Глава 1

— Кузина Фелисити, мой брат смыслил в делах не больше верблюда, — махнув рукой в сторону заваленного бумагами стола, заметил Мейсон Сент-Клер, только что получивший по наследству титул графа Эшлина. — Посмотрите сюда: счета за кареты; счета за лошадей… Я заглянул в наши конюшни — у нас нет лошадей, и карет у нас тоже нет. Как я понял, купив, Фредди их тут же проигрывал в карты.

Заявление Мейсона, казалось, не произвело на его почтенную родственницу, сидевшую на диване в углу кабинета, никакого впечатления.

— Фредерик всегда утверждал, что жизнь — всего лишь игра. Возможно, тебе тоже следует играть. — И она с важным видом кивнула, словно процитировала Евангелие.

Сент-Клер взял несколько листков и потряс ими перед глазами кузины.

— Из-за того, что Фредди неудачно вкладывал деньги, мы и попали в такое положение. Никогда не встречал человека, который бы выбросил столько денег на всякую ерунду. Золотые копи в Италии, китайские изобретения и, наконец, театр! — Он покачал головой. — Только Фредди мог вложить деньги в какую-то низкопробную пьесу на Бридж-стрит.

— Послушай, дорогой мой, не следует плохо отзываться о покойниках. — Кузина шмыгнула носом. Не проходило и дня, чтобы она не находила предлога всплакнуть, особенно если дело касалось Фредерика. — Моя бедная Каро и дорогой Фредерик только… ушли…

Кузина Фелисити больше не могла сдерживаться. Дрожащей рукой она достала кружевной носовой платок и демонстративно высморкалась. Она взглянула на Мейсона затуманившимися голубыми глазами.

Мейсон вздохнул.

— Да, я знаю, последние семь месяцев были ужасно тяжелыми для вас и для девочек. Но постоянные слезы не помогут решить наши проблемы. Кредиторы становятся слишком настойчивыми, кузина. Если мы не найдем способа уплатить самые срочные долги, то окажемся на улице.

— Глупости, мой мальчик, — решительно заявила кузина Фелисити. Забыв о слезах, она снова принялась за свое рукоделие. — Ты — граф Эшлин. Они не посмеют выбросить нас на улицу. На долги благородных людей всегда смотрят сквозь пальцы. — Она доверительно наклонилась к нему. — Фредерик именно так и говорил мне, когда моя портниха начинала грубить или настаивать на оплате счетов.

— Сожалею, но должен разочаровать вас, кузина: на долги не смотрят сквозь пальцы, чьими бы они ни были.

— Но Фредерик сказал…

Он протестующе поднял руку. Даже у Мейсона не хватало терпения выслушивать описание совершенств, которыми кузина постоянно наделяла его покойного брата.

— В самом деле, Мейсон, ты с детства склонен к преувеличениям. Я полагала, что ты уже вырос. Наше положение едва ли так ужасно, как ты утверждаешь.

— Оно хуже, чем вы можете себе представить.

— Если так, ты мог бы обеспечить себе кругленькую сумму, женившись на мисс Пиндар, — осторожно начала Фелисити. — У нее только что закончился траур по отцу, и, как я слышала, она чрезвычайно богата. Да, это был бы великолепный выход из положения.

Она снова занялась подбором ниток.

Мейсон перегнулся через груду бумаг и бросил на кузину, как он надеялся, осуждающий взгляд. Жениться на мисс Пиндар? Он бы предпочел каторгу. Девица была олицетворением скучной глупой претенциозности, вызывавшей у него отвращение. Кроме того, до сих пор холостяцкая жизнь его устраивала, он никогда не считал себя человеком, пригодным для семейной жизни. Но если уж кузина Фелисити хотела поиграть, то у него тоже имелся козырь.

— А почему бы вам, кузина, не выйти замуж за лорда Чилтона?

При упоминании о ее двадцатилетнем романе с упрямым бароном кузина Фелисити порозовела.

— Я не считаю это удобным в данный момент. — Она снова углубилась в свое рукоделие.

Мейсон знал, что означали ее слова: предложения ей не делали. Ни разу за все эти годы! Нет, он не хотел ее смущать напоминанием о ее нерешительном поклоннике, но знал, что это единственный способ заставить ее не навязывать ему брак с назойливой и богатой мисс Пиндар. И теперь, когда он на время утихомирил кузину, Мейсон мог снова заняться счетами.

— Боже мой, — произнесла она, отрывая его от проверки счетов зеленщика. — Ты не подумал о приданом девочек? Ты мог бы позаимствовать деньги на оплату этих счетов из него.

Мейсон покачал головой. Ему следовало бы помнить, что кузина Фелисити так легко не сдается.

— Фредерик растратил его еще несколько лет назад, — ответил он. — Даже земли, полученные Каролиной в приданое, заложены и перезаложены.

Кузина пришла в ужас, когда наконец осознала их истинное положение.

— Что же нам делать? — По заведенному обычаю почтенная леди разразилась рыданиями. — Возьми мои несчастные деньги, которые я получаю на булавки. И еще немножко я скопила… Они твои, дорогой мой мальчик, отдаю их тебе от всего сердца.

— Нет, пожалуйста, кузина, — сказал Мейсон, выходя из-за стола и усаживаясь рядом с ней. Он не мог лишить ее тех скромных средств, которые она получала на свое содержание, кроме того, их, вероятно, не хватило бы даже на самое необходимое. Но может быть, теперь она согласится поговорить об экономии, необходимость которой он пытался объяснить ей ранее, когда она явилась к нему в кабинет, чтобы отчитать его за увольнение повара-француза. — Вы же знаете, как действуют на меня слезы.

— Но девочки… — рыдала она. — Разве они могут надеяться без приданого найти себе мужей?

Мейсон тяжело вздохнул. Только не этот разговор о мужьях! Он еще хуже, чем обсуждение его запрета на ее еженедельные поездки к портнихе.

— Мейсон, это катастрофа. Я больше не буду жаловаться, что ты выгнал милого Анри, ибо девушки должны выйти замуж. Я откажусь от самого необходимого, потому что я обещала им всем блестящие партии.

— Кузина Фелисити, вы не имели права давать им такие обещания. — Он, словно стыдясь, понизил голос и произнес слова, в которых, как они оба знали, заключалась горькая правда: — Во всей Англии не найдется столько золота, чтобы заставить кого-нибудь жениться на одной из них.

Кузина открыла рот, приготовившись возразить ему, но промолчала. Если Фредерик и Каролина покоряли общество своими изящными манерами и остроумием, то их дети были полностью лишены этих черт. Кузина Фелисити взглянула на дверь, затем на Мейсона и сказала, тоже понизив голос:

— Я признаю, что ты прав. Они немного неуклюжи, но только из-за того, что Каро не занималась их воспитанием. — Кузина вздохнула. — Не люблю сплетничать, но я всегда считала возмутительным, что она не собиралась вывозить девушек в свет. Боюсь, Каро чувствовала, что появление в свете ее дочерей напомнит о том, что сама она уже давно не дебютантка. — Фелисити подобрала оборвавшуюся нитку своего вязанья. — Конечно, если ей помочь, со временем, я думаю, Луиза могла бы на что-то рассчитывать. А Беатрис и Маргарет не хватает только правильного руководства, чтобы они могли проявить свои скрытые таланты.

Мейсон чуть не расхохотался. Он не решился спросить, в чем же заключаются эти таланты. Хотя он и любил своих племянниц, несмотря на их недостатки, но то, что предлагала кузина, требовало времени и очень больших денег.

У них не было ни того, ни другого.

Пока кузина Фелисити перечисляла имена учителей и излагала свои идеи об экономии, Мейсон тоскливо смотрел на кучу счетов на столе и думал о том, что же ему делать дальше.

Когда семь месяцев назад ему сообщили о гибели брата и невестки во время катания на яхте, он покинул Оксфорд с твердым намерением устроить семейные дела, позаботиться о благополучии племянниц и кузины, после чего вернуться в колледж к началу осенней сессии.

Но до сих пор, пытаясь разобраться в запутанных имущественных делах Эшлинов, он не продвинулся вперед, сначала работая с поверенными, а затем принимая кредиторов. Визиты кредиторов. О, как он их ненавидел!

«Очень сожалею, милорд. Придется побеспокоить вас. Дело вот в этом долге…»

«Мне крайне неприятно говорить об этом, милорд, но я хотел бы знать, когда вы займетесь этим счетом…»

Последние кредиторы становились все настойчивее:

«Милорд, если не последует оплаты или какого-либо возмещения, я буду вынужден…»

Мейсон знал, что они сделают. У его племянниц и кузины не останется ничего — даже их рубашки и чулки уйдут на оплату счетов. Всего лишь несколько недель назад он склонялся к тому, чтобы отдать все долги, продать то, что останется, и уехать обратно в Оксфорд. Сделать для семьи все, что сможет, и забыть, что когда-то был наследником долгов и мотовства семейства Эшлин.

Так было до тех пор, пока однажды ночью в библиотеке Мейсон не наткнулся на потрепанный том семейной истории. В своем желании отделить себя от всего претенциозного, воплощением чего были его предшественники, он никогда не задумывался над тем, что его отец и Фредерик ничем не напоминали своих прославленных предков.

Эшлины сражались рядом с королями в крестовых походах, а во времена правления Генриха Тюдора были его советниками в государственных делах. На морях Эшлины занимались каперством под покровительством доброй королевы Бесс. Эшлины помогали Карлу Второму вернуть трон.

Мейсон узнал, что имя Эшлинов прославилось вовсе не карточными долгами, бесконечными вереницами любовниц и прочими сомнительными занятиями и скандалами. Когда-то оно было связано с понятием чести, его уважали за жертвы, принесенные его обладателями во имя государства. И поэтому каждый кусок земли, принадлежавший Эшлинам, был ими заслужен.

Он прочитал последнюю страницу описания героического прошлого уже на рассвете. Теперь Мейсон понимал, что он должен сделать — не дать запятнать имя семьи очередными скандалами и вернуть роду прежнюю славу.

Громкий стук в дверь прервал размышления Мейсона и заставил умолкнуть кузину Фелисити, болтавшую о потенциальных женихах для девиц. Подняв глаза, Мейсон увидел входившего в кабинет Белтона. Два поколения Белтонов служили дворецкими в этой семье, и нынешний Белтон оставался надежной опорой дома. В детстве Мейсон считал его старым. Глядя сейчас на чопорного дворецкого, он мог поспорить, что тому уже за семьдесят — возраст, когда другие, жалуясь на подагру, прикованы к своему креслу. Единственным подтверждением того, что дворецкий постарел, была появившаяся на висках седина.

— Да, Белтон, в чем дело?

— Милорд, какая-то особа желает вас видеть, — объявил дворецкий с легким акцентом, выдававшим его шотландское происхождение.

Мейсон зная: если из речи Белтона исчезали присущие ему аристократические нотки, то это означало появление очередного кредитора. Белтон испытывал безграничное презрение к представителям данной профессии, особенно к тем, кто рассчитывал, что их счета будут немедленно оплачены. В таких случаях в его речи всегда проявлялся акцент.

— Впусти, — распорядился Мейсон. Он встал и подошел к внушительному столу красного дерева, принадлежавшему Фредерику.

— Как прикажете, милорд, — кивнул Белтон и вышел из комнаты.

Мейсон повернулся к кузине, которая встала, собираясь уйти.

— Предчувствуете бурю?

— Я не разбираюсь в таких делах, мой мальчик. Честно говоря, будет лучше, если ты сам займешься этим человеком.

Она начала торопливо собирать разбросанные нитки и лоскутки.

Мейсон понимал, почему она так спешит.

— Нет, останьтесь, я настаиваю. Ведь это, должно быть, ваша портниха.

Видя, что кузина, не обращая внимания на его слова, продолжает лихорадочно собирать рукоделие, Мейсон понял, что угадал.

— Новое платье?

Ему не требовался ответ, ибо виноватое выражение на лице Фелисити выдавало ее с головой.

— Надеюсь, оно записано на счет лорда Чилтона, а не на мой?

Она открыла рот, чтобы возмутиться таким ужасно неприличным предположением, но не успела произнести и слова, как Белтон ввел их нежеланного гостя. Кузина Фелисити открыла рот, как только что пойманная рыба, воззрившись на вошедшую в кабинет женщину. Мейсон же увидел нечто куда более приятное, чем бегающие глазки кредитора.

Спохватившись, он вскочил на ноги. Хотя Сент-Клер знал, что его кузина слишком близорука, даже ей было трудно не заметить переливающийся цвет зеленого шелкового платья посетительницы и блеск серебряной вышивки, украшавшей его.

Поскольку за последнее время Мейсон пересмотрел великое множество счетов за женские туалеты он сразу понял, что перед ним стоит целое состояние. Только за широкополую шляпу, напудренный и завитый парик и пышное платье можно было бы получить достаточно золота, чтобы удовлетворить самых настойчивых из его кредиторов.

Внезапно в воображении Мейсона возникла картина, заставившая напрячься все его мышцы, — это создание сбросило с себя все наряды и стояло перед ним, прикрытое только сорочкой. Не так уж трудно было вообразить это, когда он задержал взгляд на глубоком вырезе ее платья, открывавшем полные груди.

Черт возьми, он начинает думать, как Фредерик!

Мейсон попытался размышлять, как ученый. Его классическое образование подсказало ему, что у нее фигура Венеры и грация Дианы. Но знание мифологии не подготовило его к тому, что при виде этой женщины у него перехватит дыхание.

Услышав, как ахнула кузина Фелисити, он посмотрел на дверь, в проеме которой вслед за дамой появился человек с восточными чертами лица. На голове нового гостя красовался высокий красный шелковый тюрбан, подчеркивавший огромный рост и ширину плеч. Мускулистую грудь едва прикрывал расстегнутый богато расшитый кафтан, опускавшийся до колен и резко отличавшийся по цвету от широких полосатых шаровар. За черным кожаным поясом блестел страшный сарацинский меч.

Какие бы неуместные мысли ни возникали у Мейсона в отношении дамы, они улетучились от одного мрачного взгляда на ее телохранителя. Резкие черты его лица выражали свирепость и угрозу, и он не сильно отличался от тех «неверных» воинов, о которых читал Мейсон в описаниях крестовых походов. Как и у его предков в двенадцатом веке, у этого человека был такой вид, словно он с удовольствием распорол бы животы всем находящимся в комнате только ради того, чтобы поупражняться в боевом искусстве.

Мейсон снова обратил взгляд на остановившуюся в нескольких шагах от его стола даму. Она вежливо наклонила голову. До него донесся обольстительный аромат ее духов. Как ни старался Мейсон разглядеть ее лицо, большую часть его искусно скрывали широкие поля шляпы. Ему удалось заметить, что она сильно накрашена, но если другие женщины прибегали к гриму, чтобы сгладить свои недостатки, то у нее он видел попытку спрятать совершенство.

Пудра и кремы не могли скрыть припухлость ее губ, мягкий овал щек и, наконец, таинственные томные озера зеленых глаз, которые он увидел, когда она взглянула на него.

Прежде чем Мейсон успел заговорить, она повернулась к своему спутнику и протянула руку. Тот поклонился и очень бережно и торжественно извлек из-под своего кафтана хорошо знакомый Сент-Клеру синий пакет с бумагами и подал его хозяйке. Мейсон прекрасно знал, что последует дальше. Эти бумаги могли быть только счетами. Он явно недооценил местных кредиторов. Для выбивания денег из самых неподатливых должников они прибегали к найму женщин.

Ему было неприятно в этом сознаться, но их можно было поздравить. Она достаточно обольстительна для того, чтобы мужчина отдал ей все, что имеет. Ее спутник застыл, широко расставив ноги и сложив руки на груди, словно изваяние. Одна рука, заметил Мейсон, небрежно касалась рукоятки меча. Видимо, в случае неудачи ее воинственный друг применит свой метод убеждения.

Мейсон снова обратился к загадочной женщине, стоявшей перед ним.

— Не присядете ли? — спросил он, указывая на стул.

Леди улыбнулась кузине Фелисити, которая, как с неудовольствием заметил Мейсон, снова уселась на диван и принялась лихорадочно копаться в своей корзинке с рукоделием. «Скорее всего ищет очки», — предположил он.

— Благодарю вас, — тихо произнесла дама, усаживаясь на краешек стула.

Мейсон тоже сел, мысленно благодаря Фредерика за внушительную и дорогую мебель.

Дама подняла голову, отчего перья над полями ее шляпы закачались, и он увидел изумрудные глаза. Такой чистый оттенок зеленого цвета! Мейсон понял, что никогда не сможет забыть его. Как зеленое сияние священной долины в апрельское утро, как… Он оборвал себя, не позволив увлечься поэзией. Ему никогда раньше не приходили в голову такие странные мысли, и то, что овладело им сейчас, Мейсон мог объяснить лишь присутствием все еще витавшего в комнате духа Фредерика.

Однако, может быть, ему следовало чаще прислушиваться к Фредерику. Брат бы знал, что сейчас сказать…

— Чем могу служить?

Дама улыбнулась. Обворожительная милая улыбка — и от решимости Мейсона не осталось и следа.

— Мое дело достаточно личное. Я хотела бы обсудить его, милорд, только с вами… — Она чуть заметно кивнула в сторону кузины Фелисити.

Личное дело! Эти два слова мгновенно отрезвили Мейсона, реальность ворвалась в его мечты. Все-таки она оказалась сборщицей долгов. Скорее всего пришла за рентой, которую задолжала за собственный дом, и за оплатой счетов своей модистки. Как и прочие! Эта неземная леди могла оказаться еще одной любовницей брата. Даже придя к такому логичному выводу, Мейсон все же не мог избавиться от впечатления, что эта дама чем-то отличалась от других: в ней чувствовалась какая-то утонченность, несвойственная дорогим содержанкам.

— Что бы вы ни собирались сказать, вы можете говорить в моем присутствии. В этом доме нет секретов, — вмешалась кузина Фелисити, продолжая искать свои очки.

Мейсон знал, что теперь кузину не выгонишь. Ее можно было бы соблазнить поездкой к портнихе, но ничто не ценилось кузиной Фелисити выше хорошей сплетни. Он кивнул ей, прося продолжать. Может быть, не повредит, если его наивная кузина поймет, как ее безупречный Фредерик растратил состояние семьи Эшлин.

— Я узнала, что есть невыплаченный долг, касающийся вас, — начала женщина.

Мейсон покачал головой:

— Долг? Сомневаюсь в этом. Мы никогда не встречались.

— Вы — граф Эшлин, не так ли?

Он кивнул, ему послышались в ее голосе чарующие нотки, словно в комнате зазвучала флейта Пана, тронувшая струны его мятущейся души. Опять поэзия? Боже ты мой! Ему необходимо как можно скорее вернуться в Оксфорд, пока он не начал сочинять скверные сонеты и одеваться, как эти идиоты, воображающие себя романтиками.

Дама сложила руки на коленях. На Мейсона снова повеяло духами. Он старался думать о деле, но этот аромат разжигал его воображение. Он опять представил ее в одной сорочке. А если она была любовницей брата, то, вероятно, чаще всего на ней не было ничего.

Посетительница коротко и нежно вздохнула.

— Недавно я услышала, что вы испытываете… как бы это сказать? Затруднения. Поэтому я приехала, чтобы заплатить часть денег, которые должна вам.

— Вы должны мне? — Мейсон был уверен, что ослышался. Или ему это снится, или он сходит с ума, как это некогда случилось с восьмым графом Эшлином. Насколько ему было известно, красивые женщины обычно не платят по долгам.

— Я не могу вернуть все сразу, но я привезла часть денег.

Изящным жестом посетительница достала из отделанного кружевом декольте кошелек и протянула ему. Позднее Мейсон убеждал себя, что только соблазн получить большие деньги заставил его вскочить и, обойдя стол, броситься к ее протянутой руке. Он никогда бы не признался, что истинной причиной явилось непреодолимое желание подойти к ней и ощутить ее близость и опьяняющий аромат. Как не признался бы и в том, что его руки жаждали взять бархатный кошелек, хранивший тепло ее прекрасной груди. Но в тот момент Мейсон все еще старался создать новый облик своей семьи, а откровенность могла и подождать.

— Благодарю вас, — сказал он, принимая предложенные деньги. Кошелек оказался тяжелым, и по его весу он понял, что в нем добротное английское золото.

Его хватит, чтобы получить передышку от кредиторов Фредерика, но тут краем глаза он заметил, что кузина Фелисити яростно трясет головой. Мейсон понял, что она права: нехорошо показывать, что вам не терпится получить деньги. Он остановился и мысленно отругал себя.

У него достаточно деловой сметки, чтобы так не поступать. По крайней мере какая-то доля ее была до того, как эта дама вошла в его кабинет. Кем же он будет, если охотно возьмет деньги у бывшей любовницы своего брата? Не обращая внимания на притягательную теплоту, лежавшую на его ладони, и гору счетов за спиной, Мейсон вернул женщине кошелек.

— Я не могу это принять. Какое бы взаимопонимание ни существовало между вами и моим братом, оно закончилось с его смертью. Не мое дело вмешиваться в его связи, — заявил Мейсон, возвращаясь на относительно безопасное место за столом.

Женщина взглянула на него, а затем на его кузину. Смущение промелькнуло на ее лице, и на мгновение Мейсону показалось, что она сейчас заплачет. «Боже, только не слезы», — подумал он. Ему хватало ежедневных потоков, проливаемых кузиной Фелисити. Но он глубоко заблуждался.

— Милорд, я думаю, вы ошибаетесь, — ледяным тоном твердо произнесла незнакомка. — Мне ничего не известно о связях вашего брата. Как только я узнала о ваших затруднениях, то сразу же приехала. Я твердо намерена возвратить долг.

Поднявшись со стула, посетительница обошла стол и положила кошелек поверх самых срочных счетов.

Слушая, Мейсон уловил в ее голосе что-то странное, чего не замечал раньше. Она намеренно четко выговаривала каждое слово. В ее голосе не было мурлыкающих интонаций содержанки, ищущей очередной источник дохода. Некоторое время прошло в молчании, пока не заговорила кузина Фелисити:

— Дорогая моя девочка, когда вы в последний раз виделись с лордом Эшлином?

Мейсон мог бы поклясться, что, услышав неприличный вопрос его кузины, любовница Фредерика под многочисленными слоями пудры покраснела, как невинная девушка.

— Миледи, до настоящего времени я никогда не встречалась с лордом Эшлином. — Женщина вежливо улыбнулась Мейсону.

Если она никогда не встречалась с Фредериком, то она никогда не была его любовницей… и если она никогда не была его любовницей, то это значило… Мейсон кашлянул, пытаясь отогнать нечестивые мысли.

Ничего это не значило!

— Если мы никогда не встречались, а вы никогда не были знакомы с моим братом Фредди, то я сомневаюсь, что вы мне должны.

Леди открыла пакет с бумагами и достала из него документ.

— Может быть, это освежит вашу память.

Мейсон быстро пробежал глазами бумагу, которую она положила перед ним, и понял, что это контракт. Соглашение о партнерстве с Р. Фонтейн. Фредерик одолжил этой женщине огромную сумму денег на финансирование постановки новой пьесы в театре «Куинз-Гейт».

— Вы — та самая упомянутая здесь Фонтейн? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Мадам Фонтейн, к вашим услугам.

Кузина Фелисити, наконец нашедшая свои очки, сразу же уронила их, услышав это имя, и в неподобающей леди позе шарила по полу, пока не обнаружила их у ног сарацина. Вооружившись очками, она уставилась на женщину и ее слугу как на новые диковины, привезенные для королевского зверинца. Стараясь не обращать внимания на раскрытый рот кузины, Мейсон снова обратился к своей гостье:

— И вы говорите, что это я одолжил вам эти деньги?

— Да. Разве вы не помните? Понимаю, что сумма невелика для человека с вашим состоянием и щедростью, но по крайней мере детали и условия соглашения вы должны бы помнить.

Мейсон снова занялся документом.

— Вы действительно мадам Фонтейн? — возбужденно спросила кузина Фелисити.

— Да, миледи.

— А это — Хасим?

Женщина снова улыбнулась.

— Да, это мой слуга Хасим.

— Вы играли Елену в «Любовной фантазии»! — Кузина Фелисити беззастенчиво рассматривала ее лицо. — Ничего удивительного, что я не узнала вас! Сейчас вы не такая, как на сцене! Вы даже красивее, чем Конфита, в «Забытом менуэте». Мейсон, мы прославимся! Мадам Фонтейн посетила наш дом! Это правда, что в течение одной ночи вы спали с принцем и целым полком гвардейцев?

— Кузина Фелисити! — воскликнул, вскакивая, Мейсон. — Что вы себе позволяете!

Мадам Фонтейн оглянулась на своего слугу, как бы предупреждая, что не следует одним ударом смертоносного меча лишать кузину Фелисити жизни за ее невероятную бестактность.

— Боюсь, слухи несколько преувеличены, — сдержанно возразила дама.

Кузина выглядела явно разочарованной.

— Фелисити, сейчас же извинитесь перед гостьей, — приказал Мейсон.

— Но ты не понимаешь… — начала она. Повернувшись к мадам Фонтейн, кузина извиняющимся тоном пояснила: — Он был в Оксфорде.

У нее это прозвучало так, словно Мейсон жил в какой-то готтентотской деревушке в глубине Африки, а не в столице Англии. Прежде чем он успел остановить ее, Фелисити ринулась к слуге.

— Это правда, что вам вырвал язык сам каирский паша?

Впервые со времени появления Хасима Мейсон заметил на его мрачном лице проявление какого-то чувства. Он не мог ошибиться — обсидиановые глаза насмешливо блеснули.

— Это правда? — снова спросила кузина Фелисити.

В ответ на вопрос кузины Фелисити Хасим открыл рот и позволил ей заглянуть внутрь. Пару секунд кузина разглядывала рот гиганта, затем, издав леденящий душу вопль, в глубоком обмороке свалилась на руки Хасима. Мейсон упал в кресло, гадая, что же еще может произойти сегодня.

Мадам Фонтейн, или Райли, как звали ее друзья, обмахивала распростертую женщину носовым платком, ожидая, когда кузина графа оправится от испуга. Хасим уложил свою жертву на красный бархатный диван, а лорд Эшлин налил ей бренди со стоявшего поблизости подноса с напитками.

Райли с надеждой думала, что этот маленький эпизод отвлечет лорда Эшлина и он не будет слишком внимательно вчитываться в мелкий шрифт контракта. Именно для этого она натянула на себя проклятое платье — чтобы его сиятельство с вожделением смотрел на нее, не отвлекаясь на дела, — ибо, закованная в этот неудобный корсет, Райли испытывала адские муки. И хуже того, Райли была уверена, что, выставляя напоказ столько обнаженного тела, простудится и умрет. Но Агги, ее давний партнер по сцене, заверял, что она выглядит божественно привлекательной.

Райли хорошо знала, что смутить торговца, которому она задолжала, можно и с меньшими усилиями, поэтому ее туалет должен был отвлечь внимание графа от финансовых вопросов. Он был одним из Эшлинов, в конце концов. Конечно, не такой блестящий светский человек, как описывал Агги, но ведь Агги не сказал ей, что их прежний предававшийся удовольствиям патрон умер.

Она еще раз украдкой посмотрела на Мейсона. Что-то необычное было в этом человеке, и Райли никак не могла определить, что именно. И это ощущение беспокоило ее.

Его золотисто-каштановые волосы были заплетены в старомодную косичку, как у какого-нибудь торговца. Его одежда — темный фрак, простая белая рубашка и галстук — больше подошла бы владельцу местной типографии, а не графу Эшлину.

И как будто, чтобы окончательно озадачить ее, этот человек носил очки.

Граф в очках! Райли никогда бы в такое не поверила. Его облик заставлял предполагать, что он готов пригласить их на молитву или предложить им купить у него новейшие колониальные товары, привезенные из дальних стран, однако Райли помнила о репутации его семьи и рассчитывала, что он вот-вот отбросит ее бумаги и попросит о свидании наедине.

Кроме того, размышляла она, может быть, ей повезет, и обморок кузины помешает ему скрупулезно изучить контракт.

— Ну-ну, Фелисити. Выпейте это, — уговаривал лорд Эшлин кузину. Он осторожно поднес бокал к ее губам.

Бренди подействовало мгновенно, как только кузина лорда Эшлина схватила бокал и залпом опорожнила его, — маневр, который и матроса заставил бы поперхнуться. Однако Фелисити только вздохнула и откинулась на диван, театральным жестом положив на лоб руку. Райли подумала, а не играла ли леди когда-нибудь на сцене.

— Мои искренние извинения, милорд, — сказала Райли, надеясь его смягчить. — Хасим гордится своим увечьем и с радостью демонстрирует его.

Она сердито посмотрела на стоявшего позади Хасима. Слуга чуть заметно пожал плечами. Когда он усвоит, что оберегаемые от волнений английские леди обычно не смотрят в рот, из которого вырван язык? Продолжая обмахивать даму платком, Райли заметила:

— Кажется, она чувствует себя неплохо.

— О Боже! О Боже! — произнесла кузина Фелисити, открывая большие голубые глаза. Она хотела сесть, но лорд Эшлин остановил ее.

— Осторожно, кузина, вы испытали настоящий шок.

— А ведь правда! — с торжеством сказала она, прежде чем опуститься на подушки. — Будет о чем рассказать. Я видела рот Хасима собственными глазами! Ну, теперь мне будут завидовать все мои друзья. Я стану знаменитостью. — Она схватила руку Хасима и прижала ее к своей пышной груди. — Я навеки в долгу перед вами, сэр. Навеки!

Хасим слегка наклонил голову и попытался освободить руку, но, казалось, кузина Фелисити не собиралась отпускать своего новоявленного героя. Губы Райли дергались от смеха при виде Хасима, очутившегося в неловком положении, пока ему на помощь не пришел лорд Эшлин.

— Кузина, отпустите мистера Хасима.

Женщина неохотно, с тяжелым вздохом выпустила руку сарацина.

Хасим поспешил укрыться за стулом Райли. Она снова села и приняла самую привлекательную позу: голова поднята, грудь вперед, а спина прямая. Кузина Фелисити тоже села и надела очки.

— Мадам Фонтейн, для нас такая честь принимать вас в нашем доме. — Она повернулась, кружева на ее белом чепце затрепетали. — Мейсон, мадам не выезжает в свет, так что нам действительно повезло.

— Но, миледи, это едва ли можно назвать светским визитом, — заметила Райли. — Однако я полагаю, что в некоторых деловых переговорах личные отношения помогают легче совершить сделку, — добавила она.

Это заявление сопровождалось улыбкой и сдержанным кивком в сторону Мейсона. Но изящная поза, которую она с большим искусством принимала в «Ромео и Джульетте», не произвела никакого впечатления на этого человека. Тем временем кузина Фелисити продолжала разглядывать ее, словно Райли была выставлена в витрине.

— А, теперь я понимаю, почему вас называют Завистью Афродиты. — Она повернулась к лорду Эшлину: — Ты согласен со мной, Мейсон? Разве мадам Фонтейн не самая соблазнительная из всех женщин, когда-либо украшавших этот мир?

Сейчас Мейсон очень походил на Хасима, каким тот был всего несколько минут назад.

— Да, кузина. Мадам Фонтейн довольно миловидна.

Довольно миловидна? Райли не знала, следует ли ей оскорбиться или считать, что лорду Эшлину требуются более сильные очки. Довольно миловидными называли дебютанток с землистым цветом лица, большим приданым и мамашами, охотившимися за титулами. Миловидными называли белолицых молочниц, только что приехавших из деревни. Еще ни разу с тех пор, как она появилась на лондонской сцене и молодые денди стали называть ее Завистью Афродиты, никто не говорил, что она довольно миловидна.

Райли уже привыкла к тому, что ей дарили сонеты и знаки внимания, и своей небрежной похвалой лорд Эшлин нанес чувствительный удар по ее самолюбию.

«Довольно миловидна» — и это сказал не кто иной, как один из Эшлинов! Повесы, развратники и гнусные льстецы — вся их порода. Они же и страстные покровители искусства, вернее, актрис, оперных певиц и балетных танцовщиц.

«Что же произошло с этим Эшлином», — удивлялась Райли.

У него был деловой вид оценщика из компании Ллойда, способного производить расчеты даже во сне. Но она только хотела вернуть часть денег, которые была должна, не привлекая его внимания к тому, что ему причитается намного больше.

Всей суммы у нее не было.

Еще большее возмущение вызвало то, что он снова взялся за лист, отложенный в сторону несколько минут назад. У нее забилось сердце, когда Райли увидела, с каким вниманием он читает документ. Может быть, когда он вышвырнет их на улицу, она со своей труппой сумеет поставить пьесу, посвященную ему, под названием «Священник и актриса.

Она будет пользоваться успехом в сельской местности, думала Райли, с упавшим сердцем заметившая, как изящно приподнялись его брови, а на губах появилась улыбка. Она попала в беду! Им еще повезет, если оставшихся денег хватит на кукольный спектакль.

— Вы знакомы с условиями этого займа? — спросил Мейсон.

Райли наградила его ослепительной улыбкой в надежде, что ей удастся отвлечь его и таким образом заставить больше не задавать вопросов. Но, к своему разочарованию она поняла, что не произвела на него никакого впечатления. Красивый аристократ не поддается ее чарам? Это уже больше чем беда.

— Ну, я думаю, что… — Райли запнулась и сделала паузу. Может быть, если она немного приподнимет край юбки и позволит ему увидеть лодыжку, то… Кто знает — именно это привлекательное зрелище заставило владельца типографии отсрочить ее долги на четыре месяца.

Но Райли не успела осуществить свое намерение. Он нахмурился и, с важным видом пошелестев бумагами, заговорил:

— В контракте сказано, что вы должны мне выручку за первые две недели после открытия сезона.

Райли сжала кулаки.

— Мы столкнулись с непредвиденными трудностями, помешавшими нам открыться вовремя. Заверяю вас, все спектакли состоятся в течение месяца. И тогда вы получите ваши деньги.

— Что? А вы тем временем накопите еще больше долгов? Нет, так не годится.

Лорд Эшлин покачал головой. Одна из золотисто-каштановых прядей выбилась из его аккуратной прически, придав ему легкомысленный вид, и у Райли промелькнула надежда, что он все же настоящий Эшлин, а не какой-нибудь приемыш, взятый в семью для продолжения рода, о чем она уже начинала подозревать.

— Кроме того, — продолжал он, — поскольку ваши платежи просрочены, то это означает невыполнение обязательств по займу. Согласно вот этому параграфу, — указал он на пункт, напечатанный мелким шрифтом, — я имею право потребовать всю сумму немедленно вместе со штрафом за невыполнение договора.

— Но у меня больше нет наличных денег, кроме тех, которые я принесла, — слишком поспешно ответила Райли.

Казалось, это привело Мейсона в некоторое замешательство, но затем он взглянул на наполненный золотом кошелек, лежавший на столе.

— В таком случае вам следует поискать другие пути, чтобы достать их. Вероятно, в вашем театре имеется реквизит или костюмы, которые можно продать?

Райли опустила глаза и немного помолчала, готовясь дать представление, от которого зависела ее жизнь. Слишком многое было поставлено сейчас на карту, и она была готова на все, лишь бы спасти свой театр — от лорда Эшлина и прочих проблем, мучивших ее в последние месяцы.

Перебирая сыгранные роли, Райли остановила свой выбор на той, которая, как она надеялась, тронула бы даже его каменное сердце.

Медленным движением она деликатно приложила носовой платок к уголкам глаз, сопровождая свой жест легким вздохом и дрожанием губ.

— Я… я… только хотела выразить свою признательность за то огромное внимание, которое уделял ваш брат искусству. Вспомните о нем, милорд. Наша постановка — это в память о нем, о его филантропии, его прекрасных делах, его увлеченности искусством. — Пытаясь пробудить в лорде Эшлине великодушие, Райли прижала к груди платок и подняла умоляющий взгляд к потолку. — Теперь я боюсь, что мой поступок ничего не значит для его преемника и погубит мою бедную любимую труппу.

Она опустила глаза и смотрела на шерстяной ковер, не смея и надеяться, что ее речь произвела на него должное впечатление. Из другого угла комнаты послышались рыдания и шмыганье носом — это кузина графа наслаждалась представлением.

— Мейсон, ты не можешь закрыть театр мадам Фонтейн, — со слезами на глазах воскликнула Фелисити. — Весь Лондон отвернется от нас. — Она повернулась к Райли: — Мадам Фонтейн, пожалуйста, простите моего кузена. Все эти годы он провел в Оксфорде и не понимает, как ведутся дела. Повернувшись снова к лорду Эшлину, она, словно непослушному мальчишке, погрозила ему пальцем: — Что скажут люди? Так не поступают.

— Кузина, — ответил он, — мадам Фонтейн должна нам огромную сумму денег. Деньги лучше потратить… ну, скажем, на наших подопечных. На все эти наряды и уроки, которые, как вы считаете, так им необходимы, чтобы найти мужей.

— Так много? — ужаснулась кузина Фелисити.

Он кивнул в ответ.

Кузина Фелисити вздохнула.

— Ох, как нужны дорогим девочкам, дочерям Фредди, эти уроки. Если бы только у них были манеры получше, если бы они знали, когда надо пользоваться своей милой улыбкой, или умели бы танцевать новейшие танцы. Как их жалко! Я знаю, что они могли бы иметь успех. Да имей девочки хорошего учителя, они стали бы самыми обольстительными созданиями, им бы просто завидовали.

Леди замолчала, затем ее взгляд остановился на Райли. Кузина Фелисити сияла, словно Райли принесла в их кабинет сокровища короны, а не кучку монет. Лорд Эшлин, напротив, качал головой с выражением изумления на лице, как будто его кузина только что предложила средь бела дня ограбить королевскую казну. Райли почувствовала себя неловко.

— Мейсон, это великолепно, — заявила кузина Фелисити. — Она идеально подходит. Ни один мужчина в Лондоне не может устоять перед ней, и кто лучше ее сможет огранить драгоценные таланты наших девочек?

Мейсон отрицательно покачал головой.

— Вы же хотите, чтобы я… позволил ей?..

— Позволил что? — вмешалась Райли, испытывая странное желание согласиться со строгим графом.

— Мадам Фонтейн, — взволнованно заторопилась кузина Фелисити. — Вы можете оказать услугу нашей семье, о которой будут помнить многие поколения.