Глава 18

Порой ноябрь радует нас погожими деньками, которые еще хранят следы осеннего великолепия и, несмотря на голые деревья и отсутствие цветов, даже напоминают об ушедшем лете. Замечено, что такие дни, как назло, выдаются именно в то время, когда навалившиеся заботы удерживают дома, в четырех стенах, вынуждая наслаждаться погодой лишь из окна.

Этот субботний день был именно таким. Но Сюзанне повезло: она смогла получить от него все возможное. Первую часть дня она провела на лугу возле школы с теми девочками, которые вышиванию, плетению кружев и вязанию крючком предпочли подвижные игры на свежем воздухе. Как это случалось не раз, Сюзанна, уступив настойчивым просьбам своих подопечных и собственной склонности, сама приняла участие в играх. В итоге, когда она вела построенных парами девочек на обед, щеки ее ярко пылали. Несмотря на усталость, она чувствовала себя полной сил.

Но этим радости дня для нее не заканчивались: впереди ее ждало редкое счастье – прогулка в парке Сидней-Гарденз, находившемся неподалеку, но редко посещаемом Сюзанной по причине платного входа, – да еще с кем! С джентльменом, ни больше ни меньше!

После обеда, переодеваясь в свое лучшее шерстяное платье и расчесывая волосы, она рассуждала про себя, что переполнявшие ее радость и волнение в предвкушении предстоящей прогулки естественны для любого человека. Тем более что в юные годы, оставшиеся позади, она была обделена и развлечениями, и кавалерами.

Теперь ее восторг не омрачали даже воспоминания о вчерашнем вечере. Виконт Уитлиф сделал ей предложение, а она ему отказала. Сегодня они скорее всего встретятся в последний раз, она никогда больше его не увидит. Но ведь она сама так решила. Тогда, летом, она не захотела ехать с ним, а вчера вечером отказалась выйти за него замуж. И ни о чем не жалеет. Получи она эти предложения еще раз, ответила бы тем же. Так что причин сетовать, хандрить или плакать нет – довольно уж всего этого было. Теперь она имела все основания гордиться собой: она его любит, но не пошла на поводу собственного чувства и не стала цепляться за мужчину любой ценой.

Ведь он-то ее не любит. Но это не имеет значения. Он симпатизирует ей. И этого довольно.

Он не сказал, когда его ждать. Поэтому Сюзанна, закончив сборы, спустилась в комнату для творчества, где мистер Аптон помогал девочкам с эскизами декораций к рождественским спектаклю и концерту. С ними была и мисс Томпсон – в большом белом переднике, словно сию минуту собиралась раскрашивать декорации.

– Мне говорили, – обратилась она к Сюзанне, отделяясь от группы девочек, – что преподавание в школе мисс Мартин – это не только передача знаний тихим, послушным школьницам. И вот я стараюсь выяснить, обладаю ли необходимыми способностями и внутренними резервами, чтобы дать больше. Подумать только! А ведь я сейчас могла жить в Линдси-Холле и сидеть там себе, мирно почитывая книгу!

Судя по виду мисс Томпсон, все происходящее здесь ей очень нравилось. Глаза у нее блестели, что, впрочем, с ней случалось нередко.

Сюзанна рассмеялась.

– Приготовления к рождественскому концерту – это всегда веселье, – сказала она, – и большой труд.

– Взгляните-ка, мисс Осборн! – окликнул ее мистер Аптон, жестом подзывая к столу, сплошь усеянному эскизами. Обычно он не бывал в школе по субботам, но теперь скорее всего до конца полугодия будет приходить и в выходные.

Едва Сюзанна успела сказать пару слов по поводу эскизов, как хор девичьих голосов привлек ее внимание к возникшему в дверях мистеру Киблу. Его взгляд был обращен к ней.

Должно быть, прибыл виконт Уитлиф.

Он действительно прибыл и ждал ее в передней. Сюзанна вышла к нему, держа в руке свой теплый серый плащ и завязывая на ходу ленты зеленого капора. Питер, одетый, как и в прошлый раз, в плащ с несколькими пелеринами, выглядел очень солидно.

– Здравствуйте, мисс Осборн, – поклонился он ей.

Однако несмотря на его обычную изящную небрежность в движениях и улыбке, Сюзанна заметила в его глазах какую-то настороженность.

– Здравствуйте, лорд Уитлиф, – ответила на приветствие она и тоже с опаской приблизилась к нему.

Между ними длинной тенью пролег вчерашний вечер.

Зато погода с утра не изменилась, даже, кажется, стало еще теплее. Сюзанна почувствовала это сразу, как только они вышли на улицу. С безоблачного неба ярко светило солнце, ветра не было. Что может быть лучше для последней встречи?..

– Не пойти ли нам в Сидней-Гарденз? – спросил виконт Уитлиф, предлагая Сюзанне руку. – Ноябрь, верно, не самое лучшее время для прогулок в парке, но там тихо и чувствуешь себя словно за городом.

Сюзанна подумала, что, несмотря на чудесную погоду, в парке они, наверное, будут почти одни.

– С удовольствием, – ответила она, и они двинулись по направлению к площади Сидней-плейс, через дорогу от которой располагался парк.

По пути они вспоминали лето, общих друзей и знакомых в Сомерсете, потом говорили о школе, о хлопотах, связанных с подготовкой рождественского концерта, на который в радостном предвкушении съезжалось множество гостей – родители, родственники, друзья девочек и учителей, а также высокопоставленные персоны Бата. Затем разговор перекинулся на сестер виконта Уитлифа, на их мужей и детей, а потом темой беседы стал окружавший их парк, в это время года пустынный, но все равно живописный и умиротворяющий, если бы не ватага из восьми человек, которую они встретили у входа. Впрочем, и они уже собирались уходить, так что Сюзанна с виконтом Уитлифом в самом деле оказались почти единственными посетителями.

Подходящая обстановка для расставания, раз уж этому суждено случиться, думала Сюзанна. Они оба пребывали в безмятежном и радостном настроении и понимали друг друга с полуслова. Ушла неуместная и неожиданная страсть, которая сыграла роковую роль в их последний день в Баркли-Корте. Вслед за страстью исчезло и смущение от вчерашней попытки виконта Уитлифа загладить перед Сюзанной свою вину. Сегодня ничто не мешало им болтать и смеяться, наслаждаясь обществом друг друга и редким для ноября погожим днем.

Именно такими, решила Сюзанна, она и сохранит в памяти их отношения. Не нужно слез. Они вместе провели чудесные две недели, и им было так же хорошо и легко, как сейчас, – за исключением первого и последнего дня в Баркли-Корте, конечно.

– Смотрите, лабиринт! – воскликнул виконт Уитлиф, когда они, поднявшись в гору по круто уходящей вверх тропе, увидели ровную, высокую изгородь. – Я знал, что где-то здесь есть лабиринт. Как по-вашему, найдем мы выход?

– А если не найдем и останемся там навсегда? – проговорила Сюзанна. – Вдруг мы, не сумев добраться до центра лабиринта или выбраться оттуда, останемся здесь, обреченные бродить кругами до конца своих дней?

– Похоже на жизнь, не правда ли? – поддержал ее Уитлиф.

Оба рассмеялись.

– По крайней мере, – прибавил он, – мы заблудимся вместе.

– Хорошее утешение, – согласилась Сюзанна, и они снова расхохотались.

Однако постепенно их благостное умиротворение стало сходить на нет: мысль о том, что в действительности им не удастся плутать вечно, причиняла острую боль. В конце концов они найдут и центр, и выход, завершив тем самым прогулку.

И вот тогда уже наступит конец.

Виконт Уитлиф взял ее за руку, и они вошли в лабиринт. Несмотря на перчатки, Сюзанна ощущала жар и силу его руки. Она вспомнила, как они, сплетя пальцы, гуляли по Сомерсету во время бала.

Войдя в лабиринт, они много раз ошибались и вынуждены были менять направление, но в итоге, после бурных споров и шуток, добрались-таки до центра лабиринта, где их ждала пара деревянных скамеек для отдыха.

– Полагаю, – заговорил виконт Уитлиф, устроившись рядом с Сюзанной на скамейке, – нам следовало прийти сюда с большим запасом носовых платков. Тогда мы могли бы, роняя их, отмечать пройденный путь. Вы знаете, как отсюда выйти?

– Нет! – рассмеялась Сюзанна.

– Слава Богу, – сказал он, снова завладевая ее рукой, – что нас здесь не поджидает семиглавое чудовище или что-то в этом роде.

В тишине парка Сидней-Гарденз, в центре лабиринта, ничего не стоило забыть об окружающем мире, неизбежном течении времени, эфемерности дружбы между мужчиной и женщиной – и очень просто поверить в абсолютное совершенство мгновения.

Они просидели молча, должно быть, минут пять, а может, и все десять. Но из опыта прежних встреч они уже знали, что порой слова не нужны. Они умели общаться без слов.

Через какое-то время Сюзанна осознала, что ее плечо прижато к плечу виконта, их бедра слегка соприкасаются, а ее правая рука без перчатки, которая непонятно каким образом оказалось у нее на коленях, покоится в его руке.

Наконец виконт Уитлиф, сделав глубокий вдох, медленно выдохнул.

– Жаль, что я в детстве не бунтовал против чрезмерной опеки, – произнес он. – Да и возможно ли это было? В моих ли силах? Жаль, что мы с вами не подружились еще в детстве. Я знал вашего отца, но не вас. Если б только мы с вами тогда были знакомы, если б только мне сообщали о происходящем в моем доме и вокруг, даже когда я находился в школе, возможно, я мог бы поддержать вас после смерти вашего отца. Хотя вряд ли я смог бы вас утешить. Именно ему этого не удалось бы никогда.

– Рано или поздно каждый переживает тяжелую утрату, – сказала Сюзанна. – Эта участь не минует даже детей. У меня это в прошлом.

– Сюзанна… – Виконт Уитлиф зубами стянул другую перчатку и, сжав руку Сюзанны, обнял ее за плечи. – Я разговаривал с Тео Маркемом, когда был дома. Я знаю о вашем отце.

Сюзанна хотела было подняться, чтобы высвободиться из его объятий, но так и осталась неподвижно сидеть. Что нового мог рассказать ему Теодор Маркем?

– Я не считаю его поступок смертным грехом, – поспешно заявила Сюзанна. – Мне нет дела до того, что говорит по этому поводу церковь. Я не согласна с ее запретом хоронить самоубийц по-христиански. Бог, обрекающий на вечные муки человека, доведенного до самоубийства другими, которые имеют возможность жить дальше и каяться, замаливая свои грехи, был бы в высшей степени несправедлив и безжалостен. Если б Господь был таким, я бы стала убежденной атеисткой.

– Вы думаете, вашего отца довели до самоубийства? – спросил виконт Уитлиф.

Сюзанна ждала, что он скажет дальше, но он молчал.

– Кто знает? – отозвалась она. – Он унес свои тайны с собой в могилу. Но ведь теперь это не важно, не так ли? Он обрел покой. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Сюзанна до сих пор, уже став взрослой, порой чувствовала на него обиду. Она так и не простила отца за то, что он предпочел ей вечный покой.

– Мне очень жаль, – сказал виконт Уитлиф. – Я его любил. Он частенько занимал нас с Тео. Мне и вообразить не под силу, как вы страдали, потеряв его.

Он, разумеется, не мог знать, какую боль причиняли его слова Сюзанне. Она всегда подозревала, что отец мечтал о сыне. Он никогда не был с ней резок. Напротив, он, казалось, любил ее. Однако занимался с ней крайне редко.

Ей всегда не хватало отцовского внимания. И Сюзанна подумала, что, возможно, именно неизбывная тоска по родительской любви вчера вечером дала ей силы сказать виконту Уитлифу «нет». Ибо она хорошо помнила, каково это – чувствовать, что обожаемый тобой человек, тот, от которого зависишь, кому должна хранить верность и подчиниться, принадлежит тебе не всецело.

– И не надо, – сказала она, когда виконт Уитлиф поднес ее руку сначала к губам, а потом прижал тыльной стороной к своей щеке. – Ни к чему взваливать на себя чужое бремя. Это позволительно лишь близким людям. Мое бремя – это мое бремя, и я до сих пор несу его на себе. Мне посчастливилось выжить и даже неплохо устроиться в жизни.

Виконт Уитлиф, закрыв глаза, склонил голову, продолжая обнимать Сюзанну. Их сцепленные руки снова легли ей на колени.

– Почему вы сбежали? – спросил Уитлиф.

– Меня не пустили к нему, – ответила Сюзанна. – Они собирались похоронить его за церковной оградой. И не знали, что дальше делать со мной. Я стала для них обузой. И потом, я не их круга… я вообще, если уж на то пошло, сама по себе. Они не знали, куда меня пристроить. И я предпочла уйти сама, не дожидаясь, пока они от меня избавятся. Мне захотелось самой распоряжаться своей судьбой.

– Что навело вас на мысль, будто они хотят от вас избавиться, – спросил виконт Уитлиф, – что вы стали для них обузой?

– Я слышала, как это сказала леди Маркем, – объяснила Сюзанна. – И я не ошиблась, я все правильно поняла: обуза – значит «неприятная забота». А она употребила в отношении меня именно это слово, прибавив, что я не могу у них оставаться.

– И тем не менее, – продолжал Уитлиф, – они вас потом еще долго искали.

– Это вам сказал Теодор? – спросила Сюзанна.

– Тео тогда был в школе, – ответил Питер. – Как и я. Мне это сказали леди Маркем и Эдит. Не далее как нынче утром.

Сюзанна вся подобралась, но уже в следующий момент напряжение ее отпустило, она склонила голову виконту Уитлифу на плечо и прикрыла глаза.

– А! – произнесла она. – Стало быть, вы их тоже заметили. Или это они увидели вас. Вы им сообщили, где я живу?

– Нет, – ответил Питер. – Это не мой секрет, если это секрет.

– Я не хочу их видеть, – заявила Сюзанна.

– А как они к вам относились? – поинтересовался Питер.

– Очень хорошо, – ответила она. – Мне теперь кажется, даже слишком. Ибо я из этого ошибочно заключила, что я для них своя. Порой, когда Эдит забиралась к матери на колени, я делала то же, и леди Маркем никогда не выказывала недовольства, независимо от того, насколько странным ей это, должно быть, казалось. Эдит была мне почти как сестра. Дети не понимают, как непрочно основание, на котором зиждется их размеренное существование. Это и к лучшему, поскольку большая часть детей успевает вырасти, прежде чем это основание разрушится. Но я не желаю больше говорить об этом. Мне хочется просто наслаждаться сегодняшним днем.

– Мне жаль, – вздохнул Питер. – Право, очень жаль.

Они снова погрузились в молчание. Как все же приятно, думала Сюзанна, чувствовать на своих плечах мужскую руку, касаться щекой его широкого плеча и держаться с ним за руки! Она могла бы привыкнуть к этому. Как было бы хорошо переложить свои заботы на сильные плечи мужчины, спрятаться за его могучей спиной!

И как легко впасть в заблуждение, вообразив, будто нет ничего желаннее добровольного отказа от своей независимости и от самой себя!

Как будто сказка о любви со счастливым концом действительно существует и в жизни не нужно бороться за счастье…

Уткнувшись лицом в плечо Питера, Сюзанна жалела, что жизнь не так проста, как представлялось девочке до тех пор, пока в двенадцать лет она не потеряла отца, покончившего с собой.

Выпустив руку Сюзанны, Питер развязал ленты ее капора, снял его и положил рядом на скамью. Сюзанна сидела потупившись, и Питер, взяв за подбородок, поднял ее голову и заглянул ей в глаза.

– Сюзанна, – пробормотал он. – Милая моя, сильная Сюзанна.

Уж кем-кем, а сильной женщиной Сюзанна себя не считала. Ее губы задрожали, и Питер прижался к ним своими губами. Теплые, слегка приоткрытые, они показались Сюзанне до боли знакомыми. Их прикосновение было сравнимо с радостью возвращения домой. Сюзанна прильнула к Питеру, обхватив его одной рукой за шею, а ладонь другой руки прижав к его груди. Она разомкнула губы, впустив его язык, и почувствовала исходящие от него жар и силу.

Страсть вспыхнула мгновенно. Питер, проникнув рукой под плащ Сюзанны, стал нежно ласкать ее грудь, живот и округлость бедра. Сюзанна, тихо застонав, с какой-то дикой, необузданной страстностью ответила на его поцелуй. Обоих обожгло огнем.

Но даже одурманенные страстью, они не позволили себе забыться. Даже в центре лабиринта в пустынном парке их уединение в любую минуту могло быть нарушено. Но не это главное, что их сдерживало. Их неразумная опрометчивость в Баркли-Корте впоследствии причинила им только страдание.

Оторвавшись от губ Питера, Сюзанна прислонилась лбом к его лбу и закрыла глаза. Он вытащил руку из-под плаща Сюзанны и более уже не пытался ее обнять.

– Сюзанна, – заговорил он несколько мгновений спустя, – я хочу, чтобы вы подумали…

Но она приложила к его губам два пальца и, слегка откинув голову, посмотрела ему в глаза, темно-фиалковые в свете солнца. Закончить начатую фразу Питер не пытался.

– Не смотри на меня так, – прошептала Сюзанна.

– Как? – Питер, сжав ее руку за запястье, отвел ее в сторону.

– С жалостью и состраданием. – Сюзанна вдруг разозлилась и, отпрянув, вскочила на ноги. – Ты всегда хочешь только давать, утешать, защищать! Неужели тебе никогда не хотелось взять, потребовать, заявить о собственных желаниях? Я не нуждаюсь в твоей жалости!

Господи, да о чем она говорит? Сюзанна повернулась к нему спиной и отошла к ряду живой изгороди напротив.

Питер хранил молчание, которое было не менее осуждающим, чем слова. Сюзанна знала, что оскорбила его, но сказанного не воротишь.

– По-твоему, мне следует, потакая своему желанию, снова овладеть тобой, взяв тебя прямо здесь, но на сей раз силой? – спросил он пугающе тихим голосом. Отчего он не вскипел, не вскинулся на нее? – Потребовать, чтобы ты вышла за меня замуж, дабы успокоить мою совесть? Заявив о своих правах мужчины и состоятельного, знатного человека, брать все, что душа пожелает, у всех, кто встречается на пути? И в первую очередь у женщин? Вы этого от меня хотите, Сюзанна? Я не понимаю. Воля ваша, но это не по мне.

– О, Питер! – Сюзанна обернулась. Он сидел на скамье, слегка ссутулив плечи, кисти его рук безвольно свисали между колен. – Я не это имела в виду.

– Тогда что вы имели в виду? – спросил Питер.

Сюзанна открыла рот, сделала глубокий вдох, но не нашлась что ответить. Она и сама точно не знала, что имела в виду. Вчера вечером она утверждала, что ему надо научиться себя любить. Но это тоже не совсем то, что она хотела сказать. А еще раньше она говорила, что он должен убить дракона, – и опять же не вполне понимала, что подразумевала под этим.

Она хотела, чтобы он…

Свернул горы.

Для нее. И для себя.

Она хотела, чтобы он любил ее.

Как глупо! Будто это могло что-то изменить.

– Вы не можете ответить, не так ли? – заключил Питер. – Ибо хотели сказать именно то, что сказали. Мне кажется, что я достаточно себя люблю. Это вы себя не любите.

Сюзанна открыла было рот, чтобы возразить, но Питер, криво усмехнувшись, поднял руку, останавливая ее.

– Довольно! – бросил он. – Вы, наверное, очень хорошая учительница, Сюзанна Осборн. До встречи с вами я не препарировал столь тщательно свою душу. Я всегда считал себя веселым и простым малым. Теперь же у меня такое чувство, будто меня распороли по швам, а потом снова сшили, но не набив до конца.

Кончики губ Сюзанны невольно приподнялись в улыбке.

– Это значит, что учительница я плохая, – сказала она. – Но вы, Питер, хороший человек. Право, хороший. Просто…

Питер вскинул брови.

– Я не только женщина, – продолжила Сюзанна. – Я еще и личность. Как и все женщины. Если женщины слабы и зависимы от мужчин, то лишь оттого, что позволяют им делать из себя таких. Большинство женщин, наверное, даже хотят быть такими в глазах мужчин. Общество потому и существует, что и мужчины, и женщины довольны своими ролями. Но я рано стала самостоятельной. Не скажу, что случившееся со мной пошло мне на пользу, но я действительно научилась жить, не подчиняясь условностям. По мне лучше быть целостной личностью, чем женщиной, исполняющей отведенную ей в обществе роль, пусть даже за это придется расплачиваться одиночеством.

– Вам не обязательно жить в одиночестве, – сказал Питер.

– Конечно, – улыбнулась Сюзанна. – Вы женитесь на мне и будете содержать и пестовать до конца дней. Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Простите, Питер. Столь выспренняя речь не входила в мои намерения. Откровенно говоря, я и сама не вполне отдавала себе отчет в своих убеждениях, пока сейчас не сформулировала их вслух. Хотя всегда жила в соответствии с ними.

– Значит, все так, как я и думал. – Питер поднялся и протянул Сюзанне капор. – Я понял так, что без меня вам лучше. Нелицеприятная правда.

Сюзанне нечего было возразить. Вместо ответа она взяла у Питера свой капор, надела и принялась завязывать ленты.

– Вы можете кое-что для меня сделать? – обратилась она к Питеру.

– Что именно?

Сюзанна посмотрела ему в глаза.

– Вернувшись на Рождество домой, в Сидли-Парк, – продолжила она, – останьтесь там навсегда. Пусть ваш дом наконец по-настоящему станет вашим домом. – Сюзанна пришла в ужас от собственной дерзости.

– А потом жениться на мисс Флинн-Поузи? – Питер криво улыбнулся.

– Если решите, что хотите на ней жениться, то женитесь, – ответила она. – И поговорите с матерью, Питер. Поговорите серьезно.

– Вы предлагаете мне показать, кто в доме хозяин, топнуть ногой? Призвать ее к порядку? – сказал он. – То есть сделать ей больно. Я правильно понял?

– Просто объясните ей, кто вы, – сказала Сюзанна. – Быть может, она всю жизнь была так поглощена своей любовью к вам, что на самом деле совершенно вас не знает. Вероятно… возможно… ей неизвестно, чего вы хотите.

Питер молчал, и Сюзанна сконфузилась. Как только она посмела вмешиваться в его жизнь? Даже своим ученицам она остерегалась давать излишне категоричные советы относительно их будущего – такие, как она только что предложила Питеру.

– Простите меня, – извинилась она. – Я не имела права…

– А я могу напоследок попросить вас кое о чем? – спросил Питер.

Его слова больно резанули ее. «Напоследок». Завтра он будет уже далеко. И останется лишь в ее воспоминаниях, которые – увы – уже не будут такими безоблачно счастливыми, как она полагала сегодня утром. Последние несколько минут окончательно лишили ее этой надежды. Сюзанна вопросительно взглянула на Питера.

– Позвольте мне сопроводить вас к леди Маркем и Эдит.

– Сейчас? – удивилась Сюзанна.

– Почему бы и нет? – ответил Питер. – Лоренс Морли, муж Эдит, снял комнаты на Лаура-плейс, в двух шагах отсюда. Я обещал заглянуть к ним перед отъездом из Бата. И дал слово Эдит справиться у вас, не согласитесь ли вы с ней встретиться.

Сюзанна отрицательно покачала головой.

– Подумайте, – настаивал Питер. – Не знаю, вправе ли я говорить вам это, но ваш отец оставил две предсмертные записки – лорду Маркему и вам.

Сюзанна словно окаменела.

– Записки? – беззвучно, одними губами произнесла она.

– Именно так. – Питер, шагнув к ней, завладел обеими ее руками и крепко сжал их. – Не знаю, сохранились ли они и что в них было. Но разве вам не стоит по крайней мере увидеться с леди Маркем?

Были письма. И одно из них – для нее. Отец оставил ей письмо!

Какие тайны хотел сообщить ей отец? И какие – лорду Маркему?

Потрясение Сюзанны мгновенно сменилось паникой.

– Уж лучше бы они пропали, – проговорила она и, высвободив руки, возвратилась к скамье за перчатками. – Что толку после стольких лет заглядывать в прошлое, ворошить старое, пытаться узнать то, что довело человека до самоубийства?.. – Сюзанна стала натягивать перчатки, от волнения ей никак не удавалось с ними справиться. – Это может лишь принести горе живым.

– А вы хоть когда-нибудь забывали о прошлом, Сюзанна? – спросил Питер.

Он не пояснил, что имеет в виду. Но этого и не требовалось. Прошлое не отпускало Сюзанну никогда. Могло ли быть иначе? Ведь все это случилось наяву и принесло ей неимоверные страдания. Прошлое срослось с ней, став неотъемлемой частью ее существа. Но прошлое есть прошлое. Сейчас она вполне благополучна. Ее жизнь обрела смысл, и это давало ей право считать себя гораздо счастливее многих других. Так что ни к чему возвращаться к прошлому. Слишком поздно.

– Уильям Осборн хотел, чтобы его услышали, – произнес Питер. – Он хотел что-то сказать.

– Так ему надо было просто сделать это при жизни. Сюзанна резко обернулась. – И лорду Маркему, и мне. А он за двенадцать лет со мной и двух слов не сказал. Я не слышала от него даже о матери, без которой остро ощущала свою заброшенность. Вместо того чтобы стреляться, он мог бы поговорить со мной. Он должен был любить меня, вместо того чтобы искать успокоения в смерти.

– Ведь вы его любили, – тихо сказал Питер.

– Конечно, любила.

– Тогда простите его, – сказал он.

– Какой в этом смысл? – Сюзанна, отвернувшись, сердито смахнула повисшие на ресницах слезы.

– Тот, кто любит, всегда прощает, – сказал Питер.

Сюзанна невесело рассмеялась.

– Всегда, – повторил Питер. – Всегда!

Если б он только знал. Если б он только знал!

– Будь по-вашему. – Сюзанна резко повернулась к нему лицом. – Идемте. Отведите меня к ним. Давайте спросим их о тех письмах и об их содержимом. Но предупреждаю вас, лорд Уитлиф, тем самым мы, возможно, откроем ящик Пандоры. И вернуть все обратно уже будет нельзя.

– Но меня-то, кажется, это не касается, – возразил Питер. – По-моему, сделать это должны вы. Как знать? Может, тех писем давно уж нет, а адресованное вам, прежде чем уничтожить, даже не вскрыли. Вам надо просто встретиться с леди Маркем и Эдит. Дайте им шанс. Шанс, в котором ваш отец, по-вашему, отказал вам.

Пристально посмотрев на него, Сюзанна коротко кивнула.

– Идемте же, – сказала она.

– Только если найдем выход, – отозвался Питер, и его глаза вдруг потеплели от улыбки.

– Теперь я действительно желаю, чтобы мы никогда отсюда не выбрались, – сказала Сюзанна, горестно улыбаясь.

– Я тоже, – согласился Питер. – Пожалуй, нам с вами, когда у нас была такая возможность, стоило забраться на вершину горы Сноудон и построить там хижину.

Она оперлась о предложенную ей руку.