Глава 21
На следующее утро Гейдж поспешно вышел на веранду, как только нанятая супругами О'Хирн повозка остановилась возле дома. Гости прибыли гораздо раньше, чем ожидал их Гейдж, — он надеялся, что маркиза и родителей Шимейн подвезет Ремси, отправляясь в мастерскую. Гейдж попросил их подождать несколько минут, пока они с Шимейн закончат неотложные дела. Гейдж помогал отцу мыться, а Шимейн убирала верхнюю комнату и меняла белье, чтобы потом не тревожить старика. Несмотря на то что гости остались недовольны приемом, Гейдж учтиво заверил их, что ждать придется всего несколько минут.
Развлекать гостей взялся Ремси и решил показать приезжим мастерскую, где Слай Таккер и двое подмастерьев уже принялись за работу. С непомерной гордостью и удовлетворением Ремси рассказывал о долгом и утомительном изготовлении мебели, достал целый ворох набросков и чертежей хозяина, свидетельствующих о его редкостном таланте. Ремси объяснял, чем отличаются виды древесины, которую используют столяры, — будь то кипарис, вишня, клен, дуб или другое дерево. Свойства каждого делают предмет мебели неповторимым. С победным видом закончив показ, Ремси повел слушателей туда, где Слай Таккер полировал недавно законченный буфет, и предложил супругам О'Хирн, слугам и маркизу провести ладонями по поверхности дерева и ощутить его гладкость.
Достоинства буфета пленили Камиллу, ведь именно она на протяжении всей совместной жизни супругов выбирала мебель для дома. Шеймас охотно препоручал ей эту задачу, давно усвоив, что его жена наделена даром превращать самое скромное обиталище в уютное, со вкусом обставленное гнездышко, и поэтому никогда не вмешивался. С годами Камилла научилась одним взглядом оценивать добротную и красивую мебель. Буфет был довольно прост, но «тигровый глаз» и инкрустация капом придавали ему необычный, вид. Подчеркнув, что подобной мебели ей еще не доводилось видеть, Камилла упросила мужа рассмотреть ее поближе, желая, чтобы Шеймас понял, какой талант и преданность своему делу требуются при изготовлении этого маленького шедевра.
Внешне Ремси, казалось, не проявлял никакого любопытства к приглушенному разговору супругов, но навострил уши, ловя каждое слово. Помогая Слаю передвинуть буфет, он исподтишка оглядел Мориса, которого не заразило воодушевление Камиллы: он оглядывал мастерскую с холодным и равнодушным видом. Сдержанность и достоинство маркиза казались непоколебимыми, и когда экскурсия продолжилась, Ремси умышленно бередил раны маркиза.
— Мистер Торнтон — самый искусный столяр во всей округе. Умеет не только рисовать то, что приходит ему в голову, — для пущей убедительности Ремси постучал пальцем по лбу, — он преуспевает настолько, что может содержать несколько семей работников и щедро платит им. Никто из нас не согласится поменять хозяина.
Подведя гостей к окну, Ремси указал на недостроенную бригантину, возвышающуюся на стапеле у берега реки.
— Видите? — Он огляделся, убеждаясь, что безраздельно завладел вниманием зрителей, и мельком отметил безразличие маркиза. — Этот корабль мистер Торнтон тоже выдумал сам. Если бы не его страсть придумывать корабли и строить их, он наверняка был бы уже первым богачом в наших краях, изготавливая мебель на продажу. Но подождите, дайте год-другой, ну, может, три, и он докажет, что мастерить корабли умеет не хуже, чем буфеты!
С раздраженным вздохом Морис отвернулся от окна. Похвалы словоохотливого столяра резали его сердце, словно ножом. Будь Морис один, он немедленно вызвал бы Гейджа Торнтона на дуэль и избавил бы мир от мерзавца.
Ремси искоса бросил взгляд на рослого, хорошо одетого мужчину. Благородные черты его лица исказились, значит, уколы Ремси достигли цели. Чтобы закрепить победу, он решил сводить посетителей мастерской к бригантине — пусть маркиз поймет, что прошлой ночью он оскорбил отнюдь не заурядного человека.
Ремси повел свою немногочисленную свиту по берегу реки к кораблю и познакомил ее с Фланнери Морганом. Честь объяснять преимущества конструкции, придуманной Гейджем, выпала старому корабельному плотнику, ибо никто не мог рассказать об этом с большим энтузиазмом.
— Это будет двухмачтовая бригантина, — вдохновенно объяснял плотник. — Она изящна, крепка и осадиста. Взгляните вот сюда, на эту балку под носом корабля — она придает устойчивость в воде. Но главное достоинство этой красавицы — скорость: она будет рассекать морские волны, словно резвящаяся русалка!
Услышав это сравнение, Камилла слегка порозовела, но старик не заметил ее смущения, убеждая гостей пройти с ним в кают-компанию. Фланнери провел посетителей по внутренним помещениям корабля, не переставая петь хвалу талантам хозяина.
Отстав от остальных, Шеймас О'Хирн встал у борта, желая обдумать увиденное. Он внимательно слушал работников Гейджа Торнтона, пытаясь представить себе, что за человек их хозяин. Больше всего Шеймаса удивили сами работники. За свою жизнь ему пришлось нанимать на работу немало людей, но никто из них не выказывал такой преданности хозяину, не находил такое удовольствие в труде и не достигал вершин мастерства, как Ремси, Слай Таккер и Фланнери. Видя их преданность и энтузиазм, Шеймас гадал, каким должен быть хозяин, чтобы внушить подобные качества.
Шеймас-Патрик О'Хирн всего в жизни добился сам, начав с малого. Неудивительно, что он проникся уважением к колонисту, узнав о его многочисленных достижениях. Вспоминая собственную молодость и пренебрежительное отношение родителей Камиллы к выскочке-ирландцу, который осмелился ухаживать за их дочерью, Шеймас удивлялся: когда сам успел стать надменным и заносчивым? С годами он завоевал сердца родителей Камиллы, и они первыми объявили его полноправным членом семьи. Неужели придет день, когда и он сможет оценить новоиспеченного зятя?
Однако больше всего Шеймаса тревожил вопрос о причастности Гейджа к смерти его первой жены. В глубине души Шеймас понимал: чтобы примириться с браком Шимейн, он должен полностью убедиться в невиновности Гейджа. Но поскольку тревожные слухи ходили по городу даже по прошествии года, Шеймас всерьез сомневался, что Гейджа обвинили напрасно, и знал, что никогда не согласится оставить дочь на попечение убийцы и будет готов силой утащить ее на корабль, отплывающий в Англию.
Во время осмотра корабля Морис дю Мерсер хранил презрительное молчание. Он по-прежнему ощущал острую неприязнь по отношению к человеку, завладевшему его невестой, и не желал выказывать ни тени интереса или восхищения к достижениям соперника. Впрочем, и мастерская, и корабль произвели на него заметное впечатление. Морис признавал: Гейдж Торнтон наделен тонким вкусом и умеет ценить красоту — его женитьба на Шимейн была тому доказательством. Но Морис без угрызений совести пожелал бы, чтобы колонист ослеп, не успев увидеть красавицу, которой маркиз подарил свое сердце.
Но тучи, которые, казалось, сгущались над головой Мориса со вчерашнего дня, рассеялись, как только на корабле появилась Шимейн, одетая в простое бледно-голубое платье, белый чепчик, отделанный кружевом, и белый передник. Она выглядела, как и подобало жене колониста. Морис нашел ее неотразимой и обольстительной и, с удовольствием наблюдая, как Шимейн обнимается с родителями, мысленно поклялся: он пожертвует всем состоянием, лишь бы оказаться на месте Гейджа.
— Мне очень жаль, что мы с Гейджем не смогли принять вас как подобает, — мило извинялась Шимейн. — Его светлость еще слишком слаб, однако он выразил желание вымыться. Для этого ему потребовалась помощь Гейджа, а я воспользовалась случаем и убрала у него в комнате. Надеюсь, вы не очень обиделись?
— Его светлость? — встревожился Морис.
Все сомнения Шимейн насчет того, что маркиз ростом не уступает ее мужу, развеялись, когда ей пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть в глаза Морису. Смотреть в любимые янтарно-карие глаза ей тоже не удавалось, не запрокидывая головы.
— Отец Гейджа — лорд Уильям Торнтон, граф Торнхедж.
На лице Мориса мелькнуло изумление. Лорд Торнтон был его сторонником по многочисленным парламентским биллям, определяющим права граждан Англии, в том числе и по тому, который запрещал увозить заключенных в дальние порты с целью избавить Англию от отбросов общества и наводнить ими колонии.
— Вы знакомы с ним, ваша светлость? — спросила Шимейн.
Морис склонил голову набок и удивленно уставился на покрасневшую под его взглядом Шимейн. Его глаза тепло засветились, обворожительная улыбка тронула губы.
— Что такое, Шимейн? Я думал, мы давно отказались от титулов и официальных обращений.
Шимейн знала, что Морис стремится смутить ее лишь с одной целью — воззвать к ее совести. Охотно приняв предложение Гейджа, она не подумала о том, как уязвит Мориса ее решение. Втайне она принимала как должное то, что бывший жених, не испытывающий недостатка в миловидных и знатных поклонницах, вскоре после ее исчезновения выберет себе другую невесту.
— Наша помолвка уже расторгнута, милорд, — напомнила ему Шимейн, чувствуя себя неловко под пристальным и страстным взглядом темных глаз. — По-моему, было бы неприлично и впредь звать вас по имени.
— Я с радостью даю вам такое право, Шимейн, — пробормотал Морис, придвигаясь ближе. — Место для вас в моем сердце останется навсегда, даже если я не сумею вас отвоевать.
Шимейн, которая некогда держалась в обществе Мориса непринужденно и спокойно, теперь чувствовала себя как на иголках. Она боялась, что, как только придет Гейдж, между ним и Морисом вспыхнет очередная ссора. Неужели Морис умышленно раздражает Гейджа или надеется заставить вспомнить ее о былых чувствах и пожалеть о скоропалительном браке? Как бы там ни было, Шимейн предпочла бы, чтобы Морис держался на почтительном расстоянии — в любой момент на корабле мог появиться Гейдж, а Шимейн еще вчера вечером поняла, какие сильные собственнические чувства питает к ней муж, словно опасаясь, что она предпочтет ему бывшего жениха.
Камилла шагнула вперед и нежно поцеловала дочь в лоб.
— Дорогая, ты прелестно выглядишь, — вспомнив недавние слова Шимейн, она пожелала услышать объяснение: — Но скажи, детка, почему ты сама занимаешься уборкой? Неужели у тебя нет слуг?
Шимейн рассмеялась, радуясь перемене разговора.
— Нет, мама, я готовлю и убираю в доме сама.
— Готовите? — переспросила Бесс, с приоткрытым ртом уставившись на бывшую ученицу. — Хотите сказать, что стряпаете сами?
Неприкрытое изумление кухарки рассмешило Шимейн.
— Ты не поверишь — я вспомнила все твои наставления, Бесс! Гейдж убежден, что я готовлю лучше всех в округе.
— Господи, а я-то думала, что не сумела научить вас даже азам! — Бесс была ошеломлена.
Шимейн обучалась домашней работе по настоянию Камиллы, но последняя ничем не отличалась от других заботливых матерей, предпочитающих баловать свои единственные чада как можно дольше. Именно Камилла настояла на том, что слуги должны сопровождать их в поездке, уверенная, что в диких местах без их помощи не обойтись. И вот теперь Камилла порадовалась своему решению.
— Пока мы здесь, может быть, ты позволишь Бесс и Ноле взять на себя домашние хлопоты? Ты не против?
Шимейн порывисто обняла мать.
— Конечно, нет, мама! Я так соскучилась по стряпне Бесс, что у меня текут слюнки при одном воспоминании о ней!
— А Гейдж? Не сочтет нас слишком бесцеремонными? — в замешательстве спросила Камилла.
Увидев приближающегося к стапелю мужа, Шимейн бросилась навстречу ему. Заметив, каким ледяным взглядом Гейдж одарил Мориса, Шимейн поспешила пожать мужу руку и прошептать:
— Я люблю тебя.
В ответ Гейдж еле слышно пробормотал:
— Милая, ты заставила мое сердце запеть от счастья. Я тоже люблю тебя всей душой.
Шимейн почувствовала, как ее сердце переполняется радостью. Подведя Гейджа к своей матери, она вернулась к прерванному разговору.
— Гейдж, мама предлагает поручить Бесс и Ноле всю домашнюю работу, пока они здесь. Ты не возражаешь?
Глядя на Камиллу О'Хирн, Гейдж понял, что красоту и выразительность черт жена унаследовала от матери, а цвет волос достался ей от отца.
— Если Бесс обучила искусству кулинарии мою жену, я ни минуты не сомневаюсь в том, что она редкостная кухарка. Думаю, Шимейн будет не прочь отдохнуть и побыть с вами.
Шимейн пожала руку матери.
— Вот видишь, мама! Он совсем не чудовище!
Камилла покраснела и опустила голову под взглядом янтарно-карих глаз.
— Моя дочь преувеличивает, сэр. Я никогда не считала вас чудовищем.
— Приятно слышать, мадам, — отозвался Гейдж, хотя знал, что Камилла по-прежнему считает его виновным в убийстве.
Слегка повернувшись, Гейдж увидел соперника и прочел вызов в его ледяных глазах. Как бы красив ни был маркиз, Гейджу сразу стало ясно, что он испытывает муки ревности. Морис был одет в изысканный светло-синий сюртук с узкими бриджами, жилет, чулки и дорогие туфли кремового оттенка. Под ярким солнцем белизна его рубашки слепила глаза, черные волосы были заплетены в аккуратную косицу, за время недавнего плавания его кожа покрылась ровным загаром. Ясно, почему Шимейн не сомневалась в том, что Морис быстро найдет себе другую невесту. Маркиз принадлежал к числу мужчин, способных пленить сердце любой женщины.
— По-видимому, вы неплохо выспались, милорд, — холодно заметил Гейдж. — Ночлег вас устроил?
Глаза Мориса недобро блеснули, на губах мелькнула пренебрежительная улыбка.
— Тейты такие гостеприимные, но надеюсь, вы понимаете, как тревожили меня мысли.
— Мысли о Шимейн, — уточнил Гейдж.
— Да, о Шимейн, — негромко повторил Морис, словно это имя поддерживало в нем силы. — Она — словно солнечная весна после суровой зимы.
— Верно, — согласился Гейдж. — Но она моя.
Морис пожал плечами.
— Надеюсь, ненадолго.
Фланнери, появившийся из кают-компании, окликнул Гейджа:
— Капитан, можно вас на минутку?
— Конечно, Фланнери. — Скрыв раздражение, Гейдж извинился перед гостями и отошел вслед за плотником к борту.
— Понимаю, капитан, вы заняты, но мне кажется, вы были бы рады узнать, что сегодня кое-кто хочет осмотреть корабль. Похоже, сэр, этот человек вздумал купить его.
Некоторое время они тихо беседовали между собой, а затем, тщетно скрывая улыбку, Гейдж вернулся к Шимейн, снова извинился перед гостями и отвел ее в сторону.
— Фланнери только что сообщил мне замечательную новость, любимая, и я хочу поделиться с тобой и посоветоваться. В округе появился морской капитан, вчера приплыл по реке из Ричмонда, а вечером встретился с Фланнери в Ньюпорт-Ньюсе. Вскоре он с родными отправляется в Нью-Йорк, но перед отъездом хочет осмотреть наш корабль. Прежде Фланнери плавал с ним и уверяет, что у этого капитана хватит денег, чтобы купить корабль, если он ему понравится.
— О, Гейдж, замечательно! — воскликнула Шимейн, мгновенно сообразив, что родители вряд ли станут ссориться с Гейджем в присутствии посторонних. Она отчаянно стремилась избежать ссоры и теперь воспрянула духом.
С сомнением взглянув на нее, Гейдж спросил:
— Как думаешь, твои родители не оскорбятся, если я буду уделять большую часть внимания не им, а другим гостям? Они не примирятся с нашим браком, пока считают меня убийцей, но если они заподозрят, что я намеренно уклоняюсь от разговора, боюсь, они увезут тебя, не спрашивая моего согласия.
— Пусть только попробуют! — возмущенно отозвалась Шимейн, но тут же улыбнулась. — Гейдж, отец понимает, как важно вовремя заключить сделку. А я считаю, что такую редкую возможность тебе не следует упускать. Ты же давно мечтал продать корабль! И потом, пусть мои родители привыкнут к мысли, что мы женаты. Представь, какое потрясение они испытали, прибыв вызволять дочь из рабства и обнаружив, что за время разлуки с ними я успела не только выйти замуж, но и забеременеть!
— Должно быть, они до сих пор считают тебя ребенком.
Шимейн тихо рассмеялась и прошептала:
— Если бы они только узнали, какой страстной женщиной я стала! Они решили бы, что меня околдовали.
— Какой бы выкуп мне назначить за то, что я буду хранить твои секреты?
Шимейн обдумала его вопрос и решила разыграть несчастную девушку, стесненную обстоятельствами.
— Какой пожелаете, милорд. Похоже, иного выхода у меня нет: если я не подчинюсь, вы опорочите мое доброе имя.
— Значит, что угодно? — Глаза Гейджа вспыхнули.
— Я в вашей власти, сэр, — ответила Шимейн, покорно опуская голову и пряча улыбку. — Только, пожалуйста, не будьте ко мне чересчур жестоки.
— Ни в коем случае, милая. Я слишком дорожу своими сокровищами.
— Какими, милорд?
— Твоей любовью… и тем, с каким пылом ты отвечаешь на каждую ласку.
— Неужели это так заметно?
Гейдж вгляделся в бездонные глубины ее изумрудных глаз.
— Да, больше мне не о чем мечтать.
— И мне тоже, — выдохнула Шимейн, переполняясь любовью. — Как вы заметили, мне достаточно легчайшего прикосновения вашей руки, чтобы задрожать от желания. Вы воистину превратили меня в свою рабыню, сэр.
— Не в рабыню, — поправил Гейдж, — а в любящую жену. Я ценю минуты, когда мы остаемся вдвоем и становимся единым целым.
Шимейн испытала желание обнять мужа, но вспомнила, что за ними неотрывно наблюдает Морис, и поспешила перевести разговор.
— Скажи, Гейдж, когда приедет капитан?
Гейдж огляделся, удивляясь столь резкой смене темы, но заметив холодный, пронизывающий взгляд маркиза, все понял. Повернувшись спиной к сопернику, Гейдж ответил жене:
— Фланнери сообщил, что капитан прибудет в полдень.
— Тогда я попрошу Бесс приготовить угощение для наших гостей, — с воодушевлением заявила Шимейн.
— За такой короткий срок? — изумился Гейдж.
— Конечно, дорогой. За час Бесс способна сотворить чудеса.
Гейдж считал, что не следует требовать приготовления праздничного обеда от кухарки в чужой кухне, да еще так быстро.
— Пожалуй, прежде тебе стоит поговорить с Бесс и узнать, справится ли она с такой задачей.
— Бесс будет только рада показать свое искусство, — возразила Шимейн. — Не беспокойся, моя просьба ее не испугает. Но если хочешь, я предупрежу ее.
— Так будет гораздо лучше, дорогая.
Шимейн нежно улыбнулась ему:
— Те, кто называет вас чудовищем, плохо вас знают, Гейдж Торнтон. Видя, как вы заботитесь о том, чтобы избавить служанку от лишних хлопот, я понимаю, что вы — на редкость внимательный и чуткий человек. Вот почему я так люблю вас.
— Ты пролила бальзам мне на душу, дорогая.
— Разве твоя душа нуждается в исцелении? — в притворном удивлении спросила Шимейн. Забыв о том, что за ними наблюдают, она почувствовала неудержимое желание ответить мужу с нежностью и благодарностью жены, которая любима и влюблена. Именно в такие моменты, находясь рядом с Гейджем, она во всей полноте ощущала себя женщиной. — Разве я не всегда дарила тебе все, что имела? Мое сердце, тело, душа безраздельно принадлежат тебе. Или же присутствие моего бывшего жениха лишило тебя уверенности?
— Маркиз — обаятельный мужчина, мадам, — заметил Гейдж, уклоняясь от вопроса.
— Но ты ни в чем не уступаешь ему, дорогой… и я люблю тебя.
Гейдж кивнул, принимая ее заверения, и расплылся в улыбке.
— Мне потребуются дополнительные доказательства, мадам, вечером, когда нам наконец удастся уединиться в спальне… И конечно, я хотел бы продолжить наш недавний разговор: слова «что угодно» звучат заманчиво.
Прикусив нижнюю губу, Шимейн попыталась скрыть улыбку.
— Имейте в виду, сэр: этот намек я могу принять за приглашение.
— И правильно сделаете, мадам.
— Я ни за что не упущу такой случай.
— И я тоже.
Шимейн заметила: Морис стал мрачнее тучи, словно раздраженный тем, что она кокетничает с собственным мужем. Шимейн попыталась принять более серьезное выражение лица — она знала Мориса и не решалась испытывать его терпение.
— Скажи, Гейдж, если капитану понравится твой корабль, он согласится купить его сразу, не дожидаясь, когда он будет достроен?
— Сделка вполне возможна. Убедившись, что корабль будет завершен к назначенному сроку, капитан может согласиться заплатить за него заранее, чтобы он не достался другому покупателю.
— А если он пожелает внести какие-нибудь изменения и предложенная им сумма тебя устроит?
— Если эти изменения не испортят корабль, я соглашусь на них. Придется только подсчитать стоимость дополнительных работ. Часть стоимости я возьму в залог, а потом, когда корабль будет достроен с учетом всех требований, капитан заплатит остаток и заберет свою собственность.
— А он не обманет тебя, как Хорас Тернбулл? — встревожилась Шимейн.
Гейдж рассмеялся, отметая ее беспокойство:
— Фланнери говорит, что этот капитан верен своему слову. Если я оправдаю его ожидания, ему незачем обманывать меня. Он ищет судно быстроходное, как французские парусники. Не хочу хвастаться, но, по-моему, французские суда не сравнятся с этим кораблем.
— Как бы я хотела поплавать на таком корабле, прежде чем он перейдет к новому хозяину! — вздохнула Шимейн.
— Это можно устроить, дорогая. Капитан наверняка захочет попробовать ход судна, и я попрошу его взять с собой пассажиров в короткое плавание вдоль берега.
— Замечательно!
К ним подошла Камилла и коснулась руки дочери, указывая на тропу, ведущую к дому. Эрих Вернер и Том Уиттейкер тащили по ней два больших сундука.
— Детка, мы привезли с собой твою одежду. Куда поставить сундуки?
— Моя одежда! — в восторге воскликнула Шимейн. Разрумянившись, сверкая глазами от удовольствия, она ослепительно улыбнулась мужу. — О, Гейдж, я непременно должна увидеть ее!
— Тогда беги домой, дорогая, — засмеялся он. — И не забудь предупредить Бесс о том, что к обеду мы ждем гостей — трех женщин и двух мужчин. Если Бесс согласится, пусть Эрих и Том вынесут стол на переднюю веранду. Там и пообедаем.
Кивнув, Шимейн помахала рукой отцу, подзывая его к себе, но тут вспомнила еще об одном и обратилась к мужу:
— Твой отец сможет встать и присоединиться к нам?
— Уверен, ради Мэри-Маргарет он отважится и не на такой подвиг, — усмехнулся Гейдж.
— Тогда я приготовлю для него место, — пообещала Шимейн. — Непременно дай мне знать, как только прибудут гости. А я тем временем осмотрю одежду и выберу, что надеть.
— А ты уверена, что прежние наряды придутся тебе впору? — Муж с сомнением покачал головой.
Шимейн украдкой провела ладонью по лифу.
— Пожалуй, будут здесь немного тесноваты.
Гейдж проводил жену взглядом, но когда повернулся к пышущему негодованием Морису, его настроение резко изменилось.
— Вы еще здесь, ваша светлость? — Он пронзил соперника ястребиным взглядом. — А я думал, вы поняли мой намек и убедились, что Шимейн довольна своей участью и не собирается расставаться со мной. Или вы намерены и впредь бегать за ней по пятам?
Морис не был расположен извиняться. Слишком долго он наблюдал за разговором супругов, и их очевидная привязанность друг к другу пробудила в нем ревность. Судьба жестоко подшутила над ним — сияющие улыбки Шимейн теперь предназначены другому.
Сложив руки за спиной, Морис размеренной походкой приблизился к Гейджу, радуясь возможности остаться наедине с соперником. Разъяренному маркизу уже давно не терпелось объясниться с мужем Шимейн наедине. Свои намерения он выразил кратко и недвусмысленно:
— Мистер Торнтон, я покину колонию только в обществе женщины, которой дорожу.
— Для этого, милорд, вам понадобится убить меня.
— Что ж, я готов. — Маркиз сопроводил ответ пренебрежительным пожатием плеч.
— И вас не смущает, что Шимейн предпочла вам меня?
Морис окинул взглядом бронзовое от загара лицо соперника, его широкие плечи под белой рубашкой и узкие бедра, обтянутые коричневыми бриджами. Насмешливо взглянув на черные грубые ботинки, он вновь уставился в глаза Гейджу.
— Я допускаю, что Шимейн могла влюбиться в мужчину вашего сложения, но уверен, со временем она вас забудет.
— Как забыла вас?
Глаза маркиза вспыхнули яростью.
— Только обстоятельства заставили Шимейн согласиться на ваше предложение, мистер Торнтон. Если бы она знала, что мы спешим на помощь, она, несомненно, отвергла бы вас.
— Может быть, — признал Гейдж, — но только потому, что считала бы себя не вправе расторгнуть помолвку. — Он задумчиво оглядел Мориса. — Объясните, как вы намерены поступить с ребенком, которого ждет Шимейн, если убьете меня?
Морис поморщился.
— Поскольку Шимейн — мать этого ребенка, он получил бы все преимущества, которыми будут обладать мои законнорожденные отпрыски.
Гейдж усмехнулся:
— Все преимущества?
— Кроме титула, разумеется, но я позабочусь, чтобы ребенок ни в чем не нуждался.
— За исключением родного отца.
— К сожалению, тут уже ничего не поделаешь, — напрямик заявил Морис. — Я не оставлю вам Шимейн, зная, что вы способны расправиться с нею, как с первой женой. Если с Шимейн что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.
— Значит, вы считаете меня преступником и не будете испытывать угрызений совести, совершив попытку убийства…
— Попытку? — Маркиз язвительно рассмеялся. — Дорогой мой, уж если я поклялся убить вас, я сдержу клятву!
— И вы уверены, что справитесь со мной?
— Бесспорно.
Гейдж помедлил, словно оценивая заявление маркиза, свидетельствующее о непоколебимой убежденности.
— Шимейн предупредила меня о том, что вы в совершенстве владеете пистолетом и шпагой, но добавила, что до сих пор вам удавалось только ранить своих противников.
— Я сделаю все возможное, лишь бы исполнить ваш смертный приговор, сэр.
Гейдж задумчиво склонил голову.
— Если вы столь опытный дуэлянт, милорд, разве ваш поединок с человеком, который никогда в жизни не дрался на дуэли, не станет преднамеренным убийством?
Морис сардонически скривил губы.
— Напротив — я окажу услугу правосудию и избавлю Шимейн от преждевременной смерти.
— Значит, ничто не заставит вас свернуть с выбранного пути?
Морис помедлил минуту и ответил кратким, решительным кивком.
— Если бы вам удалось доказать свою непричастность к смерти первой жены, я бы допустил, что вы окажетесь достойным мужем для Шимейн. В этом случае я согласился бы оставить ее на ваше попечение.
Гейдж пристально посмотрел на маркиза, полностью понимая его чувства. Сам Гейдж в подобном случае поступил бы так же.
— Ради блага моей семьи, милорд, мне остается лишь надеяться, что вас остановит чудо.
— Вижу, вы не трус, мистер Торнтон.
Гейдж бесстрастно кивнул:
— И вы тоже, ваша светлость.
Уильям Торнтон сделал жалкую попытку подняться на ноги, когда Камилла и Шеймас О'Хирн вошли в гостиную, однако Шимейн мягко удержала его за плечо и вновь усадила на стул.
— Не беспокойтесь, милорд, — ласково попросила она. — Мама понимает, что вы оправляетесь от тяжелой раны и не можете встретить нас безупречными манерами.
— Я сама говорила это его светлости, но он не послушался. — Мэри-Маргарет поднялась с дивана, откладывая карты.
Эндрю бросился к Шимейн. Когда на кухне появились Бесс и Нола, малышу осталось искать утешения только в обществе миссис Макги, давно знакомой ему, но теперь он вновь вздохнул с облегчением. Шимейн познакомила взрослых, а затем представила мальчика своим родителям.
— Это мой сын, Эндрю, — с гордостью объявила она, обнимая малыша. — Ему два года, он умеет считать до десяти и даже писать свое имя.
— Какой милый малыш! — восхищенно воскликнула Камилла. — И такой умница!
— Меня учит мама Шимейн, — с робкой обезоруживающей улыбкой признался Эндрю.
— Эндрю, это мои родители.
Мальчик изумленно взглянул на Шимейн:
— Твои мама и папа?
Она ответила сияющей улыбкой:
— Да, они приехали издалека, из Англии, чтобы повидаться с нами.
— И с моим папой?
Шимейн утвердительно кивнула.
— Правда, они узнали о твоем папе только вчера, но сегодня уже приехали к нему в гости.
— А это мой дедушка! — гордо заявил Эндрю, указывая пальцем в сторону Уильяма.
Граф Торнхедж улыбнулся супругам О'Хирн.
— Для виста нужно четверо игроков. Может быть, вы согласны присоединиться к нам?
— Папа часто мошенничает в игре, — предупредила его Шимейн с лукавой улыбкой.
— А твоя мать, детка, несмотря на свой ангельский вид, без конца обыгрывала меня! — фыркнул Шеймас.
Камилла любовно потрепала мужа по руке.
— Только потому, что ты поддавался мне, дорогой.
— Как бы не так! — возмутился Шеймас. Повернувшись к Уильяму, он указал на свою жену. — По правде говоря, милорд, это она иной раз поддается мне.
Уильям усмехнулся и тут же поморщился, вспомнив о заживающей ране. Слегка дрогнувшим от боли голосом он спросил:
— Значит, вы согласны сыграть вчетвером?
— Сначала я схожу в спальню Шимейн, а потом буду рада присоединиться к вам и вашей очаровательной компаньонке, — любезно пообещала Камилла.
Из кухни вышла Бесс с блюдом сдобных лепешек. Она нарезала лепешки небольшими кусочками.
— Попробуйте-ка, мэм, — предложила она Камилле. Камилла озадаченно приподняла бровь.
— Зачем, Бесс? Я не раз пробовала твои лепешки. Может, эти не такие?
— Верно, мэм. Их испекла ваша дочь.
— Вот как? — Камилла заколебалась. Она знала наперечет все слабости дочери, и сейчас не хотела омрачать ее настроение, подозревая, что не только огорчит дочь, но и расстроится сама.
— Вы только попробуйте, — настаивала Бесс.
Камилла осторожно выбрала кусочек поменьше и положила его в рот. Выражение на ее лице мгновенно изменилось: сдержанность уступила место радости.
— Как вкусно!
Бесс усердно кивнула:
— Вот видите, мэм — мы научили нашу девочку готовить!
Уильям с трудом сдерживал желание расхохотаться. Он повернулся к Шимейн:
— Похоже, дорогая, в ваших способностях сомневались.
— Поверьте, милорд, их сомнения были оправданны, — весело объяснила Шимейн.
— Ручаюсь, теперь их оправдывать нечем, — вмешалась Мэри-Маргарет. — Его светлость и я сегодня как раз гадали, умеет ли Бесс готовить так же хорошо, как Шимейн Торнтон.
— Пожалуй, мне с ней не сравниться, — во всеуслышание объявила Бесс и добродушно пожала пухлыми плечами. — Видно, обучая Шимейн, я превзошла саму себя!
— Да, это ваша заслуга, Бесс, — дружески подтвердил Уильям. — Ваши старания скрасили жизнь всем нам.
— Спасибо, ваша светлость. — Бесс поклонилась и с довольной улыбкой удалилась на кухню.
Шимейн вышла следом за Бесс и сообщила о скором прибытии гостей. Бесс заверила ее, что без труда приготовит обед; правда, он будет не самым изысканным, предупредила кухарка, зато обильным и сытным. Большего Шимейн не могла ожидать.
— Я знала, что ты справишься, Бесс, но муж посоветовал мне прежде спросить, выполнима ли такая задача. — Она ласково обняла кухарку.
Бесс усмехнулась:
— Поблагодарите вашего супруга за заботу. — Придвинувшись ближе, она прошептала: — По мне, так он прямо как настоящий джентльмен.
— Он и есть джентльмен, — подтвердила Шимейн.
Шимейн показала Эриху и Тому, куда поставить стол, а когда вернулась в гостиную, Камилла поманила ее в спальню, указывая на два привезенных сундука, стоящих в ногах кровати.
— Давай посмотрим, что уложила туда Нола.
— Не могу дождаться! — Шимейн подхватила мать под руку и увлекла ее за собой в спальню.
Вскоре она уже вынимала из сундука и встряхивала бледно-голубое платье из парчи с цветочным рисунком, квадратным вырезом и рукавами длиной в три четверти. Нола тщательно отутюжила платье, и Шимейн надела его. Одежда облегала ее тело привычно и удобно, как объятия давнего друга. Камилла затянула шнуровку на лифе, поправила узкую бархотку со сверкающей подвеской на шее и велела Ноле как следует причесать госпожу. Горничная со слезами радости принялась расчесывать и укладывать пышные волосы Шимейн. Совсем недавно Нола горестно оплакивала молодую хозяйку, считая ее мертвой, и возрадовалась, когда поиски супругов О'Хирн увенчались удачей. Нола рассудила, что по такому случаю следует уложить волосы Шимейн на макушке, выпустив над ушами по три длинных локона.
Достав из сундука зеркало, Нола протянула его молодой госпоже. Камилла одобрительно оглядела прическу и улыбнулась, благодаря судьбу за то, что ей удалось разыскать дочь.
— О, Нола, я вновь чувствую себя такой, как прежде! — воскликнула Шимейн. — Спасибо тебе!
— Как вы похорошели, мэм! — отозвалась Нола, крепко обнимая хозяйку.
— Ты выглядишь прелестно, как всегда, — вмешалась Камилла, смаргивая слезы с ресниц и оглядывая дочь. — Подожди, когда тебя увидит Морис…
Шимейн помрачнела и умоляюще посмотрела на мать:
— Мама, мой муж не Морис, а Гейдж. Пожалуйста, не забывай об этом.
— Ты считаешь, Гейдж способен дать тебе то же, что и Морис?
Шимейн уловила, как дрогнул голос матери, и различила на ее лице боль и волнение. Но несмотря на сочувствие к Камилле, Шимейн не собиралась расставаться с Гейджем в обмен на изысканные наряды или обещания богатства.
— Мама, я люблю своего мужа, и никакой другой мне не нужен.
— Но люди говорят, он убил свою первую жену…
— Да, я видела тех, кто пытается очернить Гейджа. Если бы ты встретилась с ними, мама, ты поняла бы, что эти гнусные слухи они распускают в корыстных целях. Например, Роксанна Корбин — старая дева, которая влюбилась в Гейджа девять лет назад, когда он прибыл в Виргинию. Однако Гейдж женился на Виктории, и Роксанна не могла стерпеть такой обиды. Кто знает, может, она сама убила Викторию? Ведь именно она нашла ее труп. После того как мы с Гейджем поженились, Роксанна явилась сюда в самый неподходящий момент и поклялась всем рассказать, что Гейдж убил Викторию. Она злобная и мстительная женщина — не сумев заполучить Гейджа, решила уничтожить его. Неужели ты будешь прислушиваться к ее словам? Скажи, ты стала бы сомневаться в папе, если какой-нибудь завистливый человек сказал, что папа — вор?
— Конечно, нет, Шимейн, но…
— Никаких «но»! — Шимейн подняла ладонь, прерывая доводы матери. — Я больше не позволю клеветать на моего мужа! А если ты привезла мне эти вещи в надежде уговорить меня расстаться с Гейджем, тогда забери их обратно. Без них я смогу обойтись. Но запомни, мама: у меня не будет другого мужа, кроме Гейджа!
Камилла прижала дрожащую ладонь к виску, стараясь не поддаться отчаянию, охватившему ее сердце.
— Но как я могу оставить тебя здесь, с ним, зная, что тебе грозит опасность… что он может убить и тебя?
— Мама, не надо! — умоляюще воскликнула Шимейн. — Не беспокойся обо мне!
— Я ничего не могу поделать, Шимейн, — простонала Камилла. — Ты — наше единственное дитя… наша маленькая девочка. Мы не вынесем, если с тобой что-нибудь случится! Ведь ты еще так молода, ты совсем не знаешь мужчин! Гейдж гораздо старше…
— Он всего двумя годами старше Мориса, — возразила Шимейн. — Неужели два года для тебя так много значат?
Камилла пыталась найти достойное оправдание.
— Гейдж выглядит намного старше.
— Возможно, потому что жизнь не баловала его. Всего ему пришлось добиваться тяжелым трудом — как папе.
— Твой отец был моложе, когда мы поженились.
— Давай прекратим этот спор, — предложила Шимейн. Ее мать хотела что-то возразить, но Шимейн решительно покачала головой. — Выйду показать Гейджу платье. Надеюсь, к тому времени, как я вернусь, ты примиришься с моим браком и больше не будешь пытаться разрушить его. Скоро у тебя появится внук, мама, и я хочу, чтобы ты ждала этого события с таким же нетерпением, как и я. Пожалуйста, не трать время зря, объясняя, как не доверяешь моему мужу и ненавидишь его, — этим ты ничего не добьешься, только поссоришься со мной.
Камилла печально покачала головой и вытерла нос тонким платочком.
— Я не питаю ненависти к Гейджу, Шимейн. По правде говоря, если бы убедилась, что его обвиняют несправедливо, я порадовалась бы твоей любви.
— Тогда я буду молиться о том, чтобы счастливый случай помог нам, — мягко произнесла Шимейн, — я не могу видеть твоих слез.
Нежно поцеловав мать, Шимейн вышла, прикрыв за собой дверь спальни. Уильям первым заметил ее новое платье и изысканную прическу и рассыпался в комплиментах, достойных придворного кавалера.
— Я готов поклясться, что сегодня солнце взошло второй раз и наполнило сиянием комнату, так ее освещает ваша бесподобная красота!
— Вы воплощение галантности, милорд, — с милой улыбкой ответила Шимейн, опускаясь в реверансе.
У двери Шимейн оглянулась на Эндрю, который сидел на коленях у деда, глядя на нее как зачарованный.
— Я иду к папе, Энди. Хочешь со мной?
— Я к папе! — сообщил мальчик Уильяму и сполз на пол. Взяв малыша за руку, Шимейн заметила встревоженный взгляд своего отца и улыбнулась ему.
Когда она поднялась на палубу корабля, Гейдж и Морис разом замолчали и потрясенно уставились на нее, но едва муж обнял ее и привлек к себе, Морис чуть не заскрежетал зубами от невыносимых мук ревности. Бежать куда глаза глядят, лишь бы не видеть влюбленную пару! За день он успел насмотреться супружеских нежностей. Стиснув кулаки и выпрямив спину, он спустился с палубы и, не оглядываясь, зашагал прочь от корабля.
В отсутствие дочери Шеймас поспешил в спальню и нашел жену плачущей.
— Ты поговорила с ней? — обеспокоенно спросил он.
— Да, но все напрасно, Шеймас. Шимейн твердо решила остаться с Гейджем. Говорит, что любит его и никто другой ей не нужен.
— Черт бы побрал ее ирландское упрямство!
— Шеймас, как тебе не стыдно! Ведь она наша дочь!
— Жаль, упрямство она унаследовала от меня!
— Пожалуй, она права, — грустно признала Камилла. — Какое право, мы имеем обвинять человека, почти ничего о нем не зная? Шимейн клянется, что гнусные слухи распускают завистники и сплетники — старая дева, мечтавшая стать женой Гейджа…
— Посмотрим, сможет ли Морис нам помочь, — пробормотал Шеймас, не слушая жену. — Пусть попробует уговорить ее вернуться с нами. Некогда она уверяла, что любит его, а он до сих пор без ума от нее.
— Вряд ли Шимейн согласится вернуться домой без мужа, Шеймас. А если мы увезем ее силой, она возненавидит нас.
— Неужели мы потеряли ее?
— Этого я и опасаюсь. Мы потеряли нашу маленькую девочку. Она стала женщиной и впредь намерена жить своим умом.