Глава 16

Саймон ощущал себя актером, вышедшим на театральную сцену в неизвестной ему пьесе. Он не был уверен в том, что должен произносить именно эти строки, и пытался поймать подсказку других членов труппы.

Но в его труппе была еще только одна актриса, и она слишком скупилась на намеки, чтобы он мог чувствовать себя непринужденно.

Уже три дня они жили в одном доме, ели за одним столом, спали в одной постели. После завтрака они отправлялись по своим отдельным делам… Саймон продолжал кампанию по умиротворению упрямой Изабеллы, или работал с Фоксуортом и сэром Эйдрианом, или же отправлялся для разрядки напряжения в боксерский зал Джентльмена Джексона. А Люси с мисс Мэтьюз занималась покупками и другими дамскими делами. Однако они больше не встречались на одних и тех же светских приемах… Он посещал все балы и рауты, где мог найти Изабеллу. Люси появлялась в «Олмаке» вместе с мисс Мэтьюз, а также на разных других обедах и вечерах, где светские дамы искали женихов для своих дочек.

Они вели раздельную жизнь днем, а ночью сходились со жгучей страстью, почти отчаянной по накалу.

Казалось, все шло именно так, как он хотел, в точности как представлял себе свою жизнь, когда собирался жениться на Люси. Но он эту жизнь ненавидел.

Теперь, когда Люси была известна вся правда о нем, она тщательно заботилась о том, чтобы он мог свободно и спокойно выполнять свою миссию. Сэр Эйдриан пережил первоначальную тревогу по поводу посвящения Люси в тайну их работы и теперь одобрял нынешнее состояние дела. Фоксуорт больше не осыпал его колкостями и настояниями отправить Люси домой, а вместо этого направил всю свою энергию на расшифровку французского сообщения. Но ключ к разгадке пока не давался ему в руки. Саймон сосредоточил усилия на смягчении недовольства Изабеллы и медленно возвращал себе расположение этой дамы. Все двигалось в нужном направлении… как и должно было быть.

А он был несчастен!..

Он вошел в столовую, еще не успев проголодаться, и замедлил шаг, увидев, что Люси уже сидит за завтраком. Когда он приблизился, она как раз отрезала кусочек сосиски, и он не мог не вспомнить то утро после ее приезда… Тогда она бросила в него сосиской. Лицо Платта стало серо розовым при виде жирного пятна на его безупречном сюртуке, но Саймон с нежностью вспоминал эту отметину, потому что она была частью игривой интерлюдии с его женой.

Но Люси больше никогда не смеялась. Она лишь улыбалась, вежливо и сдержанно. Она больше не поддразнивала его, не пыталась вовлечь в глупые игры, считая их недостойными его графского титула. Единственное время, когда он мог уловить былую проказливость в ее взгляде, было в постели, когда они забывали обо всем, сплетаясь в объятиях.

Но даже и тогда все было по другому. Что то пропало, ушло… словно она глубоко запрятала от него какую то часть своей души. И это очень его тревожило.

Она посмотрела на него, когда он накладывал себе на тарелку яичницу и мясо.

– Доброе утро, Саймон.

– Доброе утро, Люси.

Так вежливо. Так пристойно. Они являли собой образец хороших манер… отличного удобного брака по расчету. Он шваркнул тарелку на стол так, что запрыгали серебряные приборы, и заслужил вопросительный взгляд жены.

– Прости.

Он наблюдал, как она вернулась к своей трапезе, изящно отправляя каждый кусочек сосиски себе в рот. Ее манеры одновременно очаровывали и раздражали его.

Неужели она хотела именно этого? Этой стерильной вежливости? Он не мог поверить, что Люси, на которой он женился, способна примириться с таким состоянием дел. Куда делась та страстная женщина, что так рьяно радовалась самой мысли о сердечном браке? Возможно, она так же не знала, как справиться с новой ситуацией, как и он?

Мысль об этом несколько его ободрила, хоть и ненадолго. Если она была растеряна так же, как он, тогда у них сейчас много общего.

– Миссис Нельсон ожидается в городе завтра, так что я рассчитываю, что уже в среду смогу вернуться в Девингем, – сказала Люси.

Он со звоном положил вилку на стол.

– Я полагал, что ты собиралась остаться на две недели.

– Ты сказал мне, что я могу оставаться до тех пор, пока не вручу миссис Нельсон ее наследство. Когда я разговаривала с ее дворецким, мне было сказано, что она уехала в Шотландию на две недели, то есть вернется во вторник второй недели. Завтра вторник.

– Ты не обязана уезжать. – Он хотел дотянуться и коснуться ее руки, но холодное выражение ее лица отвергло такую попытку.

– Я думаю, что так будет лучше. – Она опустила глаза и отрезала еще кусочек сосиски.

Он махнул рукой слугам, чтобы они оставили комнату и, когда они остались одни, сказал:

– Я думал, что тебе нравится в городе.

Грустная улыбка изогнула ее губы, и она призналась:

– Это было весьма познавательно. И я буду скучать по Джин. Но мне кажется, что лучше будет вернуться домой. После того как исполню свой долг.

Он не осмелился просить ее. Ответив ей неохотным кивком, он вернулся к завтраку.

– Как пожелаешь. Однако я хочу, чтобы ты понимала: тебе больше нет никаких причин запираться в Девингеме. Ты можешь свободно остаться здесь со мной и наслаждаться лондонским сезоном.

– Это звучит чудесно, – вздохнула она. – Но, Саймон, мы оба знаем, что я не могу наслаждаться сезоном вместе с тобой.

Он до боли сжал в пальцах вилку и нож.

– Ты же понимаешь, как важна моя работа.

– Понимаю, – кивнула она. – И я покидаю тебя только ради нее. Но пожалуйста, не проси меня следовать за тобой по Лондону, как потерянного щенка, когда весь свет шепчется насчет твоего ухаживания за миссис Монтелуччи.

Стыд мгновенно захлестнул его. Как мог он не сознавать этого?

– Извини меня. Я не задумывался о том, что сплетни по прежнему могут тебя ранить, считая, что ты теперь знаешь правду о моих с ней отношениях.

Люси пожала плечами:

– Так не избежишь слухов и разговоров. Малейший поступок вызывает бурные пересуды, а когда недавно женившийся муж ухаживает за экзотической иностранкой, к тому же вдовой, это лакомый кусочек для сплетен. Лишь подливает топлива в огонь.

– Если бы у меня был выбор…

– Я знаю. – Она встала из за стола. – Извини меня, Саймон, но я должна приготовиться сопровождать леди Уэксфорд и Джин к миссис Эвершем на поэтические чтения.

– Поэтические чтения? Мне бы хотелось сопровождать тебя туда.

Она приостановилась и сжала руки на спинке стула.

– Не думаю, Саймон, что твоему делу пойдет на пользу, если увидят, что ты сопровождаешь жену на такое бесцветное развлечение.

– Пропади все пропадом, – рявкнул он. – Мне не хватает твоего общества, Люси.

Настороженное выражение ее лица смягчилось.

– У нас обоих есть свои обязанности. Моя – доставить шкатулку миссис Нельсон, а затем вернуться в Девингем, где мне и надлежит быть. Твоя – добиться расположения этой женщины, чтобы выполнить свою служебную миссию.

– А что после? Что произойдет потом? Это задание насчет Изабеллы – вещь временная. Потом же нам с тобой предстоит вести нормальную жизнь мужа и жены.

– Я не могу так далеко заглядывать в будущее. Воображения не хватает, – отмахнулась Люси небрежным движением руки. – После того как мы выполним наши поручения, мы и решим, что станем делать.

– Я хочу большего. – Он стукнул кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули. – Хочу проводить больше времени с тобой.

– Времени как раз у нас нет. Увижу тебя за обедом, Саймон. – Прямая и непреклонная, она покинула комнату.

Он мрачно уставился на недоеденную сосиску на ее тарелке. В голове крутились образы Люси, с изящной точностью разрезающей мясо и затем грациозным движением отправляющей его в рот. Одно это воспоминание заставило его возбудиться… Впрочем, все в ней его возбуждало.

Быстрым движением он схватил ее тарелку и со всей силы швырнул ее в дальнюю стену.

Фарфор с грохотом раскололся. Слуги с громкими криками тревоги поспешили вернуться. Он смотрел на жирное пятно на обоях, не слушая вздохов сокрушенных слуг над осколками.

Как может она оставаться такой спокойной? Неужели она больше не ощущает их взаимного притяжения? Неужели он ее теряет?

Он рассказал ей правду, но этим, казалось, оттолкнул ее еще дальше от себя. Блаженное неведение привело к нему игривую и страстную жену, готовую драться за его внимание против другой женщины. А полная откровенность превратила ее в женщину, сомневающуюся в нем, готовую охотно проводить время вдали от него. Только в постели Люси оставалась той, какую он узнал в первые несколько дней после ее приезда в Лондон.

Неужели она думает, что он этого не замечает? Не видит в ее глазах настороженности каждый раз, когда говорит с ней? Она не знает, чему верить, а он не знает, как убедить ее в своей искренности. Ее подозрительность резала его как ножом.

Не обращая внимания на суетящихся вокруг осколков слуг, он покинул столовую.

Чего бы он только не сделал, чтобы повернуть время вспять, к тому моменту, когда две недели назад на пороге появилась его наивная молодая жена. Он был дурак, не понявший, какой драгоценный дар ему преподнесла судьба. Он снова и снова отталкивал ее, а она возвращалась, стремясь бороться с ним за них двоих. Но теперь она, кажется, сдалась. Что ж, отлично. Если она не хочет бороться за то, что было у них, он сам примет на себя эту функцию. Хотя в эту минуту совершенно не представлял, как убедить ее поверить ему, и не решался просить совета в этом деле у Фоксуорта.

Эту проблему ему придется распутывать самому. Он осуществил множество опасных миссий для Короны, но ни одной настолько сложной и деликатной. Перед ним стояла задача убедить собственную жену вновь полюбить его.

Люси стояла у окна своей спальни и смотрела на улицу, когда Саймон вышел из дома и сел на лошадь. Он посмотрел вверх на ее окно, и она, отпрянув, спряталась за занавеской. Слеза побежала у нее по щеке.

Когда же закончится эта пытка?

Каждый день он уезжал из дома один. Она не знала, куда он направляется, и не спрашивала его об этом. Она очень живо представляла себе, как он ложится в постель с миссис Монтелуччи, чтобы добыть у нее тот злосчастный список, и хотя знала, что с его стороны это лишь игра и работа, при мысли об этом сердце ее сжималось от невыносимой боли.

Если раньше две недели в Лондоне с мужем казались ей слишком коротким сроком, то теперь время превратилось в адское наказание и тянулось до бесконечности. Она тосковала по миру и покою Девингема, где жизнь ее текла с ровной уютной предсказуемостью. Сколько еще придется ей быть в Лондоне, наблюдая, как муж ее ухаживает за другой женщиной?

Она знала, что муж не предпочитает Изабеллу ей, что у него имеются хорошие достойные причины так себя вести, но она была слишком женщиной и всей душой ненавидела и Бонапарта, и Англию, и политику, виня их в создавшейся ситуации.

Она хотела, чтобы ее муж принадлежал только ей.

Неужели ее можно было считать мелкой и гадкой от того, что она мечтала, чтобы все эти шпионы и их пособники оказались на дне океана?

Впрочем, если бы он ее любил, они могли бы пережить эти трудности не так болезненно. Они могли бы утешать друг друга, и любовь могла бы поддержать их во время этого кризиса.

А вместо этого они проводили часы в неловком молчании или раздельно.

Только ночи – единственно – давали ей надежду, что брак их устоит в это тяжкое время. Ночью он приходил к ней, а иногда она шла к нему. Они никогда не разговаривали, только обменивались ободряющими восклицаниями. Они смотрели друг другу в глаза, но не вглядывались пристально… потому что это могло нарушить деликатное равновесие, которое давала им физическая близость. Они прикасались друг к другу, целовались, обменивались бесконечными ласками… О существовании некоторых из них она ранее и не подозревала… Но всегда между ними оставалась плотно закрытая дверь, и только в моменты наивысшей безудержной страсти открывалась в ней крохотная щелочка.

Но вставало солнце, и эта щелка снова закрывалась. Она шла замуж за этого человека, ожидая, что станет женой и спутницей жизни, подругой, а позже матерью, что между ней и мужем возникнет прочная связь, которая затем перейдет в любовь или по крайней мере в дружбу и уважение. Ей и в голову не приходило, что он может оказаться шпионом, что, кроме той жизни, которую она наблюдала, он ведет скрытую, ей неизвестную.

Она внезапно и довольно грубо очнулась, узнав, что муж, за которого она вышла, вовсе не тот человек. А тот, с кем она сейчас делила жизнь, совсем не похож на мужчину ее идеальных грез. Ее поддерживали на плаву лишь бурные ночи в объятиях друг друга. По крайней мере это у них пока оставалось.

Но жаркая страсть к незнакомцу была слабой заменой союзу душ, о котором она тосковала. Она была вынуждена заново узнавать собственного мужа. И хотя то, что он раскрылся достаточно, чтобы поведать ей правду, можно было считать победой, это как бы отбрасывало ее назад, в то время, когда он начинал за ней ухаживать. И вообще, существовал ли на самом деле мужчина, в которого она начала влюбляться?

И уж точно, она никогда не представляла себе, что станет помогать ему в усилиях привлечь внимание другой женщины.

Ее замутило. Она прижала ладонь к груди и отвернулась от окна. По крайней мере в Девингеме ей не придется смотреть, как он преследует Изабеллу. Она не станет предметом жалости и насмешек. До нее, разумеется, дойдут какие то обрывки сплетен, но там, среди зеленых холмов и лугов, она сможет их игнорировать… с маленькой долей горечи.

Завтра возвращается миссис Нельсон. Чем скорее Люси передаст шкатулку Арминды ее дочери… тем скорее сможет она избыть сердечную боль, уготованную ей в Лондоне.

Саймон прибыл в дом Фоксуорта все еще расстроенный неловким разговором с Люси. Она хотела покинуть его, вернуться в Девингем. Когда то он был бы только рад этому.

Но не теперь.

Его провели в кабинет Фоксуорта и там он обнаружил друга возле буфета с бокалом бренди. Тот поднял от него глаза в тот момент, когда Питерс закрыл дверь за Саймоном. Они прислушались к почти бегущим шагам дворецкого, и Фокс ухмыльнулся широко и ослепительно. Саймон не видел подобного выражения на лице друга уже несколько лет.

– Похож на безумца, – пробормотал Фокс, – но тем не менее отличный дворецкий. Хочешь бренди?

– Кажется, это именно то, что мне надо, – промолвил Саймон, подходя к другу. – Ты сегодня вроде бы в отличном настроении?

– Безусловно, – кивнул Фоксуорт, передавая ему бокал с бренди. – Я нашел ключ к тому зашифрованному сообщению, которое мучило меня последние два дня.

– Отличная новость, Фокс. О чем оно?

– Я еще не закончил перевод. Но, расшифровав первую фразу, почувствовал, что это нужно отпраздновать. – Он хлопнул Саймона по плечу. – Пошли, давай прочтем, что говорят французы.

– Веди, Вергилий.

Фоксуорт уселся за письменный стол и поставил бокал среди бумаг, раскиданных по столешнице. Саймон остался стоять рядом и, прихлебывая бренди, смотрел, как Фоксуорт придвигает к себе лежащий сверху документ.

– Давай ка посмотрим… «Дорогие друзья, сообщаю вам хорошие новости. Наша численность снова умножилась. Слухи оказались ложными, и наши враги вновь ощутят на себе укол императорского…» Что? А а… «императорской стрелы. Пусть трепещут его враги. Антуан Ла Рю»… – Он остановился.

– Что там насчет Антуана Ла Рю? – переспросил Саймон, придвигаясь ближе и вглядываясь через плечо друга в неразборчивые строчки.

– Это не может быть правильным. – Фоксуорт, что то бормоча себе под нос, стал копаться в своих бумагах и сравнивать один листок с другим.

– В чем дело? – Встревоженный Саймон поставил свой бокал бренди на стол рядом с бокалом Фоксуорта. – О чем там?

Фоксуорт, не обращая на него внимания, перечитывал одну страницу за другой и продолжал бормотать что то, но так невнятно, что Саймон ничего не мог разобрать. Наконец Фоксуорт отшвырнул одну страницу, потом другую, наконец схватился за третью и стал проглядывать ее с той же быстротой.

– Ад и все его дьяволы!

– Фокс?!

– Должно быть, так. Ад кромешный и все его дьяволы!

– Ты это уже говорил. Теперь объясни, что в этом чертовом письме?

Фоксуорт мрачно посмотрел на него и снова взял в руки один из листков.

– «Дорогие друзья, сообщаю вам хорошие новости. Наша численность снова умножилась. Слухи оказались ложными, и наши враги вновь ощутят на себе укол императорской стрелы. Пусть трепещут его враги…» – Он тревожно посмотрел на Саймона. – «Антуан Ла Рю жив».

– Что?! – воскликнул Саймон и потянулся к странице, но тут же понял, что все равно не сможет ничего прочесть. – Ты, должно быть, ошибся.

– Разве ты не видел, как я только что перепроверил расшифровку? – Фоксуорт отпихнул бумаги в сторону и устало откинулся в кресле. Досада исказила его черты. – Ошибки нет. Антуан Ла Рю жив.

– Что это означает для нас? – Саймон нервно заходил по комнате. – Где он? Знает ли об Изабелле и том самом списке?

– Разве я похож на гадалку? Мы можем только рассуждать и предполагать. Подожди! – Фокс стал быстро перебирать бумаги. – Где же этот рапорт о смерти молодого продавца?

– Продавца книжной лавки?

– Ну да. Эндрю, как его там… А а, вот он. Эндрю Чандлер был найден убитым на задворках таверны «Три собаки», около доков. – Крепко сжав губы, Фокс передал рапорт Саймону. – Ему перерезали горло. Очень точный разрез яремной вены – от уха до основания шеи.

– Убийство не новость в этом квартале, – пробормотал Саймон, проглядывая рапорт, – но давай обратим внимание на тот факт, что молодой человек, связанный с любовницей Ла Рю, убит в излюбленной манере Ла Рю? Причем именно тогда, когда мы получаем известие, что Ла Рю жив.

– Я в совпадения не верю, – произнес Фокс, забирая рапорт обратно и бросая его в кучу бумаг на столе. – Думаю, что велик шанс того, что Ла Рю сейчас в Англии.

– И отслеживает Изабеллу, – промолвил Саймон, поглаживая подбородок. – Он мог прослышать, что она решила продать список.

– Или он мог быть с самого начала участником заговора.

– Она могла бы продать список…

– После чего, получив деньги, они легко скрылись бы.

– Будь оно все проклято! – Саймон снова начал мерить шагами комнату. – Или он ее партнер в этом деле, или приехал сюда для участия в аукционе. В этом случае мы списка никогда не получим!

– Нам необходимо узнать, кто входит в этот список. Там может быть любое имя… в том числе твое и мое.

– Понимаю.

Если его имя там присутствует, означает ли это, что опасность грозит и Люси? Саймон постарался задвинуть эту мысль подальше. Сейчас он должен полностью сосредоточиться на возникшей проблеме. Если он продолжит думать о Люси, он не сможет уделить все внимание работе и в конечном итоге поставит под удар и жену.

– Ла Рю – это кровавый призрак и был таким даже до слухов о его смерти, – заметил Фокс. – Никто и никогда не смог его найти. Изабелла – наш лучший шанс. Делай, что хочешь, но ты обязан снова войти к ней в доверие. Теперь время не ждет.

– А что насчет смерти продавца книжной лавки? – поинтересовался Саймон. – Как он встраивается в эту историю?

– Полагаю, что он был посыльным. Один из моих людей работает над этим, другой следит за Майклом Стендишем.

– Но все снова возвращает нас к Изабелле, – размышлял вслух Саймон. – Если Ла Рю не участвует в заговоре, у него вполне может быть намерение ее убить. Возможно, она предала его и выкрала список.

– Тем больше у тебя причин подобраться к ней. Он может появиться на аукционе…

– Этот аукцион – средоточие всех интересов в этом деле. Хотел бы я, чтобы существовал иной способ выяснить все, не прибегая к романтическим уверткам.

– Все остальное мы перепробовали раньше, – напомнил ему Фокс. – Игра уже идет, и сейчас твой единственный путь – это вступить в погоню. Отправляйся к ней домой. Не обращай внимания на ее отказы. Заставь ее видеться с тобой. – Фоксуорт залихватски усмехнулся, как прежний повеса. – Женщины вроде Изабеллы не могут устоять, когда мужчина их добивается и дерется за них.

Вспоминая, с каким удовольствием Изабелла ожидала возможной дуэли между ним и Стендишем, Саймон вынужден был согласиться с многоопытным другом.

– Думаю, ты прав. Я отправлюсь к ней сейчас же.

– Захвати цветы, – посоветовал Фоксуорт, когда Саймон уже был у двери. – Они смягчат ее сердце, даже если перед этим ты хорошенько врежешь дворецкому.

– Вообще то я думал о бриллиантах.

– Еще лучше. Я вижу, ты многое почерпнул из моих советов.

– Я всегда учился хорошо и быстро.