Вечером накануне великой экскурсии в Силвер-Спринг красный мотоцикл Джо был припаркован возле веранды; никогда раньше он не ставил его перед «Батлер армс». Теперь же всякий и каждый мог видеть, что Джо и Линда намеревались провести ночь вместе. Мисс Рутермер-Беркли радовало, что Линда преодолела свой страх перед мотоциклом и что Баунти-Джо больше не стесняется… Согласно ее воззрениям, они сэкономили как время, так и недовольство, а это по-своему важно, даже если предстоит впереди целая жизнь.

Теперь бы не забыть наставить на ум мисс Фрей.

— Грех, мисс Фрей, грех может приобрести черты извинительного легкомыслия в пору уходов, отъездов и перемен. Отъезд на рассвете — чисто практическое мероприятие, да и должно признать, что позднее утром будет чрезмерно жарко. Вообще-то, осознанное предвидение заключает своего рода ответственность как для них, так и для нас. Будем надеяться, что взятый Линдой и Джо курс на счастливое супружество приведет их к нему и что мы, с нашей стороны, уважим их дерзание и смелость…

«Ну хорошо, — подумала мисс Рутермер-Беркли, — возможно, я стала чуточку… чуточку чересчур обстоятельна. Но с этим — все. Утро вечера мудренее. Я не стану звонить, чтобы мне принесли чай, вечером не следует ставить Линду в неловкое положение. Ей необходим свободный вечер».

На рассвете Джо вышел на веранду. Под опустевшим небом покоился, словно череда нагромождений, город — улицы, дома и деревья — все серое. Ему показалось, будто все это напоминало скопление серой паутины. Единственным живым и сверкающим среди этого серого хаоса был его мотоцикл «хонда».

Джо впервые увидел силуэт города на фоне неба, незнакомый профиль шпилей и разукрашенных шедевров, боязливых и устарелых, будто на какой-нибудь старинной почтовой открытке из Европы…

Он нервничал сильнее, чем когда-либо, зная, что времени остается мало и что все самое важное свершалось вдали от него. Руки его тряслись, когда он накрепко застегивал шлем, и сквозь стекла солнцезащитных очков-консервов утро показалось ему каким-то коричневатым, словно перед непогодой. Он ждал. Ощущение сложилось такое, будто он остается наедине с Линдой — впервые, и он страшился.

Наконец она пришла, открыв и закрыв за собой калитку так осторожно, словно благополучие всего мира зависело от того, чтобы никого не потревожить. В очках-консервах и в одежде, заправленной в джинсы Джо, она производила впечатление бесформенного насекомого. Она уселась в седло, будто на диван, или будто святая Френезия, либо какая-нибудь другая мученица, вступающая на костер, дабы тут же воспарить прямо на небеса.

— Садись как человек! — прошептал Джо. — Это тебе не какой-нибудь проклятый лебедь из Гвадалахары в Тиволи.

Он выключил приток воздуха, проверил мотор и пнул «хонду», давая мотоциклу ход. Ничего, ни звука. Он снова толкнул машину, и снова — ничего. Он попытался еще раз… Машина никогда прежде не подводила его. Линда сидела неподвижно, держась за седло и ни на секунду не спуская своих темных насекомообразных глаз с Джо. Но вот он снова вставил ключ, удостовериться, что ток поступает. И толкнул «хонду» снова, давая машине ход. Он опять все снова и снова пытался дать «хонде» все, что могла вытерпеть машина. Когда же наконец мотоцикл затрещал и тронулся с места, Джо вдруг ощутил беспомощность от пережитого напряжения и, прежде чем справился с машиной, переехал наискосок улицу и тротуар перед «Приютом дружбы», затем выбрался на автостраду и помчался прямо вперед. Сначала он чувствовал себя немного худо.

Но Линда следовала вместе с ним, сидела за его спиной. Ее тяжесть придавала «хонде» какой-то новый баланс, заставляя машину прогибаться под тяжестью ее тела. Держать курс прямо, подбородок — вперед, полностью ощущая легкость своей силы в плечах, в животе, в ногах… Он увеличивал подачу газа до тех пор, пока не заболела рука.

Линда сидела молча. Там, где автострада оказывалась неровной, что-то словно ударяло в диафрагму.

Солнце всходило, отбрасывая снопы света через дорогу под колеса, а порой маршрутные грузовики с ревом пролетали мимо в мерцании мрака, а потом лишь снова сияло солнце. Невидимый ландшафт, только на миг озаренный вспышкой света, головокружительно уносился назад.

Он знал, как выглядело ее лицо с переменчивыми тенями, углубленными тонким слоем пыли, более темным вокруг рта. А обрамлявшие ее лицо волосы струились, будто черный дымок, под шлемом… Она была еще красивее, чем когда-либо прежде.