Глава 14

«Изида» плыла дальше, ветер не изменял ей, затихая на закате лишь для того, чтобы с новыми силами вернуться на рассвете. На четвертый день после отплытия из Миньи они достигли Ассиута.

Шумный торговый город располагался на месте древнего Ликополя, где люди поклонялись шакалу или волку. В «Описании Египта» находились изображения гробниц в разрезе и прочих деталей самых роскошных гробниц, высеченных в находившихся поблизости горах.

Дорога к горному некрополю, занимавшая около часа, пролегала через один из самых широких на берегах Нила участков плодородной земли, а затем шла через мост. Уже издали были отчетливо видны входы в гробницы и пещеры. Внизу находилось современное кладбище.

Однако не знаменитые каменные гробницы привлекали Руперта и миссис Пембрук. Они решили рискнуть и пробраться через горы в лежащую за ними пустыню в надежде, что там люди охотнее будут отвечать на их вопросы.

В арабских одеяниях, чтобы не привлекать к себе внимания, Руперт и Дафна на ослах и в сопровождении Тома и пары охранников выехали из города.

Когда они подъехали к подножию гор, Руперт заметил, что ветер переменился. Утром он был несколько слабее, но по-прежнему попутным, и он, как и миссис Пембрук, сожалел о потере времени. Но покаони ехали, ветер совсем затих. Теперь, когда они добрались до края пустынного плато, ветер снова ожил, но переменил направление.

Они проехали несколько миль, и дурное предчувствие овладело Рупертом. Охранники плелись далеко позади, и виду них был обеспокоенный.

Руперт встретился взглядом с Томом.

— Самум, — сказал мальчик, — по-моему, идет самум. Находившийся рядом Юсуф кивнул и разразился длинным монологом. Ветер усиливался, взметая песок. Дафна сказала:

— Я думаю, нам лучше…

Том вскрикнул и показал на юг. Руперт посмотрел туда. Огромный вал желтого тумана стеной закрывал горизонт. Позади кто-то еще крикнул, и Руперт оглянулся. Охранники галопом мчались прочь.

— Хадид яа машум! — крикнул Юсуф.

— Аллах акбар! — вторил ему Том.

Руперт знал, что значат эти слова: «Аллах велик». Это было заклинание, охранявшее от сил зла. В Минье он узнал, что египтяне верят, что с песчаными бурями прилетают джинны. Определенно наилучшим выходом было найти укрытие.

— Вперед! — крикнул он мальчикам. — Следом за охранниками! Миссис Пембрук! — окликнул он. И услышал рев приближающейся бури.

— Да, я… — Она вскрикнула — ее ослик поднялся на дыбы и помчался совсем в другую сторону. Руперт погнал свое животное следом за ней. Руперт еще не успел догнать их, как ее ослик неожиданно остановился, резко развернулся и упал. Руперт спрыгнул на землю и побежал к упавшей наезднице и ее ослу. Но тот уже пытался встать на ноги.

Руперт попытался ухватить его за узду, но животное, освободившись от груза, убежало. Руперт успел поймать своего осла, чтобы тот не последовал за беглецом.

Дафна тоже попыталась подняться, но снова упала.

— Моя нога, — охнула она, когда Руперт опустился на колени рядом с ней. — Глупый осел придавил ее.

Раздуваемый песок вихрями вздымался вверх, как перевернутые водовороты. Они, сливаясь в громадные вертящиеся столбы, неслись прямо на них. Руперт одной рукой обхватил ее за талию и поднял, а другой все еще удерживал за узду своего напуганного осла. Он поволок их обоих к каменистым склонам горного некрополя. Песок хлестал его по лицу, колол глаза, забивался в нос. Вращающийся столб почти накрывал их.

Руперт втащил женщину и животное в ближайшую расщелину. Он снял с нее плащ и опустился на землю, увлекая за собой Дафну. Он посадил ее между согнутых коленей и накрыл их обоих плащом. Ослик прижался к людям.

Песчаная буря с визгом и ревом обрушилась на них.

Люди, преследовавшие их, резко изменили направление и поспешили обратно в Ассиут. Они пережидали самум в кофейне неподалеку от юго-западных ворот на краю города, граничащих с захоронениями. В этой кофейне можно было получить «белый» или «черный» кофе — первый был с запрещенным бренди. Эти люди пили белый кофе. Они были наемниками, работавшими на француза по имени Дюваль. У них был приказ захватить рыжую англичанку, за которой они с недавнего времени следили. Сегодня представился удобный случай. Женщина оставила большую часть своих людей на судне. Она отправилась к гробницам всего лишь с несколькими слугами и парой охранников, и можно было рассчитывать, что они сбегут при первых же признаках опасности. Большой англичанин, сопровождавший ее, не вызывал у них беспокойства. Одному мужчине не справиться с десятком опытных убийц.

Однако после нескольких чашек белого кофе у них завязался спор по поводу этого англичанина. Они все слышали, что он был сыном важного лорда, чьи богатства превосходили богатства самого Мухаммеда Али. И теперь не которые говорили, что он будет стоить дороже живой, чем мертвый. С каждой последующей чашкой спор становился все громче. Они разбудили дремавшего неподалеку стража ворот, который покинул свой пост, чтобы потребовать тишины. Один из банды, Хариф, извинился и проводил стража из кофейни. Как только они оказались одни, без свидетелей, Хариф всадил нож между ребер стражника. Он посадил труп на его обычное место, где он и оставался, не привлекая внимания, пока на следующее утро не пришел его сменщик, а все прохожие думали, что сторож, как обычно, спит. Харифу это казалось ужасно смешным, и, думая об этом, он время от времени принимался хохотать.

Руперт не мог определить, сколько времени продолжалась буря. Казалось, целую вечность. Ветер завывал, а песок бросался на них как разъяренное чудовище. Неудивительно, что египтяне верили, будто джинны прилетают на песчаных бурях.

Под плащом было жарко и темно. К тому же он пропитался ослиным потом. Но скалы укрывали их от самых сильных порывов ветра, а плотная ткань не пропускала самые колючие песчинки.

Дафна молча прижималась к нему. Он чувствовал на своей ключице, там, где рубашка была распахнута, ее учащенное дыхание. Он остро ощущал, как поднимается и опускается у его груди ее грудь, и ее тело мягко давит на его бедро и пах.

Руперт наклонился и, пытаясь успокоить, поцеловал Дафну в макушку. Ее волосы, такие шелковистые, падали ей на плечи волнами, как перекатывающийся песок пустыни.

Он заметил, что она потеряла свою вуаль, ту отвратительную вуаль, которую он ненавидел, хотя и понимал, что она защищает не только от египетского солнца, но и от любопытных взглядов мужчин. Вуаль не была черной, но он не мог вспомнить ее цвет. Но вспомнил, что миссис Пембрук не носила траура уже несколько дней. После Миньи?

— Все будет хорошо, — сказал он. Сквозь свист и завывание ветра Руперт едва слышал собственный голос. Он не знал, ответила она или нет. Но он знал, что она крепко обхватила его за талию, как будто боялась, что буря оторвет его от нее и унесет куда-нибудь.

Были минуты, когда Руперт верил, что это может произойти. Такого ветра он никогда прежде не встречал на суше. У него создалось впечатление, что они попали в шторм в океане, только бушующие волны здесь были песчаными. Пару раз ему казалось, что ветер выхватит их из расщелины и поднимет на несколько миль вверх, а затем сбросит кучу переломанных костей на Ливийские горы.

Но если так суждено, пусть забирает их обоих или ни одного. Он не отдаст ее ни мужчине, ни силе природы, как бы велика она ни была. Руперт еще крепче прижал Дафну к себе и старался удержать плащ, не переставая молиться, чтобы буря закончилась поскорее, пока они не задохнулись.

Он больше не тратил дыхания на ободряющие слова, которые она все равно не слышала. Он только снова и снова прижимался губами к ее волосам, надеясь, что она поймет: он охраняет ее. Пока он жив, с ней не случится ничего плохого.

Спустя целую вечность буря начала затихать. Ветер все еще был силен и по-прежнему швырял на них песок, но уже утратил прежнюю свирепость. Вертящиеся столбы песка удалялись, унося свою разрушительную силу куда-то дальше.

Руперт поднял голову, осторожно освободил край плаща и выглянул наружу.

— Думаю, нам можно дышать, — сказал он. Дафна шумно выдохнула и закашлялась.

— Простите, — сказал он и поцеловал ее в висок. — Простите, я не собирался ломать вам ребра.

Он убрал руки с ее талии. Она подняла голову, затем немного сползла с его бедра. Ему хотелось удержать ее. Хотелось сжать в объятиях, чувствовать, как ее мягкие волосы щекочут его подбородок. Дафна отползла от него подальше и выплюнула песок.

— С вами все в порядке? — спросил он. — Как ваша нога?

Она попробовала пошевелить ею.

— Кажется, в порядке, — сказала она. — В башмаках и в шароварах у меня полно песка, надо отдышаться.

Она, подтянув колени, обхватила их руками и положила на них голову.

Руперт огляделся. Ветер намел огромную кучу песка у входа в расщелину. Карсингтон осторожно поднялся и посмотрел на юг. Там нарастала новая желтая волна.

— Хм, — произнес он.

— Да, через минутку встану.

— Не уверен, что у нас есть эта минутка, — сказал он. — И я не желаю быть похороненным здесь. — Руперт рывком поставил Дафну на ноги и потащил ее и ослика за собой вверх на гору.

После того как ее резко поставили на ноги и потащили по склону горы, Дафна снова стала задыхаться. У нее не было сил разговаривать. Руперт все равно не стал бы ее слушать. Как она скоро поняла, он правильно оценил ситуацию.

Оглянувшись, Дафна увидела, почему Руперт так поспешно покинул их убежище. Песок почти наполовину засыпал его, а приближался еще один смерч.

К счастью, для подъема к гробницам по склону горы были протоптаны или высечены в камнях тропинки. Опираясь на Руперта, Дафна двигалась достаточно быстро. Она радовалась, что надела турецкие шаровары, не сковывавшие движения. Ослик вообще не испытывал никаких трудностей и послушно трусил вслед за ними.

Дафна подумала, куда делся ее ослик, и жив ли еще, бедняга. Она поискала его взглядом, не очень надеясь найти. Видимость, в лучшем случае, можно было назвать сомнительной. Солнце или светило сквозь завесу песка зловещим красным цветом или становилось совершенно невидимым. Было невозможно долго смотреть в одном направлении. Глаза, уши, нос и рот забивались песком. Из-за него едва можно было дышать. Одни только усилия защититься от него отнимали у Дафны последние силы. Она заставляла себя не оборачиваться и не смотреть на смертоносное чудовище, мчавшееся к ним, а сосредоточить внимание на своем спутнике.

Дафна вспомнила охватившую ее панику, когда упал ее ослик и она увидела страшную песчаную волну, накатывавшую на нее. На мгновение ослепленная взметнувшимся песком, она испугалась, что осталась одна, но в то же мгновение Руперт оказался рядом.

В его присутствии Дафну ничто не страшило. Она прошла вслед за ним сквозь абсолютный мрак пирамиды. Ее арестовывали и сажали в тюрьму, как обыкновенную преступницу. Она врывалась в комнату, полную головорезов, и нападала на них. Она становилась на колени около умирающего торговца коврами и пыталась помочь ему, когда последние капли крови вытекали из его перерезанного горла. Она стреляла из пистолета и ружья, хотя огнестрельное оружие всегда вызывало у нее ужас. Даже сейчас Дафна не понимала, как она смогла все это сделать.

Она выживет и теперь, только надо держаться поближе к нему, не допустить, чтобы его убили, и это препятствие скоро тоже останется позади.

Руперт втолкнул ее в первую же гробницу, которая оказалась на их пути. Ослица заартачилась. Она попятилась, вырывая узду из рук Карсингтона. Затем застыла на пороге, издавая неприятный рев.

— Гермиона, иди сюда, — приказал Руперт.

Ослица продолжала реветь и бить копытом.

— Гермиона, не вынуждай меня заставлять.

— О, ради Бога! — вмешалась Дафна. — Это египетская ослица. Та ала хенех, — строго сказала она возбужденному животному. — Та ала.

Ослица фыркнула и вскинула голову.

— Та ала, — повторил Карсингтон.

Ослица рысцой вбежала внутрь и, подойдя прямо к нему, ткнулась носом в его плечо.

Дафну это почему-то совсем не удивило.

— Она боится, — сказал Руперт, поглаживая ослиную морду. — Девочку пугает запах.

Дафна постепенно привыкала к запаху смерти. Не обычной смерти, а запаху мумий, не выветрившемуся за тысячелетия и застывшему в воздухе Египта, став его отличительной чертой.

— Это лучше песчаной бури, — сказала Дафна. — Нельзя ли нам пройти дальше? Мне бы хотелось сесть, но подальше от песка и ветра. — Не дожидаясь ответа Руперта, она направилась по переднему коридору.

Он был намного шире, чем типичные входы в пирамиды. Она заметила на стенах рисунки, а дальше виднелось что-то похожее на столбик иероглифов. Но там было темно, и она двигалась медленнее и осторожнее, держась около стены и пробуя ногой землю, чтобы не споткнуться или не провалиться куда-нибудь.

— Мы уже зашли достаточно глубоко, — послышался его голос за ее спиной. — Песок не залетает сюда, а Гермиона дрожит как осиновый лист. Давайте переждем бурю, сидя тихо и спокойно, заодно и отдохнем, согласны?

Да, необходим отдых!

Руперту надо было отдышаться и собраться с мыслями. Он чуть не потерял ее во время бури. Ему просто нужно немного времени, чтобы успокоиться, вот и все. У него и в мыслях не было спать.

Он всех устроил внутри пещеры: дорожные сумки и самое главное — кожаный бурдюк с водой, стояли в безопасном месте, пол расчищен от обломков камней, а миссис Пембрук усажена на коврик. Руперт прислонился к стене, чтобы передохнуть и окончательно прийти в себя. Следующее, что он увидел, проснувшись, была полная темнота. И было невыносимо жарко, эта жара не переставала удивлять его, хотя ему давно бы следовало к ней привыкнуть.

В Англии в глубине таких пещер было бы холодно и сыро, но не здесь. Когда спускаешься так глубоко под сотни тысяч тонн камня, невольно ожидаешь, что там прохладно. Но в Египте камни и горы тысячелетиями впитывали в себя жар горячего солнца пустыни. Вместе с тысячами тел.

Беспокоили ли Гермиону давно умершие египтяне, или это проявилось какое-то ослиное суеверие, но она успокоилась. Он слышал ее ровное дыхание. Если поблизости дышал кто-то еще, то Гермиона заглушала любые звуки своим пыхтением.

— Миссис Пембрук, — произнес Руперт. Он протянул руку туда, где видел ее последний раз, к коврику, который он раскопал из своей седельной сумки и разложил на земле для нее. Коврик был на месте. Ее накидка тоже, не было только ее самой. — Миссис Пембрук, — немного громче окликнул Руперт.

Никакого ответа.

— Миссис Пембрук!

Гермиона всхрапнула, но человеческого голоса Карсингтон не услышал в ответ.

Проклятие! Все еще не придя в себя, Руперт встал. Он не сразу смог вспомнить, где находятся вход и выход. Сначала он пошел к выходу, помня, как она задержалась там, заинтересовавшись, как и следовало ожидать, картинками на стене.

У самого выхода все еще дул горячий ветер, забрасывая внутрь песок и каменные обломки. Тусклый свет проникал в пещеру, освещая лишь часть ее. Трудно было определить время суток, но Руперт видел, что Дафны нет в переднем коридоре гробницы. Он повернулся и пошел обратно.

— Миссис Пембрук, — позвал он. От сна не осталось и следа.

Гермиона что-то сказала на своем ослином языке, когда он проходил мимо, и это был единственный звук, кроме стука его сапог по полу гробницы, который он слышал.

Руперт понимал, что не может, ничего не видя, бежать внутрь усыпальницы. Он может натолкнуться на стену или споткнуться, упасть, потерять сознание, и тогда от него никому не будет толку. Он не видел даже своей руки, поднесенной к лицу, или землю у себя под ногами. Пол гробницы изобиловал препятствиями и ямами: провалы и трещины, обломки камней, скелеты животных и прочие останки, о которых он предпочитал не думать. Он только думал о том, как устоять на ногах и найти ее. Одна в темноте Дафна может погибнуть. Она может упасть в погребальную камеру, пролетев сотню футов, потерять сознание или разбиться насмерть и умереть на дне.

— Миссис Пембрук! — взревел он.

Звук! Наконец он услышал голос, доносившийся издалека.

— Миссис Пембрук, где вы, черт побери?

— О, в удивительном месте! — крикнула она. — Идите сюда, посмотрите!

Он, казалось, до бесконечности долго пробирался вперед, хватаясь за стены гробницы. Заходил в тупики и возвращался. Он ощупывал стены, пока не нашел дверной проем, в который протиснулся, преодолев длинный коридор. Наконец он увидел колеблющийся свет и очертания погребальной камеры.

В задней стене были три ниши. Дафна стояла в средней. На стене какой-то древний египетский парень шел за тремя женщинами, которые несли цветы. Этот человек снова появлялся и на других картинках, возглавляя множество людей и совершая что-то похожее на ритуалы.

Руперт охватил все это взглядом, практически ничего не видя. Все его внимание было устремлено на нее, живую и невредимую, увлеченную своими древними мужчинами и женщинами, и совершенно не думающую о нем, в то время как он чуть не сошел с ума от страха за нее.

— Свечи, — неестественным голосом сказал он. — Вы не сказали мне, что у вас есть свечи.

— В моем хезаме — поясе, — сказала она, наклоняясь, чтобы разглядеть одну из фигур. — Тот случай, когда нас бросили в пирамиде Хефрена, послужил мне уроком, и я ношу с собой трутницу и восковые свечи. Разве это не красота?

— Вы не предупредили меня, что уходите. Должно быть, она уловила напряжение в его голосе, потому что оторвала взгляд от настенной росписи и взглянула на него.

— Вы уснули, — сказала она. — Я заговорила с вами, а вы ответили мне храпом.

— Я никогда не храплю. Дафна пожала плечами:

— Значит, это была Гермиона.

Руперт жалел, что не может отрицать, что он заснул, или свалить вину на ослицу. Следовало признать, что он просто свалился от усталости.

Но когда он в последний раз высыпался? Сегодня он тащил ее и ослицу вверх по горе, борясь с песком и ветром, пытаясь хотя бы глотком воздуха заполнить свои легкие! И все это время он ужасно боялся потерять ее, боялся, что чудовищный ветер оторвет ее от него, а песок засыплет так глубоко, что он не успеет вовремя ее найти.

Даже Геркулес был не всесилен, а Руперт не был полубогом. Он был простым смертным, который смог выдержать это, но не больше. Ему требовалась хотя бы минута для передышки. Однако он не мог поверить, что свалился возле нее, показав свою слабость.

Смущение не улучшило его настроения.

— Следовало разбудить меня. Вы не должны были ходить сюда в одиночестве. Вы могли упасть в шахту.

— У меня была свеча, — сказала Дафна тоном, будто она разговаривала с идиотом, что еще больше возмутило Руперта. — Более того, шахты в гробницах достаточно легко распознать. Если бы вы обратили должное внимание на иллюстрации и схемы в «Описании Египта», вы бы знали, что шахты-колодцы делались в самой глубине гробниц, а не как попало под ногами. Погребение — сложное дело, и устройство мест захоронений подчинялось определенным правилам. Шахта отмечалась входом действительным или символическим, как эта ниша. Но вы, конечно, не уделяли большого внимания французским иллюстрациям. Для вас они были средством заманивания женщин.

Карсингтон не был расположен выслушивать лекции о схемах, его морали или о чем-то еще.

— Дело в том, что вам следовало оставаться рядом со мной, а не заставлять меня бродить по этому проклятому месту, разыскивая вас.

— Мне было скучно, — уже не так терпеливо объяснила Дафна. — Неужели вы думаете, что просто сидеть около вас в темноте, слушая, как вы храпите, доставляет мне удовольствие?

— Я надеялся, что вас остановит возможная встреча со змеями, — проворчал он, — и скорпионами. Но вы и понятия не имеете об осторожности. Как только поблизости находится иероглиф или бог со звериной головой, вы теряете способность соображать. Вы очертя голову бросаетесь навстречу опасности…

— Я? — возмутилась она. — Да кто бы говорил…

— Что бы я делал, если бы вы покалечились? — взорвался он. — Что бы я делал, если бы вы погибли? Вы когда-нибудь думаете обо мне? Нет, зачем это вам? Ведь я большой глупый бык. У меня нет никаких чувств, поэтому зачем вам щадить их?

— Чувства? — воскликнула она. — Да что вы знаете о чувствах?

— Вот это, — сказал он.

В одно мгновение Руперт очутился рядом с ней, а в следующее уже обнимал ее. Дафна не сразу уступила ему. Она пыталась вырваться, но он не отпускал ее. Он пытался крепче обнять ее, но она упиралась руками в его грудь. Тогда он с силой притянул ее к себе и поцеловал. Дафна опустила руки.

Губы, сначала сжатые от гнева, расслабились, а через мгновение ее пальцы задирали его рубашку, чтобы она могла коснуться его кожи и на груди, и на плечах. Как ему и хотелось, она не отрывалась от него. Дафна отвечала на его поцелуи, и он чувствовал ее жажду, такую же, какую испытывал он сам, смешанную с отчаянием и гневом.

Руперт не хотел этого. Минуту назад его обуревали темные чувства, подобные змеям и скорпионам, невидимым, притаившимся темноте.

Дафна превратила весь мир в мрак и хаос, но это не смущало его. Она была в его руках, он ощущал ее вкус, держал в руках ее пленительное тело, созданное для слияния с его телом. Обольщающий аромат наполнял его ноздри, затуманивал сознание. Руперт забыл о буре в своей душе и о смертоносной буре снаружи, о древней пыли и смерти внутри пещеры, под их ногами и в воздухе, которым они дышали.

Она стягивала рубашку с его плеч, ему хотелось сорвать ее, но он не мог заставить себя отстраниться от Дафны. Руперт гладил ее спину, спускаясь все ниже, но ее пояс мешал ему. Он знал, что завернуто в этот длинный широкий шарф. Развязать его не стоило труда. Пояс соскользнул вниз, и то, что лежало в нем, с глухим стуком упало на каменный пол.

Руперт обхватил Дафну за талию. В его больших руках она казалась такой тонкой, без всей этой одежды, без стеганого жесткого корсета. Какое чудо, что ничто больше не мешало ему, кроме длинной облегающей кофты и тонкой сорочки под ней… и ее шаровар.

Руперт хорошо разбирался в этой одежде, ему помогала та сообразительность, которая хранится в голове мужчины на случай, если ему захочется раздеть женщину.

Однако сейчас его больше занимали пышные формы, которых касалась его рука, и то, как Дафна откликалась на его ласки. Она своими движениями напоминала кошку, гибкую и податливую, бессознательно требующую ласки.

Дафна оторвалась от его губ, чтобы поцеловать его лицо, шею и двинуться ниже. Не было ни неуверенности, ни колебаний: он принадлежал ей, и она это знала. Руперт прислонился спиной к стене, чтобы собраться с силами. Он хотел всего и сразу! Он должен овладеть ею прямо сейчас, но ему не хотелось шевелиться, чтобы не прервать эти ощущения, завораживавшие его. Он не мог бы объяснить, что чувствует. Он только мог сказать, что умирает. Такого наслаждения Карсингтон никогда не испытывал. Так пусть оно убьет его.

Пусть она убьет его пылкостью, наслаждением или подвергнет его пыткам. Пока Дафна хочет его, она может делать с ним все, чего пожелает. По он тоже хотел ее и не смог бы ждать вечно.

Руперт спустил кофту с ее плеч и бросил на пол. Распустил завязки у ворота сорочки и обнажил прекрасную грудь. Он замер, несмотря на жгучее и нетерпеливое желание обладать.

В свете свечи ее грудь казалась золотистой, и он чувствовал себя древним грабителем гробниц, нашедшим сокровища фараона. Руперт наклонился и поцеловал шелковистую кожу и услышал ее удивленный возглас. Он обвел пальцем ее сосок и припал к нему губами. Дафна тихо вскрикнула и вцепилась в его волосы, притягивая его к себе, и тихая пауза закончилась. Оглушенный нахлынувшим желанием, Руперт сорвал с себя рубашку. Мгновенно он ухватился за узел шнурка ее шаровар и развязал его, и шаровары соскользнули с ее бедер, обнажая стройные ноги. Ее кожа казалась горячим бархатом. От его прикосновений дрожь пробежала по ее телу. Он провел рукой вверх по бедру и коснулся треугольника между ее ногами — такого мягкого и нежного. И снова заставил себя остановиться. Он ласкал ее осторожно и нежно, чуть касаясь этого места.

. — Боже мой, — сказала она. — Боже мой!

Он поцеловал ее шею. Ее губы мягко касались его уха, а ее голос перешел в прерывающийся шепот.

— О, это… да. Ода…

Руперт ласкал самую чувствительную точку. Он знал, что делает. Он знал, как доставить женщине удовольствие, но Дафна была готова, и она сказала «да».

Все мысли исчезли из его головы. Не сознавая, что делает, он дернул свои шаровары, и они соскочили с него, выпуская на свободу возбужденного пленника. Руперт приподнял Дафну за бедро, она обвила его талию ногой, и он вошел в нее.

— О! О Боже мой! — вскрикнула Дафна.

Он мог бы вторить ей, но ему было не до слов. Руперт утонул в ней, в своей жажде обладать ею. Желание было неукротимо, как песчаная буря. Он погружался в нее снова и снова, слыша ее стоны и чувствуя, как содрогается ее тело. Но этого было мало! Он стремился постичь ее всю, хотел владеть каждой частицей ее тела.

Дафна не сдерживала себя, отвечая ему с такой же страстностью. Наконец она поцеловала его, и волна наслаждения прокатилась по его телу. И вместе с ней пришло ощущение странного восторга, как при виде столба яркого света, пронзающего египетское небо на закате солнца. В самую последнюю минуту сознание вернулось к нему, и Руперт отстранился от нее. Его семя вылилось на ее бедро, и стало легко и спокойно.

Дафна, расслабившись, лежала рядом с ним, поглаживая обнаженной ногой его ногу. Она лежала так, ожидая, когда ее сердце и дыхание успокоятся. Она позволила себе положить голову на его широкую грудь и слушала, как замедляется биение его сердца. Она обнимала его за крепкую талию. Ей не хотелось, чтобы все уже закончилось, и ее сомневающееся сердце екнуло, когда она почувствовала, как он упирается подбородком в ее голову. Дафна помнила, как во время бури он целовал ее в макушку и какую радость она чувствовала от этих легких ласк.

Дафна не хотела думать о вспыхнувшем чувстве. Это было страшнее песчаной бури. Она и ушла от него только потому, что могла не удержаться и прижаться к нему, пока он спит, и лежать в его объятиях, притворяясь, что он принадлежит ей, а она — ему.

Она укрылась среди изображений на стенах гробницы в надежде, что размышления о том, кто эти дамы и что обозначают их цветы, не оставят в ее голове места для мыслей о нем, о том, как она привязалась к нему, хотя с самого начала, вероятно, с того момента, когда впервые услышала его голос, она знала, что он создан, чтобы разбивать женские сердца. Дафна так старалась избежать новых страданий. И вот что из этого получилось!

Он погладил ее по голове, его длинные пальцы скользнули по ее шее.

— Никаких слез, — громко приказал он.

Она подняла голову и отвернулась бы, если бы он твердо, но нежно не держал ее за шею.

— Я не плакала, — возмутилась она. — Я не… — К ее ужасу, слеза скатилась по ее щеке.

— Я знаю, — сказал он.

— Я плачу не из-за вас. И не о том, что произошло… только что. — Она гордо подняла подбородок. — Очевидно, что это было неизбежно, результат затянувшегося общения и чрезмерный эмоциональный всплеск. Я слышала о таких вещах, безумные поступки после близкой встречи со смертью.

— А-а, — сказал он. — Это был безумный поступок? — Да.

— Вы так думаете?

— Да. — Она смахнула слезу. — Он ничего не значит. Это был своего рода… инстинкт, может быть. Первобытная реакция организма, полное безрассудство.

Руперт обнял ее и прижал к себе.

— Не изображайте идиотку, — сказал он. — Не было ничего подобного.

Дафна не сразу смогла привести свои мысли в порядок. Они разбегались — от твердой груди, к которой прижимались ее груди, до приятного ощущения, вызванного этой близостью и до волнующего соприкосновения нижней части их тел.

О, его тело было великолепно! Ей не следовало допускать таких нечестивых мыслей, но они вторгались вместе с воспоминаниями. Он вполне мог бы быть богом, потому что не раз погружал ее в рай. Эти руки, эти грешные, умные руки…

— Не было? — затем спросила она и откинула голову, чтобы посмотреть на него. Тени играли на его прекрасном лице, выражение которого, как всегда, невозможно было понять. Но темные глаза по-прежнему смеялись.

— Ты хотела заполучить меня с первой же минуты, — сказал он.

— Это совсем не…

— И наконец, потратив столько времени впустую, ты совершила разумный нормальный поступок. — Он провел рукой по ее ягодицам.

Они были совершенно голые.

Тут Дафна заметила, что ее шаровары сбились в кучу вокруг ее лодыжек. Одна штанина была еще подвязана под ее коленом. Ей следовало бы смутиться. Но она нисколько не смутилась, а, наоборот, почувствовала непреодолимое желание захихикать.

— Знаешь, что произошло с тобой? Ты очнулась. Довольно поздно, после того, как годами обманывала себя всякой пуританской чепухой, — истина в том, что ты неотразимо привлекательна.

Она собиралась возразить на это самоуверенное заявление, когда Руперт зажал ей рот.

— М-м-мф, — пыталась она что-то сказать.

— Тише, я что-то слышу.