Глава 6
Урок номер два
«Делайте все возможное, чтобы оставаться в мыслях и памяти своего лорда. И у него на глазах.
В то время как ваше отсутствие может лишь слегка подогреть нежные чувства, только близость будет способствовать созданию крепкой пары. Помните, чтобы ваш лорд осознал, как ему необходима жена, ему следует постоянно напоминать, что такая женщина существует! Делайте все возможное, чтобы оставаться в поле его зрения. Чаще проходите мимо него на балах.
Изучите его предпочтительные маршруты для прогулок в парке. И поощряйте своих слуг подружиться с его слугами. Знание его привычек и распорядка дня — самое надежное средство заполучить истинного джентльмена».
«Жемчуга и мантильи»
Июнь 1823 года
Может, Веллингтон и сказал, что самое трудное для солдата — это отступление, только Изабель подобный образ действий показался намного легче, чем пребывание в студии со статуями — и в компании лорда Николаса Сент-Джона.
Действительно, она покинула помещение — почти сбежала — настолько быстро, насколько это приличествовало леди.
По крайней мере, леди в глубоком трауре.
Она хотела, чтобы он поцеловал ее.
Отчаянно. Безрассудно.
Что было бы огромнейшей ошибкой.
О чем она только думала?
Пригласить незнакомца в Минерва-Хаус — это одно дело, пусть неразумное и довольно рискованное. Но позволить себе рассматривать его иначе, чем просто как средство к получению жизненно необходимых ресурсов? Это уже совершенно неприемлемо.
Николас Сент-Джон нужен ей только для того, чтобы оценить ее скульптуры и помочь продать их. И ничего больше.
Если жизнь в окружении женщин, жестоко обиженных мужчинами, чему-то и научила Изабель, так это тому, что с мужчинами лучше вообще не иметь дела. Она повидала достаточно женщин с разбитыми сердцами и истерзанными телами. Многие женщины — и ее собственная мать в том числе — пали жертвами чарующих улыбок и нежных ласк, против которых не смогли устоять. И Изабель поклялась, что никогда не допустит, чтобы такое произошло с ней.
Она не позволит, чтобы какой-то лондонец изменил это — не важно, кто там считает его одним из завиднейших холостяков Британии. Этот человек — антиквар. Наверняка его интересуют только античные статуи. Будет совсем не сложно избегать его.
Кроме того… ей нужно содержать поместье.
Купить новый дом.
Заботиться о тех, кто живет под ее кровом.
— Вы не заставите меня идти в школу. Я теперь граф. Никто не смеет указывать графу, что ему делать.
Услышав эти слова, Изабель резко остановилась у дверей кухни. Осторожно заглянув за косяк, она увидела, как Джеймс потянулся через выщербленный деревянный стол за бисквитом и беспечно плюхнул его в свою чашку с чаем, расплескав вокруг коричневую жидкость. Несколько мгновений он недовольно смотрел на чай, затем снова устремил взгляд на Джорджиану, сидевшую за столом напротив него.
Изабель осторожно отступила назад, продолжая слушать. Она сама попросила Джорджиану заговорить с Джеймсом о школе в надежде, что он заинтересуется этой идеей.
Очевидно, пока этого не произошло.
— К сожалению, Джеймс, всегда находится кто-нибудь, кто указывает нам, что делать. Даже графам. — Джорджиана налила себе чашку душистого напитка.
— Я терпеть не могу, когда мне указывают.
— Да. Ну и что, мне это тоже не слишком нравится.
— Я способный, — заявил Джеймс непререкаемым тоном.
Джорджиана улыбнулась мальчику и взяла себе бисквит.
— Вы очень способный. Я никогда этого не отрицала.
— Я умею читать. И считать. И изучаю латынь. Вы меня учите.
— Конечно, все это так. Это прекрасно. Но юные мужчины… юные графы… посещают школу. Так заведено.
— Чему я могу научиться в школе, чего не сможете дать мне вы?
— Очень многому. Тому, что необходимо знать графам.
Изабель обхватила себя руками и привалилась к стене.
Граф он или нет, но она не собирается потакать его прихотям. Он должен учиться.
— Думаете, в старину мужчины тоже ходили в школу? — спросил Джеймс с откровенным любопытством.
— О, я уверена в этом, — ответила Джорджиана. — Все настоящие джентльмены посещают школу.
Затем наступило молчание. Видимо, Джеймс раздумывал о справедливости этого утверждения.
— Знаете, у меня есть брат, — тихо добавила Джорджиана, и Изабель придвинулась ближе к двери. За все три недели, что девушка провела с ними, она ни разу не заговаривала о той жизни, что оставила в Лондоне.
— В самом деле? И он посещает школу?
— Посещал. И благодаря этому стал блестящим джентльменом. Одним из самых выдающихся в Британии.
«И одним из самых могущественных», — подумала Изабель.
— Должно быть, вы многому научились у него, — задумчиво произнес Джеймс. — Иначе откуда бы девушке знать латынь?
— Прошу прощения, лорд Реддик, — обиженно возразила Джорджиана, — но девушки знают много всего… не только латынь.
Изабель не смогла удержаться и снова заглянула в кухню. Джеймс с сомнением наморщил нос — он явно не был уверен в том, что девушки много знают.
— Вы самая умная девушка из всех, кого я знаю.
Изабель удивленно приподняла брови, уловив уважение, прозвучавшее в его голосе. Изобразив на лице лучезарную улыбку, она вошла в комнату, весело воскликнув:
— Уже пора пить чай?
Джеймс обратил к ней нетерпеливый взгляд.
— Изабель! Где наши гости? Один из них был таким огромным! Ты заметила?
«Да. А другой таким красивым. Я едва не сваляла дурака».
Изабель подошла к столу и налила себе чаю.
— Конечно, заметила.
— Где они?
— Наверху, в студии, там, где статуи.
— Можно мне пойти и посмотреть на них? — Перед умоляющим личиком Джеймса почти невозможно было устоять.
— Нельзя.
— Почему? Я теперь граф, знаешь ли. Это моя обязанность — заботиться о безопасности обитателей Таунсенд-Парка. Думаю, мне следует познакомиться с ними.
— Послушай меня, — сказала она кивнув. — Я согласна, что твоя роль, как графа, очень важна для безопасности поместья. Но эти джентльмены будут очень заняты здесь, и мы не можем позволить себе отвлекать их отдела. — Изабель заметила решительный вид Джеймса. — Возможно, мы пригласим их поужинать как-нибудь вечером. Как ты на это смотришь?
Джеймс серьезно обдумал предложение:
— Думаю, это будет правильный и любезный поступок с нашей стороны.
Изабель сунула в рот кусочек бисквита.
— Я очень рада, что ты согласился, — сказала она, подмигнув Джорджиане, которая спрятала улыбку за чашкой с чаем. — А теперь… иди-ка займись своими делами.
Джеймс с сомнением посмотрел на обеих женщин, но затем решил, что за пределами кухни можно отыскать гораздо больше занимательных приключений. Стащив еще один бисквит, он спрыгнул со своего стула и скрылся в полутемном коридоре, по которому только что пришла его сестра.
Изабель заняла место брата и взяла себе второй бисквит. Взглянув со вздохом на юную женщину, сидящую напротив, она сказала:
— Спасибо, что поговорили с ним о школе.
— Рада была сделать это. Графу необходимо получить достойное образование, леди Изабель.
— Можете обходиться без формальностей, Джорджиана.
В глазах девушки промелькнула печаль.
— Мое положение теперь — это должность гувернантки. И мне повезло, что я смогла получить такую ответственную работу.
Изабель поняла, что ничего не добьется, и решила сменить тему разговора.
— Вы знаете людей, которые прибыли сегодня?
Джорджиана отрицательно покачала головой:
— Я готовилась к дневным урокам с Джеймсом и не слышала, как они приехали. Узнала об этом только после того, как вы увели их осматривать коллекцию.
— Они из Лондона.
— Аристократы? — В тоне Джорджианы прозвучала нервозность.
— Не совсем. Лорд Николас Сент-Джон. Брат маркиза Ролстона. Антиквар… — Изабель осеклась, заметив, что глаза Джорджианы расширились. — Джорджиана?
— Лорд Николас и мой брат… они… знакомы. — Она понизила голос до шепота. — Я с ним не встречалась, но…
Конечно, они могли знать друг друга. Еще одна деталь, делающая данную ситуацию опасной.
— Джорджиана! — Голос Изабель звучал ровно и твердо. — С вами все будет в порядке. Когда я впустила вас в дом, то сказала, что Минерва-Хаус позаботится о вас, разве нет?
Молодая женщина судорожно сглотнула, глубоко вздохнув.
— Да.
— Значит, так оно и будет, — спокойно сказала Изабель. — Просто мы вас хорошо спрячем. Это очень большой дом. А вы гувернантка Джеймса. Нет никаких причин гостям встречаться с вами.
— Зачем он здесь? В Йоркшире?
— Я не знаю. Вроде бы они просто отправились в летнее путешествие. — Она остановилась, видя неприкрытый страх девушки. — Вы в безопасности под защитой графа Реддика.
Джорджиана продолжала молчать, несмотря на утешительные слова. Наконец она коротко кивнула в знак доверия к Изабель.
— Хорошо. — Изабель налила еще чаю им обеим, надеясь окончательно успокоить девушку, затем добавила: — Когда вы будете готовы обсудить причины, приведшие вас сюда, я смогу спокойно выслушать вас.
Джорджиана снова кивнула:
— Я знаю. Просто… я еще не готова.
— Когда вы будете готовы, Джорджиана, я всегда здесь. — Изабель говорила просто и прямо. Она обладала многолетним опытом избавлять молодых женщин от снедавших их страхов. Будь то сестры герцогов или барменши с Чипсайда, эти девушки не слишком отличались друг от друга.
Не слишком отличались от нее самой.
Если бы у нее был выбор, она ни за что не допустила бы лорда Николаса в свой дом.
Но угроза того, что Джорджиана и остальные женщины окажутся на улице, не имея ничего, кроме платья, прикрывающего тело, заставила ее решиться на этот рискованный шаг. Пригласить лорда Николаса.
Ирония ситуации не ускользнула от Изабель. Она отдает будущее дома, полного женщин, в руки одного из самых опасно привлекательных мужчин из всех, кого ей доводилось встречать. Но когда она посмотрела на Джорджиану, такую хрупкую и неуверенную, сжимающую обеими руками чайную чашку, устремив невидящий взгляд на темную жидкость, Изабель поняла, что этот лорд — их верный шанс на успех. Лучшая надежда на будущее.
Просто нужно держать его в пределах студий, где помещаются статуи.
Это будет не так уж трудно.
* * *
На следующий день Изабель получила повод необычайно гордиться собой.
Все ее тревоги относительно лорда Николаса оказались беспочвенны.
Он не доставлял ни малейшего беспокойства.
Действительно, с тех пор как они с мистером Дурукханом прибыли этим утром и она отвела их в студию, распорядившись, чтобы их не беспокоили, Изабель удавалось благополучно избегать встреч с этой парой.
Точнее, скрываться от этой пары.
Чепуха. Изабель отбросила нелепую мысль прочь. Она снова залезла на крышу, которая по-прежнему текла. А если принять во внимание тучи, стремительно надвигающиеся на них с востока, починить ее следовало срочно и именно этим вечером.
Черепица во многих местах по всей крыше отстала и пропускала воду. Поэтому Изабель, в брюках и рубашке, вместе с Джейн, одетой соответственно, стоя на коленях, осторожно наносили отвратительно пахнущую клейкую массу на обратную сторону черепичин и прилаживали их на место. Прошло уже целых семь лет с тех пор, как слуги начали покидать Таунсенд-Парк, включая умелых мастеров — тех, кто был наиболее востребован в других крупных поместьях в округе. Вместе с ними исчезли и все знания об искусстве ремонта крыши, каменных и столярных работах и многих других ремеслах, наиболее полезных в сельском поместье.
Изабель вздохнула при этих воспоминаниях. Она полагала, что им повезло столько лет протянуть без существенного ремонта дома. Слава Богу, в поместье имелась обширная библиотека с разделом книг по архитектуре и строительству. Она печально улыбнулась. Ремонт крыш не являлся предпочтительным занятием для большинства молодых леди. Но надо же как-то остановить струйки воды, постоянно просачивающейся сквозь плохо просмоленную крышу.
— Вы не расскажете мне, что случилось вчера? Отчего вы бросились прятаться от лорда Николаса?
Джейн была не из тех, кто ходит вокруг да около. Изабель окунула кисть в ведро с кровельной мастикой и спокойно сказала:
— Ничего не случилось.
— Совсем ничего?
«Ничего, о чем мне хотелось бы вспоминать».
— Абсолютно. Он согласился описать и оценить мою коллекцию. Я подумала, что могу поручить ему это дело. Если все пойдет хорошо, Минерва-Хаус обретет новое здание уже через месяц. — Она старалась, чтобы ее голос звучал бодро. Уверенно.
Джейн помолчала, укладывая еще несколько черепичин в полном молчании, и снова обернулась к Изабель.
— Вы заботитесь о нас уже долгое время. Вы превратили Минерва-Хаус в легенду для девушек по всему Лондону. Те, что приходят к нам сейчас… с трудом верят в наше существование. И все это благодаря вам. — Изабель перестала промазывать черепичины и встретила спокойный взгляд зеленых глаз Джейн. — Но вы не можете позволить обстоятельствам похоронить вас в этой глуши. Вы дочь графа.
— Графа, моральные устои которого под большим вопросом.
— Сестра нового графа в таком случае, — поправилась Джейн. — Вы можете выйти замуж. Жить жизнью, которая вам была предначертана с рождения.
Изабель тряхнула головой:
— Нет. Здесь та жизнь, которую я выбрала для себя. И никаким выгодным замужеством, никакими чаепитиями в кругу светских дам, никакими лондонскими сезонами не соблазнить меня сойти с выбранного пути. Ты только посмотри, чего мне удалось добиться. Посмотри, как я сумела помочь тебе и остальным.
— Но вы не должны жертвовать собой ради нас. Разве это не противоречит назначению Минерва-Хауса? Разве вы не учили нас, что наше счастье и наши жизни гораздо важнее тех жертв, которые мы приносили, прежде чем попасть сюда?
Слова Джейн были добрыми, намерения — искренними. Изабель задумчиво смотрела на свою «мисс дворецкий». Свежий ветер разрумянил щеки женщины, ее каштановые волосы выбились из-под шапки. Джейн была первой, кто пришел к Изабель. Молодая работница, чудом вырвавшаяся из рук избивавшего ее пьяного клиента, нашла в себе мужество покинуть Лондон и отправиться в Шотландию, где надеялась начать новую жизнь. Ей удалось добраться только до Йоркшира с горсточкой краденых монет, которых не хватило бы на жизнь, но было вполне достаточно, чтобы упечь ее в тюрьму до конца дней. Когда деньги кончились, она оказалась выброшенной — в буквальном смысле — на обочину дороги, не имея при себе ничего, кроме одежды. Изабель нашла ее в пустующем деннике в конюшне на следующий день после того, как последние слуги покинули поместье.
Изабель тогда едва исполнилось семнадцать. Она осталась одна в пустом доме с Джеймсом, пугливым ребенком трех лет, и умирающей матерью. Одного взгляда на Джейн, слишком слабую, чтобы бежать, слишком сломленную, чтобы бороться, хватило Изабель, чтобы понять, какое отчаяние и безысходность заставили эту девушку так рисковать — забраться в чужую конюшню, явно принадлежащую поместью.
И не только доброта побудила Изабель с радостью принять Джейн в дом — это была настоящая паника. Графиня медленно угасала, обезумев от горя и беспросветности. Слуги ушли. Джеймсу требовались забота и питание. А у Изабель не было ничего. Она предложила Джейн работу и приобрела самую преданную служанку. Самую верную подругу.
В течение нескольких недель Изабель приняла решение открыть двери Таунсенд-Парка и для других. Пусть она не смогла быть хорошей дочерью или хорошей женой, но она в состоянии позаботиться, чтобы у других женщин, оказавшихся в сложном положении, было место, где они могли бы достойно и благополучно жить. Несколько удачно отправленных писем привели к ней Гвен и Кейт, а после этого уже не было необходимости рекламировать свое местоположение. Девушки сами находили их. Таунсенд-Парк был переименован в Минерва-Хаус, и слава его приглушенным шепотом распространилась по всей Британии. Девушки, попавшие в беду, знали, что, если удастся добраться до его дверей, они окажутся в безопасности.
Судьба этих девушек стала для Изабель главной целью. Она хотела защитить этих несчастных, зачастую подвергавшихся жестокому обращению женщин, дать им шанс устроить свою жизнь.
Доказать, что она представляет собой нечто большее, чем видят в ней окружающие.
Чувствовать себя нужной.
Не все девушки остались с ними. За семь лет, прошедших с появления Джейн, они повидали десятки девушек, приходивших и уходивших под покровом ночи, не сумев отказаться от жизни, от которой бежали. Они уходили, чтобы устроить свою собственную жизнь. Изабель с радостью помогала им осуществить свои мечты. Это были швеи, трактирщицы и даже жена викария с севера.
Они были ярким доказательством того, что она не одинока. Что у нее есть цель в жизни. Что она представляет собой нечто большее, чем нежеланная дочь отъявленного мерзавца. Что она вовсе не эгоистичное дитя, как обвиняла ее когда-то мать.
В памяти ее всплыло прекрасное лицо лорда Николаса. То, как его великолепные зубы сверкают белизной на фоне опаленной солнцем кожи. Как уголки его полных мягких губ изгибаются вверх в самоуверенной многообещающей улыбке. Как взгляд голубых глаз так и подбивает рассказать ему все.
Этот мужчина и в самом деле очень опасен. Но недаром говорят: помяни черта, а он уже здесь. Внезапно за спиной Изабель раздался знакомый мужской голос:
— Мне следовало догадаться, что я найду вас на крыше.
У Изабель сердце подпрыгнуло до самого горла при этих словах. Глазами, полными ужаса, она посмотрела на Джейн, которая мгновенно опустила голову, как положено добропорядочной служанке, сосредоточившись полностью на своем занятии.
Нужно держать себя в руках, иначе их раскроют. Не имея другого выхода, Изабель обернулась к лорду Николасу, который как раз вылезал из чердачного окна.
«Кто разрешил ему подниматься сюда?»
Она молча наблюдала, как нога в огромном ботфорте неуверенно шагнула к ней, опасно опустившись на черепицу. Если мужчина не проявит осторожность, то еще больше повредит чертову крышу.
— Стойте!
Надо отдать ему должное, он остановился.
— Я… — Изабель взглянула на Джейн, которая покачала головой, ясно давая понять, что от нее нечего ждать помощи, и продолжила: — Я сейчас подойду к вам, милорд!
Поднявшись на ноги, она торопливо пересекла крышу со всей возможной осторожностью и подошла к нему.
— Милорд! Что привело вас на крышу? Вам что-то нужно?
— Нет, — протяжно произнес он, неимоверно растянув единственный слог, окидывая ее внимательным взглядом, нарочито разглядывая ее наряд.
Боже милостивый! Она в мужской одежде. Это никуда не годится.
Изабель скрестила руки на груди, не обращая внимания на то, что щеки ее пылают жарким румянцем.
— Не ожидала, что вам вздумается присоединиться ко мне, лорд Николас, — язвительно сказала она.
— Понятно. Хотя, должен признаться, я несколько удивлен, что вы в таком виде показываетесь перед слугами. — Он указал на Джейн, которая, низко опустив голову, продолжала укладывать черепицу.
— Может, вернемся в дом? Наверное, вы не откажетесь от чашечки чаю? — поспешно сказала Изабель, словно пытаясь побыстрее выставить его с крыши, из своего дома и, лучше всего, вообще из Йоркшира.
— Зачем же спешить?
— Милорд?
— Я бы предпочел обследовать эту крышу, которая настолько завладела вашим вниманием. Надеюсь, вы позволите мне осмотреть место ремонта, миледи?
— Конечно. — Изабель обернулась к Джейн — следовало срочно удалить эту женщину с крыши. — На сегодня достаточно. Ты можешь идти.
Джейн вскочила как ошпаренная и ринулась к чердачному окну, словно в нем заключалось ее спасение, и быстро скрылась.
Глядя ей вслед, Изабель обдумывала свое положение. Хотя ее никогда не учили светским правилам и манерам, она была твердо уверена, что крыша — совершенно неподходящее место для беседы с представителем противоположного пола.
— Мне не нравится, что вы расхаживаете по крыше, — заметил Николас.
Ряди всего святого! Она ведь не просила его присоединяться к ней здесь, в столь «несветской» обстановке.
— Ну что ж, учитывая, что это моя крыша… Не понимаю, каким образом мое пребывание здесь касается вас хоть в малейшей степени.
— Но вы же можете упасть с нее.
Она подняла ногу, показывая ему свои башмаки.
— У меня отличные подошвы.
Его взгляд пробежал по ее ноге, от конца брючины вдоль обтянутой чулком стройной икры до ступни, и это пристальное внимание внезапно смутило ее. Она мгновенно опустила ногу, и скрип черепицы подчеркнул это движение. Одна ее рука нервно взлетела к волосам, туго стянутым на затылке.
— Полагаю, нам лучше спуститься в дом.
Ник передвинулся и уселся на конек крыши. Осматривая работу, которую они проделали с Джейн, он спросил:
— Почему вы ушли от меня вчера в студии?
Такого вопроса она не ожидала.
— У меня нет времени прохлаждаться с вами в студии, лорд Николас. У меня слишком много дел.
— Должен ли я напомнить, что это вы попросили меня позаботиться о вашей коллекции? Так почему же вы сбежали из студии?
— Я… у меня не было выбора.
Она думала, что он продолжит наседать на нее, но в ее тоне, должно быть, проскользнуло что-то, отчего поток вопросов прекратился.
Наступило довольно продолжительное молчание, после чего он сменил тему.
— Я думаю, вам следует рассказать, почему вы ремонтируете крышу.
Она слегка пожала плечами.
— Я уже говорила, милорд. Она течет. Что очень неприятно, когда идет дождь. И поскольку мы в Британии, дожди здесь не редкость.
Он обхватил рукой согнутое колено и оглядел простирающиеся вокруг земли, не обращая внимания на ее отчужденный тон.
— Вы нарочно делаете вид, будто не поняли моего вопроса. Вижу, что у меня нет выбора, кроме как использовать единственно доступное мне средство. — Он вздохнул и процитировал: — «Волюптас, дочь Купидона и Психеи, изготовлена из розового мрамора из Мергоццо, территории в Альпах, получившей известность именно благодаря этому».
— Эта статуя не розовая. И она не итальянская.
Он перевел на нее взгляд, и она утонула в сверкающей голубизне его глаз, прежде чем заметила конвульсивное подергивание мышц на его щеке и задумалась, что бы это могло значить.
— Статуя сделана из розового мрамора из Мергоццо, — медленно повторил он, словно она была умственно отсталой. — Розовый мрамор не всегда розового цвета. И эта скульптура не итальянская. Она римская. Это римская богиня.
Изабель поняла, что он делает — вынуждает ее ответить на вопрос о крыше с помощью сведений о статуе.
Если он прав, ей придется все ему открыть.
— Должно быть, вы ошибаетесь, — сказала Изабель, не заботясь о том, что обижает его этими словами.
— Уверяю вас, это так. Волюптас почти всегда изображают увитой розами. К тому же ее лицо ясно подтверждает это.
— Вы не можете определить богиню по лицу, высеченному из мрамора, — усмехнулась Изабель.
— Волюптас легкоузнаваема.
— Я никогда даже не слышала об этой богине, а вы знаете, как она выглядит?
— Это богиня чувственных наслаждений.
У Изабель округлились глаза. Она так и не нашлась что ответить.
— Ее лицо выражает так много. Наслаждение, блаженство, страсть, экстаз…
— Да, понимаю, — прервала его Изабель, заметив смешинки в глазах. — Вам очень весело, не правда ли?
— Невероятно. — Он улыбнулся, и Изабель с трудом удалось сдержать ответную улыбку. Она хмуро посмотрела на него, и он рассмеялся. Его смех звучал вполне доброжелательно.
— Ну же, давайте, леди Изабель, садитесь рядом со мной и расскажите мне повесть о крыше, которая требует ремонта.
Она не смогла устоять и сделала как он просил.
Когда она уселась, он не взглянул на нее, а продолжал смотреть на палисадник перед домом в направлении дороги. После продолжительного молчания он тихо спросил:
— Почему вы сами ремонтировали крышу? И никто, кроме дворецкого, не помогал вам?
Изабель глубоко вздохнула. Теплый летний ветерок мирно овевал их, свободный от оков здесь, высоко на крыше, где ему не мешали деревья или здания. Отметив нарастающую влажность в воздухе, предупреждающую о надвигающейся грозе, девушка пожалела о том, что тучи еще не подошли и у нее нет возможности избежать ответа на его прямой вопрос. Оставалось только сказать правду.
— Я не могу позволить себе нанять кровельщика, — просто сказала она, глядя вниз и сметая воображаемую пыль с одной из теплых черепичин под ними. — У меня нет средств пригласить опытного мастера. У меня нет надежного мужчины, которому я могу доверять.
— А как же лакеи?
«Ну что ж, милорд, начнем с того, что все они женщины».
— Они заняты выполнением собственных обязанностей. — Она слегка пожала плечами. — Я сама могу научиться чинить крышу не хуже любого другого.
Он долго молчал, и она, в конце концов, посмотрела на него, отметив понимание в его глазах — проницательных глазах цвета ясного летнего неба. Этот дурацкий журнал оказался прав. Их цвет был изумительно красив.
— Большинство леди вашего ранга, однако, не учатся чинить крышу. Им как-то ни к чему…
Она смущенно улыбнулась при этих словах:
— Действительно. Но большинству леди моего ранга не приходится делать многого из того, чем вынуждена заниматься я.
Он посмотрел на нее, и она уловила восхищение в его взгляде.
— Охотно верю. — Он покачал головой. — Определенно во всем королевстве не найдется другой графской дочери, столь же бесстрашной, как вы.
Изабель отвела взгляд. «Не бесстрашной, а отчаявшейся».
— Ну, я бы сказала, что, если бы нашелся второй такой граф, как мой отец, вполне возможно, была бы еще одна графская дочь, подобная мне. Можете поблагодарить каждого из богов в коллекции, что такой граф-расточитель был всего один.
— Значит, вы осведомлены о делах своего отца?
— Не в деталях, конечно, но, даже находясь в глуши Йоркшира, ребенок кое-что слышит.
— Мне очень жаль.
— Не стоит. — Она покачала головой. — Он покинул нас семь лет назад; Джеймс его едва знал, а я с тех пор с ним больше не виделась.
— Тогда мне еще больше жаль. Я знаю, каково это — терять родителей по иной причине, чем смерть.
Изабель встретилась с ним взглядом и поняла, что он говорит правду. На мгновение мелькнула мысль: что это за история?
— Отсутствие отца вовсе не было для нас большой потерей. Нам гораздо лучше жилось, когда он не торчал здесь, подавая дурной пример.
Лорд Николас наблюдал за ней довольно долго, так что ей стало неловко под его все понимающим взглядом и она переключила внимание на темнеющее небо.
— Не буду отрицать, что какие-то средства пришлись бы весьма кстати.
— Он вам ничего не оставил?
Изабель замкнулась. Она готова была признать свое тяжелое финансовое положение, но не обсуждать его. Она не хотела, чтобы ее жалели. Похоже, он относился к тому типу мужчин, кто станет требовать большего. Захочет помочь.
А она не могла позволить себе пойти на это.
Изабель провела пальцем по изгибам черепицы, чувствуя ломоту в плечах. Вновь вернулась тревога, оставившая было ее в последние несколько минут, на тот краткий момент, когда она поделилась своими трудностями — когда ей показалось, что это вполне уместно.
Но ее бремя не из тех, что можно разделить. Она твердо усвоила главный урок — обнищавшее поместье и полный дом неудачниц вряд ли способны вызвать интерес у светских джентльменов, не говоря уже о желании принять участие в их делах.
В особенности у богатых успешных лордов, проездом оказавшихся в Йоркшире.
— Коллекция стоит больших денег, Изабель.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить его слова, далекие от ее мыслей.
— В самом деле?
— Без сомнения.
— Достаточно, чтобы… — Она умолкла. Было столько вариантов закончить фразу… Достаточно, чтобы купить дом? Чтобы заботиться о девушках? Отправить Джеймса в школу? Восстановить доброе имя Таунсендов, после того как долгие годы разгула и распутства повергли его в грязь?
Изабель не могла упомянуть ни об одной из этих задач, не открывая своих секретов, поэтому промолчала.
— Достаточно, чтобы починить эту крышу, и намного больше.
Она судорожно вздохнула, испытав почти невыносимое облегчение.
— Слава Богу.
Ее шепот был едва слышен, затерявшись во внезапном раскате грома, заставившем ее вздрогнуть и теснее прижаться к сидящему рядом мужчине, здесь, на самой высокой точке Таунсенд-Парка. Чувствуя тепло его тела, она повернулась и взглянула на него. Он пристально смотрел на нее. В его изучающем взгляде читалась опьяняющая смесь опасности и любопытства. От этого пульс ее участился, словно Николас мог заглянуть к ней глубоко в душу и обнаружить все, что она так долго скрывала.
Возможно, это было бы не так уж ужасно.
Она понимала, что это признак слабости, но не могла отвести от него взгляд. Его глаза были такими голубыми, понимание в его взгляде так притягивало… Почти достаточно, чтобы заставить ее забыть все свои правила.
У нее не было шанса устоять перед искушением.
Но тут небеса разверзлись и вмешались высшие силы.
