не встречавшая племянника, сразу его узнала, а увидев Ронуин, тихо вскрикнула:

— Слава Богу, ты жива! Что случилось? Почему не предупредила о приезде? — Она внезапно смолкла и с неподдельным участием посмотрела на племянницу. — Пойдемте в здание капитула, там и потолкуем, — решила она и, обернувшись к Оту и Дьюи, приказала:

— Вы знаете, куда отвести лошадей. Потом можете идти на кухню, там вас покормят.

Аббатиса провела родственников в маленькую комнату, налила им вина и усадила.

— А теперь рассказывайте, зачем пожаловали ко мне. Знает ли отец, что ты здесь и жива? И не будет ли неприятностей с англичанами?

— Это длинная история, — начала Ронуин и подробно пересказала тетке, что произошло за все годы после их расставания. — Не знаю, куда мне податься, — закончила она. — Теперь я слишком знатная дама, чтобы жить в Ситроле.

— Это верно, — согласилась Гуинллиан.

— Но что теперь делать? Эдвард де Боло пренебрег честью и именем нашей семьи. Он должен заплатить за это, но я не знаю, с чего начать.

— Хочешь его смерти? — осведомилась аббатиса.

— Нет, это было бы слишком легким наказанием, — запротестовала Ронуин. — Кроме того, Кэтрин ни в чем не виновна. Она просто подчинилась воле брата.

— Значит, следует придушить его брата? — усмехнулась тетка.

Ронуин, невзирая на боль, рассмеялась:

— Не стоит. Я не слишком люблю Рейфа де Боло за спесь и надменность. Уж очень он высокого о себе мнения! Однако он делает все для счастья сестры, совсем как Глинн — для меня.

— Объявить тебя живой нетрудно, — задумчиво сказала аббатиса. — Нельзя же отрицать твое существование! — Длинные тонкие пальцы тихо барабанили по дубовой столешнице. — Что до остального, я должна посоветоваться с херефордским епископом. Эдвард де Боло отказался от тебя, не имея убедительных доказательств твоей кончины, и с неприличной поспешностью женился на другой, не выдержав положенного траура. Но твое положение второй жены язычника станет неоспоримым доказательством распущенности. Подумай сама — благочестивая супруга христианского рыцаря уступила похотливым домогательствам другого мужчины. Многие посчитают, что тебе и в самом деле лучше было бы покончить с собой, чем вести подобную жизнь.

— Они ничего не знают о гареме! — возмутилась Ронуин. — Там нечем даже еду разрезать! За мной постоянно наблюдали. Я не смогла бы убить себя, даже если бы очень хотела! Но я все же сумела убежать и вернуться к мужу, не зная о его измене.

— Такое желание, несомненно, вызовет сочувствие, — заметила аббатиса, — хотя полностью тебя не оправдает.

— Сердцем я оставалась верна Эдварду. Хотела бы я, чтобы он был мне так же предан, — упрямо твердила Ронуин.

— Погаси пламя своего гнева, — улыбнулась аббатиса, — и мы найдем праведный суд! Уверена, что хочешь этого?

— Я должна, иначе моя честь и честь семьи останутся запятнанными. Ап-Граффид — человек гордый и не снесет позора, если мы не получим возмещения за нанесенное оскорбление.

— Вынуждена согласиться с тобой, дитя мое, — кивнула аббатиса. — А ты, Глинн? Тебе нечего сказать? Клянусь Богом, ты копия своего отца в молодости!

— Сначала, — признался Глинн, — я думал прикончить де Боло, но сестра отговорила. Она не хочет, чтобы я всю жизнь прожил с таким тяжким грузом на совести, особенно если намереваюсь вернуться в свое аббатство и когда-нибудь принять постриг.

— Значит, желаешь стать монахом, Глинн ап-Ллуэлин? — тихо осведомилась аббатиса. Как странно, что сын брата добровольно отрекается от титула наследного принца и стремится стать скромным служителем церкви!

— Я повидал мир, тетя, и хотя искренне наслаждался его разнообразием, все же понял, что не предназначен для такого существования. Скоро моя музыка и поэзия будут восхвалять одного лишь Господа. Мир и покой — вот все, чего я ищу. Я предпочитаю порядок и тишину суетности света.

— А отец знает о твоем решении, племянничек? — поинтересовалась Гуинллиан.

— Узнает, хотя, думаю, он давно предполагал, каким будет мой путь. Завтра я пошлю Ота и Дьюи за ним. Пусть расскажут ему, что произошло с моей бедной сестрой.

Ронуин с такой силой ударила его в живот, что Глинн покачнулся.

— Не смей меня жалеть, гнусное отродье! — крикнула она. — Мою честь очернили! Но не думай, Глинн, мне не нужен мужчина, чтобы сделать жизнь полной! Я никогда не нуждалась и впредь не буду нуждаться в твоей жалости!

— Для порядочной женщины есть два пути, — заметил Глинн, — монастырь или замужество.

— Похоже, я больше не считаюсь порядочной женщиной! — невесело рассмеялась Ронуин. — Поэтому я могу поступить как хочу, дорогой братец! На золото, которым великодушно снабдил меня Баба Гарун, я открою лавку в Шрусбери. Стану торговать восточными шелками и пряностями и богатеть с каждым годом. Буду брать в любовники молодых людей и прогонять, когда надоедят! Пусть страдают и вспоминают о проведенных со мной ночах!

Аббатиса так и покатилась со смеху, глядя на потрясенного племянника.

— Благодарение Богу и Его Пресвятой Матери за то, что тебя не сломили невзгоды, Ронуин, дочь Ллуэлина.

— Сердце мое ранено, но скоро заживет. Я вернулась, искренне веря, что Эдвард любит меня и простит. Хотела разделить с ним то, чему научил меня халиф, и возместить ему все обиды первых месяцев нашего брака, когда страсть пугала меня так сильно, что я не могла выносить его прикосновений. Боюсь, он много потерял, потому что никогда не узнает, от какой женщины отказался, — тихо сказала Ронуин. — Если кто и достоин жалости, так это он.

Аббатиса кивнула:

— Похоже, дитя мое, в тебе куда больше благородства, чем в де Боло. Можешь этим гордиться.

Через пять дней в аббатстве появился ап-Граффид, готовый накинуться на дочь, бросившую мужа. Но, узнав правду, он стал рвать и метать. Ронуин пришлось долго успокаивать отца.

— Обида прошла, но честь нашей семьи должна быть восстановлена, господин мой, — объяснила она.

— Значит, я опять для тебя только господин? — расстроился он.

— Отец, — поспешила она умаслить ап-Граффида. — Конечно, отец.

— Я потребую от короля другого мужа для тебя, иначе разорву договор! — бушевал ап-Граффид.

— А ты, разумеется, тщательно соблюдал ваш договор, отец? — поддела его Ронуин.

Он громко рассмеялся:

— Я принимал так мало участия в тебе, Ронуин, и все же ты знаешь меня лучше многих моих друзей и сторонников.

Интересно, почему?

— Потому что я пошла в тебя, отец. Так же горда и всегда шла своей дорогой, и пусть все остальное катится к дьяволу! Похоже, именно это и навлекло на меня столько же бед. Но в отличие от некоторых я кое-чему выучилась, — с милой улыбкой призналась Ронуин.

Ллуэлин и аббатиса засмеялись, очевидно, признавая правоту дочери и племянницы. Наконец принц выговорил:

— Да, ничего не скажешь, ты много взяла от тетки.

— Хвала Богу и Пресвятой Деве, — отозвалась Гуинллиан, перекрестившись.

Принц, снова став серьезным, заметил:

— Король Генрих последние годы почти не встает с постели. Сейчас он в Лондоне, в Вестминстерском дворце. Я отправлю ему послание, в котором объясню, как ты, вернувшись домой после тяжких испытаний, узнала, что тебя объявили мертвой, а муж взял другую жену. Заверю, что ты не желаешь возвращаться к де Боло, поскольку его вторая жена ждет ребенка. Кроме того, нанесенное тебе оскорбление и измена делают такой союз невозможным. Попрошу правосудия для своей дочери, напишу, что ты приедешь в Вестминстер к первому августа, чтобы искать защиты от произвола де Боло. Генрих Плантагенет человек незлой и справедливый, но опасайся его королевы, Элинор Прованской, которую за спиной зовут знатной фурией. Она всегда была алчной, честолюбивой и без колебаний уничтожит каждого, кто представляет угрозу ее семье. Ты должна потребовать обратно вдовью долю. У меня нет денег на приданое для каждого нового мужа.

— Не нужен мне муж, — проворчала Ронуин.

— Тем не менее ты должна его получить, — сказал отец. — Я не желаю слышать никаких возражений. Кстати, как случилось, что после всех твоих приключений ты стала еще красивее?

— Ты не собьешь меня с толку так легко, — покачала головой Ронуин. — Не собираюсь я замуж!

— Тогда — в монастырь. Сколько тебе лет, девочка?

— Первого апреля исполнилось девятнадцать.

— Повезет, если кто-то захочет взять в жены уже немолодую женщину, да к тому же много повидавшую в жизни. К тому же и детей у тебя нет. Неизвестно, можешь ли ты рожать. Ну что, хочешь остаться в аббатстве?

— Нет, — покачала головой Ронуин.

— О чем тогда может идти речь? Только замужество.

Ронуин не стала спорить с отцом. Какой смысл? Церковь все равно не примет ее, посчитав развратницей, непокорной женой, вмешавшейся в дела мужчин и наказанной за это. А какой мужчина из хорошей семьи осмелится жениться на шлюхе, отдавшейся иноверцу?

Нет, пусть вернут ее приданое и заодно отделят часть земель Хейвна. Только тогда она почувствует себя отмщенной. Зачем ссориться с отцом из-за того, чего никогда не может быть? Больше никаких супругов для Ронуин, дочери Ллуэлина!