Элинор Прованская, королева Англии, прожила на этом свете ровно пять с половиной десятилетий, но все еще оставалась красивой женщиной, с прошитыми серебром рыжевато-каштановыми волосами и янтарными, все и всегда подмечавшими глазами. В юности она и ее сестры считались прекраснейшими жемчужинами Европы. Старшая сестра, Маргарет, стала женой короля Франции Людовика IX. Младшая, Санта, вышла замуж за Ричарда Корнуоллского, короля римлян. Последняя сестра, Беатрис, жена Карла Анжуйского, носила корону Неаполя и Сицилии. Мать прелестных дев, Беатрис Савойская, и отец, Реймонд Беранжер V, граф Прованский, правили блестящим двором, известным своим покровительством бардам и трубадурам. Сам граф считался одним из последних величайших прованских поэтов.

В девятнадцать лет Элинор отправилась к французскому двору, а потом, в самый разгар зимы, пересекла Ла-Манш, чтобы выйти замуж за короля английского. Стоило жениху и невесте увидеть друг друга, как обоих поразил удар молнии, называемый любовью с первого взгляда. Королева родила мужу шестерых сыновей и трех дочерей, из них выжили два мальчика и две девочки. Многие придворные терпеть не могли савойских родственников королевы, которые вместе со сводными братьями короля в большом количестве прибывали в столицу искать счастья и удачи, но королева неизменно заботилась о семье. К несчастью, муж медленно умирал, хотя она преданно заботилась о нем, как подобает верной супруге. Королевство, в котором царил мир, процветало, жизнь была спокойной. И тут в один прекрасный день пришло письмо от мятежного принца Уэльского, которое и взбаламутило стоячее болото. Королева сразу поняла: неприятностей не избежать.

Они с королем находились в дневной комнате, в окружении дам, занятых вышиванием, шитьем и починкой одежды.

Пробежав глазами послание, королева тихо выругалась, что привлекло внимание короля, лежавшего на походной кровати и отдыхавшего после утреннего туалета.

— Что стряслось? — еле слышно спросил он жену.

— Помнишь Эдварда де Боло? Он вернулся из Акры в прошлом году и попросил объявить его жену умершей, с тем чтобы он мог вступить во второй брак?

Король кивнул.

— Ну так вот, она жива. Дочь принца Уэльского появилась дома этой весной и узнала, что ни муж, ни дом больше ей не принадлежат, а новая жена вот-вот родит. Ап-Граффид разъярен и требует правосудия, тем более что его дочь отказывается вернуться к де Боло под тем предлогом, будто не желает клеймить позором незаконного рождения невинное дитя. Хорошенькое дельце, ничего не скажешь! Ронуин, дочь Ллуэлина, прибудет в Вестминстер к первому августа, чтобы найти у короля справедливость. Что нам теперь делать?

— А чего требует ап-Граффид? — осведомился король.

— Возврата приданого. Нового мужа для дочери. И компенсацию от де Боло за нанесенный ущерб. Принц предлагает передать во владение его дочери часть земель Хейвн-Касла, перечислила королева.

— Что ж, не так и много, — медленно выговорил король.

— Это на первый взгляд. Генри, — возразила жена. — Во всем этом нужно разобраться. Прежде всего каким образом леди Ронуин попала в плен? Думаю, следует послать за Эдвардом де Боло. Дадим ему возможность оправдаться, хотя, честно говоря, он слишком поторопился жениться во второй раз. Не выдержал даже положенного срока траура.

— Верно, — согласился король.

— По словам принца, его дочь объявили мертвой. Это необходимо немедленно исправить, а остальное подождет, пока мы не выслушаем обе стороны.

— И тут ты права, — согласился Генрих.

Жена поспешно вытерла влажной салфеткой его вспотевший лоб. Генрих слабел с каждым днем, и любое усилие его утомляло.

Недавно Элинор получила известие от своего сына Эдуарда. Он чудом избежал кинжала наемного убийцы и был крайне подавлен. Крестовый поход потерпел неудачу, а собрать войска для похода на Иерусалим оказалось невозможно. Эдуард писал, что собирается как можно скорее вернуться домой, после того как его супруга Элинор оправится от родов. Дочь, получившая при крещении имя Джоан, была сильным и здоровым ребенком в отличие от младенца, родившегося год назад и не прожившего и нескольких дней. Они собирались ехать через Сицилию и Прованс и навестить по пути родственников. Королева была несказанно рада письму, поскольку знала, что, хотя и сможет удержать в руках бразды правления в случае смерти мужа, жизнь ее потеряет смысл. Как только Эдуард взойдет на трон, она удалится в монастырь бенедиктинок.

— Я пошлю гонцов к Эдварду де Боло и леди Ронуин, которая пока живет у тетки, настоятельницы Аббатства милосердия, — решила королева, и король не стал спорить.

Прочитав приказ короля, де Боло пришел в ярость.

— Как смеет эта тварь жаловаться повелителю? — прорычал он.

— А чего ты ожидал? — удивился Рейф. — Пусть я и счастлив, что Кэтрин — твоя жена и мать наследника, согласись, ваш брак был заключен в спешке.

— Что-то я раньше не слышал твоих жалоб по этому поводу, — бросил Эдвард. — Скорее наоборот, ты дождаться не мог, когда Кэтрин станет хозяйкой Хейвн-Касла.

— Наши семьи всегда надеялись на этот союз, — спокойно заметил Рейф. — Я доволен, что он наконец осуществился. Но ты никогда не рассказывал, как именно умерла леди Ронуин. Я не расспрашивал, предполагая, что рана еще свежа, и боясь, что в гневе ты сам ее прикончил за какой-то проступок. Но пойми, только благородство этой дамы спасло мою сестру от вечного позора. Что, если бы леди Ронуин потребовала от епископов расторгнуть твой второй брак? Твоего сына объявили бы бастардом. Любая мстительная женщина была бы рада насладиться твоим унижением.

— Она не посмеет обратиться к церкви, — уверенно сказал Эдвард. — Кто возьмется вернуть в лоно семьи шлюху, отдавшуюся чужому мужчине, и к тому же иноверцу? Когда я обличу ее неверность перед Богом и людьми, она сможет считать себя счастливой, если не сгорит на костре за супружескую измену.

Рейф де Боло нахмурился:

— Неужели ты настолько сильно любишь ее, что готов уничтожить?

— Я не люблю ее, — признался Эдвард.

— Значит, любишь мою сестру? — не унимался Рейф.

— Люблю. Кейт — идеальная жена для меня, и другой мне не нужно, — заявил Эдвард. — Добрая, милая и во всем покорна моей воле. И плодовитая к тому же. Взгляни на нашего маленького Недди! Что за чудесный парнишка!

— Но если ты счастлив с Кейт, почему пылаешь злобой к леди Ронуин?

— Она предала меня, — холодно процедил Эдвард, — и сейчас намеревается разбить мое счастье.

— А она уверена, что именно ты ее предал, — возразил Рейф. — Пожалуй, поеду я с тобой в Вестминстер, присмотрю, чтобы моей сестре и племяннику не пришлось слишком дорого заплатить за твой неразумный гнев.

— Я скажу королю правду, — упрямо настаивал де Боло.

— Ты должна сказать королю правду, — наставляла племянницу аббатиса. — Понимаю, это нелегко, зато Эдварду не удастся тебя очернить. В конце концов, все сведется к тому, что ты преодолела величайшие трудности и помехи, чтобы вернуться к мужу, а он не стал тебя ждать, быстро нашел новую жену.

— Не думаешь же ты, будто судьи не обратят внимания на то, что я больше года провела в гареме халифа, — напомнила Ронуин.

— Разумеется обратят. И будут вне себя от негодования за твою распущенность. Подумать только, чтобы добрая христианка предпочла позор смерти от собственных рук во имя нашего Спасителя! — сухо подтвердила аббатиса. — Ты могла остаться там, но все же убежала. Это собьет их с толку, дитя мое, и обеспечит тебе победу. Я буду рядом с тобой и, если понадобится, выступлю в твою защиту.

Только бы сам архиепископ Кентерберийский не вступился за де Боло, но этого не произойдет, поскольку для него нет в этом никакой выгоды.

— Для аббатисы ты чересчур хорошо разбираешься в светских делах, — засмеялась Ронуин. — О, тетя, в подобных случаях я предпочту иметь на свой стороне тебя, а не всех ангелов Господних!

— Ангелы в небе, — заметила аббатиса, — а я — здесь!

Теплым летним днем они отправились в Вестминстер.

Принц послал целый полк тяжело вооруженных воинов сопровождать сестру и дочь. Рядом с Ронуин скакали От, Дьюи и Глинн, который должен был выступить свидетелем на суде.

Двигались они хоть и неспешно, но все же тридцать первого июля прибыли в Лондон, где женщин с радостью приняли в монастыре Святой Марии в Полях, рядом с Вестминстерским дворцом. Мужчинам было ведено раскинуть лагерь на лугу, за стенами монастыря.

За время пребывания в Аббатстве милосердия Ронуин с помощью тетки сшила наряд, достойный дочери принца. Платье зеленого шелка, называемое блио, с узкими длинными рукавами, ниспадало до пола. Верхнее одеяние, котт без рукавов, было сшито из шелковой парчи, потемнее оттенком. Позолоченный пояс, обвивавший бедра Ронуин, состоял из плоских кружочков с кельтским рисунком. Волосы, расчесанные на прямой пробор, Ронуин заплела спереди в косы, перевив золотыми лентами и жемчужными нитями. Основная масса пышных прядей закрывала спину и плечи. На венце тонкой работы развевалась прозрачная вуаль. Единственным украшением была брошь с изумрудами в красном ирландском золоте. Туфли из позолоченной кожи, хоть и не были видны, туго обтягивали ножку.

— Ты великолепна, — одобрила аббатиса. — Настоящая принцесса.

— У меня еще не было столь роскошного наряда, — призналась Ронуин.

— Ты выглядишь одновременно и недосягаемой, и земной, — продолжала Гуинллиан. — Именно этого мы и добивались. Некоторые придворные дамы красят волосы и размалевывают лица. Ты же свежа как роза. Даже если исповедуешься в своих грехах, все равно покажешься невинной. Пусть церковь осудит тебя, но никто не поверит, что ты изменила мужу по доброй воле. Только помни — не срывай злость на де Боло. Пусть он рвет и мечет. Ты же тихо всхлипывай, и самые жестокие сердца смягчатся.

— Но это нечестно, тетя, — лукаво улыбнулась Ронуин.

— На войне как на войне, дитя мое, — покачала головой тетка. — Наша цель — выиграть сражение, — напомнила Гуинллиан. — Твой отец поступил бы точно так же. Неужели потерпишь поражение от англичан?! Пусть никто не говорит, что дочь ап-Граффида оказалась трусливее отца!

— Я предпочла бы вызвать Эдварда на поединок, — отозвалась Ронуин. — Уж тогда исход был бы ясен.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — кивнула аббатиса, — но король был бы шокирован такой дерзостью, и позиции де Боло сразу укрепились бы. Пойдем, нам пора.

Мать-настоятельница и сестры проводят нас во дворец. Это совсем недалеко.

— Монахини должны придать всему делу благочестивый вид? — усмехнулась Ронуин. — О тетя, ты неисправима!

Аббатиса молча усмехнулась.

Тронный зал дворца сиял роскошью. Пол был вымощен квадратными изразцами, стены выкрашены красной, синей и золотой красками. В высокие расписные окна проникал яркий свет. Генрих III дал себе труд лично появиться на суде.

Он выглядел больным, но седые волосы и борода были аккуратно подстрижены. В голубых глазах сияло неподдельное любопытство, хотя лицо было бледным как полотно. Генрих бессильно обмяк на троне. Рядом сидела королева. Справа, на низких скамьях, устроились служители церкви. Де Боло и Ронуин со своими спутницами находились слева, предусмотрительно разделенные стражей. Суд, назначенный после дневной мессы, начался.

— Расскажи нам, как все было, Эдвард де Боло, лорд Хейвн-Касла, — велел король неожиданно сильным голосом.

— Женщина, данная мне в жены, Ронуин, дочь Ллуэлина, никогда не была мне истинной супругой, — начал Эдвард.

Аббатиса стиснула руку Ронуин.

— Она отказывала мне в праве мужа, за исключением редких случаев. Предпочитала общество воинов и целыми днями упражнялась в воинском искусстве, вместо того чтобы вести хозяйство. По ее настоянию я позволил ей поехать со мной в поход. В Карфагене, где мы стояли лагерем, свирепствовала болезнь. Пока я лежал в беспамятстве, она ринулась в битву, оставив меня одного. Дело кончилось тем, что ее взяли в плен. Я искал несколько дней ее и рыцаря, бросившегося следом в храброй попытке спасти мою жену, но не нашел никаких следов. Наконец мы перебрались в Акру, но не до конца излеченная болезнь, напавшая на меня в Карфагене, вернулась, и принц Эдуард отослал меня домой.

Я уже немолод, сир, и, не имея законных наследников, должен был думать о семье. Мои родные всегда надеялись, что я женюсь на своей кузине Кэтрин. Уверившись, что овдовел, я предложил ей руку, и через десять месяцев жена подарила мне сына. Незадолго до его рождения в Хейвне появилась Ронуин, дочь Ллуэлина, с таким видом, словно ничего не произошло. Объявила, что все это время провела в гареме, и хвасталась, что другой мужчина обучил ее науке любви, чего я так и не сумел сделать. Увидев, как обстоят дела, она с угрозами покинула Хейвн. Я взбешен тем, что она имеет наглость чего-то требовать от меня! Это она должна на коленях молить прощения за побег и супружескую измену. — Поклонившись монарху и священникам, де Боло сел.

Воцарилась тишина.

— Ронуин, дочь Ллуэлина, выйди вперед и поведай нам свою печальную историю.

Ронуин медленно поднялась и, встав перед королем, низко поклонилась. Потом повернулась к служителям церкви и отвесила второй поклон. Она заговорила так тихо, что присутствующим пришлось напрячь слух.

— Сир, и вы, господа! Я пришла сюда молить о правосудии. Эдвард де Боло заявил, что я была ему плохой женой, и это отчасти правда. После смерти матери отец отвез меня и моего брата Глинна в крепость на валлийской границе, где нас вырастили мужчины. Там не было ни одной женщины, которая наставляла бы меня. Через десять лет отец вернулся и объявил о моем предстоящем браке с де Боло.

Он пришел в ужас, увидев, во что превратилась его дочь, ибо я Тогда напоминала задиристого мальчишку.

Король и священники дружно засмеялись.

— Меня отвезли в аббатство, где настоятельницей моя тетка, и следующие полгода я училась быть женщиной. Тетя меня окрестила и просветила в христианской вере. Прибыв в Хейвн-Касл, я уже выглядела достаточно достойно, но все же мне предстояло еще многому учиться, чем я и занялась. Вижу среди собравшихся священника замка, отца Джона. Добрый отче, скажите по совести, разве я была плохой хозяйкой?

— Хорошей, госпожа моя, — кивнул священник.

Ронуин глубоко вздохнула.

— Благородные господа, я и в самом деле долго не допускала мужа в спальню. В нашу брачную ночь он грубо и жестоко подчинил меня своей воле, утверждая, что таков ваш приказ, сир. Ни тогда, ни тем более сейчас я не верила этому. Собственная похоть довела его до насилия. После этого я всегда боялась наступления ночи. По соседству не было ни одной дамы моего положения, которая могла бы дать мне совет и унять мои страхи. Потом в Хейвн прибыл принц Эдуард с извещением о крестовом походе. Я так обрадовалась! Принцесса Элинор собиралась ехать с мужем, и я поняла, что если стану сражаться за Господа нашего, он поможет мне преодолеть ужас перед супружеской постелью.

В Карфагене я преданно ухаживала за мужем. Он говорит не правду, заявляя, что я бросила его. Только мои заботы спасли его от смерти. Я настолько, устала сидеть на одном месте, что он сам предложил мне в тот роковой день потренироваться на мечах с одним из его рыцарей, сэром Фулком.

Де Боло даже настаивал, чтобы я надела доспехи, и сам помог мне облачиться. И тут началась стычка с иноверцами. Я совершила глупость… О, как я сейчас сожалею об этом! Я повела в бой воинов. Сэр Фулк присоединился ко мне. Мы победили в бою во имя Господа нашего Иисуса Христа! Но меня отсекли от основной массы сражавшихся и увели в горы.

В конце концов, я не закаленный воин, а всего лишь женщина и, хотя прекрасно владею мечом, ничего не понимаю в тактике.

Рейф, сидевший рядом с кузеном, едва сдержал смех. Да она намного умнее всех, кто здесь сидит! Надо же, как зачарованно они слушают ее рассказ! Кельтская ведьма околдовала их, и кузену это дорого обойдется!

— Сэр Фулк, — продолжала Ронуин, крестясь, — да упокоит Господь его светлую душу, помчался за мной и сумел сохранить мою тайну в глазах похитителей, пока мы не достигли Синнебара. Там нам стало известно, что я убила брата самого халифа. Враги привели меня на его суд. Узнав, что я женщина, он отправил меня в гарем. Светловолосые невольницы всегда высоко ценились арабами. Вместо меня казнили несчастного сэра Фулка.

Она снова перекрестилась и продолжала:

«— Халиф Рашид аль-Ахмет сделал меня своей второй женой, научил не бояться страсти и горячо полюбил, но все это время я желала лишь одного: вернуться к своему мужу, Эдварду де Боло. Я надеялась и молилась, и Бог смилостивился. Мой младший брат Глинн отправился искать меня и нашел в Синнебаре. Его слава поэта и менестреля достигла ушей главного евнуха халифа по имени Баба Гарун. По его совету брата пригласили во дворец развлечь обитателей песнями и музыкой. Он начал петь на валлийском, спрашивая, не здесь ли его сестра. Эту фразу он повторял всюду, куда заносила его судьба. В ту ночь ему наконец ответили.

Слезы покатились из глаз Ронуин, но она смахнула их, не прерывая рассказа:

— Как раз в это время халиф решил, что хочет от меня ребенка. В гареме всем женщинам, за исключением тех, кому позволено иметь дитя, каждое утро дают специальное зелье, чтобы предотвратить зачатие. Но Баба Гарун считал, что сын, родившийся у меня, может стать соперником старшего сына халифа Мохаммеда в борьбе за трон, и не скрывал своих сомнений. Тогда я поняла, что только он поможет мне сбежать. Так и вышло. Мне удалось тайно покинуть Синнебар, а Баба Гарун объявил, что я погибла, упав со скалы. Для пущей достоверности он разбросал под обрывом кости, волосы и мою разорванную одежду.

Несколько месяцев подряд мы с братом и его верные воины пробирались назад, на родину. Сколько трудностей нам пришлось пережить! Но когда я оказалась в Хейвне, отец Джон сообщил, что мой муж объявил меня мертвой и женился снова. Тут появилась леди Кэтрин, и я увидела, что она вот-вот родит. Только в тот миг я поняла, что навсегда потеряла Эдварда де Боло.

Слезы опять потекли по бледным щекам, и у многих мужчин сердце сжалось от жалости к этой несчастной храброй женщине.

— Добравшись до Акры, мой брат пытался уверить зятя, что я жива. Но тот и слушать ничего не пожелал. Он бросил меня без всякого милосердия, и теперь я умоляю вас, сир, о правосудии. Я прошу лишь о возвращении приданого и платы за позор, которым этот человек запятнал меня и мою семью. — Она покорно склонила голову и замолчала.

— Госпожа, — спросил архиепископ Кентерберийский, — почему же вы не нашли убежища от постыдного плена в смерти?

— Ваше преподобие, меня учили, что самоубийство — смертный грех, а кроме того, у меня не было оружия. За женщинами гарема следят днем и ночью. Они никогда не остаются одни.

Даже еду им приносят разрезанной. Ножей не дают. Они принуждены есть руками. Да и одежды на женщинах там почти не бывает, не говоря уж о кушаках или поясах.

— Вы действительно сказали, госпожа, что этот халиф обучил вас науке любви? — вмешался епископ Винчестерский.

— Так и было, преподобный отец, — отозвалась Ронуин. — Эдварда раздражала моя холодность, и я хотела объяснить ему, что избавилась от своих неразумных страхов, что могу наконец любить его и готова подарить детей. Но как оказалось, я опоздала. Другая заняла мое место. Я всегда любила леди Кэтрин и не желала ей зла. Я рада, что у Эдварда появился сын и наследник. Но, господа, что теперь будет со мной? Я всеми силами боролась за то, чтобы вернуться домой, а ведь могла оставаться в Синнебаре, где меня любили и почитали. Там я была женой могущественного человека и великого правителя. Но в сердце я всегда хранила память об Эдварде де Боло. Мне было необходимо вернуться в Англию! Я ожидала его гнева и презрения, но не предполагала, что он настолько мало ценит меня! Он и не думал скорбеть… нет, не скорбеть, а хотя бы потерпеть немного для приличия. Сразу женился!

Закончив речь, Ронуин снова поклонилась и отступила.

Суд вызвал свидетеля, Глинна ап-Ллуэлина. Тот объяснил, как, узнав об исчезновении сестры, был потрясен известием о том, что довольно скоро Рейф де Боло получил письмо от кузена, пожелавшего жениться на Кэтрин. Как сам он оставил свои занятия и поспешил в Акру, чтобы умолять зятя подождать, пока об истинной судьбе Ронуин не станет известно. Как Эдвард прогнал его, ничего не желая слушать.

— По примеру Блонделля, менестреля короля Ричарда Львиное Сердце, я путешествовал, развлекая людей, пока не нашел сестру. — С этими словами и низким поклоном он вернулся на свое место.

— Леди Ронуин, Эдвард де Боло и их сопровождающие должны покинуть зал, — объявил король. — Мы обсудим это дело между собой.

Ронуин вместе с братом и монахинями вышла из зала.

Позади слышались шаги братьев де Боло. Их провели в небольшую комнату, где просители обычно ждали аудиенции.

Слуга принес вино и сладости. Мужчины жадно пили. Ронуин сидела, безмолвно перебирая четки.

— Какой смирной и одинокой ты кажешься, — тихо заметил подошедший Рейф.

Она не обратила на него внимания.

— Говоришь, что плохо владеешь тактикой, — хмыкнул он, — но думаю, ты скромничаешь! Не сомневаюсь, твоя проникновенная речь дорого обойдется бедняге Эдварду. Даже твое распутство никого уже не трогает.

Ронуин, не сдержавшись, подняла глаза:

— Ты омерзителен.

— Но, леди Ронуин, это ни в коей мере не упрек. Наоборот, я восхищаюсь тобой, как всяким умным человеком, а ты невероятно умна, хотя, по-моему, чересчур наивна. Тебе следовало остаться в Синнебаре. Неужели не понимала, что Эдвард никогда не принял бы тебя?

— Принял, если бы любил по-настоящему! — взорвалась Ронуин. Ее по-прежнему ранила мысль о том, как быстро забыл ее муж.

— Любовь — это детские сказки, леди. Браки заключаются по причинам, куда более земным. Твое замужество было частью договора между Англией и Уэльсом, не так ли? Неужели ты могла поверить в какую-то любовь?

— Да, верно, я действительно слишком наивна, — издевательски бросила Ронуин. — Но ты ошибаешься, Рейф де Боло. И между супругами может возникнуть любовь. Я воображала, что Эдвард испытывает ко мне именно это чувство… Впрочем, он сам признавался мне в любви, так что я не слишком ошибалась. Откуда мне было знать, что он лжет?

— Мужчина может много чего наговорить, когда лежит в постели с женщиной, — резко бросил Рейф.

Ронуин гордо вскинула голову:

— Ты мне отвратителен! Убирайся! Почему тебе так нравится мучить меня?

Рейф улыбнулся, и Ронуин растерялась, вдруг осознав, как он красив. Серебристо-голубые глаза насмешливо щурились.

— Я вовсе не собирался тебя мучить, Ронуин, — шепнул он так тихо, что расслышала лишь она. — Наоборот, все отдал бы, чтобы лечь с тобой.

Ронуин побледнела, готовая поклясться, что сердце в груди замерло. Язык перестал повиноваться.

— Если ты еще раз приблизишься ко мне, — выдавила она наконец, — я найду способ убить тебя. Даю слово. — Она снова опустила голову и принялась перебирать бусины четок.

— Ты слишком дерзок, — заметила аббатиса и рассмеялась, увидев, как покраснел Рейф. — Да, я слышала тебя, господин мой. Слух пока меня не подводит, иначе как бы я хранила столь строгий порядок в стенах аббатства?

— Ронуин в старости станет точной вашей копией, преподобная матушка, — заметил Рейф.

— Возможно, — сухо обронила та. — А теперь вернись к своему кузену, Рейф де Боло.

Прошло довольно много времени, прежде чем дверь комнаты отворилась и в дверях появился камергер. Все вернулись в зал и увидели, что короля там уже нет. Остались лишь королева и священники.

— Король, — объявила королева Элинор, — утомлен сегодняшними событиями, поэтому предоставил мне объявить решение суда. Ты действовал поспешно и необдуманно, Эдвард де Боло, когда женился, не имея убедительных доказательств смерти своей первой супруги. Однако поскольку леди Ронуин была официально объявлена мертвой, твоя женитьба на леди Кэтрин и, следовательно, твой сын признаются законными. Мы не считаем, что ты строил козни против леди Ронуин — скорее, был искренне убежден в ее гибели. Однако, узнав, что она жива, ты повел себя крайне неуважительно по отношению к ней и ее семье, бесстыдно оскорбив их честь. За это ты выплатишь компенсацию и вернешь ее приданое. Тебе все понятно?

— Да, госпожа, — поклонился де Боло.

— Что же до тебя, Ронуин, дочь Ллуэлина, ты сама себя обличила, хотя, кажется, искренне раскаиваешься в своих грехах. Церковь приняла в расчет то обстоятельство, что все это время ты не могла молиться истинному Богу нашему Иисусу Христу и некому было наставить тебя на путь истинный. Но твое будущее нам не ясно. Из-за твоего бесстыдного поведения ни один монастырь тебя не примет. Кроме того, вряд ли какой-то мужчина захочет иметь подобную жену, а ведь у женщины из благородной семьи должен быть муж, который вел бы ее по жизни. В свете нынешних обстоятельств… кто согласится взять тебя в жены?!

— Я. Я возьму ее.

Потрясенная, Ронуин уставилась на Рейфа де Боло. Он?

Он?!

И тут она впервые за весь долгий день забылась и, потеряв голову, набросилась на обидчика.

— Никогда! — завопила она. — Никогда!!! — И умоляюще протянула руки к королеве. — Мадам, надеюсь, вы не приняли всерьез слова этого человека? Кроме всего прочего, между нами есть определенное родство… Ведь его двоюродный брат был моим мужем!

Королева Элинор взглянула в сторону священников:

— Преподобные отцы! Что скажете на это вы?

Архиепископ и епископы стали тихо совещаться. В зале поднялся гул. Наконец архиепископ Кентерберийский поднялся с места.

— Между Ронуин, дочерью Ллуэлина, и Рейфом де Боло нет кровных уз. Вот если бы дама подарила Эдварду де Боло ребенка, тогда дело другое. Он имеет полное право взять ее в жены. По нашему мнению, это наилучшее решение столь сложной проблемы, госпожа Элинор.

— Я не хочу его видеть, — заявила Ронуин.

— Но решать не тебе, дорогая моя, — возразила королева. — Ты должна выйти замуж, а он готов закрыть глаза на твое прошлое.

— Нет! — взвизгнула Ронуин и, не в силах совладать с собой, топнула ногой.

Элинор Прованская, презрев столь ужасающее нарушение этикета, обратилась к ее тетке:

— Госпожа аббатиса, принц Уэльский именно вам доверил действовать от его имени на этом суде?

— Мне, — кивнула та.

— И что вы скажете?

— Прежде всего я должна знать, что предлагает этот человек моей племяннице. Есть ли у него дом и состояние?

Думаю, замком он не владеет, а ведь моя племянница родом из знатной семьи! Даже ее мать, упокой Господь ее душу, принадлежала к благородному роду. Мы готовы выдать Ронуин замуж, но не собираемся делать это в спешке и тем самым» обречь ее на нищету и страдания.

— Разумеется, — согласилась королева, расправляя наряд из пурпурного шелка. — Сэр де Боло, что вы ответите аббатисе?

— Мой дед со стороны матери, не имея других наследников, оставил мне титул барона Ардли, — ответил Рейф. — Земель у меня не так много, но есть прекрасный дом, слуги и десять сервов, обрабатывающих поля. Мой кузен Эдвард владеет большим участком земли, примыкающим к моим владениям. Если вы дадите мне в жены леди Ронуин, эта земля может стать той самой компенсацией, которая ей полагается, и границы моего поместья значительно расширятся. Кроме того, у меня есть скот. Человек я довольно зажиточный, и моя жена не будет ни в чем нуждаться. Пусть я не слишком знатен, но кровь моя так же чиста, как у нее. Я обещаю забыть ее прошлое и возьму в жены, невзирая на ее дурной характер.

Ронуин швырнула четки ему в голову.

— Так тебе понадобились земли Эдварда! Поэтому ты сообразил, как их заполучить? Никогда, ублюдок! Никогда! Я скорее проведу остаток дней в подземелье, чем возьму тебя в мужья!

— Решать не тебе, дитя мое, — шепотом напомнила аббатиса.

— Тетя…

— Послушай меня, Ронуин, — перешла аббатиса на валлийский, — тебя все равно выдадут замуж, хочешь ты этого или нет. По крайней мере этот человек тебе знаком, пусть ты и терпеть его не можешь. А что, если вместо него предложат какого-нибудь старого противного толстяка, который будет бить тебя, тратить твое приданое, а по ночам слюнявить своим грязным ртом? Рейф молод. Он даст тебе детей. Я уверена, рано или поздно вы придете к взаимному согласию. Я обладаю властью заключить этот брак и намереваюсь так и поступить. Умоляю тебя согласиться, пока не поздно, Ронуин.

— Я чувствую себя диким зверем, загнанным в клетку, — пробормотала Ронуин. — Как мне все это ненавистно!

— Знаю, — посочувствовала аббатиса, — знаю, дитя мое.

— Но почему обязательно выходить замуж? — рассердилась Ронуин, уже понимая, что побеждена. Разве можно тягаться с королевой и церковью? Никто не придет ей на помощь. Брат отводит глаза. От и Дьюи? Как ни любят ее они, все же не пойдут против отца. А отец желал поскорее сбыть дочь с рук.

— Ронуин? — негромко, но настойчиво повторила тетка.

— Я выйду за него, но против воли, — сказала она на норманнском.

— Превосходно! — воскликнула довольная королева.

— Я сам обвенчаю их, здесь, — благосклонно объявил архиепископ, широко улыбаясь.

— Вы очень добры, ваше преподобие, — кивнула королева, — Свадьба состоится вечером, и, если королю станет лучше, он сам придет и будет посаженым отцом прекрасной невесты. Дорогая, я не упоминала, что зеленое удивительно идет тебе?

— Я отведу племянницу обратно в монастырь, пусть остается там, пока будут готовить документы, — предложила аббатиса.

Королева кивнула:

— Я пришлю за вами своего пажа.

Монахини вывели свою подопечную из зала. Ронуин кипела гневом. Эдвард не смотрел на нее, но Рейф, выступив вперед, взял ее руку и поцеловал. Глаза его смеялись.

— Ты пожалеешь о своей наглости, господин, — прошипела она.

— Не думаю, моя Ронуин, — усмехнулся он.

— Я никогда не буду твоей! — запальчиво вскричала она, но аббатиса поспешно вывела ее, не позволив обрученным сцепиться не на жизнь, а на смерть.

— Не устраивай сцен!

— Ненавижу! Ненавижу его! — вопила Ронуин, раскрасневшись от злости и став еще прелестнее.

— Тебе очень повезло, — заметил брат, качая головой.

— Что? И ты на его стороне? — поразилась она.

— Тебе нужен муж.

— Заладили одно и то же! — отмахнулась Ронуин.

— Подумай, сколько преимуществ в этом браке! Ардли куда ближе к Шрусбери, чем Хейвн. Мы будем видеться гораздо чаще.

— Не знаю, к чему ему жениться на мне, — пожаловалась Ронуин, игнорируя утешения брата.

— Он вожделеет тебя, — ухмыльнулся Глинн.

— Человек, посвятивший свою жизнь Богу, не должен говорить подобных вещей, — упрекнула сестра.

— Не веди я столь полной жизни и не познай многих женщин, не смог бы посвятить жизнь Господу, — улыбнулся брат. — Гоняясь за тобой, я изведал все в полной мере.

— Ты настоящий сын своего отца, Глинн, — заверила аббатиса. — Удивительно, что отказываешься от мирских радостей. Жизнь служителя Господня тяжела, племянник.

— Знаю, — кивнул он. — Недаром учился в монастырской школе. Но есть в ней и свои прелести, и свой великий смысл. Я буду счастлив в Шрусбери.

— Тогда благослови тебя Бог, Глинн ап-Ллуэлин, — прошептала она и обернулась к племяннице:

— Ты должна отдохнуть, Ронуин, ибо утомлена телом и духом после тяжких испытаний.

Ронуин, не споря, вернулась в монастырь и, позволив тетке раздеть себя, прилегла.

— А теперь послушай меня, детка, — начала аббатиса. — После брачной церемонии я скажу, что мы уезжаем и что воины твоего отца проводят тебя в новый дом, а поскольку до темноты останется несколько часов, лучше отправиться немедля. Обещаю: никто, даже твой муж, не помешает мне.

Мы успеем проехать не менее пяти миль и остановимся в маленьком аббатстве. Там найдем убежище. Но как тебе известно, странноприимный дом у них очень тесный и новобрачным будет негде уединиться. Вам с мужем придется спать раздельно, а на следующий день мы возобновим путешествие.

Ночевать будем в различных монастырях, как по пути сюда.

Пока мы не доберемся до твоего нового дома, я сумею защитить тебя от притязаний Рейфа де Боло. Постарайся за это время узнать его получше. Ты уже не та невинная, перепуганная девчонка, что вышла когда-то за его кузена. С тех пор ты стала зрелой женщиной. Я так и не познала плотской любви, но слышала, что ощущения куда приятнее, если парочка питает друг к другу нежные чувства. Наверняка ты сможешь найти в муже какие-то привлекательные черты.

Ронуин, хоть и качала головой, все же улыбнулась:

— Тетя, как жаль, что у меня нет призвания к монашеской жизни! Я с огромным удовольствием провела бы рядом с вами остаток дней моих. Вряд ли мне понравится общество Рейфа де Боло. Что ж, за всякую глупость следует нести наказание. Мне остается покорно терпеть.

— Скажи мне лучше, — сменила тему Гуинллиан, — как умер сэр Фулк? Ты становишься крайне сдержанной, когда речь заходит о нем. Тут что-то не так или ты винишь себя в его гибели?

— Он жив, — призналась Ронуин. — Я просила его вернуться домой, но он не согласился. Халиф назначил его наставником принца Мохаммеда в воинском искусстве. Принц всего на два года моложе Глинна, и на шесть — сэра Фулка.

Они подружились, и Фулк считает, что в Синнебаре у него больше возможностей разбогатеть и добиться высокого положения. Он уверен, что семья не поймет его мотивов и осудит за переход на сторону неверных.

— Как он мог столь легко отказаться от веры? — ахнула аббатиса.

— Никто его не принуждал отказываться. В Синнебаре спокойно сосуществуют самые разные религии, — заверила Ронуин., — И в самом деле довольно странное место, — задумчиво заметила Гуинллиан.

Они обо всем договорились, и тетка вышла. Ронуин мирно заснула, а когда проснулась, на полу уже стояла миска с лавандовой водой. Ронуин обтерлась мокрой тряпочкой и снова надела свой чудесный наряд. Монахиня помогла ей переплести косы и расчесывала основную массу волос, пока они не засверкали чистым золотом. Ронуин предложили вина с печеньем, и она с аппетитом съела почти все, что лежало на блюде.

— Бумаги готовы? — спросила она у аббатисы.

— Давно. Сейчас мы вернемся во дворец. Глинн и остальные ждут нас за стенами монастыря. Я попрощалась с доброй матерью-настоятельницей и дала ей одну из твоих золотых монет в благодарность за гостеприимство.

— Напрасная трата, хотя, честно сказать, мне не жаль денег, тем более что церковная крыша протекает.

В сопровождении королевского пажа они отправились недлинной тропинкой, ведущей от монастыря Святой Марии к Вестминстерскому дворцу. Камергер отвел их в маленькую комнату, где уже сидели братья де Боло.

Пергаментные свитки лежали на большом дубовом столе.

— Де Боло уже поставили подписи, благородные дамы, — сообщил камергер. — Теперь, госпожа аббатиса, подпишите здесь, здесь и здесь, Аббатиса внимательно прочла написанное и объявила:

— Моя племянница вполне способна отвечать за себя сама. Ронуин!

— Предательница! — прошипела та.

— Настанет день, когда ты станешь благодарить меня, дитя мое, — спокойно заметила аббатиса.

— Вряд ли, — фыркнула Ронуин, но все же взяла перо и поставила свою подпись.

— Ты и писать умеешь! — удивился Рейф.

Ронуин обожгла его таким негодующим взглядом, что он невольно рассмеялся. Невеста будила в нем самые противоречивые чувства. Ее взоры были столь восхитительно-гневными! А красота… Она затмила его разум, когда он неожиданно даже для себя провозгласил, что хочет взять ее в жены. Но ярость Ронуин не шла ни в какое сравнение с бешенством Эдварда. Пришлось успокоить его уверениями, что лучше не спускать глаз с валлийки, ибо, выйдя замуж за постороннего, она может обольстить мужа своими чарами и заставить отомстить де Боло. Эдвард, хоть и неохотно, согласился стать свидетелем кузена.

Камергер сделал оттиск королевской печати на расплавленном воске, которым писец капнул на документы, и, свернув пергамента, подал Рейфу.

— Архиепископ ждет, — предупредил он.

Ронуин дернулась, словно собираясь сбежать, но Рейф успел схватить ее за руку и тихо сказал:

— Не думал, что дочь ап-Граффида окажется такой трусихой.

Изумрудные глаза полыхнули зеленым пламенем.

— Скоро ты на собственной шкуре изведаешь, на что способна дочь ап-Граффида!

— Помилосердствуй, госпожа, я и без того смертельно изголодался по тебе!

— Хотела бы я испытать силу своего меча на твоей шее! — прошипела Ронуин.

— А я предпочел бы испытать на прочность твои ножны, — поддел Рейф.

Ронуин покраснела до корней волос при столь откровенном заявлении.

— Как? Ты молчишь? Ни колкого ответа, ни язвительного укора?!

Ронуин порывисто размахнулась, но он ловко поймал ее запястье и нежно поцеловал ладонь. Их взгляды встретились, и Ронуин едва не пошатнулась, словно от удара молнии, неожиданно проскочившей между ними. Отдернув руку, она отвернулась, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Как долго ты была одна? — негромко спросил он, касаясь пальцем ее губ.

— Убирайся к дьяволу! — промурлыкала Ронуин, не осмелясь повысить голос, поскольку они уже входили в церковь, где их ожидала королевская чета.

Король, смертельно бледный, еле держался на ногах, но взгляд из-под полуопущенных век был отечески добрым.

Улыбнувшись Ронуин, он медленно подвел ее к алтарю, где ожидал архиепископ Кентерберийский. Ронуин заметила встревоженные взгляды, которые бросала королева на своего слабого супруга.

«Бедняга», — подумала она, одарив монарха улыбкой.

— Вы оказали мне огромную честь, сир, и я благодарна за это, — сказала она королю, взяв его под руку, чтобы не дать упасть.

— Клянусь, ты будешь счастлива, — кивнул Генрих, погладив ее по плечу. — Место женщины — у домашнего очага, рядом с хорошим мужем.

— Я запомню ваши слова, сир.

Архиепископ начал произносить слова древнего обряда, связывающего мужчину и женщину. К сводам церкви вознеслась звучная латынь.