– Мы уже подъезжаем, – произнесла Фрэнсис. – Я всегда чувствую себя дома, когда переезжаю через Темзу в Кавершеме. Не больше мили отделяет нас от чашки чаю и места у камина.

– Ты хочешь выйти, да? – спросила Лавиния Ксанту, сидящую в корзинке. Карие глаза уставились на нее в щелку между прутьями. – Потерпи еще немного.

Экипаж съехал с большой дороги на узкий проселок, и Лавиния больше не видела границ, разделявших поместья. Пегая, с обрезанным хвостом лошадь Гаррика промчалась мимо, и она услышала, как он приказал кучеру остановиться.

Он спешился, подошел к карете и открыл дверцу. Холодный воздух ворвался внутрь.

– Выходите и осмотритесь, – предложил он.

– У нее будет много времени, чтобы изучить окрестности, – возразила Фрэнсис. – Зачем останавливаться, когда мы уже почти дома?

Но Лавиния приняла руку, которую он протянул ей.

Ветер растрепал его белокурые волосы, его щеки раскраснелись. В складках муслинового шарфа сверкала нефритовая заколка, которую он недавно приобрел. Зеленая куртка для верховой езды, шедевр портновского искусства, обтягивала его широкие плечи, а кожаные бриджи на мускулистых бедрах выглядели как вторая кожа.

Он повел ее к просвету в изгороди.

– Лэнгтри, – махнул он рукой. Из его рта вырывались клубы пара.

Вдали, в конце аллеи, стоял большой кирпичный дом, с далеко выдающимися крыльями и многочисленными дымоходами.

– Он очень величественный, этот ваш дом, – улыбнулась Лавиния, разглядывая особняк.

– Для меня он никогда не был домом, – нахмурился он. Его лицо было таким же безрадостным, как небо над их головами. Его конь потянулся к редким листьям, оставшимся на ветках, и Гаррик взялся за поводья.

– Почему? – спросила она.

– Может быть, я расскажу вам – когда-нибудь, зимним вечером, когда у нас закончатся другие темы для разговора. – Он подошел к лошади, вставил ногу в стремя и вскочил в седло. – Поторопись, малышка! – крикнул он Ласточке. Лошадь рванулась сквозь просвет в деревьях, и через секунду уже с бешеной скоростью мчалась по открытому пространству.

– Безрассуден что в седле, что на земле, – заявила Фрэнсис, пока их карета катила по аллее высоких вязов. – Он стремится взять любое препятствие – не важно какое. Он испортил множество курток, потому что прыгал через лужу, вместо того чтобы ее объехать. – Она поежилась под пледом.

Через несколько минут Фрэнсис уже отдавала приказы лакеям в ливреях, толпившимся вокруг них, а Лавиния любовалась орнаментом из ромбов кирпичной кладки, сохранившимся со времен Тюдоров. Они прошли через сводчатый вход и оказались в огромном холле, с пола до потолка обитом деревянными панелями и украшенном великолепным оружием и оленьими рогами разных размеров.

Откуда-то прибежал огромный пес. Увидев их, он оскалил клыки и двинулся к ним. Лавиния замерла, испугавшись, что собака ее укусит. Ксанта шипела и фыркала, скребя когтями по стенам своей корзинки.

– Шарлемань, к ноге! – сурово приказал хозяин.

Огромное животное резко затормозило, затем покорно вернулось к герцогу Холфорду.

Совсем некрасивый, подумала Лавиния: ей не понравилось его простое лицо и малый рост. Рыжие волосы герцога были собраны в хвост на затылке.

Ксанта разочарованно мяукнула.

– Кто у вас там? – удивился герцог.

– Моя кошка.

– А, тогда понятно, отчего Шарлемань потерял голову. – Пес, услышав свое имя, прыгнул вперед, но снова был отозван. Герцог поцеловал свою кузину в щеку. – А где Гарри?

– Скачет по полям, – поморщилась Фрэнсис.

– Он ехал верхом из Лондона? – Рыжие брови нахмурились.

– Чтобы защитить нас от разбойников – так он сказал. Я подозреваю, он просто не хотел оказаться в одной карете с двумя болтушками.

Поднимаясь по дубовой лестнице, Лавиния взглянула на Шарлеманя, чьи массивные лапы лежали на нижней ступеньке, и решила никогда не отпускать Ксанту гулять по дому.

Трудно поверить в то, что Лэнгтри так же стар, как и ее дом, – разрушению и тлению здесь не дозволялось портить такое великолепие. Паркет сверкал так, что в нем отражались все предметы, ни один из ковров не был протерт до дыр. Обивка и гобелены, несмотря на время, сохранили свои краски. Это старинное величие, к сожалению, давно было утрачено в замке Кэшин.

В спальне, отведенной ей, стояла кровать с балдахином яркого алого цвета. Подозвав ее к одному из окон, Фрэнсис произнесла:

– Сегодня утром вид на парк особенно красив. Можно увидеть статую Старого отца Теймза на лужайке и беседку.

Лавиния поднесла кошку к окну. Она увидела реку, бежавшую неподалеку от дома, и вращающееся мельничное колесо.

– Надеюсь, тебе здесь понравится, – ласково сказала Фрэнсис.

– Уверена, что так и будет, – ответила Лавиния.

– Если тебе понадобится что-нибудь, просто попроси об этом слуг Холфорда. И обязательно воспользуйся ванной комнатой – это одно из самых приятных мест в доме. Мой дядя всегда верил в то, что погружаться в холодную воду полезно, но менее закаленные смертные предпочитают теплую. Лучшее средство для того, чтобы расслабиться, особенно после путешествия. Если хочешь, я поручу слугам приготовить ванну.

Служанка, распаковав и убрав вещи Лавинии в гардеробную, провела ее вниз по черной лестнице в комнату, стены которой были выложены синей и белой плиткой.

Она погрузила пальцы в воду и обнаружила, что вода и правда теплая.

– Откуда она берется? – спросила Лавиния.

– С неба, миледи. – Девушка положила сложенное полотенце на мраморную скамеечку. – Трубы вокруг дома собирают дождевую воду в свинцовые цистерны. В соседней комнате – огромный паровой котел, и горячая вода поступает прямо в ванну.

Служанка удалилась, и Лавиния разделась до нижней сорочки. Вооруженная куском цветочного мыла, она сошла вниз по каменным ступенькам. Это было похоже на море, только вода была теплой и стоячей. Она привыкла к обычному ужасу мытья – долгое ожидание ведер с горячей водой, необходимость торопиться, пока вода не остыла, – и теперь наслаждалась этим чудесным изобретением.

Мокрый батист прилип к телу, подчеркнув ее груди. Хорошая еда и спокойный образ жизни сделали ее фигуру более пышной. Но руки и ноги остались худыми, и она решила скрывать их под одеждой. Ее мать утверждала, что для выполнения супружеского долга не обязательно снимать ночную рубашку, а значит, ее ног никто не увидит.

Ее волновало, что первая брачная ночь наступит еще не скоро. Пока что она получала только непристойные предложения – от влюбчивого лорда Гаррика, что соблазняло ее больше, чем она хотела себе признаться, и от отвратительного мистера Боуза, которого она предпочла забыть навсегда.

Она вышла из ванны, надела свежее белье и вытерла волосы махровым полотенцем. Освежившись, восхитительно чистая, покинула ванную комнату.

Из тени лестницы появилась фигура, и чья-то рука схватила ее за руку.

– Лорд Гаррик!

– Тише, – прошептал он. Зеленая куртка была наброшена на плечи, левый рукав болтался пустой. – Не поднимайте тревогу.

– Вы повредили руку? – забеспокоилась она. – И голову? – Она коснулась царапины на его лбу и попыталась счистить грязь с его щеки.

– Ласточка отказалась прыгать через канаву, и я полетел без нее.

– Вам нужен врач.

Он засмеялся и поморщился от боли.

– Старый Пейтон? Он всего лишь вольет мне в глотку немного бренди. Я уже принял дозу этого великолепного лекарства в «Отдыхе кучера». В пивной оказался коновал, и он осмотрел меня. Он утверждает, что кости целы. – Он коснулся ее муслинового платья и прошептал: – Белое. Прекрасная дама в белом.

– Вы пьяны? – спросила она подозрительно. Он наклонил голову и глубоко вздохнул.

– Вы хорошо пахнете... мылом.

– Вы пьяны!

– Возможно. Я пьянею от одного вашего вида, дорогая.

Его губы были теплее, чем вода в ванне. Запах мыла исчез под мужскими ароматами кожи, пота и грязи.

Она прижалась к нему, и он поцеловал ее более настойчиво. До этого момента Лавиния не сознавала, насколько она одинока, и не предполагала, что в этом неловком объятии она будет чувствовать себя так уютно и спокойно.

Все это время она сопротивлялась, чтобы сохранить себя для мифического богатого поклонника. Гаррик Армитидж был реальным мужчиной – раненный, пахнущий бренди, он умело будил ее чувства.

Он застонал – от боли, или желания, или от того и другого одновременно.

– Я поклялся, что не поцелую вас снова.

– «Легко обещать, забыть – еще легче», – процитировала она известное изречение.

– И ты не против?

– Мне это нравится, – смущенно призналась она.

Они молча смотрели друг на друга. Их взгляды были весьма выразительны.

Наконец он заговорил:

– Это может стать самым интересным Рождеством, которое я проведу в Лэнгтри, – если только доживу до него. Карло точно убьет меня за то, что я испортил очередную куртку, – весело засмеялся он. – Я не могу рассчитывать на королевские похороны, но не позволяй им хоронить меня в день охоты – иначе никто в округе не придет на мою могилу.

Мир без Гаррика Армитиджа – это трудно было себе представить.

Невыносимо.

Когда Гаррик занял свое обычное место за обеденным столом, он был относительно трезв, но раненая рука чертовски болела. Невозможность держать нож вынудила его ограничиться той пищей, которую не нужно было резать, и поэтому ему пришлось отказаться от ростбифа. Он обрадовался, когда подали рыбу, и утолил голод вареным карпом и печеными устрицами, поданными в собственной раковине.

Лошади были одной из немногих общих тем для него и его брата. После того как они обсудили управление их конюшней в Суффолке, Гаррик заметил:

– Флинг отлично выглядит. Мой любимый скакун, – объяснил он Лавинии, сидевшей напротив него. – Его растили для скачек, но у него отличные способности к прыжкам. Я найду для вас дамское седло, и вы сможете его потренировать. Я сам не смогу некоторое время этим заниматься.

– Вы любите лошадей, леди Лавиния? – осведомился герцог.

Гаррик заговорил прежде, чем она успела ответить:

– Когда я взял ее в Гайд-парк, она пожаловалась, что темп был слишком медленным. Я сказал ей, что, если ей нужна хорошая скачка, она может помочь нам гоняться за лисами.

– Женщины не участвуют в охоте, Гарри, ты ведь это знаешь.

– Не будь таким занудой, черт побери! В конце концов, ты сделал исключение для той женщины, Пейтон.

– Ее муж – наш выжлятник.

– Подозреваю, это все потому, что вы, парни, боитесь ее. Лично я боюсь.

– Я буду рада, если смогу скакать по поместью на вашей лошади, лорд Гаррик, – поспешно вмешалась Лавиния.

Ее такт его поразил – он был уверен, что ей очень бы хотелось принять участие в охоте, и она была разочарована вердиктом Эдварда.

После того как подали сыр и фрукты, Фрэнсис увела Лавинию, и Гаррик остался наедине со своим сводным братом. Он рассеянно слушал, как тот его критикует за то, что он свалился с Ласточки, что поощряет молодых леди охотиться. Но вскоре Эдвард задал давно ожидаемый Гарриком вопрос:

– Ты видел Маделину?

– Да, на званых вечерах, но нам не удавалось поговорить наедине.

Эдвард взял графин с портвейном с серебряного подноса и налил хорошую дозу в свой стакан.

– А как поживает моя дочь?

– У меня нет о ней новостей.

– Она хрупкая, ты же знаешь. Маделина едва не умерла во время родов. У нее больше никогда не будет детей.

– Мне очень жаль, Эдвард.

Его сочувствие было искренним, но казалось ужасно неуместным: его бедный брат был влюблен в чужую жену.

– Когда она поправилась после родов, я просил ее уйти от Фаулера. Она умоляла меня бросить ее и забыть навсегда. Хотя я не могу сделать это, я уехал в Лэнгтри, чтобы пощадить ее чувства.

– Ты поступил правильно, – вздохнул Гаррик и взял из вазы засахаренную сливу. Он больше привык получать советы, а не давать их и все же был вынужден сказать: – Ты должен жениться, произвести на свет сыновей.

Эдвард покачал головой:

– Невозможно.

– Но это твой долг.

– В глазах церкви ты – законный сын моего отца. Оговорка в его завещании не изменяет порядка наследования; она просто мешает мне передать собственность в твое владение или выделить тебе содержание. Ты будешь моим прямым наследником, Гарри, – все, чем я владею, станет твоим.

– Без обид – но я не хочу этого. Я не настоящий Армитидж. Почему ты хочешь остаться холостяком?

– Если мистер Фаулер разведется с женой или скончается раньше ее, она станет герцогиней Холфорд.

– Но ты только что признал, что она бесплодна, – удивился Гаррик.

– И я несу за это ответственность. Мы заплатили высокую цену за нашу незаконную любовь. Но однажды, когда-нибудь, мы соединимся. Я не смог бы жить, если бы не верил в это.

Жалость Гаррика сменилась раздражением. Он хотел племянника – целую толпу племянников, – чтобы его не обременял Лэнгтри и все другие подобные ловушки, прилагающиеся к фамильному титулу. Даже в раннем детстве, задолго до того, как он узнал о своем происхождении, он чувствовал себя здесь чужим. Позже его неоднократно отправляли подальше от семьи. Он никогда не был счастлив здесь и никогда не будет. Хотя герцог и герцогиня давно умерли, их враждебность к нему все еще витала в этом доме.

Но никакие доводы, которые он мог бы привести, не убедят ослепленного любовью Эдварда. По правде говоря, Гаррик начинал открывать для себя, что страсть к определенной женщине может изменить точку зрения мужчины и повлиять на его логику.

– Фрэнсис, – произнес Эдвард мрачно, – хочет, чтобы я провел сезон в городе. Она составила список всех молодых аристократок, которых выведут в свет в следующем сезоне.

– Однажды она сделала то же и для меня, но они все были богатыми наследницами. Мое происхождение тоже их не обрадовало.

– У нее большие надежды на новую кандидатку.

– А такая есть? – Гаррик подался вперед. – Кто она?

– Пусть Фрэнсис сама скажет тебе об этом.

– Ну хоть намекни, чтобы я мог догадаться. Я ее знаю?

Эдвард кивнул.

– Красивая?

– «Удовлетворительно хорошенькая» – таково заключение нашей кузины. Более того, у нее большое наследство, и она бегло говорит по-итальянски.

Гаррику все стало ясно.

– Кэролайн Роджерс. – Он осушил свой стакан одним глотком. – Рэдсток – хитрый парень. Когда он пригласил меня погостить у него в Неаполе, я и не предполагал, что буду вынужден сделать предложение его незаконной дочери.

– Не такая уж плохая партия, между прочим. Только подумай – деньги, Италия...

– Внебрачный ребенок... О мой Бог, – застонал он.

– Рэдстоки не знают, что ты – сын Эвердона, – заметил Эдвард.

Они узнают. Он намерен огласить свое родство с бароном, как только построит игорный дом.

– Присоединимся к дамам? – предложил Эдвард, вставая с кресла.

В гостиной, залитой светом свечей, они обнаружили Фрэнсис с очками на носу, читающую книгу. Лавиния сидела на диване и пыталась подружиться с Шарлеманем.

Гаррик присоединился к ней. Потрепав пса по загривку, он ей пообещал:

– Не бойтесь, я проведу вас на охотничье поле. У Эдварда не единственная свора для охоты на лис в округе. – В следующий раз, решил он, он прижмется губами к этой пульсирующей жилке на белой шее.

– Ваш брат и кузина очень похожи – такие же волосы, глаза и рост. Однако я не вижу сходства между ним и вами, – задумчиво проговорила Лавиния.

– Думаю, меня в детстве подменили, – ответил он, и она улыбнулась. Ему хотелось объяснить, почему он ничем не похож на Армитиджей, но сейчас было не время и не место об этом говорить. Погрузившись в молчание, он изучал самые подходящие для поцелуев места на ее теле.

Черное небо над тюремным двориком было облачным и беззвездным. Дэниел Уэбб вышел из шумной пивной уже после того, как ворота заперли, что сильно его обеспокоило.

Его собутыльник остановился почесать голову под париком.

– Моя девочка пустит мои кишки на подвязки из-за того, что я так припозднился.

– Твои дружки так шумели, что из-за них я не услышал колокол для посетителей.

– Пойдем со мной, Джейни найдет для тебя одеяло.

Уэбб не собирался проводить ночь с Боузом, его девкой, детьми-оборванцами и сворой грязных собак.

– Мой другой клиент, лорд Баллакрейн, найдет для меня местечко – теперь он живет в Стейт-Хаусе.

Боуз сердито посмотрел на него:

– И я бы жил там, если бы эта сучка леди Стратмор предоставила мне для этого средства. Этот Кэшин может называть себя графом, но его деньги закончатся задолго до того, как будет рассмотрено его дело. Уверен, его дочь скоро начнет торговать собой: придет день, и она раздвинет нога, чтобы у него были еда и уголь в очаге.

– Придержи язык, – посоветовал Уэбб. Картина, нарисованная Боузом, внушала ему отвращение. – У тебя есть еще для меня информация?

– Может, да, а может, и нет, – фыркнул должник. – Я думаю, что заслужил награду. Я, кстати, уже присмотрел ее – это дочь Кэшина.

– Иди к черту, Боуз.

Уэбб сердито шагал по двору, потирая замерзшие руки. Кожа на них потрескалась – он куда-то подевал перчатки. Или их украл его клерк, это случалось и раньше. Но он не может уволить Уилла. Парень слишком много знает о его тайных делишках с ростовщиками, бейлифами и ворами.

И с алчным выродком Боузом, который мечтает завладеть леди Лавинией Кэшин. Ее красота была слишком ценным товаром, и Дэниел Уэбб не позволит кому-то ее погубить – ей предназначено большее, чем роль проститутки для заключенного. Все его планы на будущее зависели от того, найдет ли она мужа, обладающего богатством и политическим влиянием, и тогда он заставит ее вытащить его из омерзительного общества, где ему приходилось вращаться.