Глава 23
– Джейс, дорогуша, ты собираешься всю ночь болтать?
Джейс глубоко затянулся гаванской сигарой и, прищурившись, оглядел женщину с головы до ног. Может быть, в постели она и хороша, но больше ей явно нечего предложить.
Джейс попытался скрыть раздражение.
– Нетта, радость, сколько раз я тебе говорил, не мешай мне, когда я разговариваю о делах. Иди наверх.
– Там очень душно, – ответила она хнычущим голосом. – Уж на что жарко было в июле, но сейчас вообще пекло.
– Ну, тогда скажи Суини, пусть сделает тебе прохладную ванну.
– Не хочу я никакой ванны. Ты что, так и не собираешься представить меня своему гостю, дорогуша?
Черт возьми! Даже ее ленивый выговор южанки сегодня действовал ему на нервы.
– Нет, не собираюсь! Найди себе какое-нибудь занятие. Пойди, поговори с барменом. Я думаю, ему до чертиков надоело всю ночь выслушивать пьяных.
Нетта повела плечами. Раздался звон крошечных серебряных колокольчиков, украшавших вырез ее кричащего красного платья. Она надула ярко накрашенные губы.
– Я, может, и не буду тебя дожидаться сегодня ночью, дорогой.
Он начал терять терпение.
– Нет, ты меня дождешься! И сотри с себя эту чертову краску.
Джейс снова обернулся к человеку, сидевшему напротив.
– Итак, вы говорили, мистер Сент-Джеймс… Мужчина в хорошо сшитом сером английском костюме сделал глоток виски.
– Компания, которую я представляю, мистер Грир, – «Плавильные и очистные работы в Лондоне» – готова заплатить вам восемьдесят тысяч долларов за права на шахту «Тримбл».
– Меньше чем на сто двадцать тысяч я не соглашусь.
– Ну-ну, мистер Грир. Я слышал из надежных источников, что вы уже выкачали четверть миллиона из этих разработок.
Джейс указал на салун с его шумными посетителями:
– Большая часть этих денег вложена сюда.
Ему это действительно влетело в копеечку, но зато у него теперь самое шикарное заведение во всем Силвер-Плум. В баре роскошные деревянные панели, зеркала в позолоченных рамах, на стенах картины. Игорные столы покрыты зеленым сукном, вокруг кожаные кресла. Пианист, привезенный прямо из Нью-Йорка – ни больше, ни меньше, – наигрывает свои мелодии на «Стейнвее».
Обеденный зал выглядит еще более элегантно. На полу узорные плитки, на стенах деревянные панели, бронзовые нимфы на резных подставках, роскошная роспись в мягких тонах. А в центре зала, в окружении столиков под снежно-белыми скатертями с тончайшим фарфором, журчит фонтан. Комнаты Джейса наверху обставлены так же дорого и шикарно, в элегантном восточном стиле, который скорее подошел бы для Бостона, чем для Колорадо.
Сент-Джеймс с восхищением оглядел салун.
– Да, я вижу, вы не пожалели денег. Джейс пожал плечами.
– Люблю комфорт, знаете ли.
– Хотел бы я знать, почему вы решили продать шахту, Грир? Что, жила иссякает?
– Я не собираюсь вас обманывать. Она стоит этих денег, всех до последнего пенни. Вы сами видели. Жила свинцового карбоната содержит сорок унций серебра на тонну. Больше вы нигде не найдете.
– Тогда почему вы ее продаете?
– Слишком дорого отправлять руду на очистку. У вас свой завод в Денвере. Вы сможете получить большие прибыли, чем я.
Сент-Джеймс откинулся на спинку стула, сложил пальцы рук.
– Сто двадцать, говорите?
– Это моя окончательная цена.
Несколько секунд Сент-Джеймс пристально вглядывался в его лицо.
– Да, похоже, вас с места не сдвинуть. Разумеется, мне придется сначала телеграфировать совету директоров, но, думаю, они согласятся. Оформление всех необходимых документов может занять несколько недель…
– Я не тороплюсь.
– Значит, договорились. – Сент-Джеймс поднял стакан виски. – Отличное виски, сэр. Лучшего не найти даже в Дублине.
– У меня вкус к хорошей жизни, – улыбнулся Джейс. Они пожали друг другу руки. Сент-Джеймс поднялся с места.
– И все же я остаюсь при своем мнении. Глупо с вашей стороны продавать шахту.
Джейс смотрел ему вслед. Может быть, он и в самом деле глупец? Шахта дает прибыль с самого первого дня. Он раскурил новую сигару, выдохнул в воздух кольцо дыма, глядя на хрустальную люстру. Да, за десять месяцев многое изменилось. Можно, пожалуй, забыть о суровой зиме, когда он лежал, свернувшись и дрожа от холода в хибаре, сколоченной прямо на склоне горы. Каждый раз после снегопада он брал свои инструменты, выходил на пронизывающий ветер и прорывал тропинку к тому месту, где могло быть наслоение скалистых пород. В половине случаев это оказывался либо чахлый куст, либо гранитный булыжник. Джейс выбивался из сил, болела спина, он обливался потом, задыхался. Ему казалось, что легкие вот-вот разорвутся от недостатка кислорода в этом разреженном горном воздухе.
Когда же он все-таки обнаружил серебро, то сразу же поехал в Силвер-Плум, оформил заявку и купил мула с тележкой. Каждый вечер он отвозил в город добытое за день, а на рассвете возвращался на раскопки. Нет, больше ему такого ада не нужно.
Однако это заполнило его дни. С того времени как Джейс нанял управляющего и рабочих, он почувствовал, что приятное волнение от находки стало утихать. Возможно, поэтому и решил продать шахту. Она ему просто-напросто надоела. Если поиски и находки возбуждали и разгоняли кровь в жилах, то роль владельца шахты оказалась странно разочаровывающей. Снова появилось ощущение зияющей пустоты, чувство голода, которое ему, видимо, никогда не изжить.
Джейс снова взглянул на часы. Почувствовал ставшую уже привычной горечь. Если бы тогда в Чикаго, в тот единственный вечер, он не сел к карточному столу! Вагстафф ни за что не нашел бы его и, возможно, Большой Джим сейчас был бы жив. Джейс тяжело вздохнул. Похоже, ему придется пронести с собой это чувство вины до могилы.
Он перевернул часы, в сотый раз прочел надпись. «Моему новому сыну Джейсу. 14 августа 1870 года. Добро пожаловать в нашу семью». Ах, черт! Ах, сукин сын! С каждым днем становится все более сентиментальным! За всю жизнь у Джейса не было ни одной вещи, с которой он не мог бы расстаться. Промотал не один памятный подарок за игорным столом, глазом не моргнув. Но этот… Он убьет любого, кто захочет отнять эти часы.
Джейс снова прочел надпись. Четырнадцатое августа. Ах, дьявол! Через несколько дней! Их первая годовщина свадьбы. Его и Келли.
Келли… Почувствует ли она в этот день то же сожаление, что и он? Вспомнит ли радость, которую они делили в веселые, наполненные радостным смехом дни и волшебные ночи? За прошедшее время он почти ничего не слышал о жене. Знал, что Уидди вернулся домой и теперь работает в магазине. А Келли ему помогает. Так говорил один пожилой старатель из Дарк-Крика. И как установил его адвокат, она так и не аннулировала их брак.
Келли… Джейс откинулся на спинку стула. Эти зеленые глаза, полные беспредельного доверия; роскошные медно – золотистые волосы; страстные поцелуи, мягкое, податливое тело. Он почувствовал непреодолимое желание снова увидеть ее. Его раздирали надежда и отчаяние. Снова увидеть Келли, начать все сначала, ухаживать за ней.
Джейс застонал. Ведь он же убил ее отца и взял ее силой в ту последнюю ночь. Возможно, Келли его и не забыла, но уж наверняка не испытывает к нему ничего, кроме ненависти.
– Ты выглядишь усталым, сладкий мой. Пойдем наверх, в постельку. Нетта о тебе позаботится.
Он открыл глаза. Взглянул на стоявшую перед ним девицу. Почувствовал, как проходит желание. Джейс порылся в кармане жилета, достал сто долларовую банкноту, бросил на стол. Глаза Нетты загорелись.
– Мой маленький Джейс хочет сегодня ночью получить что-нибудь особенное в постельке?
– Нет. Я хочу, чтобы ты утром пошла по магазинам. Ради Христа, купи что – нибудь, подобающее леди.
У него внутри все сжалось. Как случилось, что подобного рода женщины перестали его привлекать?
Нет, он, должно быть, совсем спятил. Джейс вздрогнул, поднял воротник непромокаемого плаща, подтолкнул лошадь вперед по размытой дороге. Струи дождя стекали с широких полей его шляпы, образовывая завесу прямо перед глазами. Брюки и ботинки промокли.
Он взглянул на свинцово-серое небо. Скоро стемнеет. Ему, дураку, придется ехать обратно три часа по опасным тропам в кромешной тьме. Черт, он даже не подумал о том, чтобы захватить с собой фонарь. Вообще в последние дни думал только о Келли, И о годовщине их свадьбы. С каждым новым воспоминанием вспыхивали новые надежды, которые и погнали его, в конце концов, этим пасмурным днем из роскошной, уютной «Филадельфии» в Дарк – Крик.
Она не аннулировала их брак. Возможно ли, что еще помнит его, что он ей небезразличен? Что Келли делает сейчас? Читает в гостиной или, может быть, плачет в своей комнате, скорбит по этой несчастной годовщине их брака, так же как и он?
Джейс в деталях представил себе эту сцену. Он обнимет ее, попросит прощения за все, успокоит и утешит ее.
А утром пойдет на могилу Большого Джима. Джейс очень жалел о том, что не присутствовал на похоронах. А потом посидит у камина вместе с Бет и Сисси, в кругу своей семьи.
К дому Саутгейтов он подъехал уже в темноте. Ярко освещенные окна, из трубы над кухней шел дым. Наверное, они уже поужинали, но у доброй миссис Экленд наверняка найдется что-нибудь и для него. Например, какой-нибудь из ее фирменных пирогов с ягодами.
Как же он соскучился! И по налаженной, размеренной жизни этого дома, к которой, оказывается, так успел привыкнуть всего за несколько месяцев. Он поймал себя на том, что улыбается, проговаривая в уме слова, которые сейчас им скажет, представляя себе радость девочек, страстные поцелуи Келли.
Он спешился и повел коня вокруг дома, к окну гостиной.
Первой увидел Сисси. Усевшись на ковре, малышка весело играла с кубиками. Господи, как она выросла! Ей, наверное, уже четыре. Смешная Сисси, которая столько времени мучила его.
А вот и Бет у рояля. Вытянулась, по крайней мере, на два дюйма. Она будет настоящей красавицей, такой же, как старшая сестра.
А потом Джейс увидел Келли, сидевшую за роялем. Сердце бешено подпрыгнуло в груди. Она была во много раз прекраснее, чем он ее помнил. Расцвела, фигура налилась и округлилась, что придало ей еще большую привлекательность.
Келли закрыла ноты, прошла к столу и налила кофе в чашку. Джейс не сразу понял, что она без трости. Двигалась она медленно, с остановками, но, тем не менее, сама, без этой чертовой палки.
О, Кэл! Молодчина! Как же он гордился ею! Такая спокойная, безмятежная, уверенная в себе. Застенчивого Мышонка как не бывало. Он ожидал, что застанет ее грустной, скорбящей. Однако вид спокойной, уверенной Келли в кругу семьи согрел ему душу. Такая Келли, забывшая обиды и горечь, скорее простит его.
Чья-то плотная фигура показалась в поле его зрения. Джейс выругался сквозь зубы. Ральф Дрисколл! А этому что здесь нужно? Да еще в такой день!
Дрисколл подошел к Бет, погладил ее по голове. Она застенчиво опустила голову и отвернулась, теребя передник. Джейс едва сдержался, чтобы не влезть в окно и не дать ему по физиономии. Бет – его маленькая Принцесса, его, Джейса! Этот подонок, наверное, даже не умеет играть с ней.
Дрисколл наклонился к Сисси, поднял ее на руки, поцеловал. Малышка обхватила его своими пухлыми ручонками за шею и поцеловала в ответ. Джейсу показалось, что он сейчас умрет. Как же так! «Сисси любит Джейса»!.. То раннее утро в гостиной предстало перед ним в мельчайших подробностях. Но из памяти Сисси это воспоминание, должно быть, исчезло – неустойчивое и хрупкое, как летние цветы на лугу.
Келли взяла со стула у двери пальто и шляпу Дрисколла, подала ему. С улыбкой наблюдала за тем, как он одевается, поправила ему воротник.
Они исчезли из поля зрения. По-видимому, прошли в холл. Джейс чувствовал себя хуже некуда: подглядывает за людьми, ожидая увидеть то, чего больше всего страшится увидеть.
Дверь открылась. На пороге Дрисколл наклонился и крепко поцеловал Келли в губы. Джейс закрыл глаза руками и застонал. Потом, не сознавая, что делает, вскочил в седло и умчался в дождливую ночь.
Почему он решил, что Келли будет скорбеть? С какой стати кому-либо из них тосковать по такому, как Джейс Грир? Он с самого начала был здесь посторонним и лишь обманывал себя, надеясь, что обрел, наконец, семью. Ну что ж… всю жизнь жил один, ему не привыкать.
И все же… «Сисси любит Джейса»… Он снова застонал. Внезапно на него снизошло мучительное прозрение. И Джейс тоже любит Сисси, и Бет, и Уидди. И Келли. О Господи, и Келли! А ведь Джейс Грир никогда никого не любил. Но они как-то незаметно вошли в его жизнь и в его сердце. Как утренний туман входит в ущелье и заполняет его собой. Тихо и незаметно они заполнили пустоту в сердце, с которой он жил до этого. Заполнили навсегда.
Ему бы давно следовало понять, что он любит ее. Потому что каждый раз при виде Келли его сердце пело.
Сколько раз мог бы произнести эти слова, при каждом поцелуе! Сколько возможностей он упустил! А теперь слишком поздно.
Холодные капли текли по лицу, смешиваясь со жгучими слезами.