Глава 20

Свадебная церемония Энни Карвер и доктора Колби Ферриса стала радостным событием. Шимейн еще никогда не видела свою подругу такой сияющей. Бледно-голубое платье, которое Колби заказал для своей невесты местной швее, удивительно шло Энни, подчеркивая смуглость кожи и серые глаза. Ее прямые каштановые волосы были перевиты голубыми лентами и искусно уложены на макушке. Майлс Беккер, близкий друг врача, сшил Энни туфли и преподнес их в качестве свадебного подарка.

Колби Феррис тоже заметно преобразился. Бакенбарды, обрамляющие его впалые щеки, исчезли, седые волосы он аккуратно заплел в косицу. Темно-серый, отлично сшитый костюм придавал внушительный вид его высокой, сутуловатой фигуре.

Новобрачные обменялись клятвами, а потом, скрепив их кольцами и робким поцелуем, опустились на колени, принимая благословение священника. Соединенные священными узами брака, они поднялись и повернулись к друзьям.

— Леди и джентльмены, позвольте представить вам доктора и миссис Феррис!

Гости разразились аплодисментами, по церкви эхом разнеслись приветственные возгласы. Гейдж и Шимейн присоединились к Колли и Ремси, поздравляя новобрачных. Со слезами на глазах Энни крепко обняла Шимейн.

— Миледи, думали ли вы когда-нибудь, что мы будем счастливы на чужбине?

— Нет, Энни, — пробормотала Шимейн, обнимая ее в ответ. — Я не верила в свою удачу, пока Гейдж не купил меня и не привез к себе домой. С тех пор для меня началась новая жизнь. — Отступив, она с улыбкой оглядела хрупкую подругу. — Я желаю тебе и Колби счастья… и здоровых малышей!

Робко взглянув на Колби, Энни покраснела.

— Вы не поверите, миледи, но я была близка с мужчиной всего один раз в жизни. Я волнуюсь, как невинная девушка!

Шимейн. улыбнулась.

— Я уверена, Колби будет добр к тебе, Энни — ты же видела, как внимателен он был к Колли, сама убедилась, как он осторожен и заботлив. Неужели ты считаешь, что он способен на грубость?

Энни покачала головой:

— Что вы, миледи!

— Тогда тебе не о чем беспокоиться.

Отступив и пропуская других гостей, Шимейн взяла мужа под руку и нежно улыбнулась, глядя ему в глаза:

— Энни помогла мне понять, как я счастлива.

— Ты не жалеешь о том, что покинула Англию, дорогая? — ласково спросил Гейдж, накрыв рукой ее ладонь.

Склонив голову, Шимейн попыталась проглотить внезапно возникший в горле ком.

— Нет. Тоскую только по родителям…

— После того как я продам корабль, мы, пожалуй, сможем навестить их, — заметил Гейдж. — Ты не возражаешь?

Шимейн кивнула и обмахнулась платком, чувствуя слабость.

— Как здесь душно — ты не находишь, Гейдж?

Он провел кончиком пальца по щеке Шимейн.

— Ты вся раскраснелась.

— Это ты виноват, — шепотом упрекнула его Шимейн.

— Не хочешь ли выйти подышать свежим воздухом?

— С удовольствием!

Немного погодя, выслушав целый ливень благословений и добрых пожеланий, Энни разыскала Шимейн во дворе церкви. До сих пор Энни уклонялась от расспросов о причинах ее ареста — воспоминания были слишком мучительными, но теперь боль утихла.

— На этой земле, среди чужих людей для меня началась новая жизнь. Здесь я наконец-то вышла замуж и у меня появилась надежда на будущее. — Любуясь своим новым платьем, хрупкая женщина расправила его складки загрубевшими от тяжелой работы руками. — В Англии у меня никогда не было таких чудесных нарядов. Когда заболела мама, мы остались без гроша. Мне пришлось выпрашивать у аптекаря лекарства, которые были нужны маме. Он сказал, что даст их при одном условии — если я соглашусь отдаться ему. Он был так груб, что я не выдержала и расплакалась. Он рассердился и ударил меня по щеке, а потом назвал меня шлюхой и выставил за дверь, ничего не дав. Он говорил, что я ничего не заслужила, поскольку лишила его удовольствия. Я заколотила кулаком в дверь аптеки, умоляя его дать лекарства, но он не ответил. Спустя несколько месяцев я поняла, что ношу его ребенка. Незадолго до родов я снова пришла в аптеку — маме становилось все хуже. Аптекарь посмеялся надо мной, сказав, что ему нет дела до моего отродья. Я так разозлилась, что ударила его по голове тяжелой бутылкой и украла лекарства, но к тому времени, как вернулась домой, мама уже умерла. В ту же ночь у меня родился мальчик. Некоторое время я не выходила из дому, но вскоре пришлось просить на улицах милостыню. Однажды меня увидел отец ребенка, и меня посадили в тюрьму…

Шимейн торопливо сморгнула навернувшиеся слезы, обняла подругу и успокаивающе погладила ее по спине.

— Ты рассказала Колби, что случилось с тобой?

— Конечно, Шимейн, — всхлипнула Энни. — Я не могла стать его женой, не рассказав всей правды. Он ответил, что любит меня, и пообещал, что у нас начнется новая жизнь — появятся дети, и мы вместе доживем до старости.

Шимейн мягко улыбнулась:

— По-моему, тебе достался любящий и заботливый муж, Энни.

Подошедший Колби обнял Энни за плечи:

— Наши гости направляются в таверну, Энни. Надо поспешить, чтобы успеть встретить их там.

Они ушли, а Шимейн огляделась в поисках Гейджа. Он незаметно подошёл сзади и обнял ее.

— Вы искали меня, мадам? — спросил Гейдж, склонившись к ее уху.

Шимейн блаженно вздохнула:

— Только если вы — мужчина моей мечты.

— Скажите, мадам, как выглядит этот счастливец?

— Он высок, черноволос, с карими глазами… перед таким красавцем не устоит ни одна женщина.

— А вы хотите устоять перед ним?

— Ни за что! Я жажду его прикосновений, даже когда вокруг люди.

Гейдж нежно сжал ее руки:

— Достаточно ли вам такого прикосновения, мадам?

— Его хватит, пока мы не вернемся домой, где я вновь смогу как следует обнять мужчину моей мечты.

— Мы можем отправиться домой немедленно, — предложил Гейдж. — То, что предстоит нам здесь, не сравнится с твоим обещанием.

— Твой отец и миссис Макги еще не спят, — напомнила Шимейн. — Несомненно, они удивятся, увидев нас так рано, и захотят узнать причину. Так или иначе, нам придется долго ждать. И потом, нельзя бросать Энни в такой счастливый день.

Гейдж милостиво предоставил жене право принять решение:

— Как вам будет угодно, миледи. Не хотите ли пройтись пешком до таверны? Или, может быть, поедем в экипаже?

— Пожалуй, прогуляемся, — ответила Шимейн с кокетливой улыбкой. — Редко мне удается неспешным шагом идти по улицам города, видя, как женщины смотрят на тебя во все глаза.

— Это потому, что я держу тебя взаперти, пытаясь уберечь от взглядов всех мужчин, — возразил Гейдж. — Они пожирают тебя глазами, и это мне не по душе.

— Не стоит сердиться, любимый: я принадлежу только тебе.

Гейдж галантным жестом согнул руку и повел Шимейн к таверне. Оба были настолько поглощены друг другом, что не заметили приближения Альмы Петтикомб с мужем, пока не наткнулись на нее. Как всегда, чужие дела интересовали сплетницу гораздо больше собственных. Она что-то раздраженно бубнила, а муж слушал ее с выражением стоического терпения.

— Говорю тебе, Сидней, мы просто обязаны побывать на пристани — корабль уже пришел! — Не дождавшись ответа, Альма дернула мужа за рукав. — Ты слышишь меня, Сидней?

— Еще бы! — коротко отозвался страдалец.

— Ну так что же?

— Я собираюсь поужинать, и точка! Мне надоели твоя суета и непрестанные попытки совать нос в чужие дела. Впредь я позабочусь о том, чтобы ты вела себя пристойно, иначе тебе не поздоровится. Колби Феррис — мой друг, и мне стыдно, что ты разнесла по всему городу весть о его ссоре с этим проходимцем Сэмюэлом Майерсом. Из-за тебя я не смог побывать на свадьбе Колби. Я богобоязненный человек, мадам, но можете мне поверить: вы рискуете получить серьезное увечье, если не научитесь держать язык за зубами. А если вы думаете, что я шучу, придется ущипнуть вас, чтобы обещание звучало правдоподобно.

Альма возмущенно ахнула:

— Ты не посмеешь!

— Я — человек слова, мадам. Если я еще хотя бы раз услышу, что вы очернили человека, вы дорого поплатитесь.

Поравнявшись с юной парой, Сидней вежливо приподнял шляпу и поклонился сначала Гейджу, а потом Шимейн. Оба они были изумлены только что подслушанным разговором, а слова Сиднея вселили в них надежду:

— Не могли бы вы передать Колби мои наилучшие пожелания, Гейдж? Я послал ему подарок, но второй, получше, припас напоследок.

Подавив усмешку, Гейдж склонил голову, пообещав передать слова Сиднея. Он не сомневался, что подарок Сиднея принесет пользу всем горожанам.

Во время свадебного пиршества играли музыканты; в таверне собралось великое множество преданных пациентов Колби, друзей и общих знакомых молодоженов. Гейдж удивился, обнаружив, сколько живет в округе друзей и сторонников Колби Ферриса. Ремси и Колли Тейт, несущие новорожденную дочь в выстланной подушками корзине, прибыли в таверну с опозданием. Заметив Тейтов и Торнтонов, Колби поманил обе пары к себе и усадил их рядом, чтобы окружить Энни близкими друзьями.

Еда была обильной и вкусной, но Шимейн потеряла аппетит, почувствовав, как застоялый воздух таверны пропитывает мешанина запахов: резкая вонь мужского пота и конского навоза, разнообразных ароматов снеди, разложенной на длинном столе, и туалетной воды, которой щедро обливала себя Фрида. В очаге жарился еще один молочный поросенок. Чувствуя подступающую тошноту, Шимейн обмахнулась надушенным платком и прижала его ко рту. Этой защиты хватило на несколько минут — пробираясь на свое место, какой-то дровосек толкнул ее, платок упал на колени. Неуклюжий деревенщина принялся извиняться, и Шимейн чуть не стошнило, ибо от него исходила ужасная вонь. Незнакомец отошел, а Шимейн в панике поднялась.

— Прошу меня простить, мне надо выйти на воздух, — пробормотала она. Старательно отводя глаза от тарелок, она повернулась к Гейджу: — Останься и поешь. Я недолго.

Муж поднялся и взял ее за руку.

— Мадам, я буду весьма недоволен, если кто-нибудь из вновь прибывших матросов или пассажиров спутает вас с особой легкого поведения.

Признавая правоту Гейджа, Шимейн кивнула и вместе с ним вышла из таверны на тротуар. Несколько раз глубоко вдохнув вечерний воздух, она почувствовала себя лучше. Гейдж повел ее к окраине города, Шимейн разглядывала витрины лавок, мимо которых они проходили, время от времени указывая мужу на ту или иную вещь. Она наслаждалась неторопливой прогулкой и гордилась тем, что ее ведет под руку такой красавец.

Пассажиры с недавно прибывшего корабля уже сошли на берег. Несколько человек торопливо шагали к центру городка. Высокий, темноволосый, изысканно одетый джентльмен далеко опередил своих спутников благодаря длинным ногам и легкой походке. На свою трость с серебряным набалдашником он не опирался, а небрежно нес ее в руке. Горделиво вскинув голову, он оглядывался, словно разыскивал что-то или кого-то. Заметив Торнтонов, он вдруг остановился и задумчиво склонил голову набок, пристально глядя на Шимейн. Смутившись, он медленным и неуверенным шагом подошел ближе.

На краю дощатого тротуара Гейдж повернулся к Шимейн:

— Тебе лучше, дорогая?

— Да.

— Хочешь еще подышать?

— Если не возражаешь.

— Ради тебя я готов на все, — галантно улыбнулся Гейдж, но продолжить ему помешал топот ног, доносящийся сзади. Оглянувшись, Гейдж увидел, что к ним во весь опор спешит богато одетый джентльмен. Неизвестный не сводил глаз с Шимейн.

При виде такой дерзости Гейдж глухо заворчал:

— А это еще что такое? Неужели он увлекся тобой, едва успев прибыть в город?

Шимейн оглянулась, и джентльмен увидел ее лицо.

— Шимейн! Шимейн! О Господи, это вы!

— Морис? — Узнав голос, она в замешательстве повернулась, а бывший жених отшвырнул трость и заключил ее в объятия. Приподняв Шимейн над землей, Морис закружил ее в приливе радости.

— Мы уже отчаялись найти вас, Шимейн! — ликующе кричал Морис. — Ваша матушка случайно увидела женщину в ваших сапожках и выведала, откуда они у нее!

— Прошу прощения! — вмешался Гейдж. Он услышал имя, и теперь, как следует разглядев тонкое аристократическое лицо вновь прибывшего, понял, что ему грозит серьезная опасность, если жена вновь отдаст сердце бывшему жениху.

— Морис, отпустите меня! Отпустите ради Бога! — взмолилась Шимейн, прижимая ко рту платок.

Маркиз послушался и в замешательстве остановился, а Шимейн, хватая ртом воздух, тщетно боролась с подступающей тошнотой. Тротуар под ее ногами кренился, как палуба корабля во время шторма. Шимейн слабо помахала рукой, подзывая Гейджа.

Морис раздраженно следил, как незнакомец обвивает рукой узкую талию, которую он так любил обнимать, и прикладывает ладонь к гладкому высокому лбу. Такие вольности по отношению к его невесте возмутили Мориса, и он чуть было не запротестовал, но тут заметил, как бледна Шимейн и как она неловким жестом прижимает к губам платок.

Сорвавшись с места, Морис бросился к желобу, из которого поили лошадей, смочил свой носовой платок и протянул его Шимейн. Она кивнула в знак благодарности и вытерла лицо, прислонившись к плечу Гейджа. Отведя прядь волос с раскрасневшейся щеки Шимейн, Гейдж снова обнял ее и прижал к своей широкой груди.

Интимность этого объятия привела в бешенство не только бывшего жениха Шимейн.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — прогремел из-за спины Гейджа незнакомый голос, произнеся вслух вопрос, который чуть не вырвался у Мориса.

— Папа? — Шимейн подняла голову и огляделась в поисках любимого лица. Этот голос она не могла перепутать, и, когда ее глаза остановились на невысокой, поджарой фигуре опрятно одетого мужчины, который стоял посреди дороги, Шимейн без труда узнала в нем отца. — О папа!

Шимейн бросилась навстречу отцу. Четырьмя широкими шагами Шеймас О'Хирн преодолел разделяющее их расстояние и крепко обнял дочь. Гейдж коротко улыбнулся и отступил на почтительное расстояние, не желая мешать встрече.

— Кто вы такой, черт побери? — гневно осведомился Морис дю Мерсер у Гейджа, но не дал ему времени ответить: — Когда мы начали расспрашивать о Шимейн в Ньюгейте после того, как нашли ее сапожки, нам сказали, что ее увезли на «Гордости Лондона». Мы потратили целое состояние, разыскивая эту посудину, и наконец встретили ее в океане и поднялись на борт. Капитан Фитч сообщил, что Шимейн продана колонисту по имени Гейдж Торнтон из Ньюпорт-Ньюса. Это вы и есть?

— Да, это я.

Лицо Мориса исказила гримаса отвращения.

— Боцман с «Гордости» также известил нас о том, что ходят слухи, будто колонист, купивший Шимейн, убил свою первую жену.

— Так говорят, — кивнул Гейдж, — но доказать это невозможно, потому что я ее не убивал!

Морис пренебрежительно вскинул голову:

— Что-то не верится.

— Потому что вы не желаете верить.

— Вы совершенно правы — не желаю! Больше всего мне хочется сбить вас с ног!

Глаза Гейджа мгновенно стали ледяными.

— Что ж, попробуйте.

— Шимейн! — послышался женский голос, и мужчины, повернувшись, увидели невысокую стройную блондинку, которая спешила к Шимейн и ее отцу. Блондинку сопровождали две женщины в одежде служанок: одна — пожилая, пухленькая и седовласая, а вторая — помоложе, лет тридцати.

— Мама! — воскликнула Шимейн. Отец отпустил ее. Шимейн замахала рукой, пропуская проезжающую мимо повозку, и, как только она проехала, женщины с криками радости бросились друг к другу в объятия. Они стояли посреди дороги, не обращая внимания ни на всадников, ни на повозки, не веря в свое счастье.

Старая служанка плакала, с нетерпением ожидая своей очереди обнять Шимейн. Когда служанка шумно высморкалась в носовой платок, Шимейн заметила ее и с ликующим криком метнулась к ней.

— О, Бесс, как я рада видеть тебя! И всех вас! — Шимейн отпустила старую кухарку и кинулась к молодой горничной, с нетерпением ждущей ее внимания. — Нола! А ты что здесь делаешь?

Мать Шимейн с готовностью объяснила:

— В твое отсутствие Нола стала моей горничной — моя Софи заболела. Но когда мы вернемся в Англию, Нола вновь будет прислуживать тебе.

Шимейн оглянулась и поманила Гейджа к себе. Отец и Морис следовали за ним по пятам, очевидно, сразу невзлюбив колониста. Фамильярное обращение Гейджа с особой, которой они дорожили как дочерью и невестой, злило обоих мужчин.

— Мама… папа… Морис… — Шимейн обвела взглядом близких и взяла Гейджа под локоть. — Это мой муж, Гейдж Торнтон.

— Муж! — возопил Морис. — Но мы же были обручены!

Рванув Гейджа за плечо, Шеймас развернул его лицом к себе, не заботясь о том, что ростом колонист на целую голову выше. Схватив Гейджа за лацкан, ирландец уставился на него с бешенством возмущенного до глубины души отца. Казалось, даже его взлохмаченные рыжие волосы, среди которых мелькала седина, встали дыбом.

— Значит, вы женились на моей дочери, даже не спросив у меня согласия?

Шимейн прижала к груди дрожащую руку.

— Папа, не надо!..

— Вашего согласия мне не требовалось, — сухо ответил Гейдж. Стиснув запястье ирландца, он оторвал его руку от своего сюртука. — Шимейн принадлежала мне.

Морис подошел поближе к двум мужчинам, меряющим друг друга яростными взглядами, и напрямик сообщил Шеймасу:

— Он купил ее. Это тот самый человек, о котором говорил нам капитан Фитч! Боцман сказал, что он убил свою жену! Очевидно, он принудил Шимейн выйти за него замуж!

— Нет! — Шимейн в отчаянии прижала ладони к щекам: мир, который всего несколько мгновений казался ей раем, вдруг превратился в ад. Повернувшись к матери, она взмолилась: — Он никого не убивал, мама! Он сделал мне предложение, и я приняла его! Потому что хотела этого!

Камилла была ошеломлена не меньше мужа, но быстро опомнилась, шагнула вперед и ласково коснулась руки Шеймаса:

— Улица — неподходящее место для подобных разговоров, дорогой. Надо найти комнату — возможно, на постоялом дворе.

— Прошу прощения, мадам, — сухо начал Гейдж, — но в порту сейчас стоят несколько кораблей, а в городе всего один постоялый двор. Сомневаюсь, что там найдется хотя бы одна свободная комната.

— Куда же нам идти? — На этот раз мать встревоженно посмотрела на дочь, прося помощи. — Нас так много, мы проделали такой долгий путь. Что нам теперь делать?

Шимейн подошла к мужу и тихо спросила:

— Может быть, миссис Макги согласится приютить их?

Если бы не жена, Гейдж охотно оставил бы этих людей на улице.

— Завтра — возможно, но как быть сегодня, Шимейн? Когда мы вернемся домой, наступит ночь. Нельзя же вытащить нашу гостью из постели, заставить вернуться в город и устроить на ночлег совершенно незнакомых ей людей!

— А если сегодня переночевать у нас? Мы с тобой можем лечь на полу…

— Мы ни в коем случае не выгоним вас из собственной постели, — вмешалась Камилла. Она не одобряла брак своей юной дочери с незнакомцем — Шимейн так молода, а ее муж… Камилле не удавалось подобрать верного слова, чтобы описать свои чувства по отношению к этому человеку, однако ее не покидала уверенность, что Гейдж — негодяй, воспользовавшийся молодостью и неопытностью Шимейн.

— Хотел бы я вышвырнуть этого мерзавца из постели моей дочери! — буркнул Шеймас.

— Я бы предложил признать этот брак недействительным, — заявил Морис. — Несомненно, этот негодяй шантажировал Шимейн. Несмотря на заверения Шимейн, я не сомневаюсь — ее вынудили принять его предложение.

Шеймас был не столь сдержан в своих предложениях.

— А я бы предпочел выхолостить этого подлеца!

Шимейн прижала трясущуюся руку к губам и простонала:

— Мне дурно…

— Боже милостивый, детка! — испуганно воскликнула Камилла. — Неужели ты…

— В чем дело? — насторожился Шеймас, увидев, как побледнела его жена.

Камилла слабо замахала рукой, надеясь, что ошиблась.

— Ты ждешь ребенка?

Шимейн закрыла глаза и вздрогнула, услышав гневный вопль отца:

— Где нож? Я сию же минуту отрежу этому мерзавцу то, чем он грешил!

Шимейн в панике отбежала в сторону и со стоном извергла недавно съеденную пищу. Гейдж обнял ее за плечи, Нола вытерла губы молодой госпожи влажным платком, а Бесс поднесла к ее носу флакон с нюхательной солью.

— Вдохни поглубже, детка, — сказала старая кухарка. Гейдж услышал знакомый голос, приветствующий супругов О'Хирн, и увидел Ремси.

— Мы собрались домой, и Колли просила меня узнать, все ли в порядке с Шимейн, — объяснил Ремси. — Но едва я вышел из таверны, как заметил, что вас окружили эти люди. Может, вам нужна помощь?

— Пожалуй, ты сможешь помочь, если приютишь наших гостей на ночь, — нехотя пробормотал Гейдж.

Это предложение застало Ремси врасплох.

— Оказать услугу этим людям? Но ведь они угрожали тебе!

— Да, и я не отказываюсь от своих намерений! — взревел Шеймас, потрясая кулаком. — Так что не пытайся загладить свою вину!

Пропустив угрозу мимо ушей, Гейдж подхватил Шимейн на руки — она совсем обессилела.

— Если вы предпочитаете переночевать у меня дома, сэр, вам придется спать либо на полу, либо на диване в гостиной, поскольку ваша дочь не в состоянии уступить свою постель, — обратился Гейдж к тестю.

— Дочь? — Ремси наконец-то понял и перевел взгляд с Гейджа на пожилого джентльмена.

Не обращая внимания на друга, Гейдж продолжал объяснять:

— Мать Шимейн может занять раскладную койку — при условии, что миссис Макги согласится разделить с ней спальню моего сына, а сам он будет спать с нами или на полу. — Наконец Гейдж перевел взгляд холодных янтарных глаз на маркиза: — Если мистер Тейт согласится предоставить вам комнату в своем доме, вы с удобством проведете ночь. В противном случае могу предложить только топчан и соломенный тюфяк на недостроенном корабле. На этом топчане дремлет после обеда корабельный плотник, который работает на меня. На ночь можете занять его место.

— Где находится этот корабль? — недовольно осведомился Морис.

— У реки, на расстоянии сотни шагов от дома, где разместимся все мы.

— Можно ли там принять ванну?

— В пруду неподалеку от дома. — Гейдж медлил, уверенный, что маркиз отвергнет это предложение. Очевидно, титулованный джентльмен привык к роскоши и не собирался изменять своим привычкам.

— Наверняка этот пруд кишит змеями и другой нечистью? Вы купались там прежде?

Гейдж неторопливо кивнул и с расчетливой жестокостью нанес маркизу удар:

— Мы купались в этом пруду вдвоем с Шимейн.

Морис ответил ему ледяным взглядом.

— Тогда, возможно, когда-нибудь мы с Шимейн испытаем это удовольствие… после того как вас повесят за убийство жены.

Ремси громко ахнул и вопросительно уставился на Гейджа:

— Поскольку у тебя заняты руки, может, мне стоит отвесить ему пощечину?

Морис, который не сводил глаз с Гейджа, радостно вспыхнул, предвкушая поединок.

— Ваш друг предлагает отплатить за оскорбление дуэлью?

— Не надо дуэлей! — слабо вскрикнула Шимейн, поднимая голову с плеча Гейджа. Она знала, как метко стреляет Морис. В сущности, маркиз обладал множеством талантов и не последнее место среди них занимало искусство словесных поединков, Он ухитрялся отражать тонкие шпильки напыщенных придворных лордов. Засыпая противника градом намеков, Морис усыплял его бдительность, и тот понимал, что смертельный удар нанесен, только услышав оглушительный хохот зрителей, внимательно следящих за поединком.

— Каково бы ни было мое желание потребовать удовлетворения, — усмехнулся Гейдж, — я не вижу причин устраивать дуэль из-за Шимейн. Она моя жена, и я не намерен оставлять ее вдовой.

— Низкий трус! Мужлан! — презрительно зашипел Морис. Понимая, что бывший жених подбивает его на необдуманный поступок, Гейдж усмехнулся:

— Думайте как вам угодно, но я отвечаю за жену, сына и будущего ребенка.

Со сдавленным рычанием Морис шагнул к нему, намереваясь отомстить за невесту, но опешил и застыл на месте, увидев, как Шимейн подняла голову с плеча мужа и прижалась к его щеке. Морис понял, что эта юная прелестная особа, чье исчезновение повергло его в отчаяние и скорбь, забыла его.

Шимейн вгляделась в любимое лицо мужа, и ее вдруг осенило: тайна, которую она пыталась скрыть от Гейджа, не была для него секретом.

Губы Шимейн вопросительно приоткрылись: как он догадался?

Гейдж прошептал ей на ухо:

— Мы не прерывали своих ночных утех с тех пор, как поженились, любимая. По опыту любой вдовец знает о женских недомоганиях, а у тебя после нашей свадьбы они не начинались. Позднее, заметив, как изменилась твоя грудь, я понял, в чем дело, но молчал, ожидая, когда ты сама признаешься.

С довольным вздохом Шимейн положила голову на плечо мужа, а Гейдж занялся неотложными делами.

— Я согласен принять ваших слуг в моем доме, — сообщил он Камилле. — Недавно Шимейн начала шить для нас новые матрасы. Они еще не готовы, но вполне пригодны для спанья.

— Ты уговоришь и деревья в лесу потесниться, — заметил Ремси. — Только не забывай об одном неудобстве: стоит гостю чихнуть, и об этом тут же узнает весь дом.

Ремси нанес удар не в бровь, а в глаз. Гейдж и сам понимал, что теперь, при наплыве гостей, предаваться любви с Шимейн будет немыслимо.

Шеймас одернул сюртук и подбоченился, подступая к Гейджу.

— Если в вашем доме так мало спален, где же, черт возьми, спала моя дочь, пока вы не женились на ней?

— Папа, не надо! — воскликнула Шимейн, поднимая голову и бросая на отца умоляющий взгляд. — Зачем заводить этот разговор посреди улицы, если мы можем во всем разобраться дома? — Она искоса взглянула на небольшую толпу зевак, собравшихся поодаль. — Мы привлекаем больше внимания, чем жених и невеста на свадебном пиру.

— Отвечайте немедленно! — настаивал Шеймас, буравя Гейджа взглядом.

— Пока мы не поженились, ваша дочь спала в комнате на втором этаже, мистер О'Хирн, — ответил Гейдж. — Но сейчас эту комнату занимает мой отец, оправляющийся после серьезной раны. Кроме того, у нас в доме есть еще одна гостья, с которой вашей жене предстоит разделить спальню моего сына.

— Почему же ей нельзя переночевать вместе с дочерью? — осведомился Шеймас.

Гейдж уставился на него в упор и объяснил, как несмышленому ребенку:

— Потому, что с вашей дочерью буду спать я, а я не согласен делить ложе с вашей женой!

Издав одобрительный возглас, Ремси хлопнул друга по спине, но, почувствовав на себе пронзительный взгляд зеленых глаз Шеймаса, провел ладонью по пушистым усам в тщетной попытке стереть с лица усмешку. Но, взглянув на Гейджа, он тут же посерьезнел и кашлянул:

— Может быть, родственники вашей жены согласятся переночевать у меня, чтобы не тесниться всем в одном доме?

Гейдж повернулся к Шеймасу:

— В доме моего друга есть несколько свободных комнат — прежде их занимали сыновья, ныне работающие в Уильямсберге. Если хотите провести ночь с удобствами, которых я не могу предложить, советую принять приглашение мистера Тейта. Надеюсь, у вас хватит средств, чтобы вознаградить его за причиненное беспокойство. По утрам, незадолго до рассвета, мистер Тейт отправляется ко мне в мастерскую и сможет подвезти вас. Тогда мы и обсудим наш брак с Шимейн.

— Пожалуй, так будет лучше, Шеймас, — произнесла Камилла, взяв мужа за руку. — Мы взволнованы, и если придется спать в тесноте, мы все перегрыземся.

Шеймас был вынужден признать правоту жены.

— Как хочешь, дорогая, но я не намерен надолго откладывать разговор.

— Знаю, дорогой, — мягко ответила Камилла, потрепав его по руке. — Мы все обсудим завтра утром.

Повернувшись к Ремси, Камилла благодарно улыбнулась ему:

— Если вы согласны принять нас в своем доме, сэр, мы будем более чем признательны вам за доброту и гостеприимство.

Ремси, вспомнив о хороших манерах, взмахнул рукой в учтивом поклоне, несказанно изумив Гейджа.

— Ваша светлость, принимать таких гостей, как вы — великая честь для меня и моей жены.

Шеймас подозрительно повел бровью, заметив, что Ремси адресовал свое приглашение только Камилле.

— Вы согласны принять всех нас?

Ремси ответил с присущей ему прямотой:

— Если вы не станете порочить доброе имя мистера Торнтона в моем доме и в моем присутствии, я буду рад таким гостям, как вы. В противном случае вам придется поискать другое место для ночлега.

Камилла с волнением ждала, что ответит муж. Заботясь о жене, Шеймас нехотя кивнул, соглашаясь на условия, поставленные Ремси.

— Черт бы вас побрал, несносная женщина!

Этот возглас приветствовал Гейджа и Шимейн, едва они переступили порог дома. Молодые супруги беспокойно переглянулись. Им оставалось только гадать, что не поделили Уильям и Мэри-Маргарет Макги.

Гейдж бросился по заднему коридору, надеясь усмирить пыл отца, прежде чем случится непоправимое. Шимейн спешила за ним, понимая, что после такого вопиющего оскорбления ирландка нуждается в сочувствии и утешении.

— Вы с умыслом пожертвовали своим валетом, чтобы выманить у меня короля! — возмущенно продолжал Уильям. — И теперь мне нечем бить вашу даму! Радуйтесь — вы выиграли последнюю партию и сорвали банк!

Гейдж и Шимейн застыли у подножия лестницы и обняли друг друга, слушая доносящийся с верхнего этажа разговор.

— Не хотите ли сыграть еще партию, милорд? — сладким голоском осведомилась Мэри-Маргарет.

— И снова проиграть? — хмыкнул Уильям. — После такого оскорбления у меня не останется ни капли мужской гордости!

— Ума не приложу, с чего вы это взяли, милорд, — любезным тоном отозвалась ирландка. — Вам есть чем гордиться. Никогда не видывала англичанина обаятельнее вас, сэр, за исключением вашего сына, а он вылитый вы. Уверена, малыш Эндрю с возрастом станет точной копией отца и деда!

— Красивый мальчик, верно? — с жаром подхватил Уильям. — Таким был и Гейдж в его возрасте.

Выдержав краткую паузу, хитрая ирландка будто невзначай полюбопытствовала:

— А где же ваша супруга, ваша светлость?

— Элизабет простудилась и умерла, когда Гейджу было двенадцать лет. Ее смерть стала для меня неожиданным ударом. По правде говоря, я рассердился, обнаружив, что не готов относиться к сыну с такой же нежностью, как его мать. Боюсь, я был с ним груб и требователен.

— И вы до сих пор не женаты? — В голосе Мэри-Маргарет мелькнула удивленная нотка.

— Женитьба не входила в мои намерения. Я был слишком занят, стремился строить надежные и большие суда. И кроме того, я разучился ухаживать за женщинами — точно так же, как разучился быть ласковым с сыном. Уверен, все, с кем мне доводилось встречаться, считали меня раздражительным стариком.

— Трудно поверить, ваша светлость, — дружески пробормотала Мэри-Маргарет. — По-моему, вы на редкость обходительный мужчина. Вы чем-то напоминаете мне покойного мужа.

— Вот как, миссис Макги? — с любопытством переспросил Уильям.

— Меня зовут Мэри-Маргарет, милорд, и я почту за честь, если вы будете обращаться ко мне по имени.

— Благодарю, Мэри-Маргарет, но взамен прошу звать меня Уильямом.

— Отважный защитник… — задумчиво произнесла Мэри-Маргарет.

— Прошу прощения?

— Имя Уильям означает «отважный защитник», — пояснила Мэри-Маргарет. — Оно вам подходит. Вы смело встали на защиту сына, не правда ли?

— Я сделал это без колебаний. В сущности, не мог потерять его после такой долгой разлуки и встречи.

— Видимо, вы очень привязаны к сыну.

— Вы правы, но мне всегда было трудно признаться в этом.

— Вам больше незачем беспокоиться, Уильям — вы доказали свою любовь делом.

Внизу, в коридоре, Гейдж прижал палец к губам и переглянулся с Шимейн, а затем, взяв ее за руку, бесшумно провел в спальню. Тихо прикрыв за собой дверь, он тем же мягким шагом вышел в соседнюю комнату проведать спящего сына. При виде ангельского личика ребенка Гейдж не удержался и поцеловал его, а когда выпрямился, увидел, что Шимейн стоит на коленях рядом с кроваткой. Любовно поглаживая малыша по головке, она запела колыбельную тихим и нежным, как дыхание, голосом. Улыбка играла на ее губах, похожих на лепестки роз. Эндрю сладко вздохнул и обнял тряпичного зайца. Гейдж помог Шимейн подняться и вместе с ней удалился в соседнюю спальню, тихо задвинув щеколду на двери.

— Надеюсь, у нас родится мальчик, и у Эндрю появится товарищ, — с улыбкой произнесла Шимейн.

Гейдж обнял ее и привлек к себе. Шимейн положила голову ему на грудь, он уткнулся подбородком в ее душистые волосы и бережно провел ладонью по животу. Он казался плоским, как и прежде.

— Я буду рад и мальчику, и девочке, любимая. Молюсь только об одном — чтобы с тобой ничего не случилось. Мое сердце разорвется от горя, если я потеряю тебя.

Шимейн улыбнулась, прижимаясь к нему:

— Не бойся, любимый. Моя бабушка, мать отца, без труда родила шестерых детей, а она была тонкой как тростинка, но, кстати сказать, весьма властной женщиной.

— Должно быть, твой отец унаследовал ее нрав, — заметил Гейдж с мимолетной усмешкой. — Только представь, что будет, когда Уильям Торнтон и Шеймас О'Хирн встретятся нос к носу! Уверен, каждый из них способен заткнуть за пояс самую злобную мегеру!

— Да, но вспомни, как мы опасались ссоры между твоим отцом и миссис Макги — и, как выяснилось, напрасно!

Вспомнив о подслушанном разговоре, Гейдж усмехнулся, отметив, как изменилось отношение его отца к ирландке.

— Судя по осторожным расспросам Мэри-Маргарет, она опять задумала устроить чей-то брак!

Шимейн улыбнулась и провела ладонью по груди мужа.

— Не удивляйся, любимый, если он окажется браком самой миссис Макги.

Гейдж снял с головы Шимейн кружевной чепчик и принялся расплетать шелковистые пряди.

— Похоже, они уже успели подружиться. Пожалуй, из них получится неплохая пара.

Шимейн тяжело вздохнула:

— Если бы мои родители с таким же пониманием отнеслись к нам с тобой!

— Возможно, со временем так и будет, и они перестанут считать меня чудовищем.

— Мой отец чересчур вспыльчив, так что завтра, ради Бога, не раздражай его! — попросила Шимейн.

Муж успокоил ее поцелуем в лоб.

— Я попытаюсь представить себя на его месте и понять, какие чувства я испытал бы, узнав, что какой-то мерзавец воспользовался неопытностью моей дочери. Вероятно, я пришел бы в ярость, узнав, что моя дочь вышла замуж за человека, которого обвиняют в убийстве жены.

— Будь осторожен с Морисом, — предупредила Шимейн. — Не поддавайся на его выпады, чтобы не сделать глупость!

— Я понял, Морис решил вернуть тебя любой ценой. — Гейдж не винил соперника в подобном желании, ибо понимал, что был бы столь же тверд в своих намерениях, поменяйся он с Морисом местами. — Но я буду настороже, дорогая.

— Возможно, Морис выглядит изнеженным аристократом, но он в совершенстве владеет и шпагой, и пистолетом. До сих пор он только ранил противников, которые вызывали его на дуэли, но, боюсь, с тобой он пожелает расправиться раз и навсегда.

— Несомненно, — подтвердил Гейдж, снимая сюртук. — Убив меня, он избавится от соперника, и…

— Пусть считает, как ему угодно, — прервала Шимейн, — но, убив тебя, он вызовет во мне только ненависть.

Гейдж сбросил жилет, повесил его на стул вместе с сюртуком и избавился от рубашки, прежде чем распустить шнуровку на платье жены.

— Мэри-Маргарет наверняка пробудет наверху еще некоторое время, беседуя с отцом. Грех упускать такую возможность и не выяснить, что из этого выйдет.

— Вы сомневаетесь в успехе этого предприятия, мистер Торнтон? — шутливо осведомилась Шимейн, пока муж снимал с нее платье.

— Ни на минуту, любимая, — со смехом заверил ее муж, кладя платье на крышку сундука.

Повернувшись, он восхищенно воззрился на жену, одетую только в кружевную кофточку. Вскинув обнаженные руки, Шимейн собрала волнистые пряди волос на макушке. Словно опасаясь подходить ближе, она осторожно обошла Гейджа полукругом, приковывая к себе его внимание шаловливой улыбкой и блеском изумрудных глаз.

— Будь я колдуньей, мистер Торнтон, я заточила бы вас в своем замке, чтобы вы дарили мне наслаждение и днем, и ночью. Вскоре вы обессилели бы от моих требований — так, что с трудом доползали бы до ложа, а я призывала бы на помощь колдовские чары, чтобы вновь пробудить в вас страсть!

Муж обжег Шимейн пламенным взглядом:

— Я готов доказать свою страсть немедленно, мадам.

Взявшись обеими руками за талию Шимейн, Гейдж присел на край постели, притянул ее к себе. Гейдж распустил шнуровку кофточки, обнажая отяжелевшую грудь жены. Она соблазняла, манила к себе, и Гейдж с готовностью поддался искушению. Шимейн невольно застонала, когда губы впились в упругую плоть.

— Только в моих объятиях прекрасный принц моих мечтаний становится настоящим, и чары колдуньи исчезают. Ничто не в силах разлучить нас с тобой! — прошептала Шимейн.

Гейдж поднял голову и вгляделся в ее смеющиеся глаза.

— Правда?

— Ничто на свете, милый. — Ее губы слегка приоткрылись, сближаясь с его губами, и если в душе Шимейн сохранилась хоть малая толика сомнений, она утонула в бесконечном томительном поцелуе.